Ложе из роз

Глава 15

Черная Гора Сентябрь, девять лет назад

– Есть кое-что, о чем я должна позаботиться, дорогая, чтобы потом уехать с чистой совестью. Ты сможешь слушать свою музыку на всем пути от Сан-Франциско до Кармелла.

– Прекрасно, – пробормотала Хоуп. – Замечательно…

Пять дней взаимных излияний матери и дочери, пять дней вместе. Редкая возможность выговориться, поговорить по-настоящему, как сказала сама Френсис.

– Мне потребуется не больше часа, Хоуп. – Френсис посмотрела на свои инкрустированные бриллиантами часики. – Последняя доставка мебели сегодня. Фургон может прибыть каждую минуту, а я должна проверить мебель, которую распаковали вчера. Ты же пока найдешь солнечное местечко на лугу и почитай немножко одна. Ты же привезла с собой свои любимые романы?

– Нет.

Хоуп собиралась провести следующие пять дней своей жизни, не погружаясь в чужие чувства и приключения… Она хотела жить собственной жизнью, а не жизнью придуманных героинь.

– Ничего страшного, дорогая, в доме полно моих собственных сочинений. Тебе уже семнадцать, и теперь ты достаточно взрослая, чтобы читать их.

– Все в порядке, мама. Мне и так хорошо.

Хоуп чувствовала себя стройной, здоровой и привлекательной – резвящимся бесенком, полным безграничной отваги и бьющей через край радости. Эти луга и предгорья, эти холмы были полны музыки, а сама она могла кружиться и танцевать бесконечно.

Хоуп и в самом деле танцевала и кружилась на лугу, не замечая, что за ней наблюдает пара внимательных глаз.

Глаза эти принадлежали Нику. На лугу, расположенном неподалеку от Черной Горы, Ник видел роскошь, далеко превосходившую даже красоту самой долины в пору сбора урожая. Длинные волосы Хоуп цвета корицы сверкали в солнечных лучах. Они снова были окружены короной золотого солнечного света. Когда Хоуп кружилась, свет танцевал на ее волосах и кружился вместе с ней.

И вот наступил момент, когда веселая и счастливая балерина увидела его. Изящный, грациозный пируэт закончился мгновенной остановкой.

– Ник!

Это был тот самый Ник, которому в тринадцать лет она была способна поверять все свои тайны. Как и тогда, он смотрел на нее пристально и внимательно, но теперь она не смогла бы столь же искренне рассказать о себе и о том, что с ней происходит. А ведь все это время она помнила его и думала о нем…

Взгляд Хоуп задержался на чем-то удивительном, нежном и мягком.

– Какая прелесть!

Она опустилась на колени, погружаясь в море цветов, протянула руки к угольно-черному щенку коккер-спаниеля.

– Это Молли, – сказал Ник.

Он двинулся к Хоуп, и Молли последовала за ним.

– Да она совсем малышка, – пробормотала Хоуп, поглаживая мягкий трепещущий комочек у своих ног.

– Ей четыре месяца. – Ник тоже опустился на колени, уютно устроившись среди цветов. – Хоуп?

– Да?

Ник не продолжил разговор и лишь молча улыбнулся. Прикасаясь к Молли, глядя только на Молли, Хоуп думала о Нике. Ник был ее другом, и она была рада видеть его.

– Значит, – сказала она наконец, поднимая голову, – ты теперь здесь.

Как и ты.

– Да, я здесь, – ответил он тихо. – Ворота были открыты, и я въехал прямо сюда. Вот место так место!

– Это свадебный подарок Чейзу от моей матери. Сейчас его отделывают, так сказать, последние штрихи. Мама хочет понаблюдать за этим. Кстати, ты ее видел?

– Нет. Я припарковал свой фургон и пошел туда, откуда, как мне показалось, открывается самый красивый вид.

Хоуп перевела взгляд с ярко-синих глаз Ника на панораму Напа-Вэлли, сверкавшую под лучами сентябрьского солнца.

– Здесь здорово, верно?

– Верно, – согласился Ник, все еще не в силах оторвать взгляда от волос цвета корицы и изумрудных глаз, светившихся радостью.

Когда же это ему наконец удалось, он открыл рюкзак, который принес с собой, и из самого глубокого кармана извлек фляжку с водой, красную миску из пластика и маленький мешочек сухого корма.

– Прекрасное место для дневной трапезы Молли.

– Столь же подходящее и для того, чтобы выкурить сигарету…

– Может быть, но только я больше не курю.

В глазах Хоуп мелькнуло удивление.

– Не куришь?

– Ни одной затяжки.

– Из-за Молли, – сказала Хоуп. Это был не вопрос, а заключение.

Ник не стал возражать по поводу столь странного утверждения. На самом деле он перестал курить задолго до появления Молли, потому что каждый раз, зажигая сигарету, он видел серьезное лицо Хоуп, в котором читал беспокойство за себя. Ему очень недоставало его маленького друга, и чем дальше, тем больше его снедала тоска по ней.

Поговори со мной, Хоуп Тесье.

Поговорить?

Это было так легко для нее четыре года назад, а теперь… Что могла она сказать такого, что заинтересовало бы его?

Некоторое время они сидели молча, не в силах преодолеть смущение. В воздухе вокруг них порхали бабочки, пели птицы, и трава под осенним солнцем переливалась золотом, а на ней крошечное существо лакало свежую воду из своей миски. Потом Молли принялась громко хрупать гранулированным кормом, который Ник давал ей из руки.

Когда Ник наконец заговорил, голос его звучал слегка хрипло, будто долгое путешествие по одинокой жизни обожгло и иссушило его глотку.

– Вот она какая, Черная Гора, – оглядываясь вокруг, произнес он.

– Да, – ответила Хоуп тихо и с облегчением. Теперь речь ее полилась сама собой, и она даже не старалась ее сдержать. – Я приходила сюда в детстве с Чейзом и гран-пером.

– С гран-пером?

– Ну да, с моим дедушкой. Он верил, что можно выращивать виноград на горе.

– И вы смогли, то есть он смог?

– Не знаю, – пробормотала Хоуп. – Он умер.

– Гран-пер, – тихо повторил Ник. – Ты никогда не рассказывала мне о нем. Может быть, расскажешь теперь?

– Тебе в самом деле интересно?

– Очень.

Гран-пер.

Ее сознание затопили образы – картины прошлого. Целый водопад воспоминаний и радости.

– Он был замечательный – такой нежный, добрый. Вел он себя так, что мы все чувствовали себя его детьми, его внуками…

Она задумчиво склонила голову, и копна медных волос упала ей на лицо, будто она хотела отгородиться от него, чтобы не делиться с ним своими далекими воспоминаниями о любви.

Но она была благородна, эта маленькая балерина. Она подняла глаза на Ника, и завеса упала.

– Итак, сэр? – пробормотала она.

– Сэр? – удивился Ник.

– Это одно из любимых изречений гран-пера. «Итак, сэр», – говорил он мне, и, конечно, я всегда хихикала. А он ждал, терпеливый и улыбающийся, пока я успокоюсь. Мы знали, что, когда гран-пер начинал фразу этими словами, дальше должно было последовать что-то очень важное.

– Скажи мне что-нибудь очень важное сейчас. Итак, сэр?

– Итак, сэр, я верю, я знаю, что лозы выживут, что виноград будет расти и плодоносить на этом склоне горы, питаемый туманами и радугами. Звучит как сказка, да? – Хоуп склонила головку, будто стараясь включить и его в эту сказку.

Увы, Ник не мог разделить с ней ее волшебство. Но в обмен на ее откровенность он сам готов был рассказать ей кое-что.

– Однажды я встретил человека, который тоже говорил: «Итак, сэр». Его звали Хэнк. Он научил меня обращаться с лошадьми, объезжать их и ездить верхом.

– И когда Хэнк говорил «Итак, сэр», ты знал, что это нечто важное.

– Очень важное, – согласился Ник.

Снова наступило молчание, но Хоуп на этот раз заговорила первой:

– Ты заметил, что я немного располнела?

Ник внимательно оглядел ее.

– Потому что ты была одинока?

Одинока.

Та же причина, по которой она поделилась с ним своими горестями на чердаке, заваленном золотистым сеном, там, в лагере. Помнил ли он то лето?

– Думаю, да, – немного помолчав, ответила Хоуп.

Она знала, почему человек начинает есть слишком много: печаль, отчаяние, безнадежность и еще миллион других причин, и все они у нее были в последние четыре года.

– Просто не было особого смысла оставаться стройной, – призналась она тихо. – Моя мать была так разочарована, когда увидела меня после лета, проведенного на ранчо.

– И что она сказала?

– Да по правде говоря, ничего, но…

Хоуп давно научилась распознавать малейшие признаки недовольства матери, каждую морщинку на ее лбу.

– А как насчет Чейза и Виктора?

– Ко времени, когда я вновь встретилась с Чейзом – а это было на Рождество, – я уже немного поправилась. А Виктора я не видела почти два года.

– Два года?

– Они не жили вместе это время.

– Но теперь они снова вместе.

– Да, – улыбнулась Хоуп. – По-настоящему вместе. Кажется, между ними все благополучно, особенно этим летом.

Ник увидел ее улыбку и вспомнил балерину, кружащуюся среди цветов, грациозную танцовщицу, девушку на пороге вступления в пору женственности и надежд.

– Ты и сама, похоже, теперь в порядке.

– Так оно и есть.

Согласие Хоуп означало страстное желание, чтобы все именно так и было.

– Мы с мамой уезжаем вместе, только она и я, и мы будем с ней много разговаривать, по-настоящему разговаривать.

Как когда-то с тобой.

– И когда вы уезжаете? – тихо спросил Ник.

Хоуп, хмурясь, посмотрела на свои часики:

– Через десять минут мы встречаемся возле дома.

Через десять минут конец нашим счастливым минутам на залитом солнцем лугу.

– Что ж. – Ник потянулся с притворным равнодушием. – А я двинусь на ранчо в Неваду.

– Ты и Молли.

– Да, маленькую Молли я беру с собой.

– Ты и вправду любишь животных.

Люблю? Нет, Хоуп Тесье, я ничего и никого не люблю. Не осмеливаюсь.

– Сложись моя жизнь по-другому, я, возможно, стал бы ветеринаром.

– Но ведь ты еще можешь им стать.

– Посмотрим. Думаю, теперь нам пора идти к дому.

Френсис ждала дочь, стоя на мраморных ступенях.

– Хоуп, дорогая.

– Привет, мама. Прости, что я опоздала. Это Ник и Молли.

– Привет, Ник, привет, Молли.

– Ник и я познакомились на ранчо «Ивы».

– О, и теперь Ник приехал навестить тебя? Как удачно выбрано время. Это упрощает дело, Хоуп, и я не буду чувствовать себя такой виноватой.

– Что упрощает, мама? Какое дело?

– Я как раз собиралась написать тебе записку, но лучше все-таки просто сказать. Труднее, но лучше. Никаких объяснительных записок, ничего, что необходимо потом уничтожать.

Френсис Тесье взлетела высоко, и причиной тому был кокаин – Ник без труда догадался об этом. Она парила где-то в стратосфере, охваченная привычной эйфорией, и не видела оттуда хрупкого сердечка своей прелестной дочери.

– Миссис Тесье…

– Пожалуйста, Ник, называйте меня Френсис…

– Хоуп так рассчитывала на вашу совместную поездку.

– Я знаю, Ник. И он наступит – день, когда мы с Хоуп будем вместе бродить по пескам Пеббл-Бич…

Френсис перевела глаза с этого странного, красивого дикой красотой ковбоя на свою дочь:

– Но ближайшие пять дней, Хоуп, ты проведешь здесь. Это еще не конец жизни и не крушение мира. Здешний дом великолепен; пока ты отдыхала на лугу, сюда привезли горы всевозможной вкусной еды, мороженого, печенья, чипсов.

Ник не сомневался, что все эти лакомства отнюдь не являлись любимыми блюдами Хоуп, – он помнил это по ее пребыванию на ранчо. Зато это в точности соответствовало представлениям Френсис Тесье о пище, которую предпочитают «толстые девочки», потому что мать Хоуп теперь видела в ней только толстую девочку – и ничего больше. Неужели знаменитая романистка усмотрела в своей дочери возможную соперницу?

Ник подумал, что это вполне вероятно, особенно принимая во внимание то, что Френсис было уже за сорок. Женщину, столь углубленную в себя, столь занятую собой, вполне устраивала роль сочувствующей и снисходительной матери, обеспокоенной судьбой дочери и готовой ее опекать и пестовать.

– Я поставила твой чемодан в холле, – продолжала Френсис, словно не замечая недоумения дочери. – Спать можешь где захочешь: все спальни – просто мечта, сама увидишь. Я собиралась выключить телефоны, чтобы ты по ошибке не сболтнула что-нибудь лишнее моим друзьям. Но ты ведь так умна. Я знаю, ты не забудешь. Ты не должна отвечать на телефонные звонки и не должна уезжать отсюда.

Рука Френсис Тесье непринужденно охватила шею дочери – при этом бриллианты в ее кольцах сверкнули на солнце ослепительной дугой.

– Мне надо побыть с ним, Хоуп! Пусть всего пять дней и пять ночей – но с ним!

– Но ведь он еще не закончил музыку для «Дуэта».

– О! Ты говоришь о Викторе. – Френсис прикоснулась к сверкающему бриллиантовому колье, подарку мужа. – Я собираюсь уехать с Гэвином, дорогая, с Гэвином, а не с Виктором.

С Гэвином? С архитектором, построившим этот дом? Но ведь он был любовником Сибил!

– Я не понимаю.

– Ты понимаешь, – усмехнулась Френсис. – Ты знаешь, как Виктор третирует меня, он всегда был таким и таким остался.

– Я думала, у вас все в порядке.

– Вовсе нет, дорогая. То, что я не воплю и не рву на себе волосы, ничего не значит… Это лето было ужасным. – Френсис, сделав паузу, как опытная актриса, перешла к следующей сцене: – Но, дорогая, Виктор не должен об этом знать. И Сибил, конечно, тоже. Они оба впали бы в ярость, и потом пришлось бы долгие месяцы приводить все в порядок, «приглаживать растрепанные перышки». К тому же это полностью нарушило бы все планы насчет рождественского бала, на который я так рассчитываю.

– Но если Виктор так ужасно обращается с тобой…

Гримаса раздражения исказила красивое лицо Френсис. Хоуп была обязана верить всем ее выдумкам без возражений. И не задавать вопросов.

– Он ужасен, – ответила Френсис с нажимом, – но не всегда. И я люблю Виктора, право же, люблю, независимо от того, как он себя ведет. Но мне нужен Гэвин, Хоуп. Мне необходимо провести эти несколько дней с ним.

В этот момент на дороге, рыча мотором, появился «феррари». Красивый мужчина, вышедший из него, тут же принялся издавать не менее мощные звуки – он скорее ревел, чем говорил. Судя по всему, Гэвин не ожидал увидеть столь пестрое сборище.

– Френсис?

– О, не волнуйся, дорогой! Хоуп – мой самый близкий, мой самый лучший друг. Я ей полностью доверяю. Она предана мне, своей матери, а не Виктору.

– Черт возьми, Френсис. Ты нанюхалась кокаина!

– Ну только чуть-чуть вдохнула разок-другой! Там еще осталась уйма этого восхитительного порошка для нас обоих.

Гэвин хмуро посмотрел на свою пребывающую к экстазе возлюбленную, потом сделал нетерпеливый жест в сторону Ника, крепко прижимавшего к себе Молли, которую он подхватил на руки, как только на дороге взревел «феррари».

– Кто он?

– О! Это Ник. Это благородный сексуальный друг Хоуп, ковбой. У нас обеих – что у матери, что у дочери – непогрешимый вкус по части мужчин. Ведь вы останетесь здесь с Хоуп, Ник? Да?

– Мама!

– Да, я останусь.

Останусь с вашей прелестной обиженной дочерью, самоуважение которой вы так явно пытаетесь уничтожить.

Глаза Ника походили на синий лед – в них светилась холодная ярость, которой Френсис Тесье то ли не замечала, то ли не хотела замечать.

– Видишь, Гэв, – сказала она игривым тоном, – ни Ник, ни Хоуп не расскажут ни одной живой душе. Да и зачем им это делать? Мы все получим куда больше удовольствия, чем если бы я и Хоуп поехали в Кармелл.

Пальцы Френсис с прекрасным маникюром выразительно передвинулись от нахмуренного лица Гэвина к пряжке его пояса.

– Ради всего святого, Гэвин, поехали! Возьми мою машину – она намного просторнее, но поведешь ты. Ну же, вперед!

Не прошло и нескольких минут, как Френсис и Гэвин – живая картина разгорающегося сладострастия – тронулись в путь и исчезли в уже убывающих лучах осеннего солнца.

– О’кей! – Голос Ника казался на удивление спокойным. – Пора посмотреть, что скрывается внутри этого восхитительного здания.

– Нет, Ник.

Посмотрев на Хоуп, Ник увидел в ее глазах такое неподдельное отчаяние, что на мгновение опешил.

– Послушай, – начал было он, но в этот момент его голос заглушил внезапный визг тормозов, за которым последовал скрежет металла о камень и грохот удара.

Они оба вздрогнули и с ужасом посмотрели друг на друга.

– Иди в дом и вызови службу спасения, – приказал Ник, а сам бросился бежать к тому месту, где, он не сомневался, его ожидало кошмарное зрелище.

Окна «мерседеса» Сибил с тонированными золотистыми стеклами были закрыты, и она включила кондиционер. Прижав к уху трубку мобильного телефона, она с отвращением слушала свой холодный, лишенный эмоций голос.

– Ты, конечно, можешь убеждать себя в том, что Френсис верна тебе. Но, Виктор, уже после вашей свадьбы ты знал, что это не так. И те два года, что вы жили раздельно, Френсис тоже не вела монашеской жизни.

– Я знаю, Сибил, я ничего не забыл.

У Виктора Тесье тоже были любовницы – невидимые взору, бесплотные и неуловимые. В это лето такой любовницей была музыка, которую он обещал написать для «Дуэта», и она оказалась чрезвычайно требовательной дамой, потому что сюжет ее разыгрывался в долине Напа… Но туда он мог отправиться только один, без Френсис.

– Неужели тебе все равно, что твоя жена и мой любовник предают нас?

Все равно? Ну нет.

Конечно, своим настоящим невниманием он заслужил неверность Френсис, однако Виктора удивили слова Сибил. Несмотря на работу над «Дуэтом», время, которое он проводил теперь с женой, было целиком посвящено ей. Он сознательно старался быть к ней внимательным, и ему казалось, что эти несколько месяцев стали лучшими за все двадцать лет их брака. И возможно…

– Гэвин – архитектор, строивший наш дом. Неудивительно, что он остановился здесь, поблизости.

– Виктор, да ты не слушаешь меня! Гэвин позвонил и заявил, что будет в Сан-Франциско, что уже садится на самолет. А пятнадцатью минутами позже его «феррари» на полной скорости помчался к Черной Горе. Я ни минуты не сомневаюсь, что Френсис тоже укатит на пять дней в известном направлении. В этом случае, мой дорогой Виктор, дважды два образуют пять – пять омерзительных дней неверности и предательства.

«Неужели Хоуп будет их свидетельницей?» – изумился Виктор.

На душе у него стало скверно – ему было жаль эту красивую девочку-подростка, которую он едва знал. Возможно, он заслужил возмездие Френсис, но не Хоуп.

– Если то, что ты говоришь, правда, им будет очень трудно держать в тайне свою связь, и она пройдет. Это просто каприз.

– Ты хочешь сказать, нам следует делать вид, что мы ничего не знаем? Ну конечно, у тебя бывали такие случаи и раньше. Но не у меня. Если Гэвин искренне считает, что я приму его обратно… Постой… Тут, кажется, что-то случилось! Сюда мчится полицейская машина…

Виктор уловил сквозь треск в телефоне вой сирены и сразу оценил испуганное молчание Сибил.

– Я еду, Сиб. Оставайся на месте.

Ник услышал завывание сирены как раз в тот момент, когда его печальное и мрачное дело близилось к концу. Он уже отнес израненные скорченные тела в сторону от дымящихся обломков, на островок травы на крутом склоне вулканического холма.

С шеи Френсис Тесье острые края бриллиантов ожерелья почти полностью содрали кожу. Само ожерелье рассыпалось по траве; камни вспыхивали на солнце, как капли слез; некоторые из них были окрашены кровью.

Он должен был отдать ожерелье Хоуп. Оглядевшись, Ник увидел ее стоящей на самом краю обрыва. Она прижимала к себе Молли и глядела вниз. Лицо ее было пепельно-бледным, а глаза выражали отчаяние.

Ник подошел к Хоуп, когда полиция и медики были уже у последнего перед домом поворота.

– Пойдем со мной. – Он осторожно взял ее за руку.

Хоуп подчинилась, и они, перейдя на другую сторону дороги, направились к пологому склону горы.

– Оставайся здесь с Молли; я поговорю с полицией, – сказал Ник, когда она опустилась в золотистое гнездо из сухой травы.

Сибил и Виктор прибыли вместе и одновременно узнали о судьбе тайных любовников.

– Это невозможно! – истерически выкрикивала Сибил. – Не хочу верить! Виктор, да помоги же!

У него не было выбора. Сибил упала ему на руки, содрогаясь от рыданий; тело ее обмякло. Музыкант шептал бессмысленные слова утешения, и через некоторое время Сибил начала отвечать.

В отличие от Виктора она говорила громко, и полицейские могли ее слышать. Но то, что она произносила, было ложью.

Виктор слегка отстранился от бившейся в притворной истерике женщины и с изумлением смотрел ей в лицо.

– Что, черт возьми, ты несешь?

– Тс-с. – Сибил подалась ближе к нему. – Ты хочешь, чтобы вся долина узнала правду?

– Мне совершенно наплевать на то, что узнает долина и чего не узнает. Единственное, что имеет значение в этой истории, – это судьба Хоуп, а она уже знает все.

– Что? Хоуп знает?

Виктор, ничего не ответив, сделал шаг в сторону золотистого склона, где на траве сидела осиротевшая дочь Френсис. У ее ног свернулась крошечная черная собачка, а рядом стоял высокий мужчина с растрепанными волосами.

Ник наблюдал за Виктором Тесье с самого момента его прибытия на место трагедии. От него не укрылось явное волнение маэстро и то, как он искал глазами Хоуп, сохраняя в то же время поразительное хладнокровие.

Совершенно очевидно, талантливый музыкант был потрясен этой внезапной и ужасной смертью. Но он боялся причинить еще большую боль Хоуп. Когда мрачный и торжественный взгляд Виктора встретился со взглядом Ника, тот прочел в нем благодарность этой испуганной, дрожащей девочке, которая не была его дочерью.

Когда Виктор подошел к Хоуп, она вся сжалась, ушла в себя, – поле отчаяния окружало ее как кокон, а солнце падало на ее рыжеватые волосы так, что вокруг ее головы образовался ореол.

Виктор Тесье опустился на траву рядом с ней, и его рука потянулась, чтобы погладить, утешить ее, но в последний момент нерешительно опустилась на спинку Молли.

– Хоуп, – сказал Виктор извиняющимся тоном, – мне так жаль.

Медное облако волос взметнулось вверх.

– Это все твоя вина! Ты был жесток с ней, не обращал на нее внимания. Ты убил ее, Виктор.

– Знаю. – Виктор невидящим взглядом уставился в землю. – Я вызову Чейза прямо сейчас, а потом подожду возле своей машины. Когда ты будешь готова, я отвезу вас обратно в имение.

Он поднялся, кивнул Нику и пошел проститься с Френсис. Несколько шагов, которые Виктору предстояло сделать, дались ему нелегко. Музыканту казалось, что его ноги налились свинцом, пока он приближался к искалеченному телу Френсис.

– Виктор? – услышал он голос Сибил.

– Да?

– Что это за человек там с Хоуп?

– Не знаю.

Чужой человек, которому она доверяет больше, чем мне.

– Не знаешь? Боже мой, Виктор, а что, если он к этому причастен? Вспомни: когда Гэвин уволил одного из каменщиков, без конца продолжались телефонные звонки с угрозами. Что, если это он? Что, если он что-то сделал с тормозами?

Ник слышал вопросы Сибил и видел офицера полиции, который разглядывал его и его окровавленную рубашку. Он решил подойти поближе. Слова офицера не были слышны, но бриллиантовое колье с отпечатками пальцев Ника, уложенное в пластиковый мешочек, сверкало на солнце.

– Он вор! – вопила Сибил. – Он грабитель и, возможно, убийца. Офицер, арестуйте этого человека немедленно. Сейчас же!

Сибил Куртленд Рейли ждала, что полицейский подчинится. Так было испокон веку.

Однако офицер шел как-то неохотно. Подойдя к Хоуп, он протянул к ней руку, чтобы погладить, но, как и прежде Виктор, погладил Молли. Затем он пожал плечами и отвернулся.

Тут в дело вмешался Виктор, и Николас Вулф понял, что он свободен.

Тихий голос отвлек Ника от драмы Виктора и Сибил.

Хоуп стояла перед ним; глаза ее были сухими, в них не было слез – только решимость и твердость. Без сомнения, каждое произнесенное здесь слово навсегда отпечаталось в ее памяти.

Убийца. Грабитель. Вор.

Неужели она поверила в то, что сейчас услышала? Нет, конечно, нет. Но…

– Иди домой, Хоуп.

– Куда?

– Домой с Виктором. Возьми с собой Молли.

– Я не могу, не могу…

– Можешь, – сказал он мягко. – Увидимся завтра.

– Нет.

Она вся дрожала: в уходящем осеннем солнце уже не чувствовалось прежнего тепла, и хотя его свет все еще был золотистым, но на закате становилось холодно.

– Тебе нужно уехать из Напа, Ник. Сейчас же.

Конечно, Хоуп была права; она понимала, что Сибил, полная злобы, жаждет его крови.

Итак, Хоуп хочет, чтобы я уехал.

– Ни в коем случае, – отрезал Ник. – Я остановлюсь в мотеле «Вайнленд» и буду ждать твоего звонка.

– Я не смогу позвонить. Я ведь тоже скоро уезжаю – в колледж. Пожалуйста, уезжай и ты, Ник. Пожалуйста.

Два дня спустя Хоуп Тесье покинула долину, и Николас Вулф тоже уехал из Напа.