Ложе из роз

Глава 4

Имение Тесье Июнь, восемь лет назад

– Чейз! Это Кэсс. Она проведет с нами лето.

– Вот как? Я очень рад.

Неожиданная идея сестры была для него сюрпризом. Впрочем, Кэсс, в свою очередь, тоже оказалась полна сюрпризов – эта девочка-подросток, заблудшая душа, беспризорное создание. То, что одна половина ее лица отличалась от другой, было гораздо заметнее, чем он мог себе представить. И похоже было, что это ее беспокоит, хотя Хоуп пыталась убедить его в обратном. Кассандра Винтер стояла перед ним такая хрупкая, беспомощная, таившая столько неожиданностей… Но где же та женщина, которую описывала Хоуп, существо, столь уверенное в себе, столь полное чувства собственного достоинства?

Молчаливые размышления Чейза были прерваны столь же стремительно, сколь стремительно яркое солнце затмевает радугу. Одним движением девчонка-беспризорница сорвала с волос черную ленту, обрушив на плечи каскад переливавшихся всеми оттенками золота кудрей, и улыбнулась. Улыбка ее была ослепительной, сверкающей, столь яркой и дразнящей, что он тотчас же перестал замечать асимметричность ее лица. Теперь даже странный наряд Кассандры уже не выглядел таким нелепым. Казалось, ее тело под черным костюмом тоже изменило очертания, и из страдающей и отверженной грешницы она превратилась в соблазнительницу.

Ее синие глаза тоже преобразились, но этот переход от надежды к кокетливой уверенности и ослепительному блеску был каким-то робким, будто она делала это неохотно, предпочитая оставаться среди нежных полутонов, а не на ярком, сверкающем солнце.

Разумеется, Кассандра предпочла бы не разлучаться с самой собой, и это превращение далось ей не без труда и не без боли. Она будто следовала на зов из тени к солнечному свету, подчиняясь неслышной остальным музыке, веселой и радостной, побуждавшей ее к этому преображению. Она шла к нему и вот наконец остановилась перед ним, открытая и беззащитная.

Несколько счастливых для нее мгновений он, казалось, был готов приветствовать ее – маленькую волшебницу в обносках и с уязвленной душой.

Но вдруг Чейз нахмурился, и на лице его отразилось легкое удивление. Кассандра не могла понять… Предыдущая жизнь научила ее опасаться такой внезапной перемены настроения, и то, что этот человек нахмурился, для нее могло значить только одно – неодобрение, отторжение и презрение.

Но те же уроки жизни, которые научили Кассандру видеть все в черном свете, помогли ей выработать защитную реакцию, дающую возможность выжить. Она не могла допустить, чтобы он увидел, сколь болезненным и мучительным было ее разочарование, и потому мгновенно преобразилась в знойную и загадочную южную красавицу.

– Все верно, солнышко, – замурлыкала Кэсс. – Когда Хоуп пригласила меня на ранчо, я решила: а почему бы и нет?

– На ранчо?

– На ранчо, – подтвердила Хоуп. – Кэсс считает, что укрощать виноградники едва ли менее романтично, чем укрощать диких мустангов.

– Не говоря уже о том, – вставила Кассандра, – что укротители вина, пожалуй, интереснее обычных фермеров.

– Понимаю.

Чейза разрывали противоречивые впечатления от столь желанной веселой улыбки сестры… и от вовсе не желанной, но вполне реальной Кассандры, готовой опутать своими чарами всех наследных принцев их долины. Он уже представлял, как это произойдет: Хоуп запрется в своей комнате и предастся любимому занятию – будет читать любовные романы, в то время как ее подруга примется ослеплять своим великолепием местных молодых людей.

– А я считал, что вы собираетесь на восток и думаете там начать карьеру, к которой стремились все годы учебы в колледже…

Чейз не особенно много размышлял о том, что именно собиралась делать подруга его сестры, получив диплом бакалавра истории искусств. Но он полагал, что какой-то план все-таки существует…

И только тут Чейз осознал, что, судя по всему, плана-то у нее как раз и не было, потому что Кассандра промолчала, а за нее принялась давать пояснения Хоуп:

– Кэсс такая же, как ты, Чейз. Она может делать что угодно и быть кем угодно. Весь вопрос в том, чтобы решить, что ей предпочесть и в чем ее страсть. Вот этим она и займется, пока будет жить у нас.

Чейз Тесье все знал о страсти: она не допускала выбора и, как расчетливый враг, не брала пленных. Никто не мог сказать заранее, когда, где и к чему проявится страсть, никто не мог рассчитывать на то, что его посетит озарение и укажет путь, потому что страсть в своем начале подобна робкой музе, нерешительной маленькой птичке, парящей в небесах.

Чейз с любопытством смотрел на женщину, показавшуюся ему сначала как раз такой робкой птичкой, и постепенно этот образ сменялся другим, напоминавшим пестрое радужное видение.

– У вас есть уже мысли о вашей будущей карьере, которой вы отдались бы со страстью?

О карьере, которой она отдалась бы со страстью?

Нет. Она вообще не знала еще, что такое страсть. Она искала себя, переходя с одного курса на другой, изучая один предмет за другим, – это были яростные и лихорадочные поиски. Единственным, чего она тщательно избегала, был класс драматического искусства.

Кассандре Винтер просто не нужно было обучаться драматическому искусству – она была актрисой с рождения. Она притворялась равнодушной к людской молве, к тому, что могут говорить о ней, и это притворство было для нее единственным спасением, единственным способом выжить, справиться с одиночеством и болью.

Возможно, эта игра и была ее подлинной страстью? Нет. Скорее, игра была чудовищем, способным пожрать ее. Это чудовище обладало определенным очарованием, но одновременно в нем таилась опасность – она могла провести всю жизнь, притворяясь кем-то иным, так и не став самой собою.

Кажется, Чейз Тесье разделял эту точку зрения. Он хотел, чтобы ее здесь не было, чтобы она уехала, чтобы он и Хоуп могли забыть о ней, чтобы она держалась подальше, потому что он вообразил, будто она представляет угрозу для его сестры.

Угрозу для Хоуп? Никогда!

Ей захотелось закричать во всю глотку, возразить так, чтобы он ее услышал и понял.

Но актриса, жившая в ней, это самоуверенное и наглое существо, порожденное ее болью и незащищенностью, заставила ее промолчать. И на сцене вновь появилась соблазнительница с Юга, вполне владеющая собой.

– Знаете, Чейз, у меня есть кое-какие идеи по этой части. Для начала неплохо познакомиться с парочкой умников, и раз уж то северная Калифорния, пожалуй, стоило бы заняться золотоискательством, пока я здесь. Вы ведь, кажется, именно этим обеспокоены, верно? А, старший братец? Вы опасаетесь моего пагубного влияния на сестричку? Успокойтесь: я всего лишь старая добрая подруга и ничуть не опасна. Неужели вы и вправду боитесь, что я заражу Хоуп золотой лихорадкой?

– Послушай, брат и не помышлял ни о чем подобном. Верно, Чейз?

Как бы не так!

Чейза нисколько не смутило, что Кассандра угадала его мысли. Но Хоуп – это совсем другое дело.

– Конечно, нет, – заверил он сестру. Потом повернулся к ее подруге: – Добро пожаловать на ранчо виноделов, Кассандра.

– Благодарю вас. – Кэсс очаровательно улыбнулась в ответ.

А Хоуп тотчас же пояснила:

– Ты совсем не знаешь Кассандру, Чейз… Южный акцент не имеет с ней ничего общего. С тобой говорила Бланш дю Буа – ну ты ведь должен помнить, это из пьесы «Трамвай “Желание”». Она так хорошо все изображает, верно?

– Да, просто прекрасно.

– Ладно, давай на сегодня покончим с Бланш, – задумчиво предложила Хоуп. – Похоже, Чейзу это не так нравится, как нам с тобой.

Да, ему это вовсе не нравится.

Он уже дал понять, что не одобряет ее. Он хочет, чтобы она уехала, но зачем-то, как радушный хозяин, приветствует и заманивает ее все глубже в свое логово…

– Итак, – сказал Чейз Тесье, – почему бы мне не взять ваши вещи, а вам обеим не войти в дом? Элинор уже готовит обед.

– Готовит обед? – удивилась Хоуп.

– Мы пока можем пойти пообедать в «Оберж», – заметил Чейз. – Что бы там ни делала Элинор, это подождет. Просто она была так рада, что ты пожелала повидаться с ней, включила ее в круг семьи. Она решила приготовить что-нибудь вкусное, подумала, что, возможно, в первый вечер ты захочешь остаться дома.

– Пожалуй, я и вправду предпочту остаться дома.

– Хорошо. Тогда пошли – Элинор ждет не дождется тебя.

Взгляд его серых глаз остановился на Кэсс, и мгновение они молча сражались за обладание ее багажом и правом внести его в дом. Чейз не сомневался, что одержит победу, а Кассандра снова стала радужным видением – нежным, изящным, очень одиноким и независимым.

– Это касается и вас, Кассандра. – Голос Чейза звучал мягко. – Элинор вас тоже ждет не дождется.

Слова его оказались правдой, потому что Элинор сама повторила это ровно через сорок пять минут после того, как они вошли. К этому времени Кэсс нуждалась в одобрении, как никогда прежде.

Она стояла в глубокой, похожей на альков оконной нише просторной спальни, находившейся рядом со спальней Хоуп. Из этого алькова ей были видны виноградники и ленты фольги на них, блеск которых был столь похож на блеск алмазов. Внизу, в саду, Чейз и Хоуп прогуливались, подставляя лица неярким лучам заходящего солнца.

– Тук-тук, – пропела Элинор, появившаяся в дверях. – Можно?

– О, конечно!

Элинор Мак-Брайд являла собой некую современную смесь сказочной крестной и Санта-Клауса, этакую миссис Санта-Клаус, и каждый из этих двух элементов ее натуры был самого высшего качества. Веселая, прямодушная, мудрая, она, едва вплыв в комнату, тотчас же поняла, что у Кассандры на уме, и всплеснула руками.

– Вы даже не распаковали вещи! Разве в платяном шкафу нет вешалок?

– Есть. Конечно, есть. Просто…

Просто я должна уехать.

Кассандра еще не представляла, как сумеет исчезнуть, едва появившись. Разумеется, такое исчезновение больше подвластно сказочным крестным – уж они-то все бы сделали в мгновение ока. И глаза крестной, добрые, ласковые, проницательные, уже смотрели на нее.

Но вместо того чтобы ускорить исчезновение Кэсси, Элинор собиралась убедить ее остаться.

– Как хорошо, что вы здесь, Кассандра! Вы поможете Хоуп пережить это лето. Для них обоих очень полезно ваше присутствие; я имею в виду Хоуп и Чейза.

– И Чейза?

– Вне всякого сомнения. Его главная забота в жизни – это Хоуп. А как же иначе? Но ведь Чейз Тесье несет ответственность не только за нее, но и за владения, за виноградники и виноделие. Эта весна была дождливой, и прогнозы обещают жаркое лето; урожай винограда будет хорошим. Чейзу решать, когда начать уборку в виноградниках Тесье. Тут вызревают разные сорта – от «канерос» до «мендосино», не говоря о местных. Кстати говоря, Чейз – самый лучший винодел в наших краях. – В чуть подсвеченных золотым закатом сумерках слова Элинор звучали с наивной гордостью. – В этом году винодельческой фирме Тесье исполняется сто лет, и здесь будут пышные торжества. Приедет бог знает кто, даже киношники, как будто Чейзу нужны лишние хлопоты! Но если здесь будете вы, Кассандра, Чейз сможет по-настоящему порадоваться обществу Хоуп и не тревожиться так сильно, если обязанности вынудят его отлучиться. Поверьте, все будет великолепно.

«Если все это не ложь», – мысленно добавила Кассандра. Он замечательный, но Хоуп она не нужна, а Чейзу и подавно. А вдруг Элинор все-таки права и она не будет здесь лишней?

– Чейз – удивительный человек, Кассандра. Он чудесный брат, чудесный друг и внук, чудесный винодел.

Я знаю, Элинор. И дело не в нем, а во мне. Во мне. Неужели это так непонятно?

Но Элинор это понятно не было. И вовсе не потому, что ее зрение сказочной крестной оказалось несовершенным. Она не замечала трагических недостатков внешности Кассандры, потому что Элинор Мак-Брайд не была ни сказочной крестной, ни миссис Санта-Клаус. Она была просто доброй и хорошей женщиной и теперь терпеливо ждала ответа Кассандры.

Кэсс пробормотала что-то невнятное, выражающее согласие со словами Элинор, но сделала это, скорее, из вежливости, потому что вовсе не была убеждена в ее правоте.

– Вы знали Чейза с рождения?

– Не совсем так, но добрых восемнадцать лет, пожалуй. Чейзу было восемь, когда родилась Хоуп. Хотите расскажу, как мы познакомились?

Элинор не стала дожидаться ответа Кассандры; должно быть, она приняла ее молчание за согласие или почувствовала, что Кассандре это интересно. Без суеты добрая женщина направилась к платяному шкафу, вынула из него несколько вешалок и посмотрела на Кэсс, после чего устремила коварный взгляд на постель, где прямо на одеяле стояли дорожные сумки Кассандры. Давно выцветшие, они были похожи на армейские вещевые мешки из грубой ткани, какие носят солдаты-десантники под стать своим камуфляжным костюмам.

– Почему бы вам не распаковать вещи и не повесить их в шкаф?

Была ли Элинор настоящей сказочной крестной или только притворялась, но на Кэсс ее слова оказали магическое воздействие. Совершенно против воли ее ноги шагнули к постели, а руки потянулись к мешкам на одеяле.

– О! Это так подойдет для сегодняшнего вечера, – раздался возглас Элинор, когда Кассандра извлекла из сокровищницы свое праздничное оперение – лиловый комбинезон с широким кушаком.

В течение нескольких минут Кэсс оставалась беспомощной и послушной марионеткой в руках Элинор. Впрочем, она не чувствовала от этого никакой неловкости; напротив, ее руки, полностью подчинившись воле Элинор, проворно распаковывали вороха пышных юбок и прозрачных блузок всех цветов и оттенков, как будто она уже принадлежала к кругу людей, живущих здесь, стала одной из них.

И все же ей были непонятны причины, по которым Элинор так настаивала на ее присутствии.

– Вы собирались рассказать мне, как познакомились с Чейзом.

И какой он замечательный, этот человек, не верящий, что я друг Хоуп, и желающий, чтобы я уехала отсюда поскорее и навсегда…

– О да. Мой муж… – Элинор запнулась, словно погружаясь в воспоминания.

– Его звали Эндрю, – мягко напомнила Кэсс. – Хоуп мне рассказывала.

– Да? Рассказывала? Хоуп его помнит?

– Ну конечно.

– Вы славная девушка, Кассандра Винтер. Но ведь Хоуп было всего четыре года, когда она в последний раз видела моего Эндрю. Как она может его помнить?

– И все же помнит. Она рассказывала, какими счастливыми были те времена.

Элинор, пытаясь овладеть собой, помолчала, потом начала свою историю.

– Да, это и правда были счастливые времена. Я никогда, должно быть, не пойму, почему Жан-Люк Тесье решил включить нас с Эндрю в круг своей семьи. Но он это сделал, и я всегда буду ему благодарна.

– Жан-Люк? – эхом отозвалась Кассандра. – Это был их дед?

– Да. Чейз называл его «гран-пер», по-французски «дедушка». Его ласковое прозвище стало теперь известно всем в стране винограда и виноделия.

Мы были здесь новыми людьми. Эндрю работал главным редактором в местной газете, а я пекла пироги и торты, готовила изысканные десерты, которые потом продавала в городе. У нас не было детей, хотя мы очень старались ими обзавестись. Эндрю клялся, что никогда не делился своей печалью с Жан-Люком, который в то время был всего лишь случайным знакомым. Но уж не знаю почему, когда родилась Хоуп – и как оказалось, должна была прожить здесь некоторое время, – гран-пер начал приглашать нас в свои владения, и мы постепенно стали членами его семьи. Как только у нас выдавалась свободная минутка, мы оказывались здесь, с гран-пером и его внуками.

Элинор задумчиво смотрела на ярко-синюю блузку, которую держала в руках, словно в яркости и ослепительности этой вещи отразились те счастливые дни.

– Жан-Люк как Питер Пэн[1] – он не хотел становиться взрослым. Во всяком случае, тогда. Впрочем, и мы тоже. В нашей веселой и проказливой пятерке Чейз казался самым старшим, но даже и он часто веселился и шалил вместе с нами.

Мы все сразу стали взрослыми, когда умер Жан-Люк. Буквально через несколько дней уехали оба – и Чейз, и Хоуп.

Элинор помолчала.

Кассандре потребовалось несколько секунд, чтобы услышать внезапно наступившую тишину, понять сказанное Элинор, переварить и сопоставить с тем, что рассказывала Хоуп.

– Чейз вернулся сюда.

– Так он убегал из дому? Убегал отсюда?

– О нет. Убегать было не в духе Чейза Тесье даже в двенадцать лет, когда рухнул весь его мир. Ведь Чейз уже тогда был взрослым. Он просто сказал Френсис, что собирается жить в Напа вместе с Хоуп. Френсис согласилась и обещала, что Хоуп последует за ним, когда станет чуть старше. Конечно, Френсис не очень-то верила в то, что говорила тогда. Сюда приехал Виктор и вел переговоры с агентами о продаже имения.

– Виктор собирался продать свои владения?

– Ну да. Но Чейзу каким-то образом удалось отговорить его от этого.

Хоуп ничего подобного ей не рассказывала. Впрочем, едва ли девочка четырех лет могла знать все детали этого дела. Со слов подруги получалось, что после смерти деда никогда ни один из Тесье, кроме Чейза, не жил здесь, но Френсис, Виктор и Хоуп изредка наезжали в имение.

Хоуп в возрасте четырех лет поселили в Нью-Йорке, на Манхэттене, где жил Виктор. Позже, когда Френсис была занята писанием своих бестселлеров, а Виктор гастролировал со скрипичными концертами по всему миру, Хоуп кочевала по пансионам и частным школам – тем же самым, в которых в свое время училась ее мать. На лето Хоуп часто посылали в какой-нибудь лагерь, а другие ее каникулы семья обычно проводила в роскошном отеле, на вилле или яхте.

Так рассказывала сама Хоуп. В это пестрое житье вплетались письма Чейза, его телефонные звонки и иногда совместные путешествия.

Чейз… В воспоминаниях Хоуп о своем детстве, которыми она делилась с Кэсс, он всегда был старшим братом, уверенным в себе, собранным, зрелым.

На мгновение Кассандра нахмурилась, потом улыбнулась.

– Итак, значит, Чейз жил здесь с вами и Эндрю.

– Чейз к тому времени уже испытал горечь многих потерь – Хоуп и гран-пера. Думаю, он боялся слишком сблизиться с нами и привязаться из страха когда-нибудь потерять и нас. Он остался с несколькими слугами, которых и знал-то не очень хорошо, пока не вырос настолько, что смог жить здесь один.

– Но вы бывали у него и виделись с ним.

– О да. Я настаивала на том, чтобы он первым пробовал мою стряпню, а Эндрю давал ему читать свои статьи, прежде чем печатать их.

Когда Элинор, во время рассказа машинально перебиравшая вещи, дошла наконец до черного свитера, сброшенного Кассандрой, лицо ее помрачнело, будто то, что она держала, навело ее на мрачные мысли.

– Это случилось, когда Чейз уже вполне мог жить один… Он попросил нас поселиться с ним.

– Эндрю тогда… заболел?

– Заболел, – откликнулась Элинор, не отрывая глаз от черного свитера и будто обращаясь к этой черноте. – Странное слово, правда? Болезнь Альцгеймера – страшная болезнь;[2] ведь за три месяца до смерти он был вполне здоров.

Элинор подняла глаза на Кассандру:

– Как бы то ни было, но именно тогда Чейз предложил нам поселиться с ним. И когда мы… то есть я отказалась, он стал время от времени заезжать к нам и помогать. После смерти Эндрю Чейз предложил мне работу; собственно говоря, он придумал ее для меня специально.

– «Синий ирис».

Элинор улыбнулась:

– Значит, вы с Хоуп и об этом говорили?

– Надеюсь, вас не обидела ее откровенность со мной?

– Конечно, нет. Это даже очень мило. Но готова спорить, что Хоуп… не говорила вам, потому что откуда ей было знать… Решение Чейза открыть магазинчик сувениров и дегустационный зал не имеет ничего общего с этим. Винодельческое предприятие Тесье не нуждается ни в какой рекламе, и никогда не нуждалось. Просто мне было не по себе одной, и Чейз это знал. Чейза Тесье никогда не смущало общество старых людей – возможно, потому, что у него самого душа старого человека.

– Но вы вовсе не старая, Элинор.

– Внутри мы все молодые, Кэсси, если только не позволяем себе быть старыми. Но в то время я чувствовала себя шестидесятивосьмилетним ископаемым, дряхлым и никому не нужным.

– Теперь вы этого не чувствуете?

– Боже правый, конечно, нет! Я чувствую себя не старше вас, и все благодаря Чейзу. Право же, он замечательный человек…

Я знаю это. Дело не в нем, а во мне.

– Чейз во многих отношениях очень похож на Жан-Люка, на гран-пера, – продолжала Элинор. – Он честный, благородный и справедливый.

Наконец-то Кассандра поняла: женщина, стоявшая сейчас перед ней, была настоящей сказочной крестной, а зрение у нее было такое острое, какое и представить трудно: она видела, что творится в человеческом сердце, угадывала его тайные желания.

«Чейз замечательный, – сказала ей Элинор. – Он благородный, щедрый, и честный». Но хотела она сказать совсем другое: «Чейз даст шанс и тебе, Кассандра. Даже тебе».

– Могу я вам помочь?

– О, что вы…

– Что я здесь делаю? Ну, во-первых, я здесь живу. И так уж случилось, что мой офис как раз напротив – стоит только перейти двор. Поэтому, когда я заметил в кухне свет, решил заглянуть сюда.

– В такой поздний час вы были в офисе?

– Был, и нашел вас здесь. Итак, Кассандра, чем я могу помочь? Вы проголодались? Меня бы это не удивило. За обедом вы почти ничего не ели.

Да нет же, я ела больше обычного.

Кассандра заставляла себя есть, хотя желудок ее протестовал, но от его оценивающих серых глаз не укрылось то, что она ела как птичка, по крайней мере по сравнению с Хоуп.

И что же он подумал о ней теперь, найдя ее среди ночи в кухне? Может быть, счел ее тайной обжорой и даже хуже – решил, что свое тайное пристрастие к обжорству Кассандра хочет свалить на Хоуп?

Ей показалось, что в ледяном блеске его серых глаз светилось торжество, – ведь он поймал ее на месте преступления! Вероятно, мысленно он уже осудил ее за попытку растоптать с таким трудом достигнутое самоуважение Хоуп, и теперь Кэсс ждало суровое наказание.

– Кассандра!

– Я искала что-нибудь… Вино или какой-нибудь более крепкий напиток.

Во время обеда Кэсс не выпила ни капли спиртного, но возможно, что для такого винодела, как Чейз, тайное пьянство было еще худшим пороком, чем тайное обжорство. Этого она не знала. Выражение его лица оставалось спокойным и бесстрастным.

Кэсс чувствовала, что он судил ее и вынес свой приговор, и от этого ей стало больно.

Сейчас было самое время актрисе, поселившейся в ней, выйти на сцену. Но, обычно бесстрашная, она не смела проявить себя. Должно быть, и Бланш дю Буа, и многие другие обличья, которые Кассандре всегда удавалось так легко принять, теперь, под взглядом этих гранитных серых глаз, просто не смели появиться.

Удивление, боль, вызов, страх – Чейз увидел всю эту смену чувств на ее лице, будто трепет переливчатых крыльев бабочки. Он заметил, с каким трудом она перевела дыхание.

Чейзу Тесье было двадцать шесть лет, и он имел некоторый жизненный опыт. Уже лет десять у него были связи с женщинами.

– Должно быть, у вас месячные?

Ее бледные щеки вспыхнули, хотя кулачки все еще оставались сжатыми, как белые, бескровные шарики. Несмотря на все нараставшую боль, она почувствовала себя смущенной и этим удивила его и по-своему очаровала.

Ее знойная Бланш, пожалуй, не была бы в таком случае смущена.

– Да, – пробормотала она. – Верно. Я слышала, что алкоголь иногда помогает в таких случаях.

– Я тоже это слышал.

Для его любовниц эта тема не была запретной, их она ничуть не смущала. Напротив, они со сладострастием расписывали ему свои страдания в такие периоды – боль, охватывавшую их, ярость, наконец, наступление успокоения. Любовницы Чейза распространялись и о мерах, которые они принимают в подобных случаях, в частности о действии алкоголя, и предлагали полечить их лучшими винами Тесье, самыми старыми и прославленными, которые не только избавляли их от боли, но и доставляли наслаждение.

– Вы никогда не пробовали это средство прежде?

– Нет, у меня нерегулярные циклы.

Раз в шесть – восемь месяцев как знак моей принадлежности к женскому полу.

– К тому же я только недавно узнала о подобном действии алкоголя.

– В таком случае вы оказались в должное время в должном месте. Пойдемте со мной.

Чейз шагал широко, шаги его были свободными и грациозными. Он искренне хотел помочь ей. Но… пока они шли в «Синий ирис», боль несколько ослабела.

– О! – прошептала Кэсс, когда они оказались в магазине сувениров, а затем в дегустационном зале, три стены которого были из стекла и позволяли видеть розы и виноградники. Внутри всюду стояли ящики, полные безделушек, предназначенных для продажи. Столы со стеклянным верхом были украшены хрустальными вазами, в которых красовались ослепительные ирисы; сюда приглашали гостей посидеть за стаканом вина. Тут же возвышалась целая стена стеллажей с бутылками, полными лучших вин Тесье. Пол был синим, как ирисы, а рамка для стекла – кремового цвета, и вся комната несла заряд бодрости, радушия и веселья.

– Как здесь красиво!

– Благодаря Элинор.

Спасибо, что вы дали Элинор шанс и дали этот шанс нам всем…

– Как вы себя чувствуете?

– Сейчас неплохо.

– В таком случае надо использовать этот момент передышки. Какое вино вы предпочтете?

– О, все равно. Я пью очень редко.

– Вам двадцать один год?

В этом странном создании все было непохоже на то, о чем ему рассказывала Хоуп и чего ожидал Чейз.

Кассандра вызывающе вздернула подбородок:

– Да, это так.

– И должно быть, вам столько лет уже целую вечность?

– Нет, только с прошлого праздника забавной нечистой силы Хэллоуин.

– Хэллоуин? – Он внимательно посмотрел на нее: сливового цвета комбинезон, перехваченный в талии широким лиловым кушаком, черные сапоги на высоких каблуках, роскошные янтарные волосы – настоящая грива, и выражение незащищенности и уязвимости в ярко-синих глазах.

Что это? Подарок судьбы, насмешка? Искусительница или кающаяся грешница, птичка со звонким голосом или пестрый павлин?

Разве ты сам не видишь?

Все, с кем Кассандра была близка до сих пор, ставили сокрушительный диагноз сразу и не раздумывая. Да и как можно было отнестись к тощей как скелет девочке с асимметричным лицом, волосы которой всегда были бог знает в каком состоянии, – разве что как к ведьме. Все и считали ее ведьмой.

От Чейза не укрылась внезапная печаль Кэсс, и он вдруг ощутил почти непреодолимое желание обнять ее, прижать к себе, убить любого, кто причинил ей боль; но он не посмел. Однако, когда он заговорил, в голосе его прозвучала нежность.

– Знаете, – сказал он мягко, – вы, безусловно, подарок судьбы.

– О!

– А разве могло быть иначе? – Чейз указал на стену, уставленную стеллажами: – Так что вы предпочитаете?

– Что-нибудь самое дешевое. Я хочу сказать, недорогое. Конечно, я заплачу.

– Здесь цены одинаковые – всё за счет заведения. Выбирайте.

Она ничего не понимала в винах, но когда ее взгляд упал на светло-розовый напиток в столь красивой бутылке, что ее можно было принять за вазу для роз…

– Можно немного этого? – Она указала на бутылку.

– Ах этого! – В его глазах заплясали смешинки. – Это «Белый Зинфандель».

Продолжая говорить, Чейз прошелся по комнате и, вернувшись с охлажденной бутылкой, которую достал из-под стойки, откупорил ее и налил в стакан.

– А сами вы не выпьете? – спросила Кэсс, когда он подавал ей хрустальный стакан, в котором, переливаясь, сверкало вино.

– На мой взгляд, «Белый Зинфандель» слишком сладок.

– То есть напиток не для мужчины…

Он одарил ее медлительной и очень сексуальной улыбкой:

– Совершенно верно. Не для мужчины.

Кэсс хотелось ответить на его улыбку такой же дразнящей и понимающей, нежной и обольстительной улыбкой, но Бланш, как и все другие дружественные ей персонажи, отказывалась выйти из потайных закоулков ее души, потому что, прежде чем Кассандра решилась воспользоваться собственными чарами, боль в нижней части живота напомнила ей о ее женских слабостях с такой силой, что у нее перехватило дыхание.

– Пейте, – мягко настаивал Чейз.

Она подчинилась и принялась пить маленькими глотками. Вкус вина оказался столь же изысканным, как и цвет, однако оно было довольно крепким, особенно для непривычного человека, к тому же ослабевшего от боли.

– О!

– Так быстро оно не могло подействовать.

– Как видите, подействовало. Мне уже лучше.

Вцепившиеся в ее внутренности когти разжались, и сама Кэсс теперь плыла и покачивалась на розовых волнах, словно в благословенном теплом озере, а внутри у нее звучала нежная и радостная музыка, будто целый хор исполнял любовную серенаду.

Это твой шанс. Он дает тебе шанс.

Она плыла в этой волшебной стране из стекла, в саду из ирисов, цветущих в хрустальных вазах от Лалика, и Чейз плыл рядом с ней, элегантный, изящный, неторопливый – настоящий хозяин, снисходительный страж. Это было счастливое путешествие, окрашенное в нежно-розовый цвет вина, вызвавшего румянец на ее щеках и улыбку на губах.

Наконец она остановилась перед витриной с серьгами в форме виноградных гроздьев, искусно окрашенных во все цвета и оттенки – от пурпурного до кремового. То был целый виноградник стеклянных позвякивающих сережек, одни восхитительнее других.

– Как чудесно! – тихо произнесла Кассандра.

Взгляд ее задержался на изготовленных вручную стаканах, расположенных полкой ниже. Там были стаканы для вина, кубки, изящные кратеры – бокалы для шампанского. В их форме не было претенциозности, они были просты и изящны. И что самое невероятное – на их стеклянной поверхности как живые переплетались виноградные лозы и розовые кусты.

Когда Кэсс наклонилась, чтобы получше рассмотреть их, пышная завеса ее янтарных волос упала ей на глаза, не давая взгляду ласкать эти изящные вещицы. Она поставила стакан с вином на стойку, потом, подхватив непокорные пряди, отвела их назад; они упали ей на плечи. И тут нежные, но властные пальцы пленили ее буйные волосы и удержали эту янтарную гриву.

– Вам нравятся бокалы на ножках? – негромко спросил Чейз за ее спиной.

– Да, – едва слышно выдохнула Кэсс.

– Они выполнены художницей Джейн Периш.

Джейн Периш. Удивительная художница, если, конечно, не сравнивать ее талант с талантом того, кто создал это шелковистое облако расплавленного золота. Золотое облако, казалось, трепетало в его руках, и желание узнать всю правду о Кассандре Винтер стало еще сильнее.

– Я заказал Джейн расписать целую коллекцию бокалов для шампанского к нашему столетнему юбилею в сентябре. Каждый гость сможет захватить один такой бокал на память, включая и вас, Кассандра, если вы еще будете здесь.

Голос у него был чуть хрипловатый, но теплый и приветливый. Может быть, он и вправду хотел, чтобы она осталась? Теперь. Потом. Навсегда…

– Я не уеду.

– Вот как?

Теперь в его голосе ей слышалась насмешка, возможно, досада, и она тотчас же очнулась от своего сна наяву. Мир вокруг нее, только что окрашенный в розовые тона, стал вдруг серым, как его глаза.

Кассандра выпрямилась и стремительно обернулась; ее волосы, не удерживаемые более его рукой, метнулись вслед.

– Неужели вы и вправду думаете, что у меня могли быть какие-нибудь тайные мотивы? Вы не верите в мою искреннюю дружбу с Хоуп?

Я не хочу верить ни в какие тайные мотивы, но должен быть уверен в тебе.

– У меня есть основания беспокоиться.

Почему? О, почему?

Ей хотелось закричать. На самом деле она знала почему. Чейз Тесье сумел заглянуть ей в душу и догадался о ее лжи.

– Хоуп очень туманно говорила о вас. Она пыталась защитить…

– Защитить от меня?

– Да.

– Намекаете на то, что вы мне так ничего и не скажете?

Хор в душе Кассандры снова запел:

«Это твой шанс, твой единственный шанс».

Но теперь звучание его не было веселым, скорее, задумчивым и печальным.

Это твой шанс, твой единственный шанс, единственный шанс! Расскажи ему всю правду о себе!

– Мы встретились на рассвете в саду скульптур. Хоуп никогда не бывала там прежде, но я туда часто приходила. Просто посмотреть, как первые лучи солнца ласкают статуи и те постепенно словно возвращаются к жизни. Я чувствовала себя несчастной, и Хоуп предложила мне помощь.

– Итак, Хоуп стала вашим другом.

– Да, она предложила мне свою дружбу.

– Вы были несчастны, – задумчиво повторил Чейз. – Почему? Может быть, это из-за ваших родителей?

Нет, конечно, нет.

У нее не было оснований оплакивать своих вымышленных родителей и их фиктивную смерть. Ложь ее появилась на свет раньше, чем она познакомилась с Хоуп и узнала о гран-пере, о его смерти, когда Хоуп было всего четыре года, и о смерти Френсис, когда Хоуп исполнилось семнадцать. А что было бы, если бы она рассказала Чейзу об удивительном, немыслимом, невероятном совпадении? Об этой придуманной ею и потому несуществующей связи? Она нуждалась в своей лжи и в этой связи. Ей было необходимо стать другой личностью, надо было начать все сначала, придумать себе другую биографию.

Но признаться Чейзу во лжи было немыслимо. Встретив жесткий серебристый взгляд, Кассандра сказала:

– Я чувствовала себя очень несчастной, вот и все. Я не думала о своих родителях. Я не сокрушалась о том, что мне еще не удалось подцепить богатого наследника, и я вовсе не золотоискательница. Тогда я просто пошутила. Если бы вы знали меня получше, то мысль о том, что я могла искать какого-нибудь богатого мужчину, чтобы он содержал меня, показалась бы вам нелепой…

– Потому что я…

– Потому что я никогда не выйду замуж.

– Ну а это почему?

Потому что никто не пожелает взять меня в жены.

– Из-за однообразия супружеской жизни, из-за монотонности…

Чейз долго и внимательно смотрел на нее – гордую, яростную, хрупкую женщину со столь широким сексуальным опытом, что она уже знала: один мужчина никогда не удовлетворит ее. Нет-нет, она не была скромной серой птичкой, и, уж конечно, ему просто показалось, что это ослепительное, сверкающее существо затрепетало от одного его прикосновения.

– А как насчет детей?

Детей? Какой ребенок захочет иметь такую мать, как я?

– Тут мои взгляды старомодны. Я считаю, что иметь детей вне брака не стоит.

– И вы не желаете иметь детей? Никогда?

– Никаких детей, – подтвердила Кассандра. – Никогда.

На мгновение она отвела взгляд, потом снова посмотрела на него. Посмотрела так, будто готовилась ответить на любой вопрос, какой бы он ей ни задал, как если бы он был ее старшим братом.

Но Чейз Тесье не был ее старшим братом. К тому же он не собирался задавать вопросы. Когда он заговорил, в голосе его не было и намека на насмешку.

– Я рад, что у Хоуп появилась подруга.

Синие глаза Кассандры выразили крайнюю степень изумления.

– Радоваться тут нечему, Чейз. На самом деле повезло мне. Хоуп не нуждается в подруге, она сильная.

– Слишком сильная – так мне иногда кажется.

– Думаю, вы правы…

– Или я слишком назойливо пытаюсь опекать ее.

– Ну, такое вряд ли возможно.

– Еще как возможно – вы, должно быть, это заметили, не могли не заметить. Прошу прощения за то, что задал вам столько ненужных вопросов.

– Ну что вы! Все в порядке!

– Это не так, и я еще раз приношу свои извинения.

Пристально наблюдая за ней, Чейз заметил слабый трепет, будто в ней шевельнулась надежда. Надежда на что?

– Значит, все в порядке?

– В порядке, – едва слышно прошептала она, – все в порядке.

Все в порядке.

Он вел себя благородно. Он был к ней справедлив. Он дал ей шанс, дал надежду. Но что случится, если она не оправдает доверия, подведет его?