Лев Воаз-Иахинов и Иахин-Воазов

23

Темнота ревела вместе со львом, ночь подкрадывалась его молчанием. Лев был. В неведении о том, что не существует, он существовал. В неведении о себе самом, он был весь солнечная ярость со спокойной радостью в середке, он был ярость бытия охотником, вечно возрождающаяся, чтобы пожрать небытие. Колесо было тогда, когда он несся по выжженной равнине, впечатывая каждое свое движение в благодарный воздух. Он умер, кусая колесо, прокатившееся по нему и оставившее его мертвым. Но колесо осталось, остался и лев. Он был невредим, ничем не умаленный, ничем не возвеличенный, абсолютный. Ел он или не ел мясо, был видим или невидим, знаем, когда было о нем знание, или незнаем, когда знания не было. Но он всегда был.

Для него не существовало ни карт, ни пространства, ни времени. Под его поступью вертелась земля, поворачивалось колесо, снова вознося его к смерти и жизни. Через его львиное бытие плыли звезды и темнота, пело утро, вздыхала ночь, заря зажигала свой рассвет в глубинах ужаса жизни. Океаны вздымали свои волны, хрупкие мостики соединяли петляющий след дней, восходящий воздух пел львиную песнь в крыльях птиц. Отсчитывало свой ход львиное время. Оно пульсировало в ударах сердца, шагах, ведущих в незнаемое, душах повинных и горестных, душах любящих и страдающих. Его призвали, и он пришел. Он был.