Литературная Газета, 6595 (№ 16/2017)

„Славьте Господа трубами!“

„Славьте Господа трубами!“Выпуск 8 (17)

Спецпроекты ЛГ / Муза Тавриды / А музыка звучит

Тарасенко Дмитрий

Сегодня в Ливадийском органе уже 5200 труб, каждая даёт новый тембр

Теги: Крым , история , краеведение

Дмитрий Николаевич Тарасенко – поэт, прозаик, известный крымский краевед, член Союза писателей России, автор нескольких путеводителей по Крыму. Живёт в Севастополе.

Этот очерк мне хочется начать с воспоминаний десятилетней давности, когда я работал в одной из симферопольских школ. Первую весеннюю экскурсию на Южный берег мы решили посвятить цветущему Ливадийскому парку и органному залу. С нашей стороны это был некий вызов подросткам, которые бравировали своим уличным воспитанием. Не ботанический сад, не зоо­парк, не подвесная дорога, а именно концерт органной музыки! Выдержат?

Школьники выходили из автобуса, кривясь и похохатывая, но уже в дверях зала вдруг присмирели. Тёплая раскраска огромного, во всю стену, органа, сочетание строгости и праздничной лёгкости загипнотизировали детские души ещё до начала концерта. Места для зрителей заняли тихонько, даже друг с дружкой не перешёптываясь.

Никакой эпитет, самый возвышенный и цветистый, не будет преувеличением в отношении органа. Человечеству не известны ни имя изобретателя, ни точная дата появления на земле этого божественного музыкального инструмента. Его историю, очень приблизительную, можно исчислять ещё от свирели, которую древние греки изображали в руках лесного божества Пана. В «книге книг» Библии, в Ветхом Завете сказано: «Славьте Господа трубами». Имелись в виду, конечно, не одинокие пастушьи свирели, а собранные вместе разновеликие трубы, голос которых – чистый, звонкий, тревожный и властный – собирал бы единоверцев, зарождал в душе настрой высокий и трепетный, направлял мысли и взоры к Небу.

Русский музыкальный критик В. Стасов писал об органе: «У него одного существуют те потрясающие звуки, те громы, тот величественный, будто говорящий из вечности голос, которого выражение невозможно никакому другому инструменту, никакому оркестру». Церковная (или, как теперь говорят, духовная) музыка оглушает и приводит в смятение. Но разве не замышлялась она так, чтобы слушать и покоряться власти Всевышнего? Это потом уже двадцатый век наслоился на предыдущие, дозволив землянам вступать в беседу с Тем, Кого надлежало только почитать в трепете.

Нечто вроде органа было у древних греков и римлян. Изображение инструмента нашли на монете или жетоне времён Нерона. С VII века орган становится неизменным атрибутом храма в католическом богослужении. Но не только кантаты и оратории, не только трудные и малопонятные для дилетанта фуги Баха можно исполнять на этом божественном инструменте, но и, например, оперу К. Глюка «Орфей и Эвридика» – мелодии нежные, романтические. Даже стилизованный под народную музыку «Голос труб» звучит в Ливадийским органном зале!

Слушаешь – и начинает казаться, что мелодии останавливают время, задерживают проблески детства и лучшие минуты юности, воскрешают времена тревог и очарований, мягко врачуют чёрные дыры утрат. Заполнив пустоту зала, творение ломает аскетические рамки и разливается в живом, грешном межчеловеческом пространстве, чтобы захватить нас и повести своими лабиринтами.

Проводником в эту бесконечность и её открывателем явился современный музыкант Владимир Анатольевич Хромченко. Он окончил Таллинскую музыкальную академию и переехал в Ялту, мечтая и здесь играть на инструменте, которому посвятил жизнь. Но не было в городе органа! Предложили рояль…Что оставалось делать поклоннику ни с чем не сопоставимой музыки? Переучиться, смириться, успокоиться? Или замыслить невозможное? «Смей быть великим!» Музыкант выписывает из-за границы литературу с чертежами и расчётами, вычисляет и проектирует инструмент, о котором мечтал. Для его создания нужно быть не только музыкантом высшего класса, но и математиком, физиком, инженером, на все руки мастером и непременно – дипломатом. Иначе не сможешь убедить власти в реальности своего замысла и в пользе конечного результата.

Первые два инструмента Владимир Анатольевич построил в Ялтинской музыкальной школе и в Армянской церкви, причём работал в одиночку. Получилось. Поверили. Здесь, в бывшем Ливадийском клубе, который ещё раньше служил электростанцией царского дворца, неугомонный умелец создал новый инструмент, в ту пору самый большой на территории Украины. Работал уже не один, возглавил целое производство, в котором каждый участник понимал, что современный мир не ведал подобного! Даже в Прибалтике с её католическими костёлами существуют только сборочно-реставрационные мастерские для работы с готовыми деталями. Но производятся эти детали только в западных фирмах.

В тот год Ливадийский орган состоял из 4600 труб, треть которых была выточена из древесины местных пород – кипариса, кедра, секвойи, фисташки. По оценкам мировых специалистов, эти трубы «славят Господа» лучше, звучнее, чем фирменные…

А вот крымский писатель Владимир Зайцев, послушав эту музыку, отозвался с ещё большим восторгом: «Живой голос органа, властный и могучий, вещал один из самых своих величественных хоралов – Органную токкату и фугу ре минор Баха. Я потерял состояние обывателя, покоящегося на земной тверди. Я превратился в эфир. Я парил над трубами, извергающимися лавиной звуков, и над человеком-магом, крошечным живым приложением, колдующим над пультом ревущей махины. Я вошёл в состояние Творца, осознавшего вдруг, что сотворил Он из глупой глины подобного Себе всё-таки не зря, ибо подобный, пройдя греховные сонмы, сумел настигнуть Его в совершенстве. И я чувствовал, как вошедший в меня Демиург был готов разрыдаться от счастья. Вулкан беззащитной печали растерзывал мою грудь, душил горло, жёг кровь и больно стискивал сосуды: никаких сил не было выслушивать минорные трезвучия многотрубного чудовища.

Торжественно и упоённо, власть ликуя, металась под потолочными сводами Полигимния, и я видел мерцающие в свете ажурных люстр её эфирные крылья».

Сегодня в Ливадийском органе уже 5200 труб, и в подвальной мастерской постоянно работают специалисты: строгают доски, вытачивают новые деревянные трубы, паяют металлические. Каждая даёт новый тембр, хотя в принципе даже орган на 400–500 труб в зале с хорошей акустикой (что чрезвычайно важно!) – это очень сильный инструмент. Чтобы испробовать на нём все возможные сочетания звуков, надо играть непрерывно несколько сотен лет! Поэтому, начиная от какого-то минимального предела, количество труб и регистров уже не так важно, однако чем их всё-таки больше, тем свободнее раскрывается в своём мастерстве исполнитель, тем безграничнее музыка и тем она ближе к Небу.

Обслуживать, особенно настраивать, Ливадийский орган – работа ювелирная, потому что надо не только иметь абсолютный слух, но уметь пробираться по узенькому помосту, где, оступясь хотя бы на сантиметр, можно помять сразу несколько труб. И задать мастерам ещё на месяц сверхсрочной работы. Поэтому настройщик органа должен обладать точнейшей координацией движений и… минимальными размерами тела.

Во внутреннем помещении Ливадийского органа остаётся всё меньше места; теперь настройщик вынужден ходить даже не по дорожкам, а по собственным однажды намеченным следам. Но Владимир Анатольевич, как всякий человек, поглощённый идеей, не унимается в работе по усложнению невиданного инструмента. Для него это необходимый выход творческой энергии, потому что пока не получается воплощение другой идеи – строительства органа в Симферополе. Не хватает, видно, дипломатии. Да и средств у города мало, как всегда. Но главное, как мне кажется, – не хватает среди городского руководства единомышленников.

…С тихим восторгом прослушали дети концерт, будто испили нектар и проникли в таинства, о которых не подозревали до этой экскурсии. И гром небесный, и тихая весенняя капель – всё прозвучало для них в это воскресенье, всё золотым пластом отложилось в памяти.