Лик Аполлона

Глава 24

Четверо путешественников пошли дальше пешком по малохоженой, неприметной горной тропинке, которая долго петляла и вилась между холмов, то забирая круто в гору, то спускаясь, — пока наконец не соединилась с главной дорогой почти у самой Горы Оракула.

Катерина уверенно вела маленький отряд, — по всему было видно, что девушка прекрасно знает, куда надо идти. Юная проводница сказала своим спутникам, что избранный ею путь проходит среди высоких холмов и его очень трудно найти, если не знать дороги. В памяти Аполлона не сохранилось никаких воспоминаний об этой узенькой тропинке, петляющей среди гор и лесов. Но на следующий день, когда путники прошли уже добрую часть пути, оказалось, что дальше Кати знает дорогу хуже, и продвижение немного замедлилось. Девушка надолго уходила вперед одна и изучала окрестности, прежде чем вести своих спутников дальше.

Этим утром, когда Катерина отправилась вперед на разведку, Джереми пошел вместе с ней. Они увлеченно разговаривали о разнообразных диких цветах и травах, которых Кати знала почти так же много, как и Аполлон. Джереми взялся понести заплечный мешок Катерины. Юношу восхитила искусная вышивка на ткани, — Кати сказала, что это вышивала ее мама, — узор в точности изображал полевые цветы, которые больше всего по нраву медоносным пчелам.

Кати и Джереми говорили и о множестве других вещей, — в том числе и о поразительном разнообразии животных и растений, которых, казалось, становилось все больше по мере приближения к вершине Священной Горы. — Говорят, все это — владения Трикстера, — сказала Кати, запрокинув голову и пытаясь разглядеть далекую вершину Горы, которая скрывалась за облаками и ближними утесами.

Джереми не хотелось вспоминать о Карлотте. — Я слышал, это и есть Олимп, — это было лишь предположение, почерпнутое в памяти Аполлона, — потому что сам Солнечный бог никогда не забирался настолько высоко в Гору. — А какой бог тебе больше всего нравится, Кати? Девушка взглянула на него как-то странно. Да, ничего не скажешь, вопрос он задал не совсем обычный. Чем дольше Джереми смотрел на Кати, тем красивей она ему казалась. И если для Захватчика она могла бы стать лишь еще одной победой, то для самого Джереми отношения с этой девушкой вдруг приобрели необычайную важность, — иногда даже случалось, что он слова не мог сказать в ее присутствии. Вот когда ему очень пригодилось бы хваленое красноречие Аполлона — но все красноречие куда-то враз подевалось, да так, что ищи не ищи — все равно не найдешь.

Как-то раз путники устроили привал в небольшой долине у подножия холмов и расположились там на ночлег. Джереми в свою очередь сидел на страже, пока его спутники крепко спали, — и вдруг парень почувствовал, что рядом есть кто-то еще. Джереми резко обернулся.

И увидел Карлотту. Она была одета в то самое платье, в котором Джереми видел ее в последний раз — когда Арнобий прогнал ее прочь. Карлотта стояла и улыбалась как ни в чем не бывало.

От того, что Карлотта была здесь, такая спокойная и безмятежная, у Джереми мороз пробежал по коже. Потому что никаким естественным образом она просто не могла оказаться сейчас у подножия Горы.

Глаза Карлотты оставались холодными, но она помахала парню рукой в знак дружеского приветствия. — Ты как будто удивлен, Джерри? Не ожидал меня здесь увидеть? — Ты и сама знаешь, что нет. И… Да, просто удивительно… насколько ты изменилась, — левым глазом юноша видел многоцветную ауру, которая окружала фигуру Карлотты, — такую же яркую, как у Таната, но не настолько пугающую. На ногах у девушки были какие-то странные красные сандалии, — они светились даже ярче, чем все остальное. — Давай лучше сперва поговорим о тебе, Джерри. Ты здорово подрос с тех пор, как мы с тобой расстались! — Правда? Ну, может, и так. — Новая одежда, которая досталась юноше, тоже понемногу начинала становиться тесной.

Карлотта протянула руку и бесцеремонно потрепала его по щеке. — А усы все еще не выросли… — Признаться, я вообще не собираюсь их отращивать. — Ну да, конечно. И что в этих усах хорошего? Так и ходи без усов — ты ведь теперь у нас будешь вечно молодым, да? — О чем это ты? — О том. Я теперь тебя лучше понимаю, Джереми… если только тебя все еще можно так называть. Знаешь, у меня ведь тоже в голове сидит богиня, и я смотрю на тебя ее глазами. — А я вижу тебя глазами Аполлона… В тебе — Трикстер, верно? — Сияние в глазах Карлотты было подобно свету, пробивающемуся из дома в сумерках, когда видно, что свечи внутри горят, даже если окна и двери плотно закрыты. — А я всегда представлял себе Трикстера мужчиной… Во всяком случае, так о нем рассказывалось в детских сказках. — Ну а на самом деле она — женщина, по крайней мере, сейчас, когда мы с ней живем в одном теле. А чем там она была раньше, — не знаю.

В памяти Захватчика, которая быстро и легко раскрылась перед Джереми, не нашлось никаких особых обстоятельств, по которым Трикстер, или Аполлон, или любое другое божество обязательно должны были бы являться в облике мужчины.

Джереми огляделся. Арнобий, Кати и Ферранте крепко спали, так что можно было считать, что сейчас они с Карлоттой совсем одни в этом уголке леса. Карлотта как будто прочитала его мысли. — Я усыпила их. Конечно, Аполлон мог бы их пробудить, — если бы захотел. Джереми только покачал головой. — Выходит, ты и Трикстер… Может, ты мне расскажешь? Я имею в виду… о том, как это случилось? — Может, я только за этим сюда и пришла. Мне до смерти хотелось кому-нибудь обо всем рассказать. Ну, давай садись вот здесь, рядом со мной, — одним движением руки она разровняла поверхность лежавшего неподалеку бревна, сгладила выступающие обломки сучков, убрала грубую, шершавую кору. Да что там — она изменила даже саму форму бревна, превратив его в подобие скамейки с гладкой поверхностью. Богиня села на эту лавку, Джереми тоже присел рядом с ней, но не слишком близко — так, чтобы их тела не соприкасались. Юноша сказал: — Ты переместила окно в комнатах ученого… Карлотта резко рассмеялась. — Для Трикстера такие штучки — просто детская забава! Ручаюсь, это произвело на него впечатление. — Он совсем растерялся. — Как обычно! Какое-то время они просто смотрели друг на друга и молчали, перебирая в памяти общие воспоминания. Потом Джереми заговорил: — Ты хотела рассказать, как… — он не договорил, только неопределенно повел рукой.

Карлотта запустила пальцы в свои густые светлые кудряшки. — Владыка Аполлон и сам может все рассказать, — если, конечно, захочет. По-моему, он может рассказать вообще все и обо всем. А что до меня, то все это началось в тот день, когда мы встретились — мы с тобой. Джереми углубился в воспоминания. — Я думал, может быть… Я видел, что ты прячешь маленькую коробочку, черную с белым… Да нет, ничего. Не важно, рассказывай дальше…

Карлотта легко соскочила с бревна и принялась расхаживать по полянке. Ее светлые брови изогнулись, лицо стало задумчивым. Джереми несколько растерялся при виде картин, которые возникали в его левом глазу, когда он смотрел на красные сандалии Карлотты. — Вообще-то все началось примерно за час до того, как ты появился у нас, — начала рассказывать девушка. — Наверное, именно из-за того, что ты пришел, у Арнобия и случился тот приступ, — хотя сам он об этом и не догадывается. Я тогда не знала, что он потерял сознание, потому что была в храме как раз тогда, когда это случилось. — А, тот его припадок… Рассказывай дальше.

В тот день Карлотта была на каменной пристани возле развалин храма. Она думала, что ее господин в полной безопасности, занимается своими обычными ритуалами и колдовскими заклинаниями в окружении полудюжины слуг, которые смогли бы оградить его от любых неприятностей. — Я говорила ему, что пойду прогуляюсь к храму, но он, кажется, меня не услышал. Что ж, ничего странного в этом не было. И я, конечно же, не собиралась там ничего исследовать сама, без него.

Карлотта вошла внутрь полуразрушенного храма, — нет, она ничего специально не выискивала, просто ходила там, смотрела по сторонам. Арнобий не собирался начинать никаких официальных исследований святилища до тех пор, пока полностью не завершит все долженствующие моления и заклинания. — Арнобий здорово разбирался во всяких заклинаниях и хорошо умел предугадывать, чего желают боги. Не знаю, сохранил ли он эти умения. — Он сильно изменился, — заметил Джереми. — Изменился, особенно за последние несколько дней. — В самом деле? — Эта новость не слишком заинтересовала Карлотту. — Я и не думала, что тот храм такой огромный, пока не зашла внутрь… Пожалуй, в нем запросто можно было бы заблудиться, — но мне было не страшно, потому что во многих местах снаружи пробивался дневной свет. И окна, и другие отверстия все были выше уровня глаз, но я точно могла определить, с какой стороны находится река, — с той стороны деревья росли в отдалении, и крон не было видно, а со всех других сторон они росли прямо среди развалин… Я переходила из одного зала в другой. Некоторые помещения там были совершенно немыслимой формы, было и несколько необычайно огромных залов. Стены покрывала роспись, столь же древняя, как и само здание, и многие рисунки казались мне очень и очень странными. А статуи… Мне не хотелось рассматривать их вблизи, потому что они меня пугали. Теперь я могу понять почему. Может быть, некоторых статуй я и сейчас бы испугалась, невзирая на то, что сама теперь стала… иной. Там было… Там было нечто такое… Сперва я решила, что это остатки какой-то мебели, но лотом увидела, что все деревянные части давным-давно сгнили, от них остались лишь трухлявые щепки. Все заросло лишайником и плесенью, и было покрыто толстым слоем пыли… В общем, если говорить короче, — в конце концов, я попала в такое место… Наверное, когда-то это было нечто вроде кладовой, но теперь дверь туда была приоткрыта. Внутри оказалось святилище какого-то божества. Алтарь, а под алтарем — сундук, и то и другое — из дерева и камня, покрытых причудливой резьбой. Мне показалось, что дверная ручка как будто сама потянулась к моей руке, словно приглашая открыть дверь и войти. И когда я таки открыла дверь, то увидела, что внутри что-то есть — и что-то очень важное. В это мгновение и я сама, и все вокруг меня вдруг изменилось, изменил ось навсегда… Карлотта замолчала, отстраненно глядя куда-то вдаль. — Там был Лик Трикстера? — спросил Джереми. Карлотта посмотрела на юношу и моргнула, приходя в себя. — Нет, что ты! — Нет? — удивился Джереми. — Нет, все это случилось позже, — это потом уже я нашла Лик, стала богиней… Понимаешь, это святилище в разрушенном храме на болотах, оно посвящалось Гермесу. — Карлотта замолчала и внимательно посмотрела на парня. — Но разве… Разве… Твой собственный бог еще не рассказал тебе об этом? — Я боюсь его о чем-нибудь спрашивать. И он мало что мне рассказывает. Он никогда не является по моей просьбе и ничего не говорит обычными словами. Наверное, он просто не воспринимает меня всерьез. Потому что я не в силах побороть страх… Я боюсь утонуть в его воспоминаниях. Боюсь, что он полностью поглотит меня.

Карлотта кивнула. — Понимаю… Трикстер тоже кого угодно может испугать, хотя она и не… Не Аполлон, — последнее слово девушка выговорила почтительным шепотом. Джереми покачал головой. — Ах, Карлотта, ради всех богов, как же я рад тебя видеть… Как здорово, что есть хоть кто-нибудь, с кем можно поговорить обо всем этом! — юноша порывисто сжал ее руку. — Рассказывай же дальше, что ты нашла тогда в развалинах храма, в тот день, когда мы с тобой встретились? — Да, конечно… Постараюсь рассказать все по порядку, — молодая женщина вздохнула и помолчала немного, собираясь с мыслями. — Тогда, в первый день, я нашла сундук у алтаря, а в нем — сандалии. — Она высоко подпрыгнула и плавно выписала в воздухе замысловатый пируэт, напомнив юноше о чудесной обуви, которая была у нее на ногах. — Джереми, неужто ты так и не догадался, чего на самом деле испугались те лодочники, да так испугались, что бросились бежать без оглядки? — Вообще-то я об этом почти не думал. Меня занимали совсем другие проблемы. — Так вот, это меня они, испугались! Как только я нашла эти замечательные сандалии, я, естественно, сразу же их примерила. И как только они оказались у меня на ногах, я сразу поняла, на что они могут сгодиться. Когда эти никчемые гребцы увидели, как я выпорхнула из храма и полетела по воздуху, словно птица, — они стали показывать на меня пальцами, дико заорали и забегали, словно цыплята с отрубленными головами. А потом все эти бравые моряки прыгнули в маленькую лодчонку и принялись грести как бешеные : — и поплыли прямо в болота. И ведь они наверняка представляли себе, что за твари водятся в этих болотах, — но все равно не смогли остаться на месте, удрали туда… Когда увидели, во что я превратилась.

Карлотте не нравились эти моряки, и вот — они в панике бежали, испугавшись ее. Поначалу она злорадно посмеялась над ними, однако люди перепугались не на шутку, и Карлотта страшно разозлилась. Если бы случилось так, что там не оказался еще и Джереми, ей пришлось бы воспользоваться сандалиями для того, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, — и тогда чудесные сандалии перестали бы быть ее тайной.

Карлотта наглядно продемонстрировала Джереми, на что способны ее сандалии, — она в мгновение ока перенеслась на расстояние больше сотни обычных шагов и тотчас же вернулась обратно. — Прекрасно! — воскликнул Джереми и посмотрел на своих спутников. Парень хотел убедиться, что они все еще спокойно спят и ничего такого не видят. Наверное, если бы не Аполлон, Джереми испугался бы точно так же, как те несчастные матросы. — Я уверена — даже ты, с Аполлоном в твоем теле, не смог бы двигаться так же быстро и плавно, как я, — сказала Карлотта.

Джерри потянулся к памяти Аполлона — и узнал, что Карлотта права, это действительно так, Но воспоминания хлынули потоком — . и он узнал гораздо больше, чем ему хотелось. . — Их сделал Гефест! — неожиданно для самого себя сказал юноша, указывая на чудесные сандалии на ногах у Карлотты. — Верно! — И что же сказал Арнобий, когда ты вернулась? Ты ведь прилетела по воздуху, как птица? Ах да! Он же тебя не видел — к тому времени он уже лежал без сознания… Так, значит, ты спрятала сандалии в ту маленькую коробочку, а Арнобию ничего о них не рассказала? — Ты снова угадал. — А мне казалось, ты его любила… Божество в облике Карлотты беспомощно развело руками, совсем по-человечески. — Я и вправду его любила, Джерри, и собиралась все ему рассказать — потом. По крайней мере мне так казалось. Но потом пришел ты, и все еще больше запуталось, — потому что я не могла полностью тебе доверять. Ты ведь помнишь, каким он был в следующие несколько дней, — все никак не мог прийти в себя… А пока он выздоравливал, я успела хорошенько все обдумать. И чем больше я размышляла, тем больше беспокоилась. — Но почему? — Я начала опасаться, что слишком долго тянула с признанием. Он бы очень удивился, узнав, что я скрывала свою находку… Наверное, на самом деле я боялась его потерять. — Но каким образом сандалии… — С одной стороны, он не стерпел бы, что именно я — его рабыня, ничтожная помощница — сделала это великое открытие. Только подумай — сандалии Гермеса, сотворенные самим Гефестом! И их нашла я, а не он, великий ученый. Он нашел этот храм на болотах — только и всего. Дальше все стало слишком простым и настоящим, — а по этой части он был не силен. Вместо того чтобы просто ходить и смотреть, как это сделала я — и находить то, что можно было найти, — он пичкал себя дурманящими эликсирами и без толку тратил время над бесполезными магическими фигурами и заклинаниями. В эти игрушки он мог бы поиграть и у себя дома. Карлотта помолчала, потом заговорила снова: — И если бы даже он отнял у меня всю славу этого открытия, заявил бы, что это он нашел сандалии, — что ж, по крайней мере мы двое все равно знали бы правду. Он просто не смог бы оставить все как есть и признать, что открытие по праву принадлежит мне, жалкой служанке, — это унизило бы его. Вот этого-то я и боялась. Как бы ни повернулось, — все равно наши отношения больше не были бы такими, как раньше. По крайней мере, мне так казалось. Но, как потом выяснилось, между нами никогда и не было никаких особенных отношений… Джереми медленно кивнул. Взгляд Карлотты снова стал задумчивым. — Сейчас я вспоминаю те дни и ясно вижу, что он тогда уже решил меня бросить… О том, чтобы я навсегда осталась с ним, не могло быть и речи. Я тогда тешилась мыслью, что вот, дождусь подходящего случая и преподнесу ему этот великий дар, сандалии, и он… Но так уж вышло, что подходящий случай не подвернулся. Значит, не судьба.

Потом, той ночью, когда Арнобий велел Карлотте убираться, она вытащила сандалии из тайника и начала понемногу ими пользоваться, — но так, чтобы никто не узнал. Поначалу она только летала над морем и танцевала над волнами — без какой-нибудь определенной цели, просто чтобы насладиться ощущением свободы и могущества, которое давали чудесные сандалии. Но вскоре Карлотта стала снова наведываться в разрушенный храм на болотах, — она вплотную занялась поисками новых таинственных сокровищ, дарящих власть и богатство. Любой раб знает, что богатство и само по себе дает человеку власть — золото обладает своей собственной тайной магией, не менее мощной, чем любая другая колдовская сила. Полет в волшебных сандалиях от Академии до далекого храма на болотах занимал совсем немного времени — не больше получаса.

Сперва Карлотта не сознавала, почему она туда так часто летает или что именно она там ищет. Но все ее мысли были заняты поиском какого-нибудь оружия, какого-нибудь источника силы — она страстно желала этого, это было ей очень нужно. А сандалии словно подслушали, о чем Карлотта мысленно разговаривает сама с собой, — принесли ее туда, где она смогла найти то, о чем мечтала.

Снова и снова возвращаясь в развалины храма, безмятежно танцуя среди смертоносных змей, Карлотта поняла наконец, что предчувствия ее не обманули. Она точно определила для себя, чего она хочет, — и узнала то, что искала, сразу же, едва оно попалось ей на глаза.

Еще с первого своего похода в таинственный храм Карлотта знала, что там наверняка сокрыто некое величайшее сокровище. Но тогда она думала, что лучше ему оставаться там, где оно лежит. Там оно наверняка будет в безопасности. А раз уж она заполучила волшебные сандалии, то всегда сможет вернуться в храм за этим сокровищем. — Вскоре я узнала, что эти славные красные сандалии наделяют своего обладателя не только способностью быстро бегать, а чем-то большим. И даже гораздо большим, чем способность летать, — хотя и это само по себе потрясающая штука. Оказалось, что если ты даже не знаешь точно, где лежит нужная тебе вещь, сандалии сами подскажут, как ее найти! — Это великая власть… — Да, ты знаешь это… Аполлон! — Может, я и должен это знать… Раз уж я — бог, то должен бы знать много всякого такого, чего на самом деле не знаю, . — Да ты просто боишься узнать, вот и все. Джереми, который все это время неподвижно сидел на бревне-скамейке, вздохнул и закрыл глаза. — Да, наверное… Но рассказывай дальше. Что случилось потом, когда ты вернулась в храм?

Карлотта рассказала, что было время, когда она желала возвеличиться только ради мужчины, которого любила, — ей казалось, что если она явится перед ним в облике богини или полубогини, то он просто вынужден будет принимать ее всерьез. — Надо было мне знать об этом лучше. Вот — ты! — девушка указала на Джереми. — Ты уже был богом, когда мы впервые встретились. Еще до нашей встречи тебе каким-то образом достался Лик Аполлона, и ты надел его. — Я сам не знал, что делаю… — Правда? Но все равно ты это сделал. И сам стал Аполлоном. Ты уже был Аполлоном, когда впервые явился к Арнобию, — а он ничего такого в тебе не увидел, счел тебя обычным мужланом. Если уж на то пошло — я тогда тоже не разглядела в тебе бога.

Джереми медленно кивнул. — Все верно. Ни на свежую голову, ни под воздействием своих дурманящих средств Арнобий никогда не понимал нас — ни Джереми Редторна, ни Аполлона. — А Аполлон ничего не хочет мне сейчас сказать? Или же Трикстеру, который живет во мне?

Джереми помедлил, прислушиваясь к внутренним ощущениям, — но ничего особенного не почувствовал. Юноша развел руками. — Нет, похоже — ничего. А что хочет сказать мне Локи? Девушка оглядела его с головы до ног. — Не знаю… Но Карлотта не желает тебе зла. В ту ночь, когда я впервые пришла к тебе, на палубу, — тогда я, конечно, еще не знала, что ты бог. Но уже тогда я заметила в тебе нечто такое, чему, как оказалось, мне было очень трудно противостоять, — внутреннюю силу и чувство собственного достоинства. И я захотела, чтобы ты был на моей стороне… Я пыталась заручиться твоей поддержкой, хотела сделать тебя своим помощником — еще до того, как снова пошла в храм и нашла Лик и другие сокровища. Но сандалии уже тогда были у меня, и мне нужен был человек, которому я могла бы доверять… Карлотта призналась Джереми, что у нее были свои подозрения на его счет, — она думала, что он беглый раб, сумевший каким-то образом освободиться от железного ошейника.

Она придумала тогда план — довольно рискованный, но вполне реалистичный. Джереми сумел бы незаметно выбраться из Академии с ее помощью. Они могли бы вместе поплыть на маленькой лодочке к храму и вывезти оттуда сокровища — золото и драгоценности. — Пока я не обрела силу и ловкость Трикстера, я даже в сандалиях могла унести на себе не так уж много.

А потом, когда Джереми сделал бы всю тяжелую работу, они вдвоем под чутким руководством Карлотты могли бы пробраться через болота к свободе, — в иные земли, где правят другие лорды, где есть города, в которых они могли бы обменять добытые драгоценности на звонкую монету. Джереми сказал: — По-моему, ничего бы у нас не получилось. Аполлон ни за что не позволил бы мне вот так вот удрать. Ему надо совсем в другое место — к Оракулу. У него там какие-то важные дела… В общем, Аполлон предназначил моему телу и разуму совсем другое применение. Карлотта только смотрела на него и слушала, не говоря ни слова. Тогда Джереми спросил у нее: — А что ты собираешься делать теперь? — Знаешь, я и сама еще толком не решила… Конечно, мне хотелось бы поговорить с Арнобием, — она кивком показала на спящих у костра людей. — И мне бы хотелось кое-чем вместе с ним заняться — или же кое-что с ним сделать. Не прямо сейчас, чуть погодя. Но первым делом я хотела поговорить с тобой. Как, по-твоему, Аполлон не станет возражать, если я что-нибудь сотворю с Арнобием? Джереми сосредоточился, пытаясь услышать изнутри какой-нибудь отклик, — но Аполлон не подал ему никакого знака. — Насколько я понял — ему все равно, — сказал юноша.

Карлотта просияла. А потом сандалии в мгновение ока унесли ее прочь. Аполлон же вернулся к прежним житейским заботам и снова стал охранять сон своих спутников-людей.

Наутро четверо пилигримов продолжили свое путешествие. Вскоре они оказались на утоптанной тропе, которая вилась внизу по склонам Горы. При взгляде с этой тропинки общие очертания Священной Горы были точно такими же, как если смотреть на Гору издалека, с расстояния многих миль. Снова стала видна вся цепь утесов, длинный горный хребет с пиками разной высоты. На такой пересеченной местности путники могли оказаться всего в нескольких минутах ходьбы от лорда Джона и его отряда — и так и не узнать об этом. Вполне возможно также, что где-нибудь совсем рядом, справа или слева, могли находиться другие группы путешественников, а то и целые армии — но ни одна из групп даже не заподозрила бы о близости вражеских отрядов, пока все они не сошлись бы вместе на какой-нибудь голой, безлесой вершине. .

По крайней мере с той стороны, куда направлялись четверо пилигримов, густые леса и луга с высокой травой покрывали около трех четвертей пути к вершине. Но последняя четверть пути проходила по открытой каменистой местности. В верхней части древесных крон местами виднелись пятна желтой и красной листвы, — близилась осень.

Целый час, а то и больше — по такой неровной, извилистой тропинке за это время можно было пройти где-то около мили, — путники карабкались наверх, оставляя вершину Горы по правую руку.

Потом тропа превратилась в узкий карниз, круто огибавший скалистую стену слева. С этого карниза путникам было хорошо видно, как высоко Они забрались, — перед ними открывался потрясающий вид на раскинувшиеся внизу горные долины, леса и поля с колышущейся под порывами ветра травой, кое-где пересеченные случайными дорогами и тропинками. А где-то далеко-далеко внизу — так далеко, что Джереми даже боялся вообразить, — смутно виднелось подернутое туманной дымкой море. Внизу, на равнинах, зеленые краски лета уже начинали сменяться желтизной и багрянцем осени. На такой огромной высоте непривычных жителей низин слегка подташнивало, — и Джереми тоже не избежал этой участи. Одна только Кати и раньше забиралась так высоко в горы — и даже выше, до самой Пещеры Оракула. Девушка хорошо знала дорогу к Пещере и наверняка бывала там прежде. Но когда трое ее спутников пытались расспросить Кати, о чем она говорила с Оракулом, девушка только отмалчивалась и качала головой.

Аполлон, конечно, тоже бывал раньше в Пещере-в-Горе, однако у него не сохранилось воспоминаний о долгом и трудном пешем походе до Пещеры. Видимо, бога, засевшего внутри» Джереми, не очень-то интересовали такие мелочи.

Вход в Пещеру Оракула располагался на высоте около мили над уровнем моря. Гора поднималась от этой точки гораздо выше, — по меньшей мере, еще на милю, если не больше. Но насколько высоко — вряд ли кто-нибудь вообще знал. На этот счет существовало множество самых разных мнений. Ферранте никогда раньше не бывал на Горе, однако, нисколько не смущался собственным невежеством. — Там, наверху, живут боги, — уверенно сказал молодой воин. Кати спросила его: — Ты веришь в богов, Энди? — Верю, — раз уж я забрался так высоко на Гору. И вообще — я слышал слишком много рассказов о богах и от очень многих разных людей, так что у меня нет повода сомневаться.

По вечерам на такой высоте становилось заметно холоднее, зато днем солнце жгло немилосердно. Здесь, почти в миле над уровнем моря, осень уже вступила в свои права. Ночами воздух был обжигающе холодным, а звезды на небе — невероятно большими и яркими. После полуночи в тех местах, откуда капала вода, начинали намерзать тоненькие ледяные сосульки. Выше в гору от тропинки, по которой шли четверо пилигримов, раскинулись заросшие лесом ущелья и овраги и небольшие плодородные долины — это было то по правую руку от путников, то по левую — смотря по тому, в какую сторону поворачивал очередной виток тропы. То там, то здесь неподалеку от тропинки виднелись затерянные в маленьких лесочках хижины крестьян. Джереми раздумывал о том, живут ли на этих утесах лесорубы. Они обязательно обжили бы эти богатые угодья — если бы только нашли способ доставлять свой товар на рынок. Ведь здесь повсюду растет так много прекрасных высоких деревьев. Иногда даже казалось, что здешние леса, как и саму Гору, подняла к небу неведомая волшебная сила, — может, это сотворили заклинания каких-нибудь чародеев или святых отшельников… Но чтобы продавать лес, нужно, чтобы поблизости были города и селения, в которых этот лес будут покупать. А здесь, на Горе, если и были какие-то деревеньки, то очень редкие и маленькие. Джереми нравилось надолго оставаться одному, и он много времени проводил отдельно от своих спутников. Юноше надо было о многом поразмыслить, — а думать всегда легче, когда ты один. Если он теперь действительно наделен силой Аполлона, то он должен бы делать гораздо больше, чем делал до сих пор. Но парень не мог стрелой носиться по свету, как это делала Карлотта, — да, честно признаться, он и не знал бы толком, к чему применить такую способность, даже если бы она у него вдруг проявилась. Поэтому Джереми большую часть времени карабкался по скалам в одиночку, всякий раз добровольно вызываясь сходить за дровами или на охоту.

Время шло, солнце опускалось все ниже. Джереми начал беспокоиться — Кати ушла вперед на разведку и что-то долго не появлялась. Как проводница, она, естественно, чаще других уходила вперед разведывать путь. Но вот прошло уже несколько минут с тех пор, как Джереми начал высматривать ее, поджидающую остальных где-то впереди на тропинке, — а девушки все не было видно. Вскоре Джереми поделился своими опасениями с Арнобием и Энди. Он убеждал себя, что не стоит тревожиться из-за того, что Кати пропала, — пока еще не стоит. Могла ли Карлотта из каких-либо побуждений — из злости или, может, из ревности — что-нибудь сделать с Катериной?.. Нет, это просто глупо — — Карлотта не стала бы вытворять ничего подобного.

Джереми стал раздумывать о Карлотте. Поскольку она стала теперь еще и Трикстером, то, вероятно, — судя по тому, что юноша знал об этом божестве, — обрела любопытную способность принимать облик любого другого человека. То есть Карлотта могла теперь выглядеть, как ей вздумается. Юноша снова заставил себя проникнуть в память Аполлона — с трудом, но заставил, и то только в силу острой необходимости. Он все еще не решался погрузиться в те глубины, которые хранили информацию о других божествах пантеона и о сущности божеств как таковых. Если бы Джереми смог убедить самого себя, что сейчас как раз такой крайний случай, когда нельзя обойтись без этих сокрытых знаний, — тогда, возможно, он и принял бы всю память своего божества… Возможно. Джерри не был уверен, что сделает это даже в самом крайнем случае.

«Вот тогда и посмотрим», — думал Джереми. До сих пор бог-Захватчик, похоже, разрабатывал какие-то свои планы и привлекал внимание Джереми к важным обстоятельствам только тогда, когда с этими обстоятельствами надо было что-то срочно сделать. Что ж, Джереми смирился с таким положением дел, — он считал, что один из величайших богов в мире знает, что делает. А Кати все не появлялась. Джереми шел по тропинке, до предела напрягая все органы чувств в ожидании опасности. Юноша пытался призвать те могущественные силы, которые, как он знал, должны были принадлежать ему, — правда, он до сих пор толком не разобрался, как этими силами пользоваться…

На крутых склонах гор паслись стада диких коз. Козы щипали траву и поглядывали поверх своих белых бород на незваных гостей, которые карабкались вверх по узкой тропке. Глаза животных светились такой проницательностью, словно это были и не козы вовсе, а какие-нибудь колдуны. А один козел так и вовсе очень напомнил Джереми архивариуса из библиотеки, оставшейся далеко позади, за .много миль от этих гор. По мере продвижения в горы путешественники не встретили никаких других живых существ, им попалось на глаза только несколько стад диких коз. Однако тропинка не заросла травой, — как будто по ней ходили довольно часто. А может быть, тропу сохраняла в таком состоянии неведомая волшебная сила. Вокруг тропинки буйно разрослись причудливые дикие цветы и папоротники. Над цветами деловито жужжали самые обычные пчелы. Это мирное жужжание воспринималось теперь немного по-новому, — в нем словно звучали отголоски страшной мести Аполлона.

Уже всем стало понятно, что в окрестностях Пещеры Оракула рассеяно немало магии. Вершина Горы, больше напоминавшая гребень горного хребта, чем один-единственный пик, все время скрывалась из виду за выступами ближайших утесов — хотя путникам казалось, что она уже совсем рядом, за следующим поворотом. Но, наверное, эта Гора тем и отличалась от всех прочих гор в мире, что здесь можно было карабкаться с утеса на утес час за часом, а то и день за днем — а до вершины так и не добраться. Джереми цеплялся за склон первой горы, на которую ему пришлось взбираться, — вообще-то это была еще и первая гора, которую он, Джереми Редторн, видел за всю свою жизнь, — и никак не мог избавиться от стойкого ощущения, что если даже он будет карабкаться вверх множество лет или целую вечность, то все равно до вершины никогда не доберется. И такой миг, когда над ним больше не будут нависать никакие скалы, никогда не наступит.

В последние несколько дней — нет, даже несколько недель — те изменения в собственной внешности, которые Джереми впервые заметил в цирюльне Академии, стали еще более явственными. Если верить словам удивленной Катерины, некоторые пряди волос на голове юноши сделались блестящими и темными, почти черными — такими, какие соответствовали традиционному облику Аполлона. Темные пряди слегка вились, как и собственные рыжие волосы Джереми, — и почему-то из-за этого такая необычная раскраска казалась еще причудливей.

Лицо Джереми раньше вовсе не было привлекательным по обычным стандартам — так, самым обыкновенным, — по крайней мере, сам юноша давно привык к тому, что он далеко не красавец. Однако Джереми готов был согласиться с тем, что сказала Кати, — девушка, сама удивляясь, заметила, что день ото дня он становится все красивее и красивее. Но, конечно, усы и борода у него так и не выросли — кожа на щеках, подбородке и над верхней губой оставалась такой же гладкой, как и раньше.

Джереми страшно хотелось раздобыть где-нибудь настоящее хорошее зеркало — но, подумав, он решил, что так даже лучше. Если бы сейчас где-нибудь вдруг нашлось зеркало, у парня просто не хватило бы храбрости взглянуть на свое отражение. Энди Ферранте пришлось пережить несколько неприятных минут, когда он вдруг обнаружил, что Джонатан, который при первой их встрече был выше его всего на пару дюймов, теперь перерос Энди почти на целую голову. Конечно, все мальчишки в пятнадцать лет быстро растут, но…

Юноша вспомнил, как вчера Катерина первой обратила внимание на все эти перемены в его облике, — сам Джереми тогда еще не вполне осознавал, насколько он изменился, — и как она об этом заговорила. Кати пока еще на понимала, в чем тут дело, — но она уже заподозрила, что с парнем что-то не так. Джереми нравился ей — и Кати, как могла, старалась его подбодрить.

Как-то раз Джереми набрел на небольшую запруду в горном ручье, — озерцо было достаточно велико, и изображения отраженных в нем предметов не искажались. Как и возле пруда в деревне медоваров, юноша сразу же принялся разглядывать свое отражение. Но едва Джереми себя увидел, ему тотчас же сделалось дурно.

Потому что он действительно очень сильно переменился. Нет, он и сейчас не выглядел точной копией темноволосого юноши, и все же… Да, Джереми теперь гораздо больше походил на него, однако пропорции его тела, наверное, так никогда и не станут столь же совершенными, как у Аполлона, и кудрявые волосы тоже скорее всего не станут совсем черными. Нет, дело было не в волосах, и не в тех изменениях, которые обычно происходят с телом, когда мальчики вырастают и становятся мужчинами. Джереми испугался другого — все его лицо… Нет, вся голова… Да что там — все его тело, похоже, росло теперь совсем не так, как надо, как-то по-другому — как будто старалось принять форму совсем другого, чужого тела. Прочие изменения в теле были не столь явственными, зато более существенными. Мускулы больше не походили на тонкие жесткие жгуты — они округлились, набрали силу. Мужское естество тоже заметно развилось, — хотя в последнее время, пока Джереми карабкался по скалам, ему не часто приходили на ум эротические фантазии, и сны эротические тоже что-то не снились. Парень решил — это оттого, что его Незваного Гостя сейчас волнуют совсем другие, более важные проблемы. У Захватчика были какие-то свои дела, которыми он и занимался. Что ж, все дороги и все мысли ведут к его Незваному Гостю. Получалось так, что Джереми Редторн практически не задумывался о том, что не интересовало Аполлона.

Сейчас даже как-то не верилось — хотя это было совсем недавно, еще в середине лета, — что у Джереми ничего не получалось с ухаживанием даже за довольно страшненькой с виду деревенской девушкой… Как же ее там звали-то, а?.. Ах да, Мира — вот как! Так эта Мира не то что переспать с ним не соглашалась — она вообще едва выносила его присутствие. Даже деревенская дурнушка Мира казалась тогда Джереми чудесной и практически недостижимой. А потом у него в голове поселился Незваный Гость. И женщина по имени Карлотта, которая прятала где-то в лодке свои волшебные сандалии, сделала в ту незабываемую ночь то, что она сделала, — прямо на палубе катамарана. Теперь все женщины и девушки в целом как будто желали его заполучить. И пусть его тело изменилось не так уж и сильно, но все же… То тело, что некогда принадлежало только Джереми Редторну, очень и очень переменилось в лучшую сторону.

Если верить старым, потрепанным временем и непогодой указателям — деревянным табличкам, закрепленным на деревьях, с надписями на полудюжине языков, — знаменитая Пещера Оракула должна была находиться всего в миле отсюда.

Джереми все больше беспокоился из-за долгого отсутствия Кати. Юноша думал, что она должна была бы поджидать остальных где-то здесь, возле этих указателей. Впереди показалось святилище, известное как Пещера Прорицаний. Верующие считали, что там, внутри Пещеры, глубоко под землей, обитает Чудовище, Порождение Тьмы. Судя по всему, Аполлон, вернее его прежний аватара, пытался победить это Чудовище и потерпел поражение, — так что понадобился новый герой, который принял бы на себя эту миссию и преуспел.

Вход в Пещеру Оракула — точнее, некоторые специфические особенности местности вокруг этого самого входа — был хорошо заметен с довольно большого расстояния ниже по склону. Сама же Пещера, согласно пополненной памяти Джереми, должна была скрываться за огромным скальным выступом, — так что увидеть ее можно было, только подойдя почти вплотную. Но широкие и хорошо утоптанные дорожки и несколько небольших домиков поблизости не оставляли никаких сомнений относительно того, в каком именно месте расположена Пещера.

Еще издалека, с тропинки, заметив кажущийся столь близким вход в святилище, пилигримы тешились ложными надеждами на скорое завершение пути — но недолго, потому как почти сразу же Пещера снова исчезала из виду и не показывалась до тех пор, пока путники не подходили прямо ко входу. Трое путешественников ускорили шаг.

Арнобий тоже обеспокоился из-за того, что их проводница из деревни Медовары куда-то запропастилась. Но он пока не считал нужным что-либо предпринимать по этому поводу. Если бы у него под рукой было человек сорок воинов из отряда лорда Джона! Или хотя бы пара десятков крепких и сердитых крестьянских парней… Тогда бы он запросто занял позицию у входа в Пещеру и смог бы ее удерживать до подхода Джона и основных сил его отряда. А Джереми чем дальше, тем больше убеждался в том, что с Кати случилось какое-то несчастье. И, похоже, он даже знал — какое. Юноша совсем уже решился ослушаться приказов Арнобия и пойти в Пещеру в одиночку.

Его Незваный Гость — по своим собственным соображениям — был совершенно согласен с таким образом действий.

Джереми знал — с твердой уверенностью и с пугающим безразличием к первоисточнику этого знания, — что эта белесая скала, которая ныне возвышается на милю над уровнем моря, когда-то, в былые дни, покоилась в глубинах вод, на морском дне. В прошлом, в таком далеком прошлом… Нет, слово «далеком» тут не подходит — оно не в состоянии описать ту громадную бездну времени, которое прошло с тех пор, когда океан плескался над этой скалой. Джереми боялся вообразить себе это время, — он боялся того, что может статься с его рассудком, попробуй он ясно это представить.

В беловатой скале, на которой сейчас лежала рука юноши, были замурованы неисчислимые количества маленьких крупинок, с виду похожих на морские ракушки. Останки мелких моллюсков, некогда населявших океанские глубины, спрессовались в камень-известняк. Новая память, — память Аполлона — помогла юноше точно опознать эту горную породу.

У входа в Пещеру сгрудилось с полдюжины людей. Половина из них были жрецы, половина — солдаты в бело-голубых мундирах лорда Калаха. Но Джереми уже с этого расстояния ясно увидел, что Кати среди них нет. И еще он понял, что по своей воле девушка никак не прошла бы дальше по тропинке мимо этого места.

Подойдя к Пещере поближе, Джереми вспомнил еще кое о чем, — о том, что случалось в прошлый раз — или прошлые разы, — когда Захватчик бывал в этом месте. Если заглянуть вниз, в глубь Пещеры, в определенное время суток и время года, когда солнечные лучи падают под нужным углом, то до сих пор можно увидеть наскальные рисунки, сделанные древними пещерными людьми. На стенах пещеры изображены сцены охоты — разнообразные животные, пронзенные копьями. Но там есть и еще одна картина, исполненная в том же стиле, — на этом рисунке определенно изображено жертвоприношение. Маленькая человеческая фигурка, которую пожирает чудовище. И в чудовище этом кто угодно без труда признал бы огромную, невероятных размеров змею.