Лжец на троне 6. Война

Глава 15

Буджак (область Бессарабии между Днестром и Дунаем)

26 марта 1619 года

Ещё не скоро будь у кого получится провести такую масштабную операцию, как это удалось русским. Три года планирования, два года нескончаемых учений, а ещё экономика десять лет надрывалась, чтобы случилось то, что произошло у устья Днестра. Русская флотилия из двух тысяч разных судов и кораблей устремилась к Аккерману. Именно этот город, всё же, скорее, крепость без многих пристроек, был выбран в качестве базы будущей русской Бессарабской Днестровской группировки армий.

Проводить почти что одновременно две большие десантные операции было чревато появлением дополнительных сложностей. Такому огромному количеству различного рода плавательных средств, что предполагалось задействовать, просто не хватало мест для базирования. Реки Дон и Днепр были перегружены кораблями и корабликами, что частью демаскировало приготовления. Но обошлось, и турки не ожидали ни удара прямо в своё сердце, на Истамбул, ни атаки на Аккерман через некоторое время. Часть из тех кораблей, что участвовали в десанте на Царьград, в итоге вернулись в устье Дона и были загружены военным инвентарём и личным составом для участия во второй десантной операции.

Аккерман превратился в Белгород-Днестровский довольно быстро. Правда, после военных действий сильно бурчал Димитрий Фёдорович Розум, головной военный розмысл и третий товарищ головы Войскового Приказа. Крепость, на горе военного инженера, была в руинах.

Так старались бить по крепости военные корабли со стороны Днестровского лимана, так стремилась не отставать от своих морских конкурентов войсковая артиллерия и лупила с южного и западного направлений, что цитадель частью разрушилась. Да, вот эта основательная крепость частично была сметена с лица земли! А как иначе, если на один квадратный метр крепостной стены или бастиона приходилось семь-восемь ядер⁈ Или на десять квадратов одна ракета.

Четырёхтысячный гарнизон, между тем, не сразу сдался, пришлось особым стрелкам идти в ночной штурм. Они подошли к крепости по болотистым местам в зарослях камыша, после вскарабкались на стены при помощи кошек, захватили плацдарм, а в это же время вновь началась канонада на противоположном участке Аккермана. Ошеломлённые защитники, рассудив, что русские войска уже в крепости, поспешили вывесить белый флаг. Впрочем, им особо ничего иного не оставалось. Не сегодня так завтра, но крепость пала бы. Слишком огромные силы пришли под её стены.

Первым на бессарабские земли сошёл с корабля командующий первой русской армией Григорий Петрович Ромодановский. Уже давно немолодой командующий, понимая, что эта война — его лебединая песня, то дело, благодаря которому воевода войдёт в историю, несмотря на свои болячки, развил бурную деятельность. Знатным родам в Российской империи нынче приходилось доказывать, что их особая кровь, традиции преемственности и потомственность действительно имеют место быть.

Были сразу же расставлены заставы в гористой местности севернее Днестровского лимана. Там большой армии сложно, но всё же, просачиваясь мелкими группами, можно пройти. Турки сейчас пребывали в Польше, они наверняка решат спешить вернуться и отбить Царьград. Оставаться же в Польше было никак нельзя. Армия теряла страну, находясь на чужой территории. И русская армия готовилась не только сдержать османов, но и разбить их.

*…………….*…………….*

Хелм

27 марта 1619 года (Интерлюдия)

Марашлы Халил-паша был в растерянности. Пришли не просто плохие новости, а ужасные. Только теперь далеко не глупый, а часто изворотливый и хитрый османский визирь, смог по достоинству оценить русскую комбинацию. Москва подставила Польшу, столкнула Османскую империю с ней. В то же самое время русские войска дерзновенно захватывают Истамбул, чуть позже, но немедля устраивают целую линию обороны по Днестру.

Обрывочные сведения поступали из Закавказья, где также в движение пришли союзные русско-персидские войска, огромная армия. В Крыму убит Тохтамыш. На его воинов можно было бы рассчитывать. А пятьдесят тысяч конных — это немалая сила, учитывая, сколько много воинов у самого Марашлы Халил-паши. Сейчас на полуострове просто хаос творится. Туда зашли некие калмыки при поддержки небольшого числа русских казаков. И… Кровь, простое уничтожение всех, кто против, порой и тех, кто «за».

— Снабжать нашу стопятидесятишеститысячную армию на месте мы не в состоянии, — докладывал визирю Али Ага. — Да и никакого смысла в этом нет. Если будем стоять тут, то русским удастся вооружить все народы, и нам ещё хуже будет, встретившись с тысячами греков, болгар, сербов. Маниоты на Пелопоннесе подняли восстание.

Большая часть командующего состава османской армии всё же оставалась в строю, не паниковала, не выказывала упаднические суждения. Но и не было замалчивания проблем. Они озвучивались. Но все командиры ещё верили, что можно вернуть столицу, разобраться с престолонаследием, ещё не всё потеряно, пока не разгромлена османская армия.

— Что польский Сигизмунд? — спросил Марашлы.

— На переговоры согласен, но будет их всячески затягивать. Поляки хотят посмотреть на итог нашего противостояния с русскими, — отвечал Диренч Яла Агасы, наместник земель между Бугом и Днестром, которому было доверено вести переговоры с поляками.

— Как ранее русские. И как так вышло, что все по очереди смотрят, пока мы во всех раскладах воюем? — заметил визирь, даже не предполагая в таком стечении обстоятельств собственную вину. — Чем располагают поляки? Они могут ударить в спину?

— Понять бы, где у нас спина, — позволил себе пробурчать Али Ага, но поспешил сказать и по сути вопроса. — Тридцать шесть тысяч поляки собрали. Это разношёрстная публика, в большей степени Посполитое Рушение, то есть ополчение. В меньшей степени неплохие воины магнатских армий. Войско короля мы разбили ещё осенью, оно сейчас очень ослаблено. Но это всё, что может из себя выжать Польша. Будут ли они рисковать последними своими силами?

— Считаю, что следует провести быстрые рейды на Варшаву и, возможно, на Лодзь, — решил высказаться Илкер Келыч Янычар-Агасы, командир над всеми янычарами, да и большей частью пехоты. — А после ударить по русским городам, может, на Киев.

Корпус янычар в последние годы сильно увеличили, что не могло не сказаться на том, что боеспособность ранее лучших воинов Европы несколько снизилась.

— Не тебе же проводить эти рейды, а моим воинам, — вызверился командующий сипахами, как и большей частью конницы, Кудрет Озтюрк Ага. — Как действовать в отрыве от снабжения? Рассчитывать на то, что на месте всё можно взять? Но тогда уменьшится скорость ударов.

— Крестьянин-тимурид! — пробурчал командир янычар.

— Я убью тебя! — закричал командир сипахов и извлёк ятаган из ножен.

— Сесть! — строго приказал визирь Марашлы Халил-паша. — Вам мало врагов и проблем? Вы ответьте мне только… Все ответьте! Убит султан, убиты все потомки Великого Османа, которые только были в Истамбуле, когда его брали русские казаки. Русские взяли Аккерман, в Крыму вообще не понять, что творится, там степные воины, пришедшие с русского Востока, просто вырезают всех, кто решил сопротивляться. Все, здесь собравшиеся, настроены сопротивляться?

Наступило молчание. На самом деле, и сам визирь не знал, как именно поступить. Ему были ранее обещаны русскими немалые преференции за всё, что он сделал в качестве русского шпиона. Но отчего-то Маршалы Халил-паша нынче рвался в бой. Он ощущал себя последним защитником великой империи. Очень даже вероятно, что так оно и было.

Уже второй час шёл Военный Совет, который не приводил к чётким решениям, а только обострял споры. Ещё раньше было установлено, что нужно идти в Истамбул и выгонять оттуда наглых казаков, а уже после идти на Гетманщину и вырезать там всех. Сплошные сотрясания воздуха без стратегии, приближённой к реальности.

— Тамраз? — вслух вопрошал визирь Марашлы Халил-паша.

Промелькнувшая тень в дверном проёме униатского храма, где проходил Совет, очень сильно напомнила визирю его куратора от русской Тайной службы, Тамраза Леряна, которого не было видно уже как два года.

Визирь замотал головой, а после начал растирать виски пальцами, прогоняя наваждение. Это переутомление. Что делать этому армянину здесь, в Хелме, в базилике Рождества Пресвятой Девы Марии, униатском храме, который стал ставкой визиря? Напрашивается только один ответ — нечего ему тут делать. Вот и нету, значит, его, Тамраза.

На самом деле, Марашлы Халил-паша не хотел себе в этом признаться, но он боялся Тамраза, ну, или огромной силы державы, которая стояла за этим агентом русской разведки. То, что его, визиря, оставили в покое, говорило лишь в пользу того, что он делал запланированное Москвой. И в какой-то момент визирь даже подумал, что закончился его ужас, когда приходилось предавать любимое османское государство. Мало ли, связной Тамраз погиб, или ещё что случилось. И тут визиря осенило…

— Он тут! Да, он тут! Найти его! — кричал Марашлы Халил-паша, размахивая руками.

Все собравшиеся военачальники стали переглядываться друг с другом, ища поддержку, но опасаясь высказываться. Уж очень всё происходящее было похоже на помешательство. Визирь сошёл с ума? Очень похоже.

— Ты чего, главный янычар, сидишь? Ищи его, ищи этого армянина! — требовал визирь.

Илкер Келыч Янычар-Агасы встал, он хотел подчиниться приказу и что-то делать. Но кого искать?

*…………..*………….*

Тамраз Лерян переживал. Впервые за годы службы армянин, прихожанин русской православной церкви, частью которой признал себя и Армянский Каталикос, сомневался. Нет, не потому он терзался в сомнениях, что предстояло убить не менее семи главных командиров османской армии, по другой причине. Храм жалко, очень жалко. И пусть церковь принадлежала униатам-отступникам, но она была новая, красивая, исполненная в новомодном архитектурном стиле барокко. Жалко. Когда сюда придут русские, в чём Тамраз не сомневался, храм стал бы православным и пополнил список красивейших русских храмов.

Три дня Тамраз со своей группой под видом то продуктов питания, то вина загружали подвалы храма порохом, оставляли бочонки на башнях. Заминирован и большой пороховой склад, размещённый в хозяйственных постройках при храме. Часть пороха и ядер складировались всего лишь под навесами.

— Полковник, всё готово! — возбуждённо доложил Прокопий Сырняжный, ротмистр роты особых стрельцов.

— По моей отмашке! — сказал Тамраз и направился к храму.

Он сейчас поступал непрофессионально, но не смог побороть желание увидеть в последний раз визиря Марашлы Халила-пашу, блудного сына армянского народа, который всё же принял сторону врага, османов.

Лерян внутренне передёрнулся, чуть подавил в себе желание бежать, когда усталые, но решительные глаза визиря уставились на полковника тайных дел. Казалось, провал, Марашлы даже начал кричать о том, чтобы его командиры схватили… Но кого? Разве мог визирь признаться в том, что только что увидел призрак, человека, который ранее побуждал Марашлы шпионить в пользу России. Когда визирь только начинал свой путь восхождения, русские ему помогли, когда он подвергался интригам при дворе султана, русские ему помогли. Но сейчас русские его собрались убивать. Ничего личного, только интересы государства.

Несколько нервозно Тамраз Лерян подал знак Сырняжному, и тот спешно зашёл за фасад храма. Уже через минуту раздалось лёгкое шипение, которое оповещало, что до взрыва, череды взрывов, остаётся не больше трёх минут.

— Ты кто? Что тут делаешь? — неожиданно раздались звуки со стороны, где ротмистр Сырняжный должен был поджечь трут.

Звон стали и ругательства на турецком языке говорили о начавшемся поединке, а может, ротмистр был даже в меньшинстве, и его увидел один из патрулей, которые прохаживались вокруг храма и его построек.

Левая рука Тамраза взмыла вверх. Этот знак говорил, что пора выходить из тени, и начал работать план Б. Не вышло тихо совершить громкую диверсию и убийство, придётся во всём шуметь. Раздались выстрелы, трое русских бойцов, бывших до того облачёнными в монашеские рясы и отыгрывающие соответствующие роли, устремились к дверям храма. У них были ключи, которыми воины спешно запирали двери. Да, были ещё окна, через которые могут выпрыгнуть люди, но там ещё ранее были придуманы загнутые гвозди, которые, если их провернуть, сильно затрудняли бы открытие окон. Впрочем, окна были столь малы и располагались на высоте выше человеческого роста.

В это же самое время двое бойцов направились в сторону кустов за фасадом храма, где всё ещё шёл бой. Раздались револьверные выстрелы, и русские бойцы, среди которых баюкающий раненую руку ротмистр Прокопий Сырняжный, выбежали во двор. Один из бойцов показал большой палец кверху. Всё, остаётся крайне мало времени, нужно…

— Бах, ба-бабах! — начали раздаваться мощнейшие взрывы.

Тамраз резко упал на землю и закрыл голову руками. Немного шансов у него выжить, не получилось убежать далеко, но у тех, кто внутри или рядом с храмом, и такого шанса не было.

Взрывы продолжались, уже послышались стоны и ржание коней, а полковник Леран начал медленно, ползком двигаться в сторону. Жаль парней, они точно не выжили. Но каждый в Тайной службе понимает, что может в любой момент отдать свою жизнь за дело, что не будет долго раскрыто. Русский император не признает, что это его служба взорвала визиря и всех высших командиров османской армии. Даже если обнаружатся хоть какие доказательство, нет, это не Россия. Да и какие доказательства? Трупы монахов, у которых в руках будут русские револьверы? Ну, так у некоторых османских командиров также есть русское оружие.

Тамраз полз, взрывы продолжались. Однако, полковник понимал, что выбраться ему может и не получиться. Кони, которыми можно было бы воспользоваться, привязаны в двух верстах от храма. Другие лошади, что были рядом, неминуемо погибли. Оказывается, ротмистр поджёг трут и только после был обнаружен.

— Смотри, кто это? Монах? — выкрикивали со стороны.

Прямо в эпицентр взрывов бежали турецкие воины, это были янычары.

— Схватить его, после разберёмся, — на ходу, не останавливаясь, приказал командир лучших вражеских воинов.

— Господи, прости меня грешного! — обратился к Богу Тамраз Лерян и раскусил капсулу с ядом, которая была прикреплена к воротнику его одежды священника-униата.

Яд моментально проник в организм и начал делать своё дело. Тамраз забился в конвульсиях, из его рта показалась пена, замешанная на крови. Уже через тридцать секунд полковник Тайной службы лежал мёртвым, а в двух метрах от него столпился с десяток янычар, которые с удивлением смотрели на человека, пока не догадываясь, почему именно он так страшно и мучительно умирал. Полковник не стал рисковать и попадать в плен. Он живой может быть быстро вычислен. А знаний в его русско-армянской голове было столько, что нельзя такую информацию давать врагу, даже если этот враг неминуемо терпит поражение.

*……………..*…………..*

В 35 верстах севернее Белгорода-Днестровского

24 апреля 1619 года (Интерлюдия)

Юрий Дмитриевич Хворостинин за последние годы растерял пылкость молодости, которой страдал даже уже не в столь юные годы. Эмоциональность, которая всегда только вредила сыну великого русского полководца Дмитрия Ивановича Хворостинина, сейчас уже не довлела на сознание старшего воеводы, командующего второй армии русской Днестровской группировки войск.

Если ещё лет шесть назад Юрий Дмитриевич просто жаждал бы увидеть главный удар противника именно на своём направлении, то сегодня он мыслит критически и понимает, что тут у врага есть шансы и прорваться. Очень много сил уходило на то, чтобы оборудовать каждую версту вдоль Днестра, немало было мест заболоченных, где и вовсе держать большие силы сложно. Пусть такие вот места были сложными и для противника, но это бреши в сплошной обороне.

— Боярин командующий, разведка с другого берега Днестра передала, что османы большим числом движутся в нашем направлении, — взволновано сообщал Хворостинину его помощник, ротмистр Фёдор Андреевич Телятевский.

Андрей Андреевич Телятевский преставился четыре года тому назад, оставив только одного сына, судьбой которого занялся сам император, своей волей определив тогда ещё отрока в Военную Государеву школу. Фёдор Андреевич закончил её с отличием и за два года замест трёх, сдавая экзамены экстерном. После два года стажировки в Преображенском полку государевой стражи, и вот он уже помощник, адъютант, у Хворостинина. Может, участие государя и продвигало парня по служебной лестнице, но как исполнитель Телятевский-сын нравился Хворостинину, толковый малый.

— Как думаешь, как они переправляться станут? — спросил у своего помощника командующий.

— А иного у них и нет. Станут на конях переходить и сразу на приступ. Уже после плоты вязать. И вовсе я не до конца понял, но разведка сообщала, что это толпа, они будто бы не организованы, — задумчиво говорил Фёдор.

Задумался и Хворостинин. Глубинная разведка, есть в войсках и такая, сообщала, что в ходе каких-то странных взрывов на складах османов были убиты и визирь, и командир янычар со своим заместителем, иные командующие. По сути, войско османов одномоментно было лишено головы. В османской армии иерархия войскового подчинение несколько иная, чем в русской, где первенство остаётся за тем, у кого чин выше. У османов много факторов играют роль, часто командиры просто назначаются. А что делать, если некому назначить? Если султан убит, визирь убит, весь Диван — правительство — убиты? Толпа, где в лучшем случае своим арты-полком командует полковник-чорбаджи, это всё равно не войско, а толпа вооружённых людей. Но столь ли она, толпа, безопасна? Нет, точно, нет.

— Прикажи, пусть врага на наш берег сперва пропустят, чинить только несильное препятствие. Изготовиться двум полкам рейтаров, ещё трём полкам кирасир и трём полкам крылатых гусар. Стрелкам изготовиться на своих укреплениях, — командовал Хворостинин. — Послать командующему Михаилу Васильевичу Скопин-Шуйскому в Белгород о том, что мы задумали, и вести о враге.

Что именно задумал Юрий Дмитриевич Хворостинин, он не прояснял Телятевскому. Его помощник, если бы не понял старшего воеводу, то переспросил бы обязательно. А так манёвры, которые следует проводить при активной обороне, уже обсуждались, на учениях их отрабатывали, так что Хворостинин предлагал лишь одну из наработанных схем.

Командующий Второй армии несколько рисковал, можно было бы обождать, получить новые сведения о противнике, перегруппироваться, заручиться поддержкой от Первой армии. Но Юрий Дмитриевич Хворостинин опасался, что враг получит время и узнает о некоторых брешах в обороне, где ещё не получилось закрепиться. И вот тогда придётся ещё сложнее.

Предполагалось всё же заманить противника на западный берег Днестра, дать ему осуществить переправу. А после, когда только начнётся накапливание неприятельских сил на полученном плацдарме, атакой тяжёлой конницы сбросить врага в воды Днестра. Не получится одной атакой, тогда приступят к работе стрелки и артиллерия.

Примерно через два часа показался противник, и, как от него и ожидалось, конные бросились в воды Днестра. Это не были сипахи или же они, но снявшие своё тяжёлое облачение. Вражеские всадники были либо одеты легко, либо вовсе раздеты до пояса, но с ятаганами в руках, чем сильно напоминали казаков, также большей частью идущих в бой бездоспешными.

Юрий Дмитриевич Хворостинин наблюдал в новомодный бинокль за действиям противника и старался отринуть сомнения, которые обуревали его мысли. Много, очень много врага, казалось, что нет конца и края подходящим силам османов. Они шли полками, без общей системы, но та масса, которая устремилась к участку обороны, к зоне ответственности Второй армии Хворостинина, впечатляла.

— Есть сведения о том, что происходит на иных участках? — спросил командующий у своих офицеров штаба.

— Нет, старший воевода. На десять вёрст южнее и севернее только единичные вражеские сотни, — сообщили Хворостинину.

— Перебросьте Пятый и Шестой гусарские полки, а также Первый и Третий казачьи. Начните наполнять вторую линию обороны артиллерией и стрелками, четыре линейных пехотных полка выделите из резерва, — командовал Юрий Дмитриевич Хворостинин.

Прорыв ко второй линии обороны, которая находилась в двух верстах от первой, что почти у реки, казался ранее невозможным. Первая линия была насыщена и перенасыщена артиллерией, однако, командующий счёл за лучшее перестраховаться. Илистая и частью каменистая, с затоками, местность не позволяла выстраивать сплошную линию оборонительных сооружений непосредственно у Днестра, потому главные силы и располагались на удалении от реки на версту. Между тем, река простреливалась ядрами, как и берег, потому последовал ещё один приказ изготовиться артиллерии. Пусть ядра по конному строю менее эффективны, чем дроб, но если стреляют сто сорок пушек, то и таким оружием можно и нужно нанести врагу ощутимый урон. А ещё ядра, как и разрывные фугасные бомбы — это воронки и трудности для вражеской конницы. Главное, оставлять пространство для манёвра собственных конных полков.

Османы проявляли упорство. Они начали входить в реку и сразу же ощущали сложности. Течение относило вражеских воинов в сторону, а некоторые из них и вовсе не справлялись с задачей и тонули. Но шли вперёд, уже умирали, но шли, часто мешая друг другу.

Через двадцать минут некоторые счастливчики, которым удалось переправиться через водную преграду, выстраивались на берегу, накапливая силы для удара. Русская артиллерия молчала. Вот уже в реке не протолкнуться, уже три верёвки соединяли берега, враг начал подтаскивать плоты, чтобы, перебирая веревку, поспешить оказаться на другом берегу. Первые янычары взобрались на плоты и оттолкнулись от восточного берега.

— Сигнал бить! — скомандовал Юрий Дмитриевич Хворостинин, и на выстроенных флагштоках начали появляться соответствующие стяги.

— Бах-ба-бах, — начала работать русская артиллерия.

Ядра устремлялись в сторону османов, сталь убивала, ранила, порой не одного воина или же коня. Неприятель старался рассредоточиться по берегу, чтобы, с одной стороны, дать пространство своим товарищей выйти на сушу, с другой же, затруднить прицельную стрельбу русским пушкарям.

— Что со второй линией? — спросил командующий.

— По штатному расписанию, согласно установленному времени, — отрапортовал штабной офицер.

— Можем не успеть, — чуть слышно сказал Фёдор Телятевский, но командующий услышал своего помощника и грозно посмотрел на него.

Юрий Дмитриевич Хворостинин и сам понимал, что может случиться всякое. Нужно ещё полчаса, чуть больше даже, чтобы вторая линия была насыщена войсками из резерва. Эти войска держались на случай, если где будет прорыв, никто же не мог показать с уверенностью то место, где будет главный удар османов.

Тем временем, противник решился на начало штурма первой линии обороны. Конные отряды, скорее всего, это были племенные иррегуляры, нацелились на русские ретраншементы. С криками, словно только при помощи громкости можно победить русского воина, конные приближались к оборонительным укреплениям.

— Бах! Бах! — новые выстрелы послышались с русских позиций.

Дальняя картечь сильно поубавила прыти у вражеских конных. Ну, а ближняя картечь уничтожила штурмующих османов вовсе. Была ли их смерть безумной и ненужной? Для общего дела врага, для переправы — вовсе нет. Минут десять относительного спокойствия были дарованы османам. Уже и янычары оказались на берегу и стали формировать свой строй. Вот эта самоубийственная атака увеличила шансы врага.

— Рейтаров и следом тяжёлую конницу, — скомандовал Юрий Дмитриевич Хворостинин.

Может быть, приказ был чуточку запоздалым. Всё же османские мушкеты уже стояли на сошках и были направлены в сторону возможной атаки русских воинов.

Облачённые в чёрные доспехи рейтары казались вестниками смерти. Они устремились вперёд, имея в кобурах по бокам лошадей два рейтарских тяжёлых двухзарядных пистолета. Можно было бы это оружие даже условно назвать «обрез». Русские воины приблизились к скоплению врага на западном берегу Днестра, рейтары разрядили свои пистолеты, успев сделать по два, некоторые и три выстрела, а после развернулись и стали удаляться, оставив пространство для манёвра гусарам.

Ошибка. Это была ошибка русского командующего или же полковника, руководившего атакой. Кони гусар вязли в илистой почве. Сами мокрые, как и их кони, османы непреднамеренно увлажнили почву у реки, а другие конные разбили место копытами своих животных. В том числе это сделали и русские рейтары.

Началась свалка, в которой русские командиры видели, как гибли русские крылатые гусары. В это побоище вклинились казаки, что не решило кардинально ничего. Развернулись рейтары и направились в сторону своих же соратников. Они стреляли прицельно, стремясь не задеть соплеменников, замедлялись и сами становились мишенью для мушкетных пуль, пускаемых османами.

Постепенно русские стачивались, не получая подмогу. Юрий Дмитриевич Хворостинин понимал, что только ударом стрелков можно было решить проблему и попробовать дать возможность вырваться хотя бы малой части гибнущих русских. Вот только это свалка и ещё большее количество потерь. Частью конницы приходилось жертвовать.

— Отход и удар ракетами, — скомандовал старший воевода, борясь с подступившим к горлу комом.

— Они своими жизнями дают возможность изготовить вторую линию, — выдал приемлемую версию происходящего Фёдор Телятевский.

Командующий посмотрел на него с благодарностью.

Ещё оставались в бою наиболее способные, наиболее удачливые русские гусары и казаки, когда в толпу с преобладанием османов полетели ракеты. Это было крайне неустойчивое оружие, чья полезность могла быть только при очень массовом применении. И эта массовость была достигнута. Три сотни ракет были выпущены за пять минут, сильно проредив численность переправившегося на другой берег Днестра врага.

Юрий Дмитриевич Хворостинин не думал о том, что вот так можно было поступить и без непродуманной атаки русской конницы. На самом деле, если бы не вязкая почва, то конная атака была бы куда как результативнее и смогла бы решить все задачи, скинуть врага в Днестр. Но…

— Линейные полки прибыли? — спросил командующий.

— Так точно, — отвечали ему.

— Колоннами с примкнутыми штыками, после артподготовки и второго залпа ракет. Рейтары поддерживают на флангах, — отдавал приказы старший воевода.

Уже скоро десять коробочек отправились вперёд, по направлению всё прибывающего и прибывающего врага. Русские воины остановились в трёхстах пятидесяти шагах от ближайших противников и стали производить залпы по врагам. Даже мушкеты османов не доставали до линейных стрелков русской армии. При этом прицельной стрельбы с такой позиции не выходило и у русских. Только с десяток воинов работали рядом, но не в коробочках. Это были лучшие стрелки, которые выбивали, не без помощи своих оптических прицелов, османских офицеров.

Османское воинство несколько растерялось. Сложно воевать с противником, которому ты почти ничего не можешь сделать. В любых иных условиях сражения такой отчаянной атаки османов, что случилась чуть позже, быть не могло. Это, действительно, самоубийство, но с тем, чтобы убить хоть кого из русских воинов. Не менее двух тысяч конных османов ломанулись на русские порядки. Срочно, споро и слажено русские стрелки создали пять каре. В этот момент они почти не стреляли по приближавшимся вражеским конным. А вслед конным бежали уже и янычары. Русские каре стали пятиться назад, ближе к защитной линии. Конную османскую лавину русские каре почти полностью смели, а вот бегущих следом янычар не останавливали русские пули. Нет, если стрелки попадали в османского воина, он неизменно либо умирал, либо получал ранение, не способствующее его прыти, но янычар было очень много. Тут же не только янычары были, уже все переправившиеся враги хлынули на русские позиции.

Трупы, трупы, кровь, стоны, крики и небывалая скорость стрельбы русских воинов. Линейные стрелки уже отошли за русские укрытия, потеряв безвозвратно два из пяти каре, но османские воины не останавливались, они уже умирали у русских оборонительных линий.

— Бах-ба-бах! — прозвучала серия взрывов в трёхстах шагах от первой линии русской обороны.

Заложенные фугасы позволили несколько дезориентировать противника, перестрелять замешкавшихся янычар и других вражеских воинов. Но накатывала новая волна, не меньше, чем предыдущая.

— Господи Исусе во Христе! — перекрестился один из командиров штаба Юрия Дмитриевича Хворостинина.

Картина действительно выглядела, как сказали бы в будущем, апокалиптично. Тысячи трупов, тысячи раненых людей, всё пространство было в телах. Конница тут никакая уже не пройдёт. Это видели и понимали османы, которые оставляли своих лошадей, хватали копьё, ятаган, пистолет и бежали на русские укрытия, стараясь лавировать между погибшими и ранеными. И они шли. Люди, лишённые командования, лишённые повелителя, столицы и, может быть, своей страны, решили умирать.

— Готовить вторую линию к контрудару, — приказал Юрий Дмитриевич Хворостинин.

Командующий видел, что сейчас остановить поток османов ему не под силу. Сколько тут врага? Сто тысяч? Больше? Во второй армии сорок тысяч воинов, которые только собираются в единый кулак в месте боя.

— Вестовой от главнокомандующего! — прокричал всадник, прибывший одвуконь.

— Ну же, помогите ему! — потребовал старший воевода, когда вестовой, явно обессиленный, спрыгнул с коня, но не удержался на ногах и упал.

Приказ звучал коротко, но ёмко.

— До 15 часов, — зачитал приказ Хворостинин и сразу же потребовал. — Время!

— 14:26, командующий, — сообщили старшему воеводе.

— Отход ко второй линии. Отставить контрудар. Всеми силами, с опорой на пушки, держаться. Остаткам конницы действовать на боках врага, — отдал приказы Юрий Дмитриевич Хворостинин.

Всё, от него теперь мало что зависит. Если в сообщении от Скопина-Шуйского указано чёткое время, значит помощь в пути, и она рассчитана прибыть именно к пятнадцати часам. Можно было бы указать ещё, где именно будет удар. Более всего напрашивался вариант, когда части Первой русской Днестровской армии придут на позиции Второй армии. Но Михаил Васильевич Скопин-Шуйский отличался некоторым неординарным взглядом на сражение. Он может поступить и нелинейно.

Летели ракеты, на разрыв стволов, благо они были прочными и перепроверенными, били пушки. Враг продолжал накатывать, его становилось всё больше, причём пока идущих на штурм более, чем тех, кого уже упокоили, но обстоятельства складывались так, что уже скоро преимущество в численности отойдёт к трупам и раненым. Дважды османы прорывались на брустверы, но их отбивали штыковыми атаками стрелки.

И тут послышались звуки пушечных выстрелов. Далеко, за рекой, на противоположном берегу. Время было ровно пятнадцать часов пополудни. Прибыл Скопин-Шуйский, но большая часть его войска зашла османам в тыл, переправившись на другой берег, и сейчас войска Ромодановского громят остатки врага там. Но прибыло и подкрепление к Хворостинину. Пять казачьих полков, три кирасирских, два гусарских. А ещё две тысячи башкир.

Началось избиение остатков турецкого войска. Были те воины Османской империи, которые подымали руки, стремились в плен. Но ожесточение боя оказалось таково, что сейчас никто никого в плен брать не собирался.

Сложно вспомнить хоть какую битву в истории до того, где с двух сторон было убито и ранено более ста тысяч воинов. Восемьдесят две тысячи османских бойцов нашли свою смерть на берегах Днестра. Огромные обозы достались русским. Много награбили османы в Польше и не успели увезти… Хотя куда они теперь могут везти награбленное?

Царьград русский, маниоты при поддержке Ордена Христианской милиции освобождают полуостров Пелопоннес, болгары, сербы, албанцы, получая поддержку от русских, как и вооружаясь турецким оружием, за которое расплачиваются продовольствием, громят дезориентированные турецкие гарнизоны. Все властители Валахии, Молдавии, Трансильвании устремляются в Царьград, чтобы выказать свою любовь и преданность русским хозяевам.

Османская империя стонала. Сложно, когда происходит обратная трансформация, когда империя опять превращается в маленький бейлик с центром в Бурсе. Среди тех оманских городов, которые подверглись ударам, устоял лишь Карс, который не смогли взять с наскока русско-персидские войска и сейчас обкладывали крепость по всем правилам войны.