Лога

29

Опять он плыл в лодке, опять был прикован к днищу ее. Только теперь Игнатия не жара мучает, а знобит и трясет от холода. Кажется, что он раздет догола, что лежит на льду, накрепко вмерзнув, впаявшись в него затылком и спиной.

И нет над ним палящего солнца, такого сейчас желанного, такого необходимого, которое бы разогнало холод, растопило лед, которое бы согрело, спасло. Лишь когда он открывает глаза, стылая, ночная бездна вверху, слегка посеревшая под утро, с редкими уже, тускло вымаргивающими звездами.

Куда он плывет? Зачем?.. Кто его привязал?

Борта лодки высокие, из-за них Игнатию ничего не видно: ни справа, ни слева. Что-то гулко и часто шлепает, булькает, переливается рядом, что-то тяжелое, густое, маслянистое, не похожее на воду. Что-то необъяснимо опасное, вредное, что нужно обязательно остановить, не дать дальше ходу.

Игнатий замычал в натуге, заворочался, пытаясь встать, разорвать связывающие его путы. Лохматая закуржавелая голова старика чуть приподнялась, отделилась от снега — и снова опала. Он вновь полетел куда-то, подхваченный сильным вихрем, поднялся высоко-высоко вместе с лодкой, кружил в звездной близости и соседстве. Долго кружил, целую вечность. И там, в вышине, Игнатий наконец согрелся, свалились все путы с тела, ему необыкновенно легко, радостно сделалось, душа освободилась от всего земного. И не было желания возвращаться, начинать все сначала.

На землю он, однако, вернулся. Помимо своей воли, но вернулся, опустился в том же самом месте, откуда взлетел. Никакой уже лодки под ним, он стоит на заснеженном берегу все той же черной речки, смрадно и удушливо пахнущей, медленно ползущей среди глубоких сугробов.

Речка выплескивалась на поверхность неподалеку, из торчащей трубы, из земных недр. И на страже этого зловонного источника дежурил все тот же, знакомый Игнатию зверь, хищно припавший на низкие ножки, — зверь, в котором скопилось сейчас для Игнатия все зло, все темное, непонятное и враждебное, что мешало ему жить последнее время, что постоянно тревожило и угнетало. Игнатий заоглядывался, выискивая, что бы такое схватить потяжельше... Сейчас, сейчас он найдет это тяжелое, кинется с ним на зверя, исполосует его вдоль и поперек, не выбирая куда и по чему бьет. Брызнут, зазвенят стекла приборов, загорятся, осыпаясь синими искрами, провода высокого напряжения. И станет необыкновенно тихо кругом, обгорят и обвиснут провода, обессилит и захлебнется нефтяной поток из трубы, исчезнет страшная речка...

На самом же деле он неподвижно лежал на снегу, и пар от его дыхания все слабже и слабже выпыхивался из вздернутой кверху заиндевелой бороды.