Литературная Газета, 6578 (№ 48/2016)

Отец и сын

Отец и сынВыпуск 3

Спецпроекты ЛГ / Грани АЛРОСА / Проза

Теги: Якутия , проза

Вторая книга романа «Бубенцы над Леной» (отрывок)

Павел Харитонов-Ойуку

«ЛГ»-ДОСЬЕ

Ойуку – Харитонов Павел Николаевич – поэт, прозаик, критик. Родился в Мальжегарском наслеге Хангаласского улуса 22 июня 1941 г. В 1969 г. окончил Намское художественное училище, в 1976-м – историко-филологический факультет Якутского государственного университета. Работал учителем в Покровской средней школе, научным сотрудником улусного музея. С 1983 г. – директор Хангаласского краеведческого музея им. Г.В. Ксенофонтова.

Первый поэтический сборник «Хаар кыыс» («Снегурочка») вышел в Якутском книжном издательстве в 1980 г. Печатался во многих коллективных сборниках, журнале «Хотугу сулус», в республиканских и районных газетах. Член СП РФ с 1994 г. Заслуженный работник культуры РС(Я). Обладатель Большой литературной премии России (2008), учреждённой СПР и горнорудной акционерной компанией «АЛРОСА», за роман «Ямщики на Лене» в трёх книгах на якутском языке.

* * *

Густо смазанные дёгтем колёса крутились хорошо. К задку дребезжащей телеги была привязана верховая лошадь. Оба путника в телеге проехали по рыхлой дороге мимо Владимировки, деревни скопцов, огибая подножие Священной горы. Отсюда начиналась твёрдая и сухая дорога. Ехать на дощатой телеге долго было очень тряско и неудобно. Притомившись, первым слез правивший вожжами дородный Лобанов.

– Говорят, где-то на этой горе растёт высоченная лиственница. Видал ты её? – шагая рядом с попутчиком, спросил ямщик Иннокентий.

– Ну, ты спросил, дружище! Как же мне да не знать край родной? – с некоторым возмущением ответил Лобанов.

Под табагинским ямом послышались выстрелы. Кто-то бил уток. «Тпру-уу!» – Лобанов сильно натянул вожжи.

– Келя, тут протока близко, напоим лошадей чуток.

Отвязав Савраску от телеги, Иннокентий пошёл вслед за Лобановым к берегу. Склон Ытык Хайа, казалось, пылал от закатного солнца. Воздух был тёплым и неподвижным, а небо – удивительно прозрачным.

– Вот осень оказалась затяжной. Это для нас нехорошо. Весенние морозы могут задержаться надолго, – Иннокентий только собрался было привязать поводья лошади к задку телеги, как послышались отчаянный плеск воды и захлёбывающийся детский крик:

– Помо-гите… По-мо-гите!

Путники переглянулись.

– Тый, слышишь, человек же тонет?! – у бестяхского ямщика от волнения сильно забилось сердце.

Разросшиеся кучками вдоль берега протоки кусты мешали хорошему обзору. Иннокентий взбежал на пригорок. Между тем Лобанов, стоя на телеге и пристально вглядываясь в реку, пробасил:

– Оо, вон рука показалась… Видишь?

– Н-нет… Где это?

– Глянь сбоку от первых кустов…

К изумлению Лобанова, Иннокентий, быстро скинув одежду и обувь, со всего размаха бросился в воду, рассчитав перехватить тонущего ребёнка несколько ниже по течению реки.

– Дер-жись! Не утони сам! – крикнул ему вдогонку стоявший на телеге Лобанов.

Худощавый и жилистый Иннокентий словно вздулся в воде и поплыл мощными сажёнками, быстро вскидывая короткие и мускулистые руки. Его серовато-синие глаза вдруг засияли, наполнившись решимостью спасти тонущего мальца. Уже в третий раз показались и вновь исчезли в воде руки тонущего. «Он так близко, неужели не успею!» – с досадой подумал Козлов. Вдохнув полной грудью воздух, он глубоко нырнул в воду. Лобанов, наблюдавший за всем, стоя на телеге, оторопел: «Беда-то какая, сам ведь тоже утоп?!» – смахнул слезу и, вскочив верхом на коня, поскакал к старосте табагинского яма сообщить о беде.

Иннокентий ушёл вглубь ещё на несколько саженей и, увидев неподвижно лежащего на дне реки мальчика, схватил его под мышки.

Не успела осесть пыль за ускакавшей лошадью, как из воды показались две чёрные головы, сначала – ребёнка, затем – Иннокентия. Ямщик ещё раз глубоко вдохнул воздух, лёг в воде на спину и, положив головку мальчика себе на грудь, поплыл к берегу.

К этому времени из табагинского яма прискакали пятеро разгорячённых всадников. Опередив остальных, со слезами к десятилетнему мальчику кинулся якут в шапке из крысиных шкурок.

– Тойуом, что за беда с тобой случилась?.. Почему?.. Ничего не сказав…

Чтобы успокоить испуганного отца, Лобанов отвёл его в сторону.

Иннокентий, растолкав сгрудившихся вокруг мальчика людей, приподнял его и, кинув навзничь себе на колено, принялся откачивать. Наконец находящийся ещё без сознания мальчик начал выблёвывать воду. Вскоре его посиневшие губы исказила гримаса плача, задрожали плотно закрытые веки. Мальчик сделал вдох и в подтверждение своего возвращения к жизни слабо пошевелил руками и ногами.

– Уф-ф!– облегчённо вздохнули стоявшие кругом с удручённым видом люди, словно скинув с плеч тяжкий груз.

Якут в шапке с заблестевшими от радости глазами стал в пояс благодарно кланяться пашенному, ставшему теперь для него сродни небесному Спасителю.

В Табаге все жили в балаганах. Рубленым домом был только дом ямской станции. При нём были амбар для конской упряжи и сарай-навес для постоя лошадей, а по другую сторону – конюшня и хлев. Собравшиеся пашенные гурьбой зашли в первый двор и через сени очутились в половине дома, где жил староста. Приготовившийся услышать скорбную новость, тот громко и довольно грубо спросил:

– Что это вы собрались тут, как вороньё?!

– Сын Чылыгыраскы чуть не утоп, ещё немного и отдал бы душу Богу, – словно оправдываясь, сообщил Лобанов.

В это время один из пашенных, стоявших за ним, вертя круглой совиной головой, указал на Иннокентия:

– Вот если бы не он, потеряли бы малого.

Староста спросил изменившимся голосом:

– А есть ли люди, видевшие сами, чтобы подтвердить?

– Тыый, есть. Да и я могу подтвердить, – выступил вперёд ямщик в лёгком камзоле, перепоясанном упряжной верёвкой.

– Ну, ладно. Я сейчас напишу рапорт волостному голове, – староста, с важным видом наклонив голову, сразу принялся писать бумагу.

По словам мальчишки, он в окно увидел, как в воду под горой сели утки. Мать в это время была в хлеву, отец уснул, вернувшись с работы, – он с раннего утра строил городьбу для стогов сена. Мальчик решил спуститься к воде и пострелять уток. Он бесшумно зашёл в комнату и взял дробовик, висевший у отца над кроватью. Подойдя к протоке, обнаружил, что утки уже уплыли вниз по течению. Юный охотник стал подкрадываться к ним, стараясь приблизиться как можно ближе, как вдруг увидел, что утки, нырнув, уплыли в сторону табагинского мыса. «Какая досада!» Он побежал туда, заполз под прибрежные кусты и спрятался в ожидании. Когда утки приблизились настолько, что стали чётко видны их круглые глаза и блестящие клювы, пацан нажал на курок. Дым от пороха рассеялся, и неопытный стрелок увидел, что две птицы распластались на воде, но течение стало уносить их от берега. Поблизости лодки не оказалось. Мальчик быстренько скинул одежду и кинулся в реку за добычей. Ему удалось их подобрать, но на обратный путь силёнок не хватило, и он начал тонуть…

* * *

Доставив из Булгунняхтаха почту, Иннокентий Козлов только зашёл к себе домой, как следом за ним ввалился незнакомый осанистый якут с шарфом из беличьих хвостиков и шапкой из лисьих лап.

– Что расскажете, домочадцы? – гость снял шапку и рукавицы, повесил их на жёрдочки над камельком и приготовился к разговору.

– Да нечего, а ты что поведаешь? – все понимали, что гость зашёл к ним не просто погреться. Это было видно по его глазам.

Марья, переглянувшись с мужем, поставила на печь чайник, заваривая последнюю горстку чая, хотя было жалко тратить.

– Хозяин, ты, кажись, не признал меня?

Иннокентию было стыдно признаться, что он действительно не узнал, и потому лишь искоса взглянул на гостя.

– Ты помнишь, как спас тонущего ребёнка? Я ведь отец его…

Иннокентий наконец вспомнил якута по имени Чылыгыраскы.

– Так то ж было давно, – ответил он безразлично, но тут же спросил: – Как сейчас твой парнишка?

То ли от того, что хозяин дома наконец признал его, то ли потому, что спросил про сына, у якута просветлело лицо.

– Сын-то учится. Всё у него путём.

Гость поднялся, отвесил перед Марией и Иннокентием низкий поклон, как перед образами, и обратился с речью:

– Мы с женой и сыном благодарим тебя от всего сердца. Вот посоветовались и решили подарить тебе, доброму человеку, спасшему нашего птенчика, объезженного этой осенью чубарого жеребца. Пусть он будет твоим конём. Я привёл его, пойдём прямо сейчас во двор, я отдам его тебе из рук в руки.

От волнения Иннокентию показалось, что у него даже заныли суставы. Выйдя во двор вслед за Чылыгыраскы, дрожащими пальцами он принял повод неоседланного чубарого жеребца и пустил его ходить по двору. Савраска в стойле, почуяв чужака, всхрапнула и затем тихо заржала, а Иннокентий всплакнул.

– Не думал, что до конца жизни обзаведусь второй лошадью…

Перевод с якутского Аиты Шапошниковой и Любови Борисовой