Логово волка

Глава 6, в которой свидетель кое-что знает

В сырую погоду полоски на морде Барсукота быстро блёкли, и он вынужден был постоянно подрисовывать их чёрной краской. Вот и сейчас он отправился в туалет бара «Сучок», чтобы их слегка подновить. Три уверенных движения кисточкой — и полоски опять заблестели … Барсукот стоял перед зеркалом и смотрел на себя. Он любил смотреть на себя. Ему нравилось то, что он видел. Вернее, тот, кого он видел, — изящный, эффектный, подтянутый, гибкий, проницательный, с упругими мышцами, с пружинистыми лапками, с пушистым хвостом, с большими зелёными глазами, с ухоженными чувствительными вибриссами, с блестящими чёрными полосками, молодой и сильный барсук. И пусть завистники и глупцы сколько угодно твердят, что он кот. Он барсук. Младший Барсук Полиции Дальнего Леса. Воспитанник и ученик Барсука Старшего. Практически его сын. Ежу понятно, что практически сыном Барсука Старшего может быть только барсук.

А что полоски постепенно стираются с морды, а если их не подновлять, и вовсе исчезают бесследно — так это небольшой дефект шерсти. Мало ли у кого какие дефекты. Это ещё не повод называть барсука котом.

Да, он подкидыш, с этим действительно не поспоришь.

Да, в раннем младенчестве его нашли в чаще Дальнего Леса в коробке, озябшего и голодного. Только кто это, интересно, сказал, что в коробках обычно бывают брошенные котята? Это ёж, вероятно, сказал? Ерунда. Просто нонсенс, так полагал Барсукот. В коробке в чаще Дальнего Леса может быть кто угодно. Любой подкидыш. Котёнок, койотик, птенчик, пуделёк, барсучок. Вот он, например, был подкинутым барсучком. И тот простой факт, что на воспитание его взял Барсук Старший, лишь подтверждает эту железную логику.

Да, он умеет урчать на четырёх громкостях блаженства. А другие барсуки не умеют. Что с того? Мало ли у кого какие таланты. Это вовсе не повод называть барсука …

— Эй, ко-о-отик. — Лисичка тихо притворила за собой дверь уборной и встала у Барсукота за спиной. — Если хочешь, я расскажу тебе кое-что интересное. Про койота.

— Я не котик, — прошипел Барсукот. — И мне совершенно неинтересно про ко … про кого? Про койота? У тебя есть какая-то информация?

— О да, информа-а-а-ция, — протянула Лисичка, любуясь на себя в зеркало. — Очень полезная для следствия информация. Если я расскажу тебе, ты сможешь сделать мне ответное одолжение?

— Чего ты хочешь?

— Я бы хотела … — Она наклонилась к уху Барсукота и горячо зашептала.

— Задушить?! — вскинулся Барсукот. — Об этом не может быть и речи. Закон есть закон.

— Но ведь любой закон можно при желании … аккуратненько … обойти … Особенно если представитель полиции готов пойти навстречу несчастной Лисичке …

— Я Младший Барсук Полиции Дальнего Леса, — возмутился Барсукот. — Ты предлагаешь мне пойти на должностное преступление.

— Нет, что ты, что ты! — Лисичка отступила на шаг. — Действительно, закон есть закон. Я лучше не буду тебе рассказывать, где был койот Йот во время убийства Зайца.

— Но он ведь … был здесь, в баре? — удивился Барсукот.

— Конечно. Вот именно. Пусть лучше Младший Барсук Полиции думает, что койот Йот был здесь, чем он пойдёт на должностное преступление и разрешит несчастной Лисичке …

— Так где же был койот?!

— Так я смогу осуществить свою скромную девичью мечту?

— Валяй, — сдался Барсукот. — Только будь осторожна.

Ну? Теперь говори.

— Я здесь была вчера вечером, — с улыбкой сообщила Лисичка. — Пила мухито, они тут дивно готовят этот коктейль …

— Короче! — перебил Барсукот.

Лисичка обиженно прижала к голове уши и закуталась в хвост.

— Не надо кричать. Обидеть бедную беззащитную пушистую девушку может каждый … Я просто подумала, что любая деталь может быть важна. Так вот, в восемь вечера я решила, что выпила уже достаточно мухито и не мешало бы подкрепиться. Я подозвала Йота и заказала себе цыпочку на гриле. Конечно, в баре «Сучок» цыпочку готовят из овощей, но блюду хотя бы придают форму куриной ножки …

— Это важно? — не выдержал Барсукот.

— Да, это важно. Я прождала свою цыпочку полчаса. Койот Йот так и не принёс мне заказ. В полдевятого вечера я отправилась на кухню, чтобы его поторопить и взглянуть, насколько подрумянилась моя цыпочка. Но их не было. Ни койота, ни цыпочки. Никого.

— И куда …

— «И куда это он ушёл с моей цыпочкой?» — подумала я. Я вышла на улицу и взяла след.

— Цыпочки?

— Нет, койота. Он шёл … по направлению к месту преступления. То есть к тому месту, где позже случилось преступление. И я услышала, как он разговаривал сам с собой и хохотал. Это было … так страшно.

— Что страшно?

— Страшно, когда хохочут койоты. И разговаривают сами с собой. И говорят такие ужасные вещи.

— Что он говорил?

— Он говорил: «Тебе конец, Заяц». Он говорил: «Ну, Заяц, ты труп». Он говорил …

Оттолкнув Лисичку от двери уборной, Барсукот ринулся в зал. Койота Йота там не было. Барсукот метнулся на кухню — но Йота не было и там тоже. Барсукот отворил дверь бара и посмотрел в осеннюю тьму.

— Где койот?! — завопил Барсукот. — Кто видел койота Йота?

— Где койот? — пропыхтел Барсук Старший из темноты. — Чёрт возьми, неужели ты его упустил? Против него есть серьёзные улики … Есть записи на скворце …

— Я найду его, — сказал Барсукот и нырнул в кустарник.

— Подожди. — Барсук Старший, задыхаясь и фыркая, потащился за ним. — Лишний вес … — Он попробовал перейти на трусцу, но дыхания не хватало. — Нужно сбрасывать лишний вес … Ничего калорийного …

Капля дождя упала на его пересохший, дышащий паром нос. Барсук Старший остановился и посмотрел вверх, на жёлтую и мутную, как сонный кошачий глаз, луну. Пора спать, пронеслось в его голове. Так хочется спать. На всё плюнуть и уйти в спячку. Пусть другие ищут сумасшедших койотов во тьме, под дождём. Скоро холод, скоро зима. Пусть другие ловят койотов. Лично он будет спать … Барсук Старший закрыл глаза. Всё равно он никого не догонит. Он не чувствует запахов — ни койота, на Барсукота, ничего он не чувствует. Дождь смывает все запахи … Сырость, старость приглушают все запахи … Пора на покой …

— Никакого покоя! — завопил кто-то Барсуку прямо в ухо. — Безобразие! Вы полиция или нет? Наведите порядок!

Барсук Старший открыл глаза. Перед ним стоял возмущённый хромой Хорёк. Его красные глазки злобно сверкали, шерсть на загривке встопорщилась.

— Я инвалид! Я редкий пушной зверёк! Я ветеран Сорок Третьей Лесной Охоты! И что же — я не имею права ночью поспать?!

— Идите, спите, — устало сказал Барсук. — Вам никто не мешает.

— Как не мешает? Это как это — не мешает?! А как же шум? Невыносимый, ужасный шум? Кто дал им право на проведение ночных работ? Вы дали право? Вы, полицейские, дали право?

— Какое право? — Барсук поморщился. — Какие работы?

— Ну да, конечно. Как будто бы вы не в курсе. Ужасный грохот из логова Волка. То стук, то скрежет, то пилят, то сверлят, то долбят, и так всю ночь, невозможно спать!

— Но Волк у нас … под арестом, — изумился Барсук.

— Само собой, под арестом, — смягчился хромой Хорёк. — Нет, я вообще-то не возражаю против передачи его логова семье пострадавших. Это нормально, это по справедливости … Но проведение ночных ремонтных работ?! Как будто нельзя это делать днём! Как будто нельзя проявить уважение к хорьку-инвалиду, ветерану Сорок Третьей …

— Как вы сказали? — перебил Барсук Старший. — Передача логова семье пострадавших?

— Да, я сказал, что это нормально, но …

— Нет, не нормально! — сказал Барсук. — Совсем не нормально. Суда ещё не было. Вина ещё не доказана! — И он трусцой засеменил по направлению к логову Волка.

Хорёк проводил Барсука воспалённым недобрым взглядом.

— Неуважение. — Хорёк обнажил два длинных жёлтых резца. — Неуважение к инвалиду. Неуважение к потерпевшим.

Неуважение ко всему!