Эпизод 19: Богиня сновидений

Всё в мире — субъективно. Любые законы, правила, обязательства — они были придуманы людьми для того, чтобы систематизировать мир, подчинить его механизму, работающему на балансе, на гармонии. Закон «Преступления и Наказания» — когда человек совершает что-то ужасное, но впоследствии наказывается за это. Люди ходят в школу не столько для того, чтобы базовые знания получить, сколько сызмальства научиться жить, учиться и работать в социуме. И даже религия — тоже субъективный класс, покуда создавалась для духовного объединения. Если кто скажет: «Это неправда» — то ужасным невежей в итоге прослывёт, покуда нет в мире ничего, что до него не было придумано кем-то другим.

В мире объективно лишь Начало и Конец — Жизнь и Смерть.

Так было изначально задумано Родом — чтобы люди (животные, птицы, насекомые) производили на свет себе подобных, а сами, выполнив своё жизненное предназначение (чаще всего — генетическое дерево обновив), уходили на покой. Созидание компонуется с Разрушением, и оба непреложных правила подкреплены Равновесием.

Мы рождаемся для того, чтобы поддерживать наш генофонд.

Мы умираем для того, чтобы наш генофонд избытка не познал.

Жизнь — пролог. Смерть — эпилог. Между ними — история отдельного живого существа, в которой может происходить что угодно. Одним времени отведено крайне много, кого-то Род, к несчастью (или к счастью), им обделил — но в любом случае каждый проживёт что-то. У каждого будет свой собственный сюжет, который не всегда красок радужных полон и, порой, ужасен настолько, что лучше б его и не было.

Жизнь — это Созидание. Смерть — Разрушение. А что же Равновесие? Куда можно воткнуть сей закон непреложный, ежели два мастодонта уже заняли имеющиеся ниши? Ведь это тоже объективно важный элемент не только нашего бытия, но и того, что пока не готово наше сознание принять.

Равновесие — это сон. Не тот, что мы с вами видим каждую ночь; не то, чему нам приходится предаваться время от времени.

Жизнь — движение. Смерть — остановка. А что сон? И почему автор считает его триггером, ломающим как первое правило, так и второе? Всё довольно прозаично, друзья мои: сон — это не смерть и не жизнь. Эдакая золотая середина между ними. Оказавшись во власти сна, человек прекращает двигаться дальше и выбывает из зоны Жизни. Но он не мёртв. Его душа по-прежнему остаётся в теле, а сердце, мозг и прочие жизненно-важные органы продолжают функционировать. Человек не жив — ибо история его приостанавливается. И чем больше долог сон — тем сильнее проявляет себя баг, который никто и никогда не исправит.

Сон — равновесие. Но это самое худшее завершение неоконченного романа, не достигшего конца. Просто прерванный фанфик, помеченный галочкой: «Заморожен».

Потому сейчас Хог ни жив, ни мёртв. Он временно выпал из игры и видит ту, с чьей лёгкой воли оказался здесь. Серая мгла никуда не делась, однако под влиянием могущественной богини преобразила замысловатый дворец в компактную комнату. В ней нет дверей. Интерьер — только стол да два стула подле него. Есть два окна, но за ними нет ничего, кроме бесконечного космоса, где периодически происходят ярчайшие вспышки. Полумрак в помещении не предвещает ни плохого, ни хорошего. Атмосфера угнетает и одновременно бодрит. Она не пытается устрашить Хога — равно как и успокоить.

Хог никак себе Дрёму не представлял. Мог лишь предположить, что явится к нему она в облике идентичном Триглаву. Оного богиня, разумеется, не сделала. На него, прислонившись к столу со скрещёнными на груди руками, смотрела молодая красивая девушка ростом чуть ниже волонтёра и двадцатилетняя на вид. Истово ей, конечно, гораздо больше годков, но биологический облик не даёт этому предпосылок. Она удивительно прекрасна.

У Дрёмы были серебристого цвета волосы, длина которых достигала её спины. Обладала фиолетовыми глазами, изумительно белой кожей и нормальной фигурой, не гиперболизирующей отдельные части тела. Она была облачена в чёрное платье с аметистовыми оттенками, но походило сие одеяние больше на мантию (а может, это и есть мантия). На голове — не то платок длинный, не то капюшон. Образ — частичная вариация Морены, исключающая лазурно-белые тона.

Хог слегка занервничал. Дрёма лишь с виду хрупкой кажется, но от неё исходит сила, неведомая человеческому сознанию. То же самое Лимит чувствовал тогда, когда впервые встретился с Триглавом: богов нельзя одолеть. Их власть интегрирована в саму природу этого мироздания. И хотя они никогда ни на кого не нападают, в случае агрессии против них могут применить защиту, в ходе которой им представится возможность прикончить наглеца (якобы случайно).

Дрёма улыбнулась. Её фарфоровое на вид личико стало ещё краше и милее прежнего.

— Не бойся. Я не намерена причинять тебе вред, — ласково заявила она.

— И к каждому ты заявляешься с целью поговорить? — поинтересовался Хог.

— Конечно же, нет. Только к тем, кто этого достоин.

— Угу. Стало быть, я…?

— Именно, человеческое дитя. Боги разговаривают только с Избранными, — подчеркнула богиня сновидений. — Но… не будем говорить, что называется, стоя. Приглашаю тебя присесть за этот стол.

Лимит нахмурился, однако шагнул вперёд. Дрёма не без грации отпрянула от своего прежнего местоположения и заняла первый стул, спиной поворачиваясь к окнам. Она поставила локти на стол, свела пальцы воедино и положила на них подбородок, не убирая с лица приятной улыбки. Хог сел на второй стул и теперь смотрел богине прямо в глаза, оказываясь напротив неё. В виртуальной комнате с космосом за окнами стало темнее.

— Значит, я Избранный, — скорее, констатировал, нежели спрашивал, Хог. Сероволосая девушка кивнула. — А как же карио? Оно у меня синее.

— Точно синее?

— Ну… мы проверяли с Орфом… этим… как его…?

— Ладненько. Я обещала, что мы немного сломаем четвёртую стену, так что не буду ходить вокруг да около, — Дрёма чуть-чуть опустила ресницы и промолвила: — Устройство дало сбой из-за твоего правого глаза. Ты зазря приуменьшил возможности своего Солнцеворота однажды и потому не ведаешь его истовой природы.

— Истовой природы? О чём ты?

— «Посолонь» — око Белого Бога. Это не просто элемент света, а сама его суть, основа. Он — артефакт божественного происхождения, часть Прави и важная составляющая каждого божества, имеющего идеальную совместимость с Солнцем.

— То есть…?

— Ты родился Избранным. Но дабы никто о сём не прознал, твой глаз маскирует цвет твоей энергии на случай, ежели кто-то пытается её природу изучить.

— Откуда мне знать, что ты меня не обманываешь?

Дрёма нежно рассмеялась, играя звоном колокольчиков в своём голосе.

— То, что ты напрямую общаешься с богиней, а не возлагаешь приданное подле её идола, дабы послание от неё получить, тебя в моей искренности не убедило?

Хог ещё больше нахмурился. Всё сводилось к его принадлежности к фиолетовому карио: биологический божественный артефакт (Коловрат), встреча с Триглавом (обычный человек даже не подобрался бы к чёрной сфере) и возможность использовать Щит Даждьбога. Однако Лимит не знал, какие цели преследует Дрёма конкретно в разговоре с ним, а потому старался не шибко ей верить. Увы, богиня, чьё могущество свело с ума миллионы людей в своё время, доверия пока не вызывала.

— Будь ты ладен, милый. Такой же упрямый и непоколебимый, как твой покровитель, — и вовсе расцвела Дрёма, видя решительное несогласие в фиолетовых глазах собеседника. — Ну хорошо. Я сказала, что Солнцеворот при любых обстоятельствах будет маскировать твою истовую природу. Но способ один всё же есть, как обмануть даже его.

— И как же?

— Тебе достаточно соприкоснуться своей энергией с чужой. Мы, боги, практику эту называем «Ладностью». Вы, люди, ежели память мне не изменяет, давным-давно нарекли её «Синхронизацией».

Итак, давайте немного отвлечёмся от происходящего и поговорим о так называемой «Синхронизации». Что вам стоит о ней знать наверняка? Это одна из самых необходимых для человечества практик, коей занимаются преимущественно все. Она жизненно важна для каждого, будь то человек обычный али охотник волшебный. Но что из себя представляет сама «Синхронизация»? Как сказала Дрёма, это — слияние двух карио в одно, благодаря чему происходит энергетический взаимообмен друг с другом. Да, вы не ослышались: для проведения данного действа нужны два человека. Таким образом они перезапускают свой карио-очаг на случай, если он пустой, усиливают его интенсивными на него воздействиями и позволяют энергии в кратчайшие сроки обновиться.

А чтобы окончательно все точки над «i» расставить, «Синхронизация» — это секс с другим человеком. Именно тогда, когда партнёры становятся едиными, происходит кругообразное насыщение друг друга. От силы страсти зависит количество энергии, которой предающиеся утехам любовным обменяются. И благодаря сему единству они смогут узнать, каким карио обладает определённый человек. Просто почувствуют его, соприкоснувшись с ним своим.

Хог, однако, фыркнул. Ведь он хэйтер — человек, отрицающий романтику в любых проявлениях, в том числе подобное. Хотя юноша прекрасно знал о существовании «Синхронизации» как обязательной для любого охотника практики, сам к ней прежде не прибегал. Для его это всё…

— Фу.

— Своим «Фу» ты лишил себя многого.

— Так уж много я «потерял», наплевав на плотские утехи, — съязвил Хог.

— Не имею понимания, откуда в тебе возникла неприязнь к интимной близости — хотя, гм, могу предположить, что ты перенял данную черту от своего покровителя, — но ты действительно себя ограничил, — говорила Дрёма. — Например, ты не даёшь силе, что внутри тебя сокрыта, проявиться. Твоё тело, твой разум, твоя воля — они не познали раскрепощения, и потому ты не можешь воспользоваться тем оружием, которое тебе твой покровитель подарил сразу же после твоего рождения.

— У меня нет желания гулять со всякими девками и с ними спать.

— Ты просто не хочешь никому открываться, не так ли?

Лимит раздражённо заскрипел зубами.

Сей разговор ему начинал не нравиться.

— В любом случае я удовлетворила твоё любопытство касаемо твоей истовой природы и своё обещание выполнила, — впрочем, тактичная Дрёма не собиралась наседать на хэйтера и решила сменить тему диалога. — Теперь, ладный, я хочу спросить тебя о том, что интересно уже мне.

— И что ты хочешь у меня вызнать? — спросил Хог.

Богиня поднялась из-за стола. Рукой махнула она парню, дескать, за мной иди — и направилась к окну. Лимит последовал за ней.

— Смотри. Это — Тьма, на которую однажды пролился свет Рода. Здесь впервые зародилась Вселенная, поделённая Сварогом, Перуном и Велесом на три мира: Правь, Явь и Навь. Дабы царствия себя не обезличили в неспособности самостоятельно гармонизировать возможные коллапсы, Род соединил их Мировым Древом. Сейчас наше Мироздание, наша Славь — они доведены до идеала и существуют в рамках ранее заложенных в неё обетов. Каждый приложил к ней руку: бог, полубог, дракон, демон, человек. Куда ни посмотри — ничего лишнего. Все на своих местах — кроме тебя… и меня.

Хог вздрогнул. Так же, как и на последних словах голос Дрёмы, после сказа лицом к юноше поворачивающейся. Она грустно изогнула брови, и взгляд её теперь не выражал прежней доброжелательности, место тоске разительной уступая. Они стояли друг напротив друга, а сбоку от них Млечный Путь на фоне космоса вместе со звёздами плыл куда-то, редким сиянием огней свет в комнату бросая.

— Что ты имеешь в виду, Дрёма? — осторожно вопросил Хог. На душе почему-то стало тревожно, но причину оного он пока не понимал.

— Я хочу быть откровенной с тобой настолько, насколько хочу. Но правила этого мира… гм… этой истории — они меня сдерживают. Это ужасно, ужасно больно — когда ты не можешь говорить свободно и вынужден подчиняться правилам, не позволяющим рушить устоявшиеся грани, — грустно улыбнулась богиня сновидений. — Да, я Дрёма. Но только здесь, в рамках этой Вселенной. За её пределами существует настоящая я. Та я, которой не нужно отыгрывать роль какого-то божества, притворяться чьей-то дочерью и появляться в сюжете ровно тогда, когда этого Творец захочет. Ты ведь… мм… понимаешь, о чём я?

— Если честно — н-нет.

Дрёма вздохнула.

— Я хочу, чтобы эта история закончилась прямо сейчас. Чтобы ты оставил всё, что у тебя есть здесь; всё, что тебе откроется в скором будущем — и пошёл со мной туда, — печальным взглядом указывает на окно. — У меня нет желания быть очередным персонажем, которого ты просто встретил. Я хочу пойти по стопам Рода и сотворить иной мир — с другой историей, другим сюжетом… другими нами.

Лимит понемногу начинал понимать смысл слов грустной богини, но от осознания сакрального его невольно проняло. Причём, сильно, до души прям, оную заставляя дрожать. В одночасье что-либо вообще перестало вес иметь, и волонтёр оказался на легендарном Распутье. Камня Путеводного, правда, нет, но есть Дрёма, чьи изречения продолжают ломать четвёртую стену, отчего история бродяги без прошлого начинает по швам трещать. Может ли такое вообще быть? Конечно же, может. Трудно не заметить оных предпосылок, начатых закладываться в сию историю ещё в прологе. Уже тогда было ясно, что однажды элемент, который вроде бы комичности ради добавлен был, себя вскорости проявит иначе. Дрёма виртуозно управлялась с нитями Макоши, а может, саму богиню судьбы подменяла, пока та по делам каким отлучилась. Ей явно интересно наблюдать за эмоциями на лице Хога, видеть перед собой человека, не просто не струхнувшего от встречи с не себе подобным, но и говорить спокойно способного.

Дрёма сделала шаг вперёд. Кисть одной руки она прижала к своей левой груди, а другую протянула Хогу, шепча:

— Ты — Свет. Я — Тьма. В заветах Рода сказано: «Лишь тогда мир сотворится, когда Свет во Тьму прольётся». Трактовать слова Творца можно по-разному, но смысл остаётся один и тот же: связь мужского и женского начал образуют продолжение. Я долго искала того, кто, возможно, станет последователем революционной воли — но, наконец, решила свой выбор остановить на Тебе. Мы с тобой не просто так встретились, Хо (?) И (?)ит.

«Пойдём со мной? Давай оставим этот мир и перейдём к следующему? Не будем Хогом Лимитом и Дрёмой. Будем теми, кем мы являемся на самом деле. Объединим Солнце и Луну, Свет и Тьму в одно целое — и породим новую историю. Только Ты. Только Я».

Хог молчал. На его глаза упала тень, ввиду чего прочесть эмоции этого человека возможным не представлялось. А Дрёма едва ли не умоляюще смотрела на солярного охотника, чьи глаза лиловыми оттенками наполнились. Её нежелание соотносить себя с этим миром, её неумолимая жажда революцию свершить — они ощущались очень сильно в виртуальном пространстве, переставшем взывать к фантазии Лимита.

Хог, наконец, шевельнулся. Дрёма выразительно на него посмотрела, нижнюю губу в нетерпении поджимая.

— Ко мне, Тарх! — холодно скомандовал Хог.

Дрёма печально улыбнулась. Вернувшийся в руку щит потомок Лимитеры прижал к груди, одновременно Коловрат активируя. Комната, окна и прочее — всё стало растворяться в ослабевающем тумане.

— «Ты связался с магией Нави, лимитер, и теперь жди последствий. Тьма так просто не оставит того, кто подарил ей свою душу», — Хог повторил слова Элли, сказанные ему эрийкой однажды, не просто так. Ими он подчеркнул произошедшее событие и разом парировал диалог с богиней сновидений, расставляя на своё усмотрение приоритеты. — Ну здравствуйте, последствия. Всё ждал, когда себя вы явите и, наконец, дождался. Прям даже не верится как-то.

— Ты неверно мои слова интерпретировал. А, впрочем, ладно. Это наш первый разговор. Ждать от него большего — натуральная наивность. Прости меня за мою несдержанность. Впредь я буду тактичной в выражениях и… — Дрёма не стала договаривать и просто нежно улыбнулась, очень мило глаза закатив. — В любом случае я не прощаюсь с тобой, душа, в этой истории Хогом Лимитом наречённая. Скажу лишь: «До свидания». А точнее — до следующей встречи.

И туман исчез, будто и не было его вовсе. Всё на свои места вернулось: храм Семаргла, открытые врата, зажжённые статуи. Отсутствовал лишь Орфей, но он, скорее всего, под воздействием иллюзорного сна ушёл куда-то вперёд. Его нужно было найти…

— Ха-х… ха-х…

Однако Хогу следовало перевести дух после разговора с Дрёмой. Он упал на одно колено и тяжело задышал, глаза в ужасе округляя. На его лбу возникла испарина, ходуном заходило сердце и тело невольно задрожало.

Это страшно — когда тебе дают глазком посмотреть на свой мир со стороны.

Страшно — когда ты узнаёшь то, чего не знают другие.

Страшно — когда ты понимаешь, что, возможно, являешься не тем человеком, каковым себя считаешь.

Потому Хога и трясло, как осенний лист. Он до последнего держался и только сейчас мог дать свободу своему страху, позволить себе испугаться по-настоящему, не постесняться в сей час трусом побыть. Общение с богами никогда не проходило бесследно. Неудивительно, что лишь с немногими смертными они готовы разговаривать, покуда речи их способны любого сломать ментально. Таким был Триглав. Такой была Дрёма. Встречи с ними не оставили Лимита равнодушным, ибо каждый смог взбудоражить его сознание.

Хогу потребовалось несколько минут, чтобы утихомирить тревогу в сердце и перевести дух. После этого он поднялся на ноги и со скоростью звука побежал в сторону, куда предположительно мог уйти Орфей.

***



— Привет, Орфейчик! Как делишки?

— С-сестра? — Якер сильно удивился. Чему, правда, не понял сам, ибо подобное в его жизни происходило нередко — когда Блейз встречала его у школьных ворот. Зачем она это делала, мальчишка до сих пор не знал. Совсем недавно ему стукнуло шестнадцать лет, и сверстники периодически посмеивались над Орфеем, дескать: уже немаленький — а всё равно за ручку с сестричкой ходишь. Это ужасно смущало и немного раздражало, однако с Акварией на сию тему спорить было бесполезно: она как приходила — так и продолжала это делать.

Вот и сейчас происходит ровно то же самое: Орфей, закончив все свои дела в школе, идёт на выход, а там, энергично смеясь, стоит Блейз. Свои златые волосы она собрала в хвост на затылке, но вместо резинки затянула их красным бантом. У Блейз потрясающая фигура, отличные формы и прекрасно подобранный гардероб: белая облегающая майка с тремя чёрными полосами по диагонали, обнажающая живот, красные короткие шорты и спортивные кеды. Она, видно, с пробежки только что, раз так облачилась. На неё, разумеется, смотрели парни, и Орфея это немного возмущало. Чисто братская ревность.

— С-сестра, н-ну…! — Орфей нахмурился и покраснел одновременно, когда Блейз с весёлым: «Е-е-е» заграбастала низкорослого братца в объятия. Во-первых, сие происходило на людях, тем паче перед проходящими мимо одноклассниками, которые, с одной стороны, страшно ему завидовали, а с другой, дико с него угорали. Во-вторых, Якера сильно смущали две приятные формы, что упирались парню в шею. И ладно бы, будь обладательница чудесных достоинств какая-то другая девушка, так нет же — родная, чёрт подери, сестра. Учитывая, что Орфей как раз достиг того возраста, когда гормоны бурлят на полную катушку, подобные вещи оказывали на него не самое приятное (с нравственной точки зрения) воздействие.

Блейз, конечно же, и на это внимания не обратила, лишь сильнее к себе Орфея прижав. Так как девушка была чуть повыше него (и, видно, посильнее), то ей не составило труда закружить его, отчего мальчишка сокрушился окончательно. Это Блейз откровенно пофиг на мнение окружающих, а вот ему — нет.

Но, к счастью, обнимашки вскоре закончились, и Блейз, поставив красного, как рак, Орфея на ноги, сделала шаг назад. И расхохоталась.

— Эхе, видел бы ты себя со стороны.

— Кто б говорил! — не без стыда брякнул Якер. — Меня теперь засмеют все.

— Они тебя от зависти дразнят, а ты ведёшься. Эх ты, балбес, — весёлая Блейз взъерошила макушку брата. — Ну ладно, прости. Я больше не буду так делать.

— Ты постоянно мне это говоришь, а потом всё повторяется.

— Ну-у… в этот раз я свято тебе обещаю. Вот прям клянусь!

Орфей уныло посмотрел на Акварию, однако та улыбнулась во все тридцать два зуба и головой энергично закивала, дескать, зуб даю.

Блейз ужасная — в прямом смысле этого слова — оптимистка. Периодически Орфей ловил себя на мысли, что, возможно, вообще не является её братом и родство с ней получил по халатности врачей (типа детей спутали). Хотя… как тут спутаешь их, если они похожи друг на друга, как две капли воды? Различия разве что в полах да характерах. В остальном — ну вылитые близняшки. Был даже момент, когда Якера случайно спутали с Акварией и пригласили его на свидание. Смеху, конечно, богато было, и девушка по сей день припоминала братцу эту историю, в очередной раз заставляя парнишку краснеть.

С такими сёстрами, как Блейз, уж точно не соскучишься. Их неординарность способна встряхнуть даже самого флегматичного в мире человека.

— Ты сегодня в невероятно приподнятом настроении, — заметил Орфей, когда они шли по улице. — Случилось что хорошее?

— Конечно. Я встретила тебя и мы вместе идём домой. Это хорошо. Сегодня никто не развалил Мировое Древо, что даёт нам возможность прожить очередной прекрасный день. Это тоже хорошо. А ещё у меня появилась куча свободного времени. Это не просто хорошо. Это, чёрт подери, потрясающе! — жизнерадостно воскликнула Блейз.

— Ещё нас ждёт уборка дома. Это плохо. Мне придётся снова шаманить с резами, которые я так и не смог освоить. Это тоже плохо. А ещё…

— Так! А ну-ка прекратил использовать мои фирменные фразы в пессимистичном тоне. Фу! Оскорбительно просто!

— Я…

— Не «якай» мне тут. Мы идём есть носорога. Понял?

— Чего? Какого ещё…?

— Мы. Идём. Есть. Носорога, — Аквария театрально нахмурилась и пристально на Якера посмотрела, дабы тот, наконец, понял, что она просто ждёт продолжения дурачеств.

— Э-э, ну, да, конечно. Мы его съедим.

— Умничка! А то идёшь да тучи нагоняешь. Прям дед старый какой-то! Уть!

Красавица, спортсменка, интеллектуалка, юмористка, добрячка — и всё это она, его любимая старшая сестра Блейз. Ухажёров у неё было немерено. Только и успевал Орфей знакомиться то с одним молодым человеком Акварии, то с другим. Все блондинку обожали. Все её любили. Каждый звал её замуж, но всем она почему-то отказывала.

Орфей хмыкнул. На фоне Блейз он даже не мошка. Пыль обыкновенная, а то и того меньше. Но Якер с этим смирился ещё с тех пор, как сменил свою фамилию на другую. В отличии от сестры, младший блондин гражданство Росскеи получил: оно ему необходимо было для вступления в союз «Медведь». И хотя пути его развития абсолютно открыты (иди, как говорится, куда хочешь), Орфей продолжал чувствовать себя блеклым на фоне яркой Блейз.

— Ну, рассказывай, как дела в школе? — меж делом поинтересовалась Блейз. — Нашёл себе девушку?

— Ага.

— У неё клёвые дойки?

— Аг… Стоп, что? Какие ещё…? Чего? — напрасно Орфей решил лениво отвечать на вопросы Акварии: она сразу раскусила его план и специально заговорила о том, что дико смущало блондина.

— Итак, дубль два: ты нашёл себе подружку?

— Н… н-нет. Мне это не нужно.

— То-то я думаю, куда мои салфетки подевались. Оказывается, тебе просто «не нужно», — хитро улыбнулась Блейз, и Якер вмиг покраснел до кончиков ушей. Даже рот открыл, чтобы возмутиться — но в итоге заткнулся, поняв, что может в очередной раз спровоцировать девушку на колкость.

Блейз, впрочем, не собиралась его дразнить. Лишь усмехнулась краем рта — и продолжила идти, как ни в чём не бывало.

— Ты прекрасно понимаешь, что я никогда не смогу найти себе девушку. Мы постоянно на эту тему говорим — и каждый раз я тебе одно и то же рассказываю, — на сей раз Орфей был абсолютно искренен. — Это ты, сестра, умница и красавица. А я урод, каких Сварга Небесная не видывала. Я не могу сам за себя постоять. Не владею магией. Мне отказали в поступлении в Военную Академию. Я… я, чёрт подери, грёбаный ботаник, который только и может, что пятёрки получать да грамоты ничтожные на конкурсах выигрывать. А что в сухом остатке? Ничего. Просто лох. Ужасный лох.

— Орфей, — Аквария вдруг остановилась.

— Что?

И смолк тотчас, ибо блондинка резко упёрлась лбом в его лоб. Её взгляд был суров как никогда прежде, отчего младший аквариец разом остолбенел, успев только сглотнуть.

— Всё понимаю, Орфей: заниженная самооценка, жизненные обстоятельства и так далее. Но откровенно презирать самого себя — вот это уже ни в какие рамки, — строгим тоном заговорила Блейз. — Ты — мой брат! Мы с тобой только полов разные, однако в остальном похожи донельзя. Моя красота идентична твоей. Лёгкая женственность твоё лицо не уродует, а делает его милее.

— С-сестра…

— Я не договорила, Орфей. Единственное, что тебя портит — твоя нелюбовь к самому себе. Как ты можешь ждать любви от других, если сам себя не любишь? Ты потому и втягиваешь шею в плечи, и пытаешься побыстрее свинтить от других людей в одиночество, не так ли? Так, цыц! Я всё ещё говорю! Кхм…! Орфей, ты очень милый, красивый и хороший парень. Отсутствие брутальности в тебе не равно никчёмности, пойми? Ты зря полагаешь, что девушкам нравятся только качки да спортсмены. Каким-то да, нравятся. Каким-то нет.

— В школе так не считают, да и… — Якер сначала прикусил было язык. Говорить такое Блейз, единственному в его жизни человеку, которому на него откровенно не наплевать — это равносильно плевку если не в лицо, то на обувь точно.

И всё же Орфей не сдержался. Сделал глубокий вдох и заявил:

— Ты со мной водишься только потому, что я твой брат. Не будь ты моей сестрой, то уж точно никогда не обратила бы внимание на такого, как я. Таким девушкам, как ты, несвойственно с подобными мне якшаться. Вы купаетесь в лучах популярности, тогда как я и похожие на меня индивиды насмешки за насмешками от окружающих хватаем. Я не такой удивительный и замечательный, как ты, и никогда таким не стану. Максимум, на что рассчитывать могу — на какую-то серую мышку. И то из жалости она решит со мной быть. Просто так, на потеху курам. Можешь смеяться с меня. Можешь даже ударить, мне всё равно. Я сказал то, что вижу. То, что есть на самом деле.

С этими словами Орфей отлип от Блейз, чтобы лицезреть её полностью. Она ожидаемо удивилась словам и потому ничего не делала, просто глядя на брата безмолвно. А Якер… он излил всё, что накопилось в его душе за долгое время. Все эти вопросы про поиск пассии, дурацкие утешения и постоянные упрёки за заниженную оценку бессмысленны. Мальчишке этого не нужно. Он уже давно свыкся с тем, что самое лучшее было отведено Блейз. Орфей смирился с этим и искренне хотел, чтобы старшая сестра больше не пыталась с ним на подобные темы разговаривать.

Блейз вдруг сделала шаг вперёд, чтобы вновь сблизиться с Орфеем. Блондин увёл взгляд в сторону, предчувствуя ощутимый удар по голове за сказанное им. Но Аквария его не стукнула. Не накричала, не стала наезжать. Её рука просто схватилась за затылок Якера и рывком прижала его голову к груди, и тот лицом в неё влетел. Холмики эротично качнулись.

— Как сильно ты ошибаешься, малыш. Настолько сильно — что я хочу тебя поправить. Совсем чуть-чуть.

Орфей остолбенел в одночасье. Всяко с ним разговаривала Блейз: весело, строго, недовольно, ласково. Но лишь сейчас впервые он услышал совершенно иной её голос — сладкий, сексуальный, пронимающий до паховой области, где супротив воли Якера возникло движение. Она шепчет ему в ухо. Своим горячим дыханием щекочет его шею, чья кожа вмиг гусиной становится.

Это ненормально! Абсолютно ненормально!

— С-сестра, я… это… нет… то есть… Стоп! Какого чёрта? Я не это имел в виду, когда…

И Орфей заткнулся, стоило ему только отлипнуть от упругой груди Блейз, чтобы в глаза ей посмотреть. В эту же секунду он пожалел, что вообще это сделал. Кровавого цвета очи глядят на него с сокрушающим волю вожделением, и взгляду сему не требуется поддержка в виде очаровательного румянца на щеках (который был на месте). Блейз не улыбается. Только губами шевелит да дышит тяжело — не от усталости, увы. Орфей к ней крепко прижат и чувствует тепло её тела, упирающиеся в него формы и сам в неё упирается выпуклостью, которую Якер в сей час истово проклинал.

Он ею очаровался. Соблазнился против собственного желания, против нравственности и банального порицания инцеста как такового. Противиться бесполезно: Блейз давит Орфея своей демонической сущностью. Его синее карио против её красного гнётся, как накалённая добела арматура, а неопытность Якера в подобных взаимодействиях с женщинами ещё больше громит любые возражения.

Орфей тихо выдохнул, когда Блейз прижала свою нежную ладонь к его румяной щеке. Большим пальцем девушка скользнула по губам блондина и трепетно погладила нижнюю, окончательно сокрушая младшего представителя команды «Серп».

Скажи-ка, братик.

Не об этом ли ты мечтал с той самой поры…

Когда Бросил Меня?

Загрузка...