Лермонтов в Москве. Эссе

Глава II
АВТОР НИКОМУ НЕ ИЗВЕСТНОЙ ДРАМЫ «МАСКАРАД»

В конце декабря 1835 года по большому петербургскому тракту неслась тройка. Вот и Черная Грязь, последняя станция перед Москвой. Тройка подкатила к станционной гостинице. Прежде других из дилижанса вынырнул молодой гусар в длинной шинели и стремительно влетел на широкое крыльцо. Пока перепрягали лошадей, вышел на занесенный снегом двор. По расчищенной дорожке направился к дому с вывеской «Трактир». Комната с ярко расписанными стенами была битком набита народом. За столиками сидели мужики в суконных шапках и полушубках, пили чай. На стойке кипел громадный самовар. Сквозь нестройный гул голосов пробивалась знакомая мелодия. «Что в поле за пыль пылит? Что за пыль пылит, столбом валит!…» - пел молодой звонкий голос. Эту песню про татарский полон Лермонтов хотел включить в задуманный в студенческие годы исторический роман о борьбе с татарами. И вот теперь родная Москва встречала его этой песней. Песня вводила в дорогой московский мир, мир его юности. Он был отделен от него тремя петербургскими годами, наложившими тяжелый отпечаток на душу, изменившими характер. «Характер, но не сердце!» - как писал он московским друзьям из Петербурга.

Начинались ранние зимние сумерки, и в окнах деревни кое-где вспыхивал тусклый желтый свет лучины, когда, скрипя полозьями по снегу, возок отъезжал от станции Черная Грязь в Москву.

Закутавшись в шинель, погруженный в раздумья, в почтовой карете сидел автор недавно написанной пьесы «Маскарад». По окончании военной школы Лермонтов создал ее трехактную редакцию. Отданная им на театр, она была возвращена цензором «для нужных перемен». Прибавив еще один акт, Лермонтов, уезжая в отпуск, оставил рукопись другу Святославу Раевскому для представления в цензуру снова и надеялся на благоприятный ответ.

«Маскарад» - вершина юношеского творчества Лермонтова, когда любил он «и бури шумные природы, и бури тайные страстей!». Хоть и написанная в Петербурге, драма эта сочетала основные особенности написанного в Москве. Здесь все та же напряженность умственных исканий, лирическое воодушевление, пафос.

«Маскарад» - романтическая драма, и ее сюжет построен на взлетах и падениях, на стремительных нарастаниях эмоций - это вихрь страстей. Здесь та же мощная волна негодования, которая поднималась в его душе, когда по ночам у себя в мезонине на Малой Молчановке он думал о жизни. Всю накопившуюся силу протеста против насилия, лжи, несправедливости, царящих в мире, он воплотил тогда в образе Демона.

Герой «Маскарада» Евгений Арбенин - человек с демонической душой, тот же Демон, что и пролетавший по голубому небу над грешною землей. Но Демон, по воле автора, превращен в человека и сведен на эту «грешную землю». Тот, небесный Демон, залетает в монастырь, этот, земной, вращается в петербургском высшем свете. Одного такого героя было бы достаточно для цензурных запрещений. Но тут возникают еще не менее опасные темы, как воспитание характера обстоятельствами, с которыми мы уже встретились в «Испанцах», и тема порочности николаевской действительности, развращающей людей, да к тому же высший петербургский свет.

В «Маскараде» есть гениальный по лаконизму диалог, из которого, как из зерна, вырастает реалистический сюжет драмы. «Вы человек иль демон?» - спрашивает князь Звездич Арбенина. И тот отвечает: «Я? - игрок» (д. II, сц. 4).

М. Ю. Лермонтов.

Портрет работы художника П. Заболотского. 1837.

Николаевская действительность морально разлагала. Это особенно сильно сказывалось в столице. Будущий московский профессор Грановский, в то время студент Петербургского университета, писал в 1833 году: «Я вижу столько глупых плутов, что часто у меня является желание сделаться негодяем или застрелиться… Подожду несколько лет, и, если судьба ничего не пошлет мне в эти годы, я расквитаюсь с нею». Пустота жизни способствовала широкому распространению карточной игры. «Жить тошно… всякий день слышишь что-нибудь неприятное. Тут невежды со всех сторон ставят преграды просвещению, там усиливается шпионство… Бостон есть лучший опиум и действует вернее всех других мер», - записал будущий декабрист Николай Тургенев в своем дневнике в годы сравнительно с николаевскими более либерального александровского царствования. «Садимся мы… и загорелся бой!» - говорит Евгений Арбенин. Свой пыл души, свои кипучие, бурные силы, одаренный умом, «талантами большими», он растрачивал в игорном доме.

Тема карточной игры и до и после Лермонтова привлекала внимание русских писателей. В середине 30-х годов Пушкин написал «Пиковую даму», вышедшую в свет, когда Лермонтов начинал работу над «Маскарадом», а Гоголь комедию «Игроки», появившуюся, когда Лермонтова уже не было в живых. Об «Игроках» писал позднее и Достоевский.

В центре драмы Лермонтова гигантская фигура Евгения Арбенина. Как во всякой романтической драме, исповедь-монолог служит и в «Маскараде» основным приемом для создания образа главного героя. Несмотря на всю свою романтическую приподнятость, монологи Арбенина просты, естественны, правдивы - это подлинный «рассказ» души.

В одном из таких монологов, раскрывающих внутренний мир героя, Арбенин говорит:

…я все видел,

Все перечувствовал, все понял, все узнал,

Любил я часто, чаще ненавидел,

И более всего страдал!

Как и Демон, Арбенин титан-страдалец. Зарождение этого образа находим в философской исповеди, написанной 11 июня 1831 года:

Под ношей бытия не устает

И не хладеет гордая душа;

Судьба ее так скоро не убьет,

А лишь взбунтует…

С такой душой ты бог или злодей…

«С такой душой» - герой «Маскарада». В одном из своих монологов Арбенин говорит: «Везде я видел зло и, гордый, перед ним нигде не преклонился». После того как разлетелись его мечты, он «…испытал // Все сладости порока и злодейства…». Но когда говорит он о любви к Нине, возрождается пылкий юноша. Как и в поэме «Демон», в драме «Маскарад» - тема любви, возвращающей к добру.

Лермонтов не раскрывает, в чем состояли «буйные надежды» и чем были наполнены «пламенные дни» московского юноши Евгения Арбенина, но его монолог невольно заставляет вспомнить монолог Юрия Волина из драмы «Menschen und Leidenschaften». Объясняя своему товарищу, которого он несколько лет не видел, причины происшедшей в нем перемены, Волин говорит: «…я не тот Юрий, которого ты знал прежде, не тот, который с детским простосердечием и доверчивостью кидался в объятия всякого, не тот, которого занимала несбыточная, но прекрасная мечта земного, общего братства, у которого при одном названии свободы сердце вздрагивало и щеки покрывались живым румянцем…» (д. I, явл. 5). Такие же высокие идеалы могли быть когда-то и у Евгения Арбенина.

Хрупкая душа Владимира Арбенина разбилась, у Евгения Арбенина душа «кипучая как лава», и он выжил в мире зла. «Величайшее добро и зло - два конца одной и той же цепи», - писал Лермонтов в своем юношеском романе «Вадим». На одном конце этой цепи московский юноша Владимир, на другом - Евгений Арбенин.

Завязка драмы «Маскарад» происходит на маскараде в доме Энгельгардта. В. В. Энгельгардт - внук одной из сестер Потемкина, устраивал публичные маскарады в своем доме на Невском проспекте. На этих маскарадах бывала самая разнообразная публика. Их посещало и светское общество. Петербургский почт-директор Булгаков писал своему брату в Москву на масленицу 2 марта 1834 года: «Вечером маскарад у Энгельгардта в доме, на коем государь и великий князь. С Ольгою (кн. Долгорукая, дочь московского Булгакова) государь парировал [держал пари], что узнает и, встретя меня, сказал, что выиграл. Чтобы не дать себя узнать, Ольга ко мне не подходила. Она была с Юсуповой». «Я не могу понять», - писал возмущенный цензор Ольдекоп, - как мог автор бросить следующий вызов костюмированным в доме Энгельгардта:

Я объявить вам, князь, должна,

Что эта клевета нимало не смешна.

Как женщине порядочной решиться

Отправиться туда, где всякий сброд…

В обществе этого «сброда» появлялся Николай I и его дочери. Не менее возмущала цензора и сцена в игорном доме. Арбенин бросает Звездичу, князю и офицеру, в лицо карты и называет его подлецом и шулером. Цензор считал, что «даже и с изменениями пьеса вряд ли сможет быть пропущена». Действительно, и в четырехактной редакции драма была снова запрещена «по причине слишком резких страстей и характеров и также потому, что в ней добродетель не достаточно награждена». Цензор писал, что «автор не счел необходимым сделать надлежащие выводы» из требований Бенкендорфа изменить пьесу «…так, чтобы она оканчивалась примерением…» супругов. «В новом издании мы находим те же самые непристойные нападки на костюмированных в доме Энгельгардта, те же дерзости против дам высшей знати. Автор пошел на то, чтобы присоединить новый конец, не тот, какой был, но далеко не такой удачный, какой ему указывали». В трехактной редакции пьеса кончалась смертью Нины, теперь Арбенин, узнав, что ошибся и отравил невинную, сходит с ума. «Драматические ужасы наконец прекратились во Франции; так неужели их хотят возродить у нас?» - кончает цензор свой доклад. Но об этом новом запрещении Лермонтов еще не знал, когда ехал в отпуск, и мы оставим его в дилижансе, подъезжающем к Москве.

«Маскарад» на сцене он так и не увидит. Только через одиннадцать лет после его смерти пьеса была поставлена в Александрийском театре. Но в каком виде! Не драма «Маскарад», а «сцены, заимствованные из комедии Лермонтова», четвертая часть всей драмы, откуда изъята вся острота содержания. Не удалось сыграть Арбенина и Мочалову, как он ни добивался постановки «Маскарада» в свой бенефис 1843 года, уже после того, как драма была напечатана в 1842 году. Впервые «Маскарад» целиком увидел свет рампы лишь в 1862 году в родной Москве, на сцене Малого театра. Но лишь в XX веке он прочно войдет в репертуар театров, в сокровищницу русской драматургии.

Лермонтов пробыл в Москве только три дня, он спешил в Тарханы, где ждала его бабушка встречать Новый год. И никто в Москве так и не узнал, что приезжал автор только что написанной знаменитой в будущем драмы «Маскарад». В нем видели просто гусарского офицера, родственника Столыпиных. А с той, которую любил и продолжал любить, ему так и не удалось поговорить наедине. Встреча была мучительна для обоих. Секрет ее замужества остался для него не раскрытым.

С утра начиналась метель. Ему советовали подождать, но он не согласился. Лермонтов думал о Вареньке. В снежной пурге представлял ее лицо, но не таким, каким только что видел, а каким вспоминал все эти годы в Петербурге. Казалось, что любил ее по-прежнему чистым, высоким чувством. Но тут же поднималось и другое, темное. Хотелось втоптать в грязь повергнутый кумир. Это был вихрь противоречивых ощущений.

Московские впечатления послужили толчком к созданию неосуществленного замысла. «…Все для нас в мире тайна, - писал он в только начатом произведении, - и тот, кто думает отгадать чужое сердце или знать все подробности жизни своего лучшего друга, горько ошибается. Во всяком сердце, во всякой жизни пробежало чувство, промелькнуло событие, которых никто никому не откроет, а они-то самые важные и есть, они-то обыкновенно дают тайное направление чувствам и поступкам». На сюжет этой «тайны», пытаясь ее разгадать, Лермонтов, приехав в Тарханы, написал драму «Два брата» и позднее начал писать вместе с Раевским роман «Княгиня Литовская». Он оставил его незаконченным, когда ему стала понятна причина замужества Вареньки. Это тот самый роман, в котором говорится о Середникове и где рассказано о его романе с Лопухиной.

Коротенький приезд Лермонтова в Москву в декабре 1835 года - рубеж между двумя периодами творческого пути поэта. По возвращении в Петербург начинается новый этап. Юность осталась позади.

Ужель исчез ты, возраст милой,

Когда все сердцу говорит,

И бьется сердце с дивной силой,

И мысль восторгами кипит? -

писал он, возвращаясь из отпуска.

Поэт вступал в новый творческий период. От лирических исповедей и патетических монологов переходил к всестороннему изображению жизни. Большой юношеский опыт очень помог ему для раскрытия внутреннего мира современного человека.