Лиорн

4. ДЕНЬ 1 АКТ 3 СЦЕНА 4

Валенда:

1й гонец:

2й гонец:

1й гонец:

2й гонец:

1й гонец:

2й гонец:

(Оба гонца дерутся.)

Валенда:

1й гонец:

2й гонец:

1й гонец:

2й гонец:

1й гонец:

2й гонец:

1й гонец:

1й и 2й гонец, хором:

Валенда:

1й гонец:

2й гонец:

Я погулял еще немножко и остановился за кулисами. Народ бродил туда — сюда, а я, заметив приставную лестницу, ведущую куда — то наверх, решил забраться туда. Оказался на стропилах, а оттуда прошел в скрытое от взглядов снизу помещение, откуда явно управляли веревками — тросами, светом, декорациями и всем прочим. Сейчас тут никого не было, и я ощутил себя странно одиноким. Лойош, хотя и летал где — то снаружи, наверняка почувствовал мое настроение.

«Босс?»

«Знаешь, Лойош, теперь есть масса всего, что я могу сотворить без этого дурацкого амулета на шее.»

«Ну да. Но надо ли?»

«Придется выяснить.»

«Босс, ты что это задумал?»

Я не ответил.

Просто собрался с мыслями — так, как только мог, — закрыл глаза и, вложив в это максимум своих душевных сил, вознес молитву Богине Демонов.

— Что думаешь? — спросила креота по имени Лонора. При этом она держала нечто вроде картины, маслом по дереву, выше человеческого роста и шириной примерно в половину высоты. Держала она ее легко, показывая напарнице — тсалмоту. Со стороны сей эпизод, происходящий в просторном помещении под сценой, где пахло скипидаром и опилками, где стены когда — то были желтыми, а сейчас цветом походили на тухлое яйцо, казался несколько странным, потому как Лонора вроде бы спрашивала у подруги мнение насчет картины, но показывала ее тыльной стороной.

Саму картину вряд ли можно было назвать образцом изобразительного искусства, годным для оценки критиками — ну разве только в дни правления угасающего Феникса; в поле блеклой синевы слева и внизу тускло — красным была выведена кривулина, похожая на край балкона.

Тсалмот, Вик, изучала тыльную сторону картины более внимательно, чем многие критики изучали фасад куда более известных полотен. Подергала железное кольцо, ввинченное в раму, и кивнула.

— Должна выдержать.

— Да. А теперь мне нужна тяжелая деревяха. А может, железный уголок.

Вик нахмурилась.

— Для чего?

— Измолотить Тисс в кровавые сопли, если она скажет, что это все равно недостаточно хорошо.

Вик хохотнула.

— Достаточно хорошо.

— Надеюсь. Но не только в Тисс дело. Ходят слухи, что на мюзикл уже подали иск. И делу совсем не поможет, если на кого — нибудь из зрителей шмякнется кусок декораций.

— Подали иск?

— Я так слышала.

— Лони, а тебе попадалось, чтобы постановку закрывали через суд?

— Ни разу. А тебе?

— Было однажды. Я делала декорации для «Ученого и конюха» в старом Приморском театре, тот тогда еще не сгорел. Кто — то заявил, что прототип одного из персонажей — его родственник, пошел в суд и выиграл дело.

— И как труппа справилась?

— Обанкротилась. Продали что могли, остальные долги так и зависли.

— М-да.

Вик пожала плечами.

— Дела, они такие.

— Погоди. Ты сказала, «тогда еще не сгорел»…

Вик покачала головой.

— Нет, не думаю. Сам театр труппе не принадлежал, выгоды никакой.

Скорее всего Край Четыре во время репетиции передавил каналы и заклинание освещения сорвалось.

— Кто — нибудь пострадал?

— Нет. Только один текла сгорел.

— Хорошо, что не во время представления.

— Ага. Может, если бы они наняли более квалифицированного волшебника, такого бы вообще не случилось, но как я и сказала, дела, они такие.

— Полагаю, что так, — кивнула Лонора, разворачивая картину и изучая своих рук дело. — Но когда законники вмешиваются в дела театра, это не к добру. Ничего хорошего из такого не выйдет.

— И тем не менее, театр — порождение законников, — провозгласила Вик.

— Что?

— Истинная правда.

— Если это одна из твоих шуточек…

— Вовсе нет. Именно в театре адвокаты… ну, тогда они так не назывались, но это были те, кто говорил на суде в пользу друних, — в общем, в театре они оттачивали свои ораторские навыки.

— Тогда почему в театре нет иоричей?

— В Доме Иорича есть театральный зал, но постановки там даются только для своих.

— М-да.

— А еще вклад в развитие театра некогда внесли танцоры — иссолы, формализовав традиционные пляски текл.

— Где ты всего этого нахваталась?

— Работаю достаточно долго, вот и поднатаскалась.

Лонора нашла на верстаке напильник по металлу и немного поработала над внутренним ободом кольца, чтобы веревки не так перетирались. Вик наблюдала за ее работой.

Наконец креота подняла взгляд и спросила:

— Ладно, в чем дело? Ты весь день мысленно где — то далеко. Можешь уже рассказать мне все.

Вик вздохнула.

— Монторри.

— Все еще, или снова?

— Все еще, только поднял еще на шесть медяков. Наверняка скоро услышишь.

Лонора выдала несколько выражений, описывая орков как таковых и Монторри в частности, причем все это было скорее метафорой, ибо подобное биологически невозможно.

Вик пожала плечами.

— Да, это наглое жульничество, он знает, что мы это знаем, и знает также, что мы ничего не можем поделать, и мы знаем, что он это знает.

— Угу.

— Племянник продюсера, — вновь пожала плечами Вик, словно это все объясняло, и где — то так и было.

— Собираешься уйти?

Вик вздохнула.

— Не знаю, Лори. Мое положение ты знаешь. Дети. Квартира. И если придется платить этому сукиному сыну просто чтобы…

— А какой еще выбор?

Тсалмот промолчала.

— Вик?

— Актер из него ужасный, кстати, мне втихую сказали. Он получил роль только из — за дядюшки.

— Вик.

— Что?

— Когда я спросила тебя, какой у нас еще выбор, я не ожидала ответа, но ты же явно о чем — то таком думаешь.

— Выходец с Востока.

— Тот, что у нас прячется?

— Ага.

— А он тут при чем?

— Он носит меч, он прячется. Ставлю свое недельное жалование, он связан с джарегами. В смысле кроме своих зверьков.

— Продолжай, — в тоне Лоноры беспокойство смешивалось с заинтересованностью.

— Женька ничем не может ему угрожать, а значит, Монторри ничем не может ему угрожать.

— И о чем ты его попросишь, и как убедишь его это сделать?

— Не знаю — ни то, ни то, — поэтому — то я с ним еще и не говорила. Но скажи, что тебе не понравится увидеть Монторри избитым в кровавые сопли, без этой трижды гребаной улыбочки на его трижды гребаной физиономии.

Лонора помолчала, затем слова подняла картину, изучая ее тыльную сторону.

— Да. Должна выдержать.

Возносить молитвы божеству, желая с таковым связаться — по — настоящему, я имею в виду, а не бросить пару слов, мол, вроде как надеешься, что тебя вроде как услышат, — такое должно быть чем — то сродни псионической связи, а также, полагаю, чем — то похоже на призыв демона, только это ни то, ни другое.

Наверное, я не очень понятно объясняю.

Ладно, вычеркнем демонскую часть — ибо как бы это ни было важно лично для меня, я понятия не имею, как проводят такие призывы, и совершенно не спешу выяснить. Что до обычной псионической связи, тут вся суть в настройке своего сознания, чтобы оно зацепилось за сознание той персоны, с которой нужно связаться. Просто, верно? Драгаэряне сосредотачиваются через Державу, тогда как выходцы с Востока, по крайней мере те, кто не является гражданами Империи, используют собственные природные силы, если таковыми обладают. Иначе говоря — надо думать о нужной персоне, пытаясь как можно плотнее ощутить ее мысленное присутствие, пока связь не установится — ну или пока вы не махнете рукой на это дело. После того, как несколько раз связываешься с одной и той же персоной, дальше все протекает так легко, что и задумываться уже незачем.

На самом деле все заметно сложнее — мой друг — ястреблорд однажды объяснил, как там все в действительности работает[16]; но в нашем случае это не имеет значения, потому как для дела это знать совершенно необязательно.

С молитвой все так же, только совсем по — другому, ибо, во — первых, нельзя быть знакомым с божеством — точно не так, как с обычным человеком, но это лишь часть вопроса.

Пожалуй, молитва — настоящая молитва, когда отчаянно жаждешь достучаться, — во многих смыслах имеет больше сходства с колдовством, нежели с чем — либо еще. Хотя и тут все совсем не так, разумеется.

Можно провести определенные ритуалы — описывать не стану, даже вам, — и сжечь некоторые растения, каковые являются фамильным секретом, кропотливо пронесенным через поколения; но истина такова, что все это не так чтобы помогает. Важно только то, что происходит в голове взывающего. А что происходит в голове, так это…

Ладно, расскажу вам кое — что такое, чего еще никому не говорил. Я боюсь высоты. Мне не нравятся горы и всякие высокие места. Нет, я не каменею от страха, если надо — перетерплю. Недавно мне пришлось прыгнуть в море — океан[17], и это было… ладно, неважно. Там, внизу, была вода, а я, болван, загодя не выяснил, насколько это может быть больно, шмякнуться о воду с высоты, и все равно испугался.

Суть в чем. Когда я там, где нет уже ничего между мной и долгим — долгим падением, настолько долгим, что я уже знаю, мне не выжить — я боюсь не того, что упаду, а того, что спрыгну. Нет, я вовсе не хочу умирать — имелась куча возможностей, если бы хотел. Но когда я нахожусь в шаге от смерти, что — то буквально заставляет меня захотеть сделать этот шаг. Искушение практически зримое, и вот это — то меня и пугает.

Вот если вы это поняли, если вы это сумели представить — представьте себе, что на грани долгого — долгого падения находится не тело, а сознание, душа, если угодно. Потянуться к богине, представить себе богиню — и глубоко внутри словно открывается провал, и вы своей волей шагате в него.

И возможно, опасности, что войдете — и уже не выйдете, на самом деле нет, но ощущение именно такое. Так что в тех случаях, когда это важно, когда чрезвычайно важно связаться с Богиней Демонов… в общем, я имею в виду, что лучше бы это было чрезвычайно важно.

Богиня Демонов.

Вирра.

В определенном смысле это мой личный маленький мятеж, всякий раз я называю ее, вслух или про себя, именно Виррой. Для моих сородичей это непроизносимое имя; она — только и исключительно Богиня Демонов. Почему?

Что в точности это вообще значит? Богиня Демонов. Богиня, повелевающая демонами? Богиня, возвысившаяся из демонов?

И я шагнул в пропасть, и мысли мои о ней закружились нестройным вихрем, как и все чувства, которые я испытывал в отношении своей богини — покровительницы. Любовь, часть моего наследия и при этом вроде как настоящая; ненависть за все, что я благодаря ей испытал; страх перед ее могуществом; определенная толика гнева, обусловленная исключительно тем, что я ненавижу свой страх перед нею; и — равновесие, падение без падения, как будто пустота вещественна, она наполняет меня, хотя я лечу — падаю — плыву — проталкиваюсь сквозь нее, и стиснутый в груди вздох словно где — то отдельно от меня, совсем отдельно, а не как всепоглощающие и всеобъемлющие мысли или чувства, как будто в этом состоянии я могу их разделить, и целеустремленность, которая ведет меня, становится частью мироздания, в котором я живу, и… В общем, да, я многое вложил в эту молитву. Мне уже случалось связываться с ней прежде, и хотя уверенности не было, но надежда имелась. И все равно меня всего пробрало, когда — никакого ощущения перемещения, и вообще никакого ощущения, так, моргнуло нечто золотистое, — я оказался в широком белом коридоре, где уже бывал ранее[18], и все отзывалось эхом — эхом — эхом, включая мою высотобоязнь.

«Валенда, конечно, был не первым из императоров, кто столкнулся с крупным восстанием, будучи при этом втянут в войну с внешним противником.

Глубоко заглядывать не нужно, достаточно вспомнить Четырнадцатое правление Драконов, буквально немногим ранее Валенды, когда Сетра Лавоуд вела кампанию против Хиппаты в регионах Сухоротья, и в то же самое время одно из восточных королевств попыталось воспользоваться удобным шансом и оторвать от Империи плато Серебряных ручьев, в который раз подняв проблему «Императора — Военачальника», столь успешного в военных вопросах и столь ужасного в вопросах политических. В нашем случае Валенда попросил Эльде «возобновить переговоры в надежде найти мирное решение наших нынешних сложностей», предположительно намереваясь быстро покончить с восстанием Ниальды, а потом уже вновь развернуть всю военную махину в сторону Эльде.

Намерения сии были предвосхищены Никесой, королевой Эльде, хорошо осведомленной о возможности такого маневра и имеющей кое — какую информацию о Доме Лиорна. Она ответила, что рада будет начать переговоры, как только Валенда поклянется собственной честью, что его желание вести переговоры совершенно искренне, не таит в себе скрытых мотивов, и что по итогам этих переговоров он надеется заключить мир.

Несколько дней Валенда рвал и метал, а потом еще несколько дней полыхал яростью, но в итоге согласился, и разумеется, должен был принести требуемый обет, что привело к заключению мира. И это позволило Валенде обрушить всю мощь имперских армий на Ниальду.

Предполагают, что главным фактором, послужившим причиной резни в Западном пределе, было разочарование солдат, которые ввиду перемены внешнеполититечкой обстановки вынуждены были неделями маршировать в том или ином направлении, и уже готовы были выпустить свое разочарование на любую подходящую цель. Судя по нескольким дошедшим до нас посланиям, написанных солдатами той кампании, предположение вполне разумное, хотя мы и не можем быть полностью уверены, насколько важен был именно этот фактор.

Кроме того, свой вклад внесла и яростная стойкость защитников, как и — типичные, но очень уж неудачные в данном случае, — издевательские и оскорбительные листовки, распространяемые Ниальдой. В любом случае, каковы бы ни были причины, нет сомнений, что 12‑го Ястреба 14‑го Лиорна 297 в стенах Западного предела как минимум 312 — некоторые историки увеличивают это число до 618 — солдат, в основном драконлордов, были убиты уже после того, как сдались после взятия города…»

Для выходца с Востока вроде меня встречаться лицом к лицу с божеством — это всегда нечто особенное. Полагаю, для драгаэрян это что — то вроде события, которое можно внести в список запланированных дел в промежутке между «купить устриц» и «пнуть бродяжек», но для нас все иначе.

Я прошел дальше по этому громадному коридору, и мне впервые пришло в голову, что он достаточно большой для дженойнов, и возможно, это вовсе не совпадение, однако я предпочел не развивать сию мысль. Эхо от моих сапог было очень гулким. Громадные двойные двери распахнулись при моем приближении, и меня посетила веселая мыслишка, что это как раз Вирра позаимствовала сей трюк у Морролана, а не наоборот. Я решил не спрашивать об этом никого из них, дабы сберечь свои иллюзии.

Богиня сидела на троне, а Деверы с ней не было; даже жаль, потому как у меня к этому «ребенку» имелось несколько вопросов.

Когда я приблизился, богиня поднялась, и трон, на котором она сидела, а также постамент, на котором он стоял, растворились в ничто.

— Мне поаплодировать? — спросил я.

— Приветствую, милый мальчик, — сказала она, никогда не привыкну к этому ее голосу, сопровождаемому вроде как эхом, но не совсем. — Просто хочу дать тебе понять, что ты на самом деле не здесь.

— Это иллюзия?

— Да. Или греза, или видение, как предпочитаешь сам. Мы действительно общаемся, но тело твое никуда не переместилось.

— Ладно. Полезно знать, наверное.

Она подошла ко мне, остановившись в нескольких шагах.

— Ты желал говорить со мной.

— Да.

— Тогда вполне можешь устроиться поудобнее.

Я осмотрелся. Помещение было громадное, полностью белое — и, после того, как она заставила исчезнуть свой трон, совершенно лишено мебели. Я снова посмотрел на нее и приподнял бровь.

— Я же только что сказала тебе, любовь моя, все это в твоей голове.

Если желаешь на что — то сесть, сотвори это что — то.

— Вы это нарочно, да?

Она пожала плечами.

— Ладно, — проговорил я, — сыграем так.

Короче говоря: это оказалось утомительно — особенно после всего, что я уже вложил в молитву — и заняло, пожалуй, больше времени, чем должно бы, но в итоге я наколдовал себе воображаемый стул, на котором могло разместиться мое воображаемое седалище. И опустился на него так, словно ничуть не волновался насчет возможности постыдно провалиться сквозь него.

Не провалился. Скрестил ноги и зыркнул в сторону Богини Демонов.

— Отлично проделано, дорогой мой… — а потом она произнесла то, что я не стану повторять, имя, мое имя, то, что я получил, когда Некромантка каким — то образом обратила меня в демона[19]. Когда она произносила эти звуки, меня словно поливали ледяной водой — со спины и изнутри. Ощущение исчезло до того, как я почувстовал прилив ярости, но мне было плевать.

— Раз вы можете заставить меня появиться у вас когда пожелаете, — заметил я, — не понимаю, зачем вам его было узнавать.

— Но я не могу, — ответила она, — мне приходится ждать, пока ты обратишься с молитвой ко мне. Ну или наоборот.

Вот так и знал.

— То есть вы планировали меня призвать?

— Нет, однако я могу, и правильно будет, чтобы ты об этом знал.

Я не был уверен, как на такое ответить; сама идея, что она что — либо когда — либо сотворит просто потому, что так правильно, плохо укладывалась в восприятии, несмотря на всю свою очевидность, и углубляться в это мне не хотелось, других мыслей в голове хватало. Однако я не мог не спросить:

— А вы знали, что я вернул свои воспоминания?

— Да, я почувствовала. Твой друг Деймар может однажды стать неудобством.

— Это хуже, чем раздражение, или лучше? Нет, не отвечайте. Вы бы предпочли, чтобы этих воспоминаний у меня не было?

— Я полагаю, ты бы сам предпочел, чтобы их не было. Во — первых, тогда я бы не могла тебя призвать, так?

Я изменил воображаемый стул, просто потому что захотелось, сделав его поудобнее. Вирра это заметила, судя по довольному виду, и спросила:

— Итак, мой любимец, в чем дело?

— «Мой любимец»? «Милый мальчик»? «Дорогой мой»? Вы как — то в последнее время употребляете очень уж странные обращения, и я от такого нервничаю, наверное, в этом и причина, да?

— Просто я очень к тебе привязана.

— Ха. Для меня это вряд ли к добру.

Она хихикнула.

— Может, и так. Но ты молился мне не просто так. Какова же причина?

Я сразу возненавидел формулировку «молился мне», но… это ведь я и делал.

— Когда мы говорили в прошлый раз, вы на меня вывалили целую кучу всего насчет судьбы, Цикла, создания Великого моря, такое вот. С подобными вещами слабый разум выходца с Востока разбираться не заточен. Я…

— Ты так говоришь, словно это шутка, — проговорила она. — Это не шутки. — Тут позади нее появился стул — самый обычный стул, такой же, как для себя сотворил я, и она опустилась на него. — Но продолжай.

— Я хочу знать, что все это значит.

— Ты хочешь знать, что это значит, — повторила богиня. — Во — первых, я тоже хочу. Во — вторых, зачем это тебе?

— Затем, что я во все это вовлечен.

— Ты был вовлечен в это. Много эпох назад. Так давно, что даже для меня это давно, и то был ты лишь в метафорическом смысле.

Я кратко выругался.

— Именно меня Девера привела в то логово валлисты[20], именно я знаю то, о чем не положено знать выходцу с Востока, видел то, чего не положено видеть выходцам с Востока, и могу делать то, что не должно быть доступно выходцам с Востока. Я — который я. Тот, кто на самом деле не здесь, но все равно здесь.

Губы ее чуть искривились.

— Я надеялась, что ты не сложишь всю эту мозаику.

— Да, я тоже много на что надеялся. Например, что Левая Рука Джарегов не захочет меня прикончить.

Она нахмурилась.

— А они хотят тебя прикончить?

— Ага.

— И давно?

— Пару дней как.

Вирра чуть поерзала на воображаемом стуле.

— Почему?

— Там просто деловые вопросы. Хотя и личное тоже.

— Подробнее, пожалуйста. — Таким голосом «пожалуйста» не говорят.

— Я купил Дом Джарега, предложив им невероятно хитрую сделку, способ подслушивать псионическое общение, а потом и способ продавать услуги по защите от подобного[21].

Она уставилась на меня.

— Как?

— Это сложно.

— Ты придумал такое?

— Ага. Ну, я придумал идею, с тонкостями мне помогли.

— Я… так, Талтош Владимир. Ты меня впечатлил. Но продолжай.

— И еще я устроил, что если они меня предадут, вся Империя обрушится на них как лавина.

— Я еще более впечатлена, малыш.

— Вот чего я не учел, так это если Левая Рука меня ликвидирует, они получат в свои руки весь процесс, а заодно обезглавят Дом Джарега, в смысле, Правую Руку. И теперь в их интересах, чтобы я оказался покойником.

А учитывая, как Каола ко мне относится…

Она запрокинула голову и расхохоталась. Я терпеливо ждал. По мне, так вовсе не смешно.

Когда Вирра наконец перестала смеяться, она проговорила:

— Ах, Влад, Влад, Влад… Что же ты сам с собой творишь.

— Прошу прощения, — сказал я, — если они вмешиваются в то, что хотели сотворить со мной вы. Вот кстати.

Она кивнула, все еще посмеиваясь.

— Да, пожалуй, ты заслужил кое — какие ответы. Спрашивай.

— Прежде вы говорили всякими загадками, мол, что — то такое началось с созданием Великого Моря Хаоса, и…

— Нет, началось это до того.

— Да, верно. Это началось, когда дженойны решили использовать весь мир, чтобы, ну, не знаю, проверить то, что им было любопытно?

— Насколько мы способны понять их мотивы, да. По крайней мере, таково мое мнение. В том, что касается дженойнов, я могу и ошибаться.

— Но потом вы вырвались из — под их власти, не сомневаюсь, учинив кровавый погром, и в процессе сотворив Море Хаоса.

— Кровавый погром, — мечтательно повторила она, — не думаю, что ты вообще понимаешь, о чем… ладно, неважно. Продолжай.

— И в нашем разговоре на следующий день, когда я был в западне в доме, которого не было[22]… нет, я имею в виду тот, что был еще раньше, пока я все еще оставался в той западне…

— Стоп. Объясни получше. Я помню, что говорила с тобой, пока ты был заперт в том доме, но что ты имеешь в виду насчет «еще раньше»?

— О, прошу прощения. Да, для вас это было очень сильно раньше; где — то на тысячелетия раньше. Просто я тогда был у фонтана на Дорогах, и…

— Так ты помнишь наш разговор.

— Вы его помните?

— Некоторые вещи, малыш Доливар, я заставляю себя помнить, ибо знаю, что они окажутся важны.

— Э, ну да.

— Да. Я отвечу на кое — какие вопросы еще до того, как ты их задашь.

Для меня было… и есть… да будь он проклят, этот нынешний твой язык.

Для меня было, есть и будет недостаточно вырваться из — под власти дженойнов. Я также желала, желаю и буду желать уничтожить их работу. Тому есть три очень важные причины. Первая: я надеюсь и верю, что если их эксперимент будет бесповоротно уничтожен, у них более не останется причин пересекаться с нами. Вторая: я их ненавижу и хочу, чтобы потраченное время их и усилия пропали даром. Третья, и наименее важная: то, что они сделали — столь коренное зло, что в сравнении с этим все самое худшее, что за весь период своего существования сотворила я, можно назвать разве что слегка нехорошим. Понимаешь меня, милый мальчик?

— Скажем так, пока да.

— Вообрази себе циклы внутри циклов… нет, наверное, это не лучший вариант. Скорее цепочки событий внутри цепочек. Смотри сюда. Начало будет, когда дженойны начали свой эксперимент. Потом мои сестры, я и другие восстали и сбежали от них, породив Великое Море Хаоса и запустив вторую цепочку. Третья — это когда устроили Чертоги Правосудия, как ты их называешь, место, откуда мы могли достичь этого мира, не пребывая в нем… не будучи его частью? Не сливаясь с ним. Четвертой стало мое введение способности… ты скажешь «создавать», хотя это не совсем правильно, в общем, создавать хаос как часть наследия некоторых представителей Дома, а вернее, племени Дракона. Пятым было создание дженойнами Цикла как часть их эксперимента, в каковое я также вмешалась, обеспечив там элемент непредсказуемости.

— Это вы имеете в виду меня?

— Джарегов в целом, и да, в те прадавние времена именно тебя я выбрала для этой задачи.

— Я думал, меня выбрала Девера.

— Признаю свою ошибку. В общем, Барлан, мои сестры и кое — кто еще запустили все эти цепочки — и стали ждать. Катастрофа Адрона, падение Империи, катаклизм в конце семнадцатого Великого Цикла — все это стало точкой завершения последней цепочки, создания Цикла. Понимаешь, милый? Ты начинаешь понимать весь масштаб всего этого? То, что было запущено еще до образования Империи, до сотворения самого Цикла, отработало до самого конца.

— Вы имеете в виду, что Цикла больше нет и все кончено?

— Не так все просто, но ты начинаешь понимать. Слушай дальше, дитя мое.

Эти ее маленькие нежности уже приелись и теперь решительно испытывали мои невеликие способности к самоконтролю, но я лишь кивнул:

— Ладно.

— Следующая цепочка — латентная способность линии э'Киерона из Дома Дракона, и она также завершилась в то же самое время, то есть когда Адрон воспользовался ей, чтобы разрушить город Драгаэру — и, хотя ни он, ни я тогда этого не поняли, сам Цикл.

— Так, а что со следующей цепочкой?

— Создание Чертогов Правосудия, каковые, и снова — таки я в то время этого не осознала, выполнили свою миссию, когда сохранили Державу и позволили Зерике забрать ее и вернуться, создавая впечатление восстановленного Цикла. Вторая же цепочка, наш побег и сотворение Великого Моря, достигла завершения в той битве, где ты, любимый, уничтожил дженойна и создал то самое оружие, которое столь вежливо висит сейчас у тебя при бедре — и которое изначально задумано, чтобы завершить существование, в общем, меня. — И мило улыбнулась, сообщив это.

— Вы так невероятно спокойны на этот счет, — заметил я.

— Оружие создано, но использовано пока не было.

— А будет?

— Это уже тебе решать.

— Так почему же вы его у меня не заберете?

— А ты позволишь?

— А я смогу вас остановить?

— Я предпочла бы не проверять.

— А, — проговорил я, — что ж, понимаю.

Она усмехнулась.

— Да, что — то мы совсем на мрачные темы перешли.

— Точно, а до того у нас была светлая и веселая беседа о конце мироздания.

— Исключительно о конце того мироздания, которое ты знаешь.

— А, ну тогда ничего страшного.

— Теперь ты начинаешь понимать, Талтош Владимир, тот событийный ряд, в котором принимаешь участие?

— Нет, конечно. Все это для меня слишком громадное, чтобы понять. И все это случилось, потому что Девере в те небывало давние дни вроде как понравилась моя физиономия?

— Насчет физиономии не уверен. Ей нужно было твое племя, а ты на роль вождя годился не хуже прочих.

Мы с минуту молчали, затем я проговорил:

— Богиня, вы говорите, что все это не было четким планом, что все это вроде как просто случилось. Как — то слабо верится.

Она кивнула.

— Планом это не было, но и «просто случилось» не совсем правда. Я знала о Цикле, о запущенном дженойнами эксперименте с застоем, и я хотела его остановить, поэтому принялась сыпать песок в их колесики сразу в нескольких смыслах, и запустила кое — какие процессы, которые, как я надеялась, вмешаются в их схемы, и посеяла некоторые семена, из которых, я полагала, вырастет нечто полезное. Заверяю тебя, создание устройства, которое ты имеешь удовольствие именовать Леди Телдрой, ни в один мой план не входило.

— Тогда как же?..

— Полагаю, где — то в процессе дженойны убедили сариоли его создать, когда им стали ведомы мое существование и намерения, однако могу и ошибиться.

— То есть вы вроде как просто движетесь вперед, делаете что можете и помешиваете варево, надеясь на лучшее.

— В целом вполне точное определение, сердце мое.

— Рад слышать, что у нас есть что — то общее. Итак, что дальше?

— Как ты только что столь роскошно пояснил, понятия не имею.

Посмотрим, что будет; я соответственно буду действовать так, как только сумею. Ты, не сомневаюсь, сделаешь то же самое.

— Отлично.

— Не грусти, малыш Владимир. Наступают интересные времена, и ты окажешься в самом центре событий.

— И поэтому я должен быть счастлив?

— Ну разумеется. Не заставляй меня повторять то, что мы оба о тебе знаем, хотя ты и не желаешь этого признать.

Мой запас остроумных замечаний как — то вдруг иссяк.

Чуть погодя я промолвил:

— Надеюсь, богиня, вы понимаете, что я не хочу быть частью всего этого и не буду играть свою роль. Если предназначение желает, чтобы я спас мироздание, оно может трахнуть себя в любое место. Если судьба желает, чтобы я убил вас, помешав спасению мироздания, она может составить компанию предназначению.

— Полагаешь, ты сможешь этого добиться? В смысле остаться в стороне?

— Я знаю, что буду чертовски активно пытаться.

— О, как разочарующе. Я‑то думала, ты примешь вызов и станешь героем, спасающим мир.

— Нет, не думали.

— Да, не думала.

— А если я узнаю, что избран предназначением, я еще сильнее буду стараться этого избежать. Если кто — то или что — то устроит так, чтобы меня использовали, я буду делать все наоборот, просто из принципа. Понимаете?

— Ну конечно. Ты ведь похож на меня.

Что ответить на такое, я тоже не знал. И пока пытался придумать что — нибудь, она терпеливо ждала, по — моему, наслаждаясь ситуацией.

— А почему вас называют Богиней Демонов? — спросил я. — Разве это не, ну, взаимоисключающие термины?

— Именно так, и именно поэтому. Это все?

— Еще один вопрос, как раз насчет демонов…

— Да?

— Я демон. Что ж, отлично. Но я полагал, это значит, что я могу перемещаться между, ну, как вы их там зовете — различными мирами. Я могу ходить там, когда пожелаю.

— А куда ты хочешь попасть?

— Не знаю. Я не о том.

Она кивнула.

— Верно. Силы такие у тебя есть, но им нужна практика. И ты не можешь отправиться в место, о котором не знаешь.

— Как с телепортацией? Нужна привязка?

— Э… не совсем то, но кое — что общее есть. В качестве метафоры сойдет.

Я даже на мгновение возгордился, сумев задать Богине Демонов вопрос, на который ей пришлось сказать «э…», прежде чем ответить. Вряд ли я прежде слышал от нее такое вот «э…».

— Также, — продолжила она, — время от времени тебя могут посещать сны или видения.

— Об иных мирах?

— Или об этом. События, которые прямо или косвенно тебя затрагивают; ты можешь оказаться в голове у того, кого ты не знаешь, или наблюдать, как разворачивается все полотно событий. Обычно такое случается во сне, и тебе нужно научиться ощущать, когда это действительно видение. Хотя подобное может произойти и когда ты бодрствуешь.

— Да, — отозвался я, — помню, так случилось с Морроланом.

Она кивнула.

— Не знаю, что их порождает, но такое может случиться вновь — во внеурочное время.

— Вроде полезно.

— Не так полезно, как ты полагаешь. Видения, как правило, приходят уже сильно после того, как ключевое событие произошло, а еще они могут быть ложными.

— То есть верить нельзя, но и игнорировать не надо?

Она кивнула.

— Что ж, значит, очередная бесполезная способность вкупе со всей прочей чушью. Знаете, мне очень, вот просто очень не нравится сама идея, что кто — то может взять и призвать меня, заставить проявиться где — то там и заставить сделать то, чего он пожелает. Мне это настолько не нравится, что словами не выразить.

— Понимаю.

— С этим можно что — то сделать?

— Этот вопрос задает каждый демон с тех пор, как вообще существует этот род.

— Иными словами, нет?

— По крайней мере никто пока не преуспел. Но у тебя, возлюбленный мой, есть кое — что такое, чего, насколько я знаю, никогда не имел никакой другой демон.

— Да? И что… а.

Я опустил руку и коснулся воображаемой рукояти воображаемой Леди Телдры, что висела у меня на воображаемом поясе.

— Ну, — глубокомысленно проговорил я. — Э… — И снова захотелось выдать что — то остроумное, но на язык ничего такого не подворачивалось.

— Мы с тобой еще пообщаемся, дружок, — сказала она, и я внезапно вновь оказался в театре, там, где народ всегда знает, что положено сказать.