Свет движется со скоростью триста тысяч километров в секунду. Это можно понять, но невозможно представить. Со свойственной ему скоростью свет пролетает в безжизненной тишине космоса огромные расстояния, которые также невозможно представить, а понимать это могут только астрономы.
Звезды как-то рождаются и почему-то гаснут. А мы успеваем сами родиться и умереть под их холодным блеском, потому что свет от них, уже погасших, все идет и идет в разные стороны, и в том числе в нашу. В нашу – это к Млечному Пути, к большому скоплению (sic) из двухсот миллиардов звезд, одна из которых – Солнце.
Ближайшая к Солнцу звезда – Проксима Центавра. Она в сорока двух триллионах километров от нас. И я не могу понять, почему чудовищные звезды, летающие друг от друга на чудовищных расстояниях, могут называться «скоплениями». Среди всего этого стройного и гармоничного кошмара Солнце – заурядная звездочка, и мне за него обидно.
Млечный Путь закручен в спираль, которую даже не назовешь огромной. Слова блекнут и теряют смысл. Эта спираль умудряется двигаться и крутиться.
Говоря обо всем этом, мы уже стоим на тонкой грани, отделяющей больного от здорового. Осторожно делаем полшага и… расплывшись в идиотской улыбке, продолжаем. Продолжаем бодрым голосом радиоточки «Маяк» и с уверенностью школьного учителя: «Ближайшая к Млечному Пути галактика – Туманность Андромеды. Она отстоит от Земли на два миллиона световых лет». Добавим от себя: она тоже закручена в спираль и тоже умудряется двигаться.
Пятнадцать минут чтения учебника астрономии, – и вот я уже заблудился, как геймер, залезший в компьютер и не могущий вылезти. Хочу домой, на нашу маленькую планету. Она мило водит хоровод вокруг маленького Солнца где-то в хвосте невыносимо большой Галактики.
Нужно тут же уткнуться носом в свежескошенное сено или выпить кружку парного молока. После чтения учебника по астрономии нужно упасть в траву и наблюдать за муравьями и кузнечиками. В советских фильмах так делали космонавты будущего, когда возвращались на Землю. И, Боже мой, как они были правы! Звездная пыль еще блестела на снятых скафандрах, а они уже плескались голышом в реке и хохотали, как дети.
Да, на Земле умирают. Наша скорбная планета пропитана слезами. Слезы просачиваются сквозь почву и шипят, капая на магму. Но зато на ней любят и молятся. И кому нужны были бы холодные, как могила, пространства космоса, если бы на махонькой Земле Серафим не кормил из рук медведя, Симеон не стоял на столпе, а Мария Египетская не переходила Иордан по воде, словно по суху…