Пока же Лев Давидович не испытывал особых затруднений в комплектовании штата руководящих сотрудников своего ведомства и его представителей за рубежом. Достаточно квалифицированных людей среди бывших российских политических эмигрантов было не так уж мало. Троцкий сделал ряд шагов, чтобы «заполучить» именно их в свой наркомат [188] . В штат Наркоминдела вошли известные большевистские деятели В.В. Боровский [189] , Литвинов, Карахан, Иоффе. Однако наиболее ценным приобретением был Георгий Васильевич Чичерин.
Родившийся в 1872 г. Г.В. Чичерин был племянником известного юриста и историка Б.Н. Чичерина. Получив образование на историко-филологическом факультете Петербургского университета, младший Чичерин служил в архиве Министерства иностранных дел, получил чин титулярного советника, затем работал в российском посольстве в Берлине. В 1905 г. он вступил в РСДРП, примкнув к меньшевикам. В связи с этим Чичерин был вначале изгнан из посольства, но остался «причисленным к архивам Министерства иностранных дел России», а в 1908 г. был полностью уволен со службы и остался в Германии, затем он жил во Франции и в Великобритании. Являлся секретарем Заграничной организации РСДРП, а в 1912 г. поддержал Августовский блок как путь к восстановлению единства РСДРП. В годы мировой войны Чичерин был сотрудником газеты «Наше слово», что закрепило его близость к Троцкому. В 1917 г. Георгий Васильевич стал секретарем «делегатской комиссии» по делам возвращения политических эмигрантов в Россию. В августе 1917 г. за антивоенную деятельность он был арестован британскими властями и заключен в Брикстонскую тюрьму.
Став наркомом, Троцкий в течение двух месяцев вел интенсивную переписку с британскими чиновниками по поводу освобождения Чичерина. В письме послу Великобритании Бьюкенену, требуя освобождения Чичерина (а также другого российского гражданина Петрова, также арестованного в Англии), Троцкий откровенно угрожал ответными репрессиями. Он обращал внимание посла, что в России «проживает много англичан, которые отнюдь не скрывают своего контрреволюционного образа мыслей и открыто вступают в явно политические отношения с контрреволюционными элементами буржуазных классов России. Общественное мнение революционной демократии нашей страны не захочет мириться с тем фактом, что русские заслуженные революционные борцы томятся в концентрационных лагерях Англии, в то время как контрреволюционные великобританские граждане не испытывают никаких стеснений на территории Российской Республики» [190] . По воспоминаниям британского посла Бьюкенена, Троцкий передал ему через «французского офицера, социалиста» (видимо, речь шла о Жаке Садуле [191] , бывшем сотруднике французской военной миссии в России, который перешел на большевистские позиции [192] ), что намерен его арестовать как заложника, а если это приведет к разрыву дипломатических отношений, то арестует в качестве заложников еще «некоторое количество британских подданных» [193] .
В конце концов посол решил как-то реагировать [194] . К наркому явился британский консул Вудхауз, которому Троцкий заявил, что «Чичерин – его личный друг и ему особенно важно добиться его освобождения, так как он предполагает назначить его своим дипломатическим представителем в одну из союзных столиц». В случае отказа освободить Чичерина Троцкий вновь угрожал подвергнуть аресту некоторое количество британских подданных, которых «он знает как контрреволюционеров». Троцкий также сказал, что за пределы Советской России не будет выпущен ни один британский подданный, «пока не будет улажен вопрос об этих русских» [195] .
Бьюкенен счел целесообразным пойти на уступки. 22 ноября представитель посла Великобритании явился к Троцкому в наркомат «для урегулирования вопроса об освобождении… Чичерина, Петрова и др. и об отмене запрещения выезда великобританским гражданам из России». В официальном сообщении об этом визите указывалось, что предполагается урегулирование этого вопроса в самом скором времени» [196] . Фактически же такого рода сообщение означало, что вопрос об освобождении Чичерина уже урегулирован.
И действительно, через несколько дней в прессе было опубликовано интервью британского посла, в котором тот «выразил любовь к России». Троцкий прореагировал немедленно: эти чувства доставили ему большую радость, но он предпочел бы дела словам [197] . Дела тоже последовали – в прессе появилось «официальное извещение» «К освобождению тов. Чичерина и др.» [198] . В нем говорилось, что Бьюкенен довел до сведения российской стороны готовность «заново пересмотреть вопрос относительно задержания вышеозначенных лиц с целью их водворения на родину». В ответ на это Троцкий распорядился о «свободном пропуске великобританских граждан из России с соблюдением тех общих гарантий, которые требуются сейчас от всех граждан союзных и нейтральных стран». Задержанные англичане смогли, таким образом, покинуть Россию [199] . Договорено было также о пропуске дипломатических курьеров в Великобританию и из нее. 3 января освобожденный Чичерин покинул Лондон, через несколько дней прибыл в Петроград и тотчас же был назначен заместителем наркома иностранных дел, став, по существу, в наркомате главной опорой Троцкого, занятого массой всего остального [200] .
Вслед за этим Троцкий внезапно предложил назначить советского представителя в Лондон, причем Бьюкенен занял в этом вопросе неопределенную, скорее позитивно-выжидательную позицию и запросил инструкции у своего МИДа, которые так и не получил. Он записал в дневник: «Нам очень трудно согласиться на это, но вместе с тем, если мы откажем ему в этом, он может отплатить нам тем же, лишив союзные посольства их дипломатического иммунитета. Я уже указал Министерству иностранных дел, что нам придется сделать выбор между согласием с большевиками и полнейшим с ними разрывом» [201] .
Несравненно менее удачной находкой для наркомата был М.М. Литвинов, которого Троцкий в январе 1918 г. назначил полпредом РСФСР в Великобритании. Правда, эта дипломатическая миссия была фиктивной. В Лондоне Литвинова не признавали. Здесь продолжало функционировать старое русское посольство во главе с В.Д. Набоковым, отцом будущего выдающегося писателя Владимира Набокова. В свою очередь Троцкий, отстранивший В.Д. Набокова от дел, не признавал старое русское посольство и его посла. Осенью 1918 г. Литвинова в Англии арестовали, а затем обменяли на арестованного в России заложника – британского дипломата Роберта Брюса Локкарта, генерального консула посольства Великобритании, обвиненного советским правительством в шпионаже. Включенный в состав коллегии Наркоминдела, Литвинов ездил с различными миссиями в зарубежные страны, занимаясь не столько дипломатической деятельностью, сколько установлением нелегальных связей с компартиями и передавая им указания Москвы. Так Литвинов сразу же включился в тот лицемерный и двойственный замкнутый круг советской внешней политики, когда, с одной стороны, проводился курс на поддержание нормальных отношений с правительствами зарубежных стран, а с другой – предпринимались все возможные усилия для их свержения [202] .
Тем временем Троцкий привлекал в свое ведомство все новых и новых сотрудников, которым доверял. К январю 1918 г. штат наркомата составлял уже около 200 человек. Были образованы отделы сношений со странами Запада, Востока, экономический и правовой отделы, отдел виз, отдел военнопленных, отдел денежных ссуд и переводов (для помощи российским гражданам в возвращении на родину), отдел печати (вначале он назывался информационным бюро), хозяйственный отдел, а затем и отдел дипломатических курьеров [203] . Возникало, таким образом, разветвленное дипломатическое ведомство.
Штат дипкурьеров Троцкий начал формировать уже в первый месяц большевистской власти. Правда, сразу же возникли серьезные трудности с возможностью их отправки за рубеж. На заседании Совнаркома 20 ноября 1917 г. Троцкий поднял этот вопрос в связи с отказом британского посла визировать дипломатические паспорта курьерам – им было предложено выезжать на общих основаниях. В связи с этим было постановлено: «Отказывать в этом случае визировать паспорта английских дипломатических курьеров» [204] .
По согласованию с Лениным Троцкий попытался взять под свой полный контроль всю информацию, которая шла из России за рубеж. 1 февраля 1918 г. они дали совместное указание Петроградскому телеграфному агентству, что «ни одна депеша за границу, касающаяся внешней политики России, не должна быть разрешена без контроля Комиссариата ин[остранных] дел (Троцкого или Чичерина)» и что копии всех таких депеш должны доставляться Троцкому и Ленину [205] . Сам нарком по своей воле и по просьбе иностранных дипломатов время от времени принимал зарубежных представителей, в большинстве случаев производя на них благоприятное личное впечатление.
Первым из посетивших Троцкого иностранных официальных лиц был, по-видимому, начальник американской военной миссии и военный атташе посольства США генерал Уильям Джэдсон. Он побывал у Троцкого в Смольном 18 ноября 1917 г. Беседа в целом носила взаимно толерантный характер. Генерал предупредил, что он еще не имеет возможности официально говорить от имени правительства США, так как признание советской власти еще не произошло, однако он явился с той целью, чтобы завязать отношения и рассеять возможные недоразумения. Троцкий разъяснил генералу политику правительства Ленина «в деле борьбы за общий мир» и потребовал полной гласности на переговорах. Джэдсон в свою очередь указал, что «время протестов и угроз по адресу Советской власти прошло, если вообще это время существовало», но усомнился, что союзники примут участие в намечавшихся переговорах о мире в Германией, хотя он и предпочел бы, чтобы эти переговоры проводились не на сепаратной, а на коллективной основе [206] .
Беседу с Джэдсоном Троцкий комментировал в воспоминаниях словами: «Но известно, что одна ласточка, даже в чине генерала, не делает весны» [207] . Он имел в виду, что вскоре именно по инициативе правительств государств Антанты отношения Советской России с зарубежными странами резко ухудшились, а сами европейские страны и США начали активную, хотя и ограниченную, помощь врагам Советов в ходе Гражданской войны. Нельзя забывать, однако, что именно правительство Ленина и лично Троцкий были главными инициаторами резкого ухудшения отношений со странами Антанты, вначале обращаясь к народам этих стран через головы их правительств с призывами начать революцию, а затем заключив сепаратный мир с Центральными державами.
Такое ухудшение отношений проявилось уже в декабре 1917 г. 5 декабря состоялось свидание Троцкого с французским послом Жозефом Нулансом [208] . Троцкий потребовал прекращения офицерами французской военной миссии, находившимися на Украине, поддержки созданного здесь национального государственного органа – Центральной рады. Нуланс парировал, заявив, что французские офицеры не желают вмешиваться во внутреннюю борьбу между Россией и Украиной, дав этим понять, что он считает Украину независимым государством, а не частью России [209] . Вскоре состоялось «отнюдь не дружественное объяснение» с начальником французской военной миссии генералом Анри-Альбером Нисселем, которому Троцкий совершенно не в духе дипломатического протокола весьма невежливо предложил покинуть Смольный. Затем с французами произошел конфликт в связи с тем, что их информационное бюро стало публиковать данные, неугодные большевистской власти. Троцкий потребовал закрытия этого бюро, что и было сделано [210] .
В положении атакующей стороны советское правительство в первые революционные месяцы оказывалось далеко не всегда. В январе 1918 года войска Румынии заняли входившую до этого в состав Российской империи Бессарабию, которая была сначала объявлена румынами независимой республикой во главе со Сфатул-Церием (Народным советом), а в конце 1918 г. стала провинцией Румынского королевства. В ответ в Петрограде по указанию Троцкого был арестован посол Румынии К. Диаманди и наложен арест на золотой фонд Румынии, хранившийся в Государственном банке России. Диаманди вскоре освободили и выдворили из страны. Золотой фонд Румынии советское правительство обещало отдать в обмен на возвращение Бессарабии, оккупацию которой СССР не признавал никогда. Однако и после того, как Красная армия оккупировала Бессарабию и вернула ее в СССР, румынский золотой запас отдан не был. Он был конфискован советским правительством как плата за временную оккупацию и эксплуатацию Румынией Бессарабии.
Наряду с конкретными и частными внешнеполитическими делами с самых первых недель пребывания на должности наркома иностранных дел Троцкий основное внимание уделял жгучей проблеме войны и мира, необходимости, как считали большевики, немедленного выхода России из мировой войны и реализации лозунга, ставшего одним из главных пунктов их политической программы. Однако бурное и непредвиденное развитие событий в этом направлении привело к первому серьезнейшему кризису большевистской власти, причем Троцкий оказался в самом его центре.