Лесовик

Глава 7

Я не сразу заметил неладное, а вот Гунька подняла истерику, начав облаивать темнеющую груду. Подойдя ближе, опознал сани. Их загнали по резкий обрыв, наверняка я уже проходил мимо них несколько часов назад и не обратил внимания.

Руками разгрёб снег, в санях пусто. Пара мешков из грубой ткани на досках. А вот что меня насторожило — это пятна крови на деревянной раме. Исследовав место понял, что тут произошло нападение. Кто ехал и что вёз — непонятно. Но груз исчез, пара лошадей из упряжки тоже вблизи не наблюдается, зато я нашёл труп раздетого человека. Его уже скрючило от мороза, но тело ещё не вмерзло в твёрдый наст. На пострадавшем только исподнее бельё и крестик на шее. Покойный был при жизни весьма дородным товарищем. Я с трудом поднял его и уложил в сани. Надо будет вернуться и похоронить его по-человечески.

Неожиданна опять залаяла Гунька, она в стороне нашла что-то интересное и сейчас пытается рыть своими лапками снег.

Присыпанное снежком лежит ещё одно тело. Тоже в одном исподнем, но этот ещё живой. Дышит. Межуясь, я поспорил сам с собой и решил, что нужно попытаться его спасти. Можно, конечно развести костёр и его отогреть. Но у мужика разбита голова, лицо залито кровью, а до деревни, если быстро идти, не так далече.

Я скинул с себя зипун и набросил на раненного.

Остался в одной жилетке, но в принципе замёрзнуть не должен. Сегодня градусов пятнадцать всего. Взвалив тело на спину, я попёр по еле угадываемой дорожке, которую проторил несколько пару часов назад. А когда я взобрался на наш берег, от меня валил пар. Никого не встретив, я быстро добрался до дома.

— Батюшки, — заблажила Акулина, — где же ты его подобрал? Поди разбойник-душегуб какой?

— Не знаю, нашёл сани и тело рядом. А этот лежал в кустах с пробитой головой.

Пока моя хозяйка причитала, я пошёл топить баньку. Не думаю, что пострадавшему помешает прогреться после лежания в снегу.

Когда вернулся, обнаружил, что страдальца уже перевязали и сейчас Акулина пробует втолкнуть ложкой ему между зубов горячий травяной взвар. А тот пока безучастно лежит поленом, не реагируя на раздражители.

Мужичок не производит впечатление, плюгавенький такой. Неопрятная борода до пупа. Наверняка слуга или возчик того тучного господина. Я помог содрать с него обледеневшее бельё и закутать в сухую тряпку. Стёпка с Боженой суетятся рядом, пытаясь поучаствовать. Но от них пока больше вреда. Зато Гунька устроилась в сенях и оттуда контролирует ситуацию.

Я не стал разогревать парную как обычно. Нагрел градусов до пятидесяти и занёс внутрь спасённого. Полежав немного на полке, он застонал и открыл глаза.

— Где я? — вполне закономерный вопрос человека, очнувшегося в незнакомом месте, — так в деревне. Нашёл я тебя часа три назад на реке. Сани пустые, да мужик рядом мёртвый. А тебя моя собака чуть подальше обнаружила. Если бы не она, лежал бы ты там и дальше до весны, пока лёд бы не стаял, — описал я мужичку его перспективы.

В ответ он опять простонал, прикоснувшись к голове и отъехал в долину грёз.

Ну, пожалуй хватит. Согрелся и будя, как бы ни стало хуже от того, что рана на голове опять откроется. Вынеся страдальца в предбанник, я уложил его на стол. А сам пошёл ещё поддать жару и нормально прогреться. Пока я согревался, Акулина привела соседку. Та помогла привести нашего раненного в относительный порядок. Женщины выстригли спутанные волосы на голове и оголили рану. Льняными нитками, вымоченными в какой-то непрозрачной жидкости, зашили кровоточащее темечко. Потом посыпали перетёртыми травками и замотали голову чистой тряпкой. А я по их знаку подхватил мужика на руки как ребёнка и отнёс в избу. Уложил его на пол на медвежью шкуру. Слава бога мужик периодически открывал глаза, но в себя толком не приходил, нам не мешал.

Под утром мужик опять завозился и пришлось помогать Акулине поить его взваром лечебных трав. Затем он заснул, а мне пришлось просидеть в избе до того момента, как он очухается. По идее мне надо бы заняться своим делом. Мне заказали кабанчика, и я даже догадываюсь, где наткнусь на него. Есть тут небольшая ложбинка, поросшая хвощом. Там я и приметил матёрого секача, в нём как минимум килограмм двести. Я даже договорился о лошадке, с помощью которой намеревался вывезти мясо. А тут этот случился на мою голову.

Но оставлять его наедине со старухой и детьми не дело. А ежели он супостат, у него на лбу же не написано, что он хороший и честный человек.

В обед мужик проснулся и я помог ему облегчиться во дворе. Потом Акулина стала кормить пострадавшего мясным бульоном. Ничего, вроде ожил, даже добавки потребовал. А к вечеру попытался встать, только одёжки-то тютю.

Пришлось мне для него пройтись по соседям в поисках исподнего и портов небольшого размера.

— Ну и кто ты будешь, мил человек? — я спокойно смотрю на гостя. Далеко не красавец, возраст неопределённый. Но не старый — это понятно. Зарос волосами, одни глаза сверкают. Неопрятная смолистая борода, на голове из-под повязки выбиваются сальные лохмы. И лучше бы он не открывал свою пасть. Во рту гнилые пеньки зубов, хорошо ежели треть в наличии. Блин, как же он мясо-то будет трескать?

Охота на кабана — не самоё легкое занятие. Животинка имеет отличное обоняние и острый слух. Кабан зверь серьёзный. Обладая заметными физическими кондициями, он умён, осторожен и коварен. Само собой, охота на кабана намного легче, чем на медведя. Но в любом разе желательно не идти одному.

Любая охота начинается с выслеживания, но на сей раз я знаю, где отдыхает после кормёжки моя упитанная цель. Рано утром мы с соседом выдвинулись в сторону леса. Лохматая лошадка послушно тянет сани, рядом бегут две собаки. Не лайки, конечно, но я уже имел удовольствие охотится с ними. Вполне умные помощники.

К ложбинке подхожу осторожно, стараясь не шуметь. Первуша остался у кромки густых зарослей с санями, а я в сопровождении собачек подкрадываюсь к месту будущей охоты. У кабанчика утренняя кормёжка, это слышно с приличного расстояния. Он не стесняясь роется в зарослях хвоща, уничтожая вершки, самое вкусное. Ежели зверя испугать резким звуком, он убежит, проламывая массивным телом препятствия. А мне наоборот нужно, чтобы он воспринял меня как угрозу и проявил природную агрессию.

Есть, секач заметил наше приближение и выметнулся на чистый снег. Он стоит по пузо в пушистом снегу и водит башкой. На зрение не полагается, прислушивается. А когда определил раздражитель в моём лице, тормознул. Сейчас он решает, уйти и не связываться или наказать пришельца. Пришлось махнуть рукой и издать издевательские звуки губами.

Секач принял ошибочное для себя решение, взрыхлил снег копытами и начал набирать скорость. С этого момента я перешёл в новое, боевое состояние. Я бы не рискнул в одиночку выходить против такого громилы. Но у меня есть ценные помощники. Обе собачки среднеразмерные и совсем на походят на массивных сибирских лаек, но работу свою они знают добре. Вот и сейчас обе кинулись навстречу зверю. В отличии от медведя, кабан не откликается на второстепенные цели. Прёт на меня, понимает, что собаки ничего толком ему не сделают. С его-то толстой шкурой. Но зато собачкам удаётся притормозить секача, цепляя его сзади. А когда до него осталось только метров пять, одной удалось вцепиться в заднюю конечность, другая повисла на правом боку. То что надо, зверя чуть развернуло ко мне боком и я в два прыжка вышел на расстояние удара рогатиной. Тут бить нужно сильно, чтобы пробить мышечный корсет. Удар получился плотным и пришёлся в переднюю часть корпуса. Секач упёрся и попытается достать меня своими страшными бивнями. Но тем самым он ещё глубже насаживается на лезвие. У кабана проекция низкая и упереться концом рогатины в землю не получится. Только ручками, вот я и упираюсь со всей дури. Все мы застыли в странной позе. Слышно только рычание собак, кабанья морда в полутора метрах от меня. От роняет пену из пасти и хрипит, кося на меня маленькими налитыми кровью глазками. Зверь как бы встал на растяжку. Собаки тянут в свою сторону, я удерживаю со своей стороны, стараясь повалить на землю. Долгие мгновения и наконец он падает. Всё, собачки ещё рвут остервенело его тушу. Но он уже по дороге в края вечной охоты, где много вкусных клубней и нет двуногих охотников, жадных до кабанятины.

Оказывается, Первуша уже подтянулся к нам. Так-то он остался с санями, охранять наше средство передвижения, но любопытен сосед, прибежал полюбопытствовать. Вместе мы быстро выпотрошили тушу, сначала я думал разделать свина на месте, но стало жалко шкуру портить. Поэтому дотащили кабана с грехом пополам до саней и с трудом перекинули внутрь.

А наш-то пострадавший уже вовсю шастает по избе. За неделю он вполне окреп и уже не похож на покойника. Желтизна на лице сменилась румянцем. Ну ещё бы, так жрать. Как в последний раз, благо мяса вдоволь после последней охоты. Вот мужичонка и суёт свой неугомонный нос во все щели. Пока что на нём только исподние порты и рубаха. Но в доме тепло, Акулина топит дважды в день, дров не жалеем. Обеда как такового у нас нет, разве что малые что перехватят. Вечеряем часа в четыре, когда уже начинает смеркаться. Сегодня хозяюшка балует нас отварным мясом и пшённой кашей (тут его называют просом). Это я научил Акулину не готовить обычный кулеш. Это когда сначала готовилось мясо, а потом в котёл добавлялась каша. Когда разваривалась, народ подтягивался поближе. Для еды у каждого была ложка, больше похожая на деревянную поварёшку с длинной ручкой. Такой удобно дотянуться и черпануть ароматного варева. Там граммов сто с лишним будет наверное. Пару-тройку раз черпанул и сытый. Специи каждый добавлял сам в ложку, ну ежели, конечно, мог себе это позволить. Никогда не добавляли сразу соль и перец в котелок. Ну, а у нас Акулина сразу солила по вкусу, чай для себя готовим.

Так вот, я научил её отдельно готовить мясо и даже делать немудрёную подливку. Перед подачей мясо крупными кусками кладётся сверху.

Я же, как глава семейства шевелил губами и делал вид, что благословляю процесс еды. Потом первым ныряю в котелок, стараюсь зацепить кроме каши и лежащие сверху кусы мяса. После меня потянулся наш гость, затем хозяйка с малыми. Я смотрю, как мужичок шустро небольшим ножичком, дарёным как и ложка мною, нарезает мясо на удобные небольшие кусочки. Жевать ему явно не просто, учитывая редкий частокол зубов во рту. Но мясо исчезало подозрительно быстро, несмотря на проблемы с зубами, и вот он уже тянется за следующей порцией. У меня была мысль завести обычай есть каждый со своей тарелки, но Акулина только недоумённо посмотрела на меня в ответ. Только на княжьем пиру наиболее важным гостям клали индивидуально в тарелку. Тот только тыкал жирным пальцем в понравившееся блюдо, и служка срезал порционные куски мяса или рыбы. А вот в народе процесс насыщения носил почти сакральный смысл. Типа как распить пузырь на троих, когда незнакомые люди вскоре становятся друзьями. Разделить трапезу, значит пустить человека во внутренний круг. Так и я не стал нарушать это благолепие.

После еды я решил, что настало время поговорить по душам. Мужичонка всё правильно понял. Сейчас он в положении погорельца с сомнительным прошлым. За душой ничего, кроме завидного аппетита. Он ест поболее меня, хотя может это организм восстанавливается и требует строительного материала.

— Ну, как звать-величать тебя мил человек, чем на жизнь зарабатываешь? — мы присели на лавку. Тот тоскливо проследил взглядом, как Акулина убирает со стола.

— Дык, Скорятой все кличут. А что касаемо остального, так где я только не работал. Покрутила меня жизнь.

Скользкий мужичонка, толком не ответил, так — уклончиво. Под этим «где я только» можно понимать всё, включая откровенную татьбу.

— А Скорята, это скорняк что ли?

— Не, просто сызмальства я дюже борзый был. Везде поспевал, вот и дали мне прозвище Скорята, скорый стало быть.

В данном случае борзый — это не наглый, а именно шустрый. Вообще современный язык похож на привычный мне классический русский не больше, чем тот же польский. Недаром я поначалу зависал, что-то похожее и созвучное вроде мелькало, но общий смысл доходил с трудом. А если ещё добавить малограмотность деревенских, множество терминов и словечек, доставшихся от коренных племён, здесь обитавших ранее. Та же чудь, весь и мерь, то становилось понятно, что ничего не понятно. И только помощь опыта бывшего владельца моего тела, который прожил два с половиной десятка лет среди местных, позволила мне быстро адаптироваться в новой языковой среде.

Именно новой. Ведь даже во времена Петра I и Екатерины II моему соотечественнику непросто было бы понять говорившего. Общий смысл уяснить разве что. А в середине пятнадцатого века и подавно. Поэтому в дальнейшем я буду вести повествование более привычным нам языком.

— И всё-таки, что умеешь делать? Может охотник или рыбаль знатный. Может знаешь работу скорняка? — с надеждой спросил я. Этот вопрос для меня стал очень актуальным. Дело в том, что лесная охота меня кормит и позволяет чувствовать себя достаточно уверенно. Денег у меня не прибавилось, но утвари, одёжки и даров земли у нас в достатке. Грех жаловаться. Но человек всегда стремится к большему. В моих планах перебраться в город, а там нужна денежка. Желательно серебро. А оно вот туточки, только наклонись. Прыгает по веткам и бегает по снегу. В лесу хватает пушного зверя. Это белка, куница, бобёр и песец. Да хватает всего, местные с удовольствием берут шкуры лисы, волка и того же косолапого или росомахи. У нас в деревне есть мужичок, который навострился отделывать звериные шкуры, что я ему приношу. Но пушниной он не занимается, не умеет. Он скорее кожевенник. А тут нужны определённые ингредиенты и опыт, чтобы получился достойный мех, за который будут платить звонкой монетой. Вот я и загорелся надеждой.

— Не, чего нет, того нет. Я больше по торговой части. Когда-то брату помогал, он в городе скобяную лавку держал. Помощником мытника был, на рынке сидел. Потом кметем в дружине князя Ярославского, Фёдора Васильевича.

Здесь Скорята споткнулся и не стал продолжать, видимо не всё приятно было вспоминать.

— Ну а как оказался в чистом поле с пробитой головой? — не стал я упускать момента узнать подробности происшествия, — по княжьим делам ехал или как?

Скорята опять горестно вздохнул и склонил голову, рассматривая свои голые ноги.

— Не, дружину наши разбили князья галицкие, город пограбили и ушли. А наш-то благодетель бежал в Муром к родичу, бросив остатки войска. Ну мы и разбрелись кто куда. Я и ещё трое парней сбились в ватажку. Нас нанимали те, кому нужна была охрана.

Хм, не верить мужику у меня основания пока нет. Не заметно, чтобы врал. Мог бы о последнем и не говорить. Получается, что он с товарищами стал наёмником. Так сказать, продавал свои услуги тем, кто мог их оплатить. Сегодня это защита благочинного семейства от грабителей, а завтра наоборот нападение на это же самое семейство по указке заказчика. Просто бизнес, ничего личного. Всё это было понятно, читается между строк и вообще жизнь сейчас такая.

Нет страны, нет Отчизны. Русь разбита на два с половиной десятка удельных княжеств. Киев давно уже стал всего лишь южной окраиной, небольшим транзитным городом, он потерял святость великокняжьего престола. После смерти Владимира Мономаха Русь погрязла в междоусобицах. А жирную точку поставило нашествия Батыя. От столицы остались лишь развалены. По свидетельствам очевидцев в Киеве после ухода монголов хорошо, если осталось две сотни дворов. Центр политической жизни на долгие годы перешёл к Владимиру. А позже за великокняжий ярлык от ордынского хана из Сарай-Бату дрались уже шустрые новички, Тверь и Москва.

Поэтому я Скоряту понимаю, он честно признался, что является обычным наёмником и тут нет ничего зазорного. А загубленные души, так у какого воина нет своего личного кладбища. И наверняка не все жертвы были оправданы. Но кто я такой, чтобы его судить?

А когда женщины срезали швы на голове у моего нового знакомца, мы решили отметить это дело настоящей банькой. Скоряте очень она понравилась, в прошлый раз я его просто согревал, чтобы уберечь от сильной простуды. А на сей раз я прогрел парилку как положено.

А после баньки, когда мы разомлевшие сидели за столом, Скорята и поведал мне недостающие подробности. Выяснилось, что крещён он Никифором, но более привычен к приклеившемуся прозвищу. Сейчас многие так делали. Их давали как правило по роду профессии. Чертам характера или физическим особенностям.

А в тот день Скорята с сотоварищами сопровождал в составе отряда наёмников одного купчину. Тот вёз серьёзный груз, трое саней с солью. Выехали из Новгорода и держали путь в Суздаль. За срочность купец хорошо заплатил и нанял десяток крепких ребят. Шли ходко, старались за день покрывать 50 вёрст по накатанной дороге. Благо лошадки у купца были хороши.

— Подловили нас под утро, когда сон самый крепкий. Напали варнаки, навалились сразу, как вырезали караульных. Я и очухаться не успел. Вскочил, отмахнулся пару раз саблей и получил сзади дрыном. Или ещё чем тяжёлым. Очнулся уже у вас в избе. Спасибо, что не бросили, не дали сгинуть и помереть от холода.

Я отмахнулся от благодарности и поведал, что окромя пустых саней ничего больше не нашёл на месте нападения.

— Хм, ну по весне тела-то найдутся. Вряд ли они похоронили убиенных. А вот остальное поди уже продали.

— Что, в самом деле каторжане поработали? — варнаками звали тех, кто искупал тяжким трудом свои прегрешения перед обществом. То есть тот же каторжник.

— А кто его знает. Хотя навряд ли. Насколько я успел рассмотреть, вооружены они были отнюдь не вилами и топорами. Мог и князька местного ближник безобразничать. Сейчас князья как тати, особенно ежели земли не его, грабят и убивают народ почём зря.

Да, поговорили мы о том, что нелегкие времена настали. Интересно, а когда они спокойными-то были.