Литнегр, или Ghostwriter

Глава 11 Снова Розеткин

За всеми этими заботами я совершенно забыла об Алле. Однако она сама объявилась с просьбой: не выскажу ли я своего мнения о двух романах Андрея Розеткина? Точнее, разумеется, о двух романах, написанных для Андрея Розеткина. Романы были с умеренным мистическим компонентом: нет, не хоррор, не готика, скорее нравоучительно-бытовые повествования, где столкновения с потусторонним миром даёт возможность герою понять, как он был неправ, и измениться; где злые получают в финале наказание, а добрые — награду. Мне такая морализирующая впрямую в лоб линия всегда была, пожалуй, не близка, но — почему бы нет? А вот написано было так себе. Даже не так себе, а откровенно халтурно. Вместо того чтобы выпускать персонажей постепенно и знакомить с ними читателя, автор вытаскивал их в кульминационные моменты как кроликов из шляпы, либо сваливал всех в кучу, из-за чего финал представлял собой подобие праздника города, где в толпе с трудом можно различить отдельные знакомые лица. Иных персонажей, возникших для чего-то в начале, он непринужденно терял или переименовывал. Язык соответствовал композиции: независимые деепричастные обороты типа «подъезжая к сией станции, у меня слетела шляпа» резвились, как бациллы в общественном туалете; о трех «который» в одном предложении даже упоминать не стоит. Душераздирающее зрелище. Неужели Алла, которая еще недавно писала тонкие милые рассказы, опустилась до такого?

Нет. Как выяснилось, не Алла. С удивлением узнала я, что Розеткин за то время, пока я трудилась на Двудомского, изрядно продвинулся. И вообще, он больше не Розеткин, а — Ток. Это резко, необычно, это запоминается. Видно не у меня одной вызывала смех его настоящая фамилия… Так вот, Розеткин оставил позади своё смешное прошлое: он формирует настоящий проект, под который уже набрал литнегров. Литнегры молодые, неопытные, к тому же работают они способом, который мне всегда казался диким: разбивают роман на части, и каждую часть пишет отдельный литнегр. Неудивительно, что текст представляет собой уродливое лоскутное одеяло!

Ну, раз я могу сказать, где и в чём напортачили безвестные труженики нашего фронта, почему бы мне не сделать этого для Аллы? Во мне проснулся азартный критик, а он во мне тоже водится, не сомневайся, читатель, и просыпается, завидев что-то настолько прекрасное, что так и тянет проанализировать — из каких компонентов складывается его красота, или настолько отстойное, что просто невозможно пройти мимо и не пнуть; последнее, наверное, характерно для всех нас, литературных неудачников. Так мы на миг кажемся себе чуть выше, чем есть.

«Короче, Аллочка, дело к ночи! Опишу, как планирую выйти из положения. Извини, если не всегда покажусь корректна, но если уж меня пригласили консультантом, я обязана внести в историю болезни и данные осмотра, и свой диагноз. Тем более что больной небезнадёжен. Хотя лечение предстоит основательное…

Прежде всего — о том, что мне нравится. Сюжет сам по себе хороший, закручен качественно, все эти найденные-обретённые родственники, покойные в том числе, добавляют ему готичности. Сразу же — недостаток: все кульминационные точки, когда происходят важные для героя открытия, преподносятся на манер deus ex mahina: ему всегда их сообщает кто-то другой или они обрушиваются на него буквально с неба. Герой же занимается лишь тем, что страдает — сначала на почве поисков любви, потом её последствий. Может, есть смысл сделать его сам-себе-детективом, который, превозмогая страдания, ведёт розыски: кто же хочет его убить? Допустим, его поразила смерть банкира, он начинает раскапывать его биографию и через ряд этапов выходит на частную школу. Не добившись помощи у психиатров, углубляется в литературу и там натыкается на описание порчи; вспоминает события встречи с Олесей, строит собственные догадки… Хочется же, чтобы герой был лицом активным, а не боксёрской грушей. Возникает недоумение: как же Владислав добился успехов в бизнесе, если в романе он — такая размазня?

Кстати, чтоб уж не возвращаться больше к герою: тебе не кажется, что его слишком много? В начале эта монологичность не чувствуется, главы через три-четыре — осознаётся, после середины текста здорово утомляет. Я посоветовала бы разнообразить действие, перебрасывая его от персонажа к персонажу: показать Владислава и его злокачественную трансмутацию глазами охранника, бывшей жены, матери и т. п. Не стоит выкладывать семейные данные одним куском в начале: лучше разбить их на небольшие порции и перемежать действием. И не забывай старый, но всё ещё работающий приём „на самом интересном месте“.

Ну и вот наконец с гробовым вздохом подхожу к самому проблемному органу нашего пациента — к мистической линии. Тут мой диагноз — аплазия: врождённое недоразвитие. Мистической линии, собственно, нет. Её якобы присутствие обозначают два слова: „энергетический вампиризм“. Боюсь, самими словами давно никого не удивить: тема вампиризма, в том числе и энергетического, обсосана уже со всех сторон. Есть в этой сфере произведения действительно выдающиеся, с которыми конкурировать трудно. Естественно, как знакомый с ними читатель, я жажду узреть: как же, по версии нового автора, всё это происходит? Энергетическая вампирша — как она дошла до жизни такой? Были ли у нее природные предпосылки, позволяющие видеть „чёрные дыры“ в мире и в человеке? Практиковала ли она дьявольские культы? Если основа вампиризма научно-фантастическая, то как выглядит (утрирую) машинка для отбирания энергии у других и присовокупления её себе? Что и как именно проделывала вампирша с жертвами? И всё это надо показать! В красках, в действии! А без этого остаётся пародийная „училка-кровопийца“, к которой не испытываешь ни неприязни, ни жалости, ни вообще каких-либо чувств. Для статьи в газете наподобие „Знака судьбы“ (16 тыс. зн.) это было бы туда-сюда. Для романа в 10 а.л. — прискорбно мало.

В общем, мой вывод: двумя-тремя страшными эпизодами тут не отделаешься. Нужна полноценная параллельная линия энергетической вампирши».

Алла поблагодарила за дельные замечания и снова исчезла. А я вернулась к своему Двудомскому.

Загадка звонящего по ночам редактора разъяснилась случайно. Однажды трубку снял Олег и, передавая её мне, предупредил:

— В зюзю пьяный.

Так вот оно что! Сама могла бы догадаться — что я, пьяных не встречала? Просто представление о пьянстве не вязалось в моём уме с имиджем работника крупного издательства… Но если задуматься, почему нет? Постоянно, изо дня в день, из года в год редактировать Двудомского, и ещё Двудомского, и тонны Двудомского, тут не то что запьёшь, а, пожалуй, на психотропные подсядешь! В тот раз я выслушивала редакторские излияния наиболее терпеливо и благосклонно, но он непривычно быстро свернул монолог. И больше не звонил. То ли услышал реплику мужа, то ли сам факт наличия мужского голоса по моему телефону обескуражил его, — во всяком случае, ночные признания в любви к стилю прекратились.