Литературная Газета, 6615 (№ 39/2017)

Лепесток последний счастья

Лепесток последний счастья

Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Поэзия Башкирии

Теги: Тамара Искандерия , поэзия

Тамара Искандерия

Родилась в 1958 году в деревне Кияук Ишимбайского района Башкортостана. Окончила Башкирский государственный университет. Ветеран республиканских СМИ. Главный редактор детского литературно-художественного журнала «Акбузат». Автор шести поэтических сборников и двух книг для детей, выпущенных в издательстве «Китап». Председатель секции поэзии при Правлении Союза писателей Башкортостана. Участник Всесоюзного совещания молодых писателей в Москве (1989), Международного фестиваля «Поэты Шёлкового пути» в Турции (Сапанджа–Анкара, 2013) и Международного фестиваля тюркской поэзии в России (Казань, 2015). Заслуженный работник печати и массовой информации РБ.

Спорыш

Спорыш подошву ласкает.

Травка гусиная. Тишь…

Вон одиноко вздыхает

Вслух на болоте камыш.

Здесь и привольней, и чище….

Кто же теперь виноват…

Тихо на сельском кладбище

Самые близкие спят.

Колется сломанный стебель.

Утки вот-вот улетят…

Как вам живётся на небе,

Мама, отец мой и брат?..

Жизнь, как прибрежная пена,

Тёмные скроет следы.

Белое платье надену –

Вечность нас ждёт впереди.

К тучке прилажу стремянку –

Там, на нездешнем лугу…

Дом – понимаю – времянка,

А разлюбить не могу.

Словно призыв муэдзина,

Длится колодезный скрип.

И по смешному, невинно

Слышится рядом: «пип-пип» …

Спорыш – соскучился, видно, –

К сердцу гусёнком прилип.

На сенокосе

Сестра, ты помнишь, на сенной подводе

Мы возвращались затемно домой?..

Отец неслышно трогает поводья,

А мы – летим звездою кочевой!

Лежим с тобой вдвоём на стоге сена,

Пред нами – края нету! – небосвод,

И так близки созвездия вселенной,

Как васильки у собственных ворот.

Полярная шестом-стожаром строго

Хранит от бурь небесный окоём,

И кажется, что Млечная дорога

Пропахла деревенским молоком.

Отец лошадку тихо погоняет,

В его руках не строги удила...

Он знает, что, как звёзды, детство тает,

Как дым печной над крышами села.

А в сене чей-то стрёкот, шебуршенье:

Кузнечик свой торит к вершинам путь,

И запах земляники откровеньем

Вливается в восторженную грудь!..

Вот мы и дома. И давно у мамы

Айран готов – прохладный и густой...

И стала лёгкой тень оконной рамы, –

Горит окно, и двор наш не пустой.

Чуть теплится таинственно дорога?..

И всё хлопочет мать у очага:

«Ах, детки, жив отец и, слава Богу,

Дом сиротой не будет никогда!»...

И мы с отцом – все пятеро – душистый

Таскаем воз в сарай на сеновал.

А с неба льётся тихий свет пречистый,

И прошлый день пока не миновал.

* * *

Возвращаются птицы бездомные

В мирный край, на гнездовья свои...

И всё мечутся в горе бездонном –

Перелётные письма войны.

Адресатов – невзгоды повыбили,

Не вернуть никого, не сберечь...

Может, заговор знает от гибели

Конь-легенда по званию «Керчь»*?..

Птицы мёртвыми гроздьями вызрели,

Будто камни, изрыли большак...

Ни мольба и ни лихо не вывезли

Там, где кони сбивались на шаг...

...А у яблони ветки цветущие –

Белой оторопью пред бедой...

Не крылатые, не поющие...

Как разлука –

Моя с тобой.

Ни привета уже, ни молчания,

Остывает ушедшего след...

Тише сердце!..

Не страшно прощание,

За которым – прощения свет.

------------------------

*«Керчь» – имя единственного коня из многих тысяч

в составе 112-й гвардейской Башкирской кавалерийской дивизии,

возвращённого живым на родину.

Альбом-солдат

Держу в руках я, как святыню,

Альбом отцовский фронтовой.

Пропах он гарью и полынью

Пороховой – большой войной.

Он отступал пред силой дерзкой

И гнал врага по всей земле –

Румынской, польской и венгерской... –

На крыльях, пеший и в седле.

Не заплутал среди воронок

И брод в огне сумел найти,

Чтоб слёзы вдовьи похоронок

В победный праздник воплотить.

Навечно молодость в альбоме –

Он власти времени сильней...

Отец, тепло твоей ладони

Ты передал руке моей...

Но сердцу больно. Сердце стынет,

Как от вины в разгар весны...

Прицельной пулей бьёт навылет

Дыханье близкое войны.

Сегодня

День – та же крепость, и страже

Некогда врат отворить.

Негде, скиталице, даже

Мне головы преклонить.

День – та же форточки прорезь

В низком и тесном окне.

Гляну наружу, и горесть

Сдавит дыхание мне.

День – то же неба раздолье,

Где облаков бахромой

Связано, будто в глаголе,

Всё, что случится со мной.

Фламенко

(вольный перевод)

Ветерок-босяк костёр разводит –

На песке под звёздами у моря...

Вьётся пламя юбкою цыганской

Пред разбитой лодкою-калекой...

Рок – фламенко!

Не соврёт испанская гитара,

Лишь бы звон струны не оборвался.

Хриплый выкрик зычный: «Анда! Анда!» –

Словно вызов силе непреклонной.

Каблуками искры высекая,

Исступлённой музыке подвластна,

Женщина судьбу-дуэнью* дразнит

Под оборкой дерзкою коленкой...

Страсть – фламенко!

Лучше быть душою – беспризорной,

Бросить под ноги стыда оковы,

Высекая каблуками искры,

Обжигая сердце байладора,**

Чувственными жестами колдуя,

Станом, будто роскошью, играя,

Искры каблуками высекая,

Песней, вырвавшейся из застенка...

Жизнь – фламенко!

В том же ритме кастаньет Вселенной,

Как танцовщицы, миры кружатся,

Каблуками искры высекая...

И в курае есть такая сила,

В наших танцах – та же упоенность!

Эй, Испания! Андалусия!

Ваш черёд, севильские цыгане, –

Высекайте каблуками искры,

Дорожите щедростью момента...

Миг – фламенко!

----------------------

*Дуэнья – пожилая дама, госпожа, надзирающая в доме за молодыми девушками.

**Байладор – танцовщик фламенко.

Кувшин

1. Минорное:

Я по воле гончарной Всевышней

Круг, как жёрнов, вращаю рукой.

И леплю под небесною крышей

Свой кувшин для воды ключевой...

Я над глиняной властна судьбой!

Круговые на стенках узоры.

Родников увлажнённые взоры.

Скрип колёсный...– кружится планета,

Как мой камень на той же оси,

И двойною любовью согретый,

Будет славен мой труд и красив.

За него хоть полцарства проси!

Он, как стан юный мой, безупречен.

И как взгляд твой влюблённый, не вечен.

2. Мажорное:

И когда я кувшин свой лепила

Непослушною – в глине – рукой,

Всеблагая творящая сила

Хаос мой превращала в покой...

Я смирялась, как конь под уздой.

«Ты Гончарница! – высился голос, –

Твой во власти Моей каждый волос!

Дал глаза Я тебе для прозренья.

Сердцу дал Я избыток тепла.

Слух открыл херувимскому пенью,

Чтоб надежду душа обрела.

Дал огня, чтоб рассеялась мгла.

Чтоб с гончарною вечностью слиться.

Птицей Феникс – в огне возродиться»...

История

О век мой!

Тянешь вправо, тянешь влево.

То чёрной пылью занесён, то белой.

С пилой двуручной ладишь без запинки,

Чтоб прорве судеб рухнуть, как опилки.

Под ноги сыплются, с землёй мешаясь...

Над кроной дуба мёртвой потешаясь,

Ты ей речёшь, как страшная река:

«Как ты была вчера лишь высока!»

С ухмылкой хищною пила резвится.

Эпохи сгинут, канут в вечность лица –

Тот – дуб ронял, тот – дома не поднял...

Пила Истории, опомнись... Чур меня!

Хадж к цветку

Лети, лети к цветку в объятья,

Воспой, о сердце, миг любви!

Ты лепесток последний счастья

Растерянный, ладонь, лови.

Нелёгкий путь – цветку навстречу –

Киблой поверенный, продлись!

На зов молитвенных наречий

Лети, душа, не обманись.

Медовым запахом пьянящим,

Цветеньем – радуги светлей –

Пчелу влечёт, но только слаще

Призыв и свет мечты моей.

И я – в труде мудра, упорна –

Мгновенье каждое ценю...

Как тот цветок и так же скоро

День увядает на корню.

Корона сыплется соцветий...

Чему случиться на веку?..

Летит пчела. Спешу успеть с ней

Смиренный хадж свершить к цветку!

Перевод Сергея Янаки