Литературная Газета 6398 ( № 51 2012)

Новые «Гарики»

Новые «Гарики»

ПОЭЗИЯ ИЗРАИЛЯ

Игорь ГУБЕРМАН

Родился в 1936 году в Харькове. Учился в Московском институте инженеров железнодорожного транспорта (МИИТ). Писал научно-популярные книги, проявлял себя и как поэт-диссидент. В своём "неофициальном" творчестве использовал псевдонимы, например, "И. Миронов", "Абрам Хайям". В 1987 году эмигрировал из СССР, с 1988 года живёт в Иерусалиме. Автор многих книг и бессчётного количества публикаций. Пожалуй, самый известный поэт Израиля на сегодняшний день.

* * *

Я в жизни ничего не понимаю -

запутана, изменчива, темна,

но рюмку ежедневно поднимаю

за то, чтобы продолжилась она.

* * *

Ещё душа в мечтах и звуках,

и пьянством мы ещё грешны,

а ген бурлит уже во внуках,

и внукам мы уже смешны.

* * *

В небо глядя, чтоб развеяться,

я подумал нынче вечером:

если не на что надеяться,

то бояться тоже нечего.

* * *

Я никого не обвиняю,

но горьки старости уроки:

теперь я часто сочиняю

свои же собственные строки.

* * *

Являя и цинизм, и аморальность,

я думаю в гордыне и смущении:

евреи - объективная реальность,

дарованная миру в ощущении.

* * *

Мне кажется, покорное терпение -

не лучшая особенность народа:

сперва оно приводит в отупение,

а после - вырождается порода.

* * *

А я б во всех газетах тиснул акт

для всехнего повсюду любования:

"Агрессией является сам факт

еврейского на свете пребывания".

* * *

С интересом ловлю я детали

наступающей старческой слабости:

мне стихи мои нравиться стали,

и хуле я внимаю без радости.

* * *

Бурлит не хаотически тусовка:

незримая случайным попрошайкам,

активно протекает расфасовка

по гильдиям, сословиям и шайкам.

* * *

Подземные гулы и громы

слышнее душе на закате,

Харон уже строит паромы,

теперь ему лодки не хватит.

* * *

Уверенность, что я перемогнусь,

не снизилась в душе ни на вершок,

поскольку я, конечно же, загнусь,

когда всё будет очень хорошо.

* * *

А вечером, уже под освежение,

течёт воспоминательный ручей,

и каждое былое поражение

становится достойнейшей ничьей.

* * *

У многих я и многому учился -

у жизни, у людей и у традиций,

покуда, наконец, не наловчился

своим лишь разуменьем обходиться.

* * *

Любовь к России без взаимности -

весьма еврейское страдание,

но нет уже былой активности,

и хворь пошла на увядание.

* * *

А пока тебе хворь не грозит,

возле денег зазря не торчи,

нынче девки берут за визит

ровно столько же, сколько врачи.

* * *

Воздержаны в сужденьях старики,

поскольку слабосильны и убоги,

однако, всем резонам вопреки,

в них тихо пузырятся педагоги.

* * *

Я знаю, почему люблю лежать:

рождён я обывателем и книжником,

а лёжа мне легко воображать

борцом себя, героем и подвижником.

* * *

Напрасно разум людской хлопочет,

раздел положен самой природой:

рождённый ползать лететь

не хочет,

опасно мучить его свободой.

* * *

Не тот мужчина, кто скулит,

что стал постыдный инвалид,

а тот мужчина, кто ни звука

о том, какая это мука.

* * *

В ответ на все плечами пожимания

могу я возразить молве незрячей:

мы создали культуру выживания,

а это уж никак не хрен собачий.

* * *

По счастью, в нас во всех таится

глухое чувство бесшабашное:

у смерти так различны лица,

что нам достанется нестрашное.

* * *

Хотя война у нас - локальная,

но так еврей за всё в ответе,

что извергается фекальная

волна эмоций по планете.

* * *

Любви жестокие флюиды

разят без жалости и скидок,

весною даже инвалиды

себе находят инвалидок.

* * *

Истории бурлящая вода

сметает все преграды и плотины,

а думать, что течёт она туда,

где лучше, - перестали и кретины.

* * *

Я много думал, подытожа,

что понял, чувствуя и видя;

о жизни если думать лёжа,

она светлей, чем если сидя.

* * *

Любой росток легонько дёрни

и посмотри без торопливости:

любого зла густые корни -

растут из почвы справедливости.

* * *

Восьмой десяток, первый день.

Сохранна речь, осмыслен взгляд.

Уже вполне трухлявый пень,

а соки всё ещё бурлят.

* * *

Все в мысли сходятся в одной

насчёт всего одной из наций:

еврей, настигнутый войной,

обязан не сопротивляться.

* * *

Увы, прервётся в миг урочный

моё земное бытиё,

и, не закончив пир полночный,

я отойду в непитиё.

* * *

В синклит учёных я не вхож,

но видно мне без разъяснений:

еврейский гений с русским схож -

они цветут от утеснений.

* * *

У подряхления убогого

есть утешение лишь то,

что нет уже довольно многого,

но меньше хочется зато.

* * *

Есть и радость у старости чинной,

когда всё невозвратно ушло:

перестав притворяться мужчиной,

видишь лучше, как это смешно.

* * *

Нет, я не наслажусь уже

моментом,

когда не станет злобы воспалённой,

и выпьют людоед с интеллигентом,

и веточкой занюхают зелёной.