Lost structure

набору ожиданий, и, стало быть, более предсказуемом. И даже если

13 Впервые закон сформулирован R.V L. Harthley, Transmission of Information, in "Bell System Tech. I", 1928.

См. также, помимо Cherry, cit, Anatol Rapaport, What is Information?, in "ETC", 10, 1953.

44

число возможных сообщений на страничке машинописного текста неизменно велико, все равно

введенная кодом система вероятностей делает невозможным присутствие в моем сообщении таких

последовательностей знаков, как "wxwxxsdewvxvxc", невозможных в итальянском языке за

www.koob.ru

исключением особых случаев металингвистических описаний, таких как только что приведенное.

Она, эта система, не разрешает ставить q после ass, зато позволяет предсказать с известной долей

уверенности, что вслед за ass появится одна из пяти гласных: asse, assimilare и т.д. Наличие кода, предусматривающего возможность разнообразных комбинаций, существенно ограничивает число

возможных выборов.

Итак, в заключение дадим определение кода как системы, устанавливающей 1) репертуар

противопоставленных друг другу символов; 2) правила их сочетания; 3) окказионально

взаимооднозначное соответствие каждого символа какому-то одному означаемому. При этом

возможно выполнение лишь одного или двух из указанных условий 14 .

IV. Код

IV.1.

Все сказанное позволяет вернуться к нашей первоначальной модели. В упоминавшемся

водохранилище могут происходить самые разнообразные процессы. Уровень воды в нем может

устанавливаться какой угодно. И если бы нужно было описать все возможные уровни, понадобился бы обширный репертуар символов, хотя фактически нас не интересует, поднялась ли

вода на один или на два миллиметра или настолько же опустилась. Во избежание этого

приходится произвольно членить континуум, устанавливая дискретные единицы, пригодные для

целей коммуникации и получающие статус смыслоразличителей. Допустим, нас интересует, поднялся ли уровень воды с отметки 2 до отметки 1; при этом совершенно неважно, на сколько

именно сантиметров или миллиметров уровень воды превышает отметку 2. Помимо уровней 2 и 1

все прочие для нас несущественны, мы их не принимаем во внимание. Таким образом

формируется код, т.е. из многочисленных возможных комбинаций четырех символов А, В, С и D

выделяются некоторые в качестве наиболее вероятных.

14 Так , в нашем примере с механизмом исключается п 3. Получаемым сигналам не соответствует никакое

означаемое. (В крайнем случае можно говорить о соответствии лишь для того, кто установил код.) 45

Например:

А

АВ= -3

BCD

ВС= -2

ACD

D

CD=-1

ABD

элементы,

лишенные значения

и обладающие

АВС=0

AB-CD

непредусмотренные

только

комбинации

В

дифференциаль- АС=1

A-C-B-D

ными признаками BD=2

и т.д.

С

AD=3

Итак, принимающее устройство должно быть отрегулировано таким образом, чтобы адекватно

реагировать только на предусмотренные комбинации, пренебрегая всеми прочими как шумом.

Ничто, впрочем, не препятствует тому, чтобы, как было сказано, не принятые в расчет

комбинации были использованы в случае, если возникнет необходимость более точного расчета

уровней, естественно, что при этом изменится и код.

IV.2.

И теперь мы уже можем, говоря об информации как о возможности и свободе выбора, разграничить два значения этого понятия, по форме одинаковых, ведь речь идет об определенной

степени свободы выбора, но по существу различных. В самом деле, у нас есть информация

источника, которая в отсутствие гидро- и метеосводок, позволяющих предсказать повышение или

понижение уровня воды, рассматривается как состояние равновероятности, вода может

достигнуть какого угодно уровня.

www.koob.ru

Эта информация корректируется кодом, устанавливающим систему вероятностей. В

статистическую неупорядоченность источника вносится упорядочивающее начало кода.

Но кроме того, у нас есть также информация кода. И действительно, на основе имеющегося кода

мы можем составить семь равновероятных сообщений. Код вносит в физическую систему некий

порядок, сокращая ее информационный потенциал, но по отношению к конкретным сообщениям, которые формируются на его основе, сам код в определенной мере оказывается системой равных

вероятностей, упраздняемых при получении того или иного сообщения. Отдельное сообщение в

его конкретной форме, будучи какой-то определенной последовательностью символов, представляет собой некую оконча-

46

тельную — ниже мы увидим до какой степени — упорядоченность, которая накладывается на

относительную неупорядоченность кода.

При этом нужно отметить, что такие понятия, как информация (противопоставленное

"сообщению"), неупорядоченность (противопоставленное "упорядоченности"), равновероятность

(в противовес системе вероятностей) являются все без исключения понятиями относительными.

В сравнении с кодом, который ограничивает информационное поле источника, последний

обладает известной энтропией, но по сравнению со сформированными на его основе сообщениями

сам код тоже характеризуется определенной энтропией.

Порядок и беспорядок понятия относительные, порядок выглядит порядком на фоне беспорядка и

наоборот; мы молоды в сравнении с нашими отцами и стары в сравнении с сыновьями; кто-то, считающийся в одной системе моральных правил развратником, в другой, менее жесткой, может

сойти за образец нравственной чистоты.

IV.3.

Все сказанное имеет смысл при следующих условиях: 1) имеется источник информации и имеется

отдельное передающее устройство, в котором, согласно заложенному коду, осуществляется

идентификация смыслоразличительных признаков и отсеивание всего того, что не предусмотрено

кодом;

2) приемник информации — машина, однозначным образом реагирующая на поступающие

сообщения,

3) код, на который настроены приемник и передатчик, один и тот же;

4) машина — как передающее, так и принимающее устройства — не в состоянии "усомниться" в

правильности кода.

Все, однако, меняется, если эти исходные условия не соблюдены, например: 1) если адресатом сообщений оказывается человек, даже если источник по-прежнему машина (см.

A.2.I.IV.);

2) если источник информации — человек. В таком случае источник и передатчик совмещаются (я

сам являюсь источником и передатчиком информации, которую намереваюсь сообщить кому-то.

Более того, часто совпадают также источник и код в том смысле, что единственной информацией, которой я располагаю, оказывается система равновероятностей, навязываемая мне используемым

мной кодом (см. A.2.V.);

3) предполагается, что возможны случаи, когда либо отправитель, либо адресат могут усомниться

в правильности кода (см. А.З.).

Как мы увидим ниже, принятие этих условий означает переход от мира сигнала к миру смысла.

47

2.Мир смысла

I. Значение "значения". Денотация и коннотация

I.1.

Предположим, что адресат сообщения, информирующего об уровне воды в водохранилище, не

механизм, а человек. Зная код, он отдает себе отчет в том, что последовательность ABC означает

нулевую отметку, тогда как прочие сигналы указывают на то, что вода находится на любом

другом уровне от наименее до наиболее опасного

www.koob.ru

Итак, вообразим себе, что человек получает сигнал ABC. В этом случае ему становится ясно, что

вода достигла нулевой отметки (опасность), но этим дело не кончается. Например, человек

может встревожиться. Эта тревога родилась не сама по себе, в какой-то мере она связана с

содержанием сообщения. И в самом деле, последовательность ABC, феномен чисто физического

порядка, сообщает не только то, что предусмотрено кодом (вода достигла нулевой отметки), или

денотативное значение, но несет дополнительное значение — коннотацию, сигнализируя об

опасности. С машиной такого не бывает: соответствующим образом настроенный механизм, получив сообщение ABC, реагирует согласно заложенной программе, ему доступна информация, но значение ему недоступно. Механическое устройство не знает, что стоит за

последовательностью сигналов ABC, оно не понимает ни что такое нулевая отметка, ни что такое

опасность. Машина получает запрограммированное количество бит информации, необходимое для

надежной передачи сообщения по каналу связи, и адекватно реагирует.

Когда мы имеем дело с машиной, мы не выходим за рамки кибернетики, а кибернетику

интересуют только сигналы Но если в коммуникации участвует человек, то мы должны говорить

не о мире сигнала, но о мире смысла. С этого момента речь должна идти уже о процессе

означивания, ведь в этом случае сигнал — это не просто ряд дискретных единиц, рассчитываемых

в битах информации, но, скорее, значащая форма, которую адресат-человек должен наполнить

значением.

I.2.

А теперь нам следует определить содержание термина "значение" по крайней мере в том смысле, в

котором он будет использовать-

48

ся в этой книге 15. А для этого прежде всего надо избавиться от вредной привычки путать

означаемое с референтом.

Обратимся в связи с этим к известному треугольнику Огдена и Ричардса 16, изображенному ниже.

Пусть символом в данном случае будет знак естественного языка, например, слово "собака". Связь

между словом и вещью, на которую оно указывает, в общем, условна и никак не мотивирована

природными свойствами собаки. В английском языке стояло бы не "собака", а dog, и ничего от

этого бы не поменялось. Отношение между символом и вещью составляет то, что называется

референцией, или, как говорит Ульманн17, "информацией, которую имя сообщает слушателю". Это

определение пока что нас вполне устраивает, поскольку оно покрывает собой то, что одни

называют понятием, другие — мысленным представлением, третьи — условиями употребления

того или иного знака и т. д. Во всяком случае, очевидно, что в то время как связь между символом

и референтом остается сомнительной, при том что ее произвольный внеприродный характер

сомнению не подлежит, связь, устанавливающаяся между символом и референцией, непосредственна, взаимна и обратима. Тот, кто говорит слово "собака", думает о собаке, а у того, кто это слово слышит, рождается в голове образ собаки.

15 Из обширной библиографии на тему см Adam Schaff, Introduzione alla semantica, Roma, 1965, Pierre Guiraud, La semantica, Milano, 1966, Tullio de Mauro, Introduzione alla semantica, Bari, 1965, Stephen Ullmann, La semantica, Bologna, 1966, W VO. Quine, Il problema del significato, Roma, 1966, L Antal, Problemi di significalo, Milano, 1967

16 C К Ogden, I. A Richards, Il significato del significato, Milano, 1966.

17 См. всю главу 3, Op cit, pp 90—130 В частности анализ воззрений Блумфилда (Language, N Y , 1933) 49

1.3.

Спорам об отношениях между символом, референтом и референцией нет конца. Скажем по этому

поводу только, что, по сути дела, дискуссии о референте не подлежат ведению семиологии 18 . Те, www.koob.ru

кто занимается проблемой референта, хорошо знают, что символа из референта не выведешь, поскольку бывают символы, у которых есть референция, но нет референта (например, слово

"единорог" отсылает к несуществующему фантастическому животному, что нисколько не мешает

тому, кто слышит это слово, прекрасно понимать, о чем идет речь); бывают также символы с

разным значением, а референт у них один: всем известен пример из астрономии с утренней и

вечерней звездой, относительно которых древние полагали, что утренняя звезда это одно, а

вечерняя это другое, между тем, как установила современная астрономия, оба значения отсылают

к одному и тому же референту, точно так же два выражения, такие как "мой отчим" или "отец

моего сводного брата", относятся к одному и тому же референту, хотя значения их не совпадают, они принадлежат разным контекстам и эмоционально окрашены по-разному. В некоторых

семантических теориях денотатом, или означаемым некоего символа, считается целый класс

вещей, существующих в действительности и охватываемых данным представлением (слово

"собака" относится ко всему классу собак), в то время как коннотацией называют совокупность

качеств, приписываемых собаке (набор тех свойств, по которым зоологи отличают собаку от

прочих четвероногих млекопитающих). В таком случае, получается, что денотация это то же

самое, что и экстенсивность понятия, и тогда коннотация совпадает с его интенсивностью 19. В

нашем исследовании мы не будем пользоваться терминами денотация и коннотация в этом

значении.

1.4.

Наличие или отсутствие референта, а также его реальность или нереальность несущественны для

изучения символа, которым пользуется то или иное общество, включая его в те или иные системы

отношений. Семиологию не заботит, существуют ли на самом деле единороги

18 Среди авторов, напротив, особенно выделяющих проблему референта, помимо Блумфилда, упомянем

исследователей материалистической ориентации (мы не говорим "марксистской", т. к. их позиция определена

"Материализмом и эмпириокритицизмом" Ленина), таких как уже цит. Шафф и Л. В. Резников ( L. О. Reznikov, Semiotica e marxismo. Milano, 1967).

19 По поводу такого использования терминов см., в частности, A. Pasquinelli, Linguagio. scienza e filosofia, Bologna, 2a ed., 1964 (приложение А), где сравниваются и обсуждаются позиции Рассела, Фреге, Карнапа, Куайна, Черча. См. также Ludovico Geymonat, Saggi di filosofia neorazionalistica, Torino, 1953, (Исчерпывающая библиография у Шаффа).

50

или нет, этим вопросом занимаются зоология и история культуры, изучающая роль

фантастических представлений, свойственных определенному обществу в определенное время, зато ей важно понять, как в том или ином контексте ряд звуков, составляющих слово "единорог", включаясь в систему лингвистических конвенций, обретает свойственное ему значение и какие

образы рождает это слово в уме адресата сообщения, человека определенных культурных

навыков, сложившихся в определенное время.

Итак, семиологию интересует только левая сторона треугольника Огдена — Ричардса. Зато она

рассматривает ее с большим тщанием, отдавая себе отчет в том, что здесь-то и рождается все

многообразие коммуникативных явлений. Так, идя от значения к символу, мы получаем

отношения именования (ономастика), когда какие-то смыслы привязываются к какому-то

звуковому образу, и напротив, взяв точкой отсчета звучание, мы получаем отношения

семасиологического порядка (какой-то звуковой образ получает определенное значение) . К тому

же, как мы увидим далее, отношения между символом и его значением могут меняться: они могут

разрастаться, усложняться, искажаться; символ может оставаться неизменным, тогда как значение

может обогащаться или скудеть. И вот этот-то безостановочный Динамический процесс и должно

называть "смыслом". Именно в таких значениях, определив их раз и навсегда, мы и намерены

употреблять соответствующие термины, памятуя о том, что некоторые авторы толкуют их по-

другому .

1.5.

Напомним, однако, ради более точного словоупотребления о некоторых разграничениях, введенных соссюровской лингвистикой, которые представляются нам весьма уместными в

семиологическом исследовании (и действительно, цель предлагаемых читателю глав как раз и

состоит в том, чтобы показать пригодность соссюровских категорий не только к исследованию

речевой деятельности, но также и визуальных кодов).

www.koob.ru

Соссюр определяет лингвистический знак как неразрывное единство означающего и означаемого, сравнивая их с двумя сторонами одного листа бумаги: "лингвистический знак объединяет не вещь

и имя,

20 Кроме Ульманна, cit, см. также: Klaus Heger, Les bases méthodologiques de l'onomasiologie et du classement par concepts, in "Travaux de linguistique et de litt", III, 1, 1965; с анализом работ Бальдингера, Вейнрейха, Огдена и Ричардса, Косериу, Потье и др.

21 Например, Ульманн пользуется этими терминами совсем не так: вершина треугольника для него "смысл", тогда как "означаемым", сравнимым с "meaning" и понимаемым как непрестанно расширяющийся процесс

означивания, у него оказывается вся левая сторона треугольника. Мы предпочитаем держаться более

принятой среди французским семиотиков терминологии.

51

но понятие и акустический образ" . Означаемое это не вещь (означаемое "собака" это не та собака, которую изучает зоология), и означающее это не ряд звучаний, составляющих имя (звукоряд

"собака", изучаемый фонетикой и регистрируемый с помощью электромагнитной ленты). Оз-

начающее — это образ этого звукоряда, в то время как означаемое это образ вещи, рождающийся

в уме и соотносящийся с другими такими же образами (например, дерево, arbor, tree, baum и т. д.) I.6.

Связь означающего и означаемого произвольна, но навязанная языком, который, как мы увидим, является кодом, она не может быть изменена по усмотрению говорящего. Напротив, именно

необходимость подчиниться коду помогает уловить разницу между означаемым и понятием, умственным представлением, смешение которых и вызвало нарекания разного рода критиков

соссюровской лингвистики , считавших это неразличение опасной уступкой интеллектуализму. И

по мере выработки более точного определения слову "код", мы также постараемся избежать

отождествления означаемого с привычными операциями, производимыми над означающим (этот

более эмпирический подход позволяет избежать гипостазирования означаемого, представления

его в виде некой платоновской сущности, но он также не свободен от недостатков). Означаемое

уместно определить как то, что благодаря коду вступает в семасиологические отношения с

означающим. Иными словами, благодаря коду определенное означающее начинает соотноситься с

определенным означаемым. И если потом это означаемое принимает в голове у говорящего форму

понятия или же воплощается в определенных навыках говорения, то это касается таких

дисциплин, как психология и статистика. Парадоксальным образом, когда семиология, кажется, вот-вот определит означаемое, в тот самый миг она рискует изменить самой себе, превратившись в

логику, философию или метафизику. Один из основателей науки о знаках Чарльз Сандерс Пирс

пытался уйти от этой опасности, введя понятие "интерпретанты", на котором следует остановиться

подробнее24.

22 Ferdinand De Saussure, Cours de linguistique générale, Paris, 1915. Фердинанд де Соссюр Курс общей

лингвистики. — В кн.: Соссюр Ф. Труды по языкознанию. М., 1977. С. 99 (как известно, книга построена на

основе курсов, прочитанных с 1906 по 1911 г., ит. перевод под ред. Туллио де Мауро, Ban, 1977).

23 См., к примеру, замечание Огдена и Ричардса, op. cit., гл. 1.

24 Работы по семиотике Чарльза Сандерса Пирса объединены в Collected Papers of C.S P., 1931, 1936. В связи

с трудностями реконструирования концепции Пирса, отсылаем читателя ко вполне удовлетворяющей целям

нашего исследования работе Нинфы Боско, Nynfa Bosco, La filosofia pragmatica di Ch S Peirce, Torino, 1959; (см. также Огден и Ричарде, op. cit, Прил. Д. и М. Бензе, op. cit., где.однако, понятие "интерпретанты"

поглощено понятием "интерпретатора").

52

1.7.

Пирс представлял себе знак — "что-то, способное для кого-то в некоторых ситуациях быть

заместителем чего-то иного" — примерно так же, как Огден и Ричарде, а именно в виде

треугольника, основание которого составляют символ, или репрезентамен, соотнесенный с

обозначаемым объектом, в вершине же треугольника находится интерпретанта, которую многие

склонны отождествлять с означаемым или референцией. Важно подчеркнуть, что интерпретанта

это не интерпретатор, т.е. тот, кто получает и толкует знак, хотя Пирс не всегда достаточно

четко различает эти понятия. Интерпретанта это то, благодаря чему знак значит даже в отсутствие

интерпретатора.

Можно было бы принять интерпретанту за означаемое, ведь ее определение гласит: "то, что знак

рождает в уме интерпретатора", но с другой стороны в ней усматривают определение

репрезентамена (коннотация-интенсивность). Более перспективной представляется гипотеза, www.koob.ru

согласно которой интерпретанта — это иной способ представления того же самого объекта.

Иначе говоря, чтобы установить, какова интерпретанта того или иного знака, нужно обозначить

этот знак с помощью другого знака, интерпретантой которого в свою очередь будет следующий

знак и т. д. Так начинается непрерывный процесс семиозиса, и это единственно возможный, хотя и

парадоксальный способ обоснования семиотики своими собственными средствами. Языком в

таком случае следовало бы называть систему, которая объясняет сама себя путем

последовательного разворачивания все новых и новых конвенциональных систем 25.

Казалось бы, не так уж трудно разорвать этот круг, разве не получим мы означаемое слова

"собака", указав пальцем на какую-либо собаку? Но даже если не принимать во внимание того, что

значение слова "собака" может обогащаться и модифицироваться от культуры к культуре (для

того, чтобы определить значение слова "корова", житель Индии, как и мы, укажет на корову, но

для него значение этого слова неизмеримо богаче, чем для нас), то в случае таких слов, как

"красота", "единорог", "однако", "Бог", не знаешь, на что и указывать. Единственный способ

объяснить значение этих слов (описать означаемое соответствующих означающих), не прибегая к

платоновским идеям, мысленным образам и навыкам словоупотребления, это

25 Это объясняет, в каком смысле (см. по этому поводу Барт, cit.) не лингвистику следует считать

ответвлением семиологии, но семиологию — отраслью лингвистики, ибо невербальные знаки получают

значения только благодаря словесному языку. Вполне возможно, что в перекличке различных интерпретант

какого-либо знака, словесное определение получает наибольший вес. Однако, интерпретантой словесного

означающего вполне может служить фигуративный знак

53

перевести эти лингвистические знаки в другие, описать условия их использования, в итоге, включить в систему языка в качестве ее элементов, объяснив код при помощи кода. И коль скоро

язык, описывающий другой язык, это метаязык, то семиология оказывается не чем иным, как

иерархией метаязыков. Как мы увидим ниже, ряд достаточно строгих структуралистских

концепций ограничивается тем, что определяют означаемое в терминах его сходства/различия с

ближайшими означаемыми в пределах того же самого языка или в сравнении с означаемыми

других языков 26. Как бы то ни было, должно быть ясно, что семиология изучает не мыслительные

операции означивания, но только коммуникативные конвенции как феномен культуры (в

антропологическом смысле слова). Таким образом, нимало не претендуя на исчерпывающее

объяснение проблем коммуникации, семиология ограничивается тем, что ставит их так, чтобы они

были узнаваемы и описуемы.

1.8.

Итак, благодаря коду определенное означающее связывается с определенным означаемым. Связь

означающего с означаемым прямая и однозначная, она строго фиксирована кодом в том же

смысле, что и в примере с водохранилищем, когда ABC означало нулевую отметку. Но мы уже

знаем, что предполагаемый адресат сообщения, в разбираемом случае человек, получив

сообщение ABC, отдает себе отчет в том, что это не просто нулевая отметка, но еще и сигнал

опасности. Денотация "нулевая отметка" сопровождается коннотацией "опасность".

Это коннотативное значение рождается именно тогда, когда означающее и означаемое формируют

пару, которая становится означающим нового означаемого 27.

К примеру, словом "петух" называют всем известную домашнюю птицу (в этом случае

интерпретантой могло бы быть изображение петуха или, скажем, такое определение: "оперенное

двуногое, кукарекующее на рассвете", и т. п.), но в определенном контексте это слово

26 См А 2 III 2

27 См , в частности Barther, Elementi, cit, гл IV Барт вернулся к этому вопросу в R Barthes, Système de la Mode, Paris, 1967 Иное понимание коннотации (чаще всего как эмоциональной ауры, окружающей понятие в связи с

какими-то сугубо личными ассоциациями) см у Шарля Балли — Ch Bally, Linguistica generale, Milano, 1963, особенно второй раздел Однако, как верно подчеркивает Чезаре Сегре во Вводной статье, лингвистика Балли

это лингвистика "речи" (parole), a не "языка" (langue), акцентирующая индивидуальные особенности

говорения и, стало быть, призванная уловить рождающийся смысл там, где код еще не установил точных

соответствий и мы имеем дело с "мыслью, которая еще не стала сообщением" (с 171) 54

приобретает созначение (коннотацию) "дать петуха", т. e. "сфальшивить при пении". Однако

созначение "сфальшивить при пении" не следует непосредственно из представления о петухе. Когда

говорят, что певец дал петуха, представление о петушином крике опосредуется представлением о

скверном пении. Стало быть, коннотация спровоцирована не одним только означающим, но

оказывается преобразованием прежних означающего и означаемого в новое означающее. И может

www.koob.ru

статься, эта коннотация породит новую, в которой уже вновь сложившийся знак весь целиком

выступит в роли нового означающего. Так, во фразе "Подпевая оппозиции, министр такой-то

регулярно давал петуха", метафора "подпевал" (министр не пел, а говорил) делает возможным

употребление выражения "дать петуха" (сфальшивить при пении), в данном случае подчеркивающего, что министр говорил очень неубедительно. Будучи разложенной на смысловые составляющие, эта

фраза приобретет следующий вид: первичная денотация, порождающая первичную коннотацию (петух

= фальшивое пение), на основе которой возникает вторичная коннотация (фальшивое пение = лживые

речи). На схеме это будет выглядеть так:

55

II. Коды и лексикоды*

II.1.

Так вот, всякий, кто пользуется языковым кодом того или иного языка, знает, что такое петух.

Однако это не значит, что всем известно созначение "дать петуха = сфальшивить", опознаваемое

часто только благодаря контексту. Легко предположить, что определенный круг читателей не

уловит связи между пением петуха и неискренними речами, на которую намекает слово

"подпевать", и не опознает второй коннотации. Следовательно, скажем мы, в то время как

исходные денотативные значения устанавливаются кодом, созначения зависят от вторичных

кодов или лексикодов, присущих не всем, а только какой-то части носителей языка; и так вплоть до

крайнего случая поэтической речи, когда мы впервые встречаемся с совершенно непривычной

коннотацией, смелой метафорой, неожиданной метонимией, и адресат должен сам справляться с

контекстом, чтобы разобраться со смыслом предложенного образа, что, впрочем, не мешает

поэтической находке, если она удачна, постепенно войти в обиход, сделаться нормой, превратившись в лексикод для определенной группы носителей языка.

Вернемся к нашему случаю с человеком, получившим сообщение ABC. Связь устанавливается

между значением "нулевая отметка" и представлением об опасности так тесно, что перестает быть

коннотативной связью, фактически отождествляясь с основным кодом Но получив исходное

сообщение ABC, адресат может соотнести изначальное денотативное значение с другим

побочными значениями, при этом ему может открыться то, что обычно называют "семантическим

или ассоциативным полем", "спектром ассоциаций" и т. д 28, все то, благодаря чему, когда я слышу

"корова", мне приходят в голову образы выгона, молока, крестьянские заботы, деревенская

тишина, мычание, (а индиец к тому же при этом вспомнит о ритуале, испытает чувство почтения и

религиозного пиетета). Так вот, у нашего получателя сообщения ABC этот знак (означающее плюс

означаемое) может связаться с идеями неминуемой гибели, разрушения расположенного в долине

поселка, смытыми домами, тревогой, с мыслью о недостаточности систем защиты и т. д., в

зависимости от того, что ему подсказывает предшествующий жизненный опыт. И в той мере, в

которой опыт этого человека, трансформировавшийся в определенную систему ожиданий, разделяется также и другими людьми, можно говорить

28 Таковы концепции Трира, Маторе, Шпербера и др , анализируемые Guiraud, La semantica cit 56

о наличии некоего лексикода, в рамках которого могут быть предсказаны соответствующие

коннотации — тревога, наводнение ..

Таким образом, означающее все более и более предстает перед нами как смыслопорождающая форма, www.koob.ru

производитель смыслов, исполняющийся множеством значений и созначений, благодаря корреспондирую-

щим между собой кодам и лексикодам.

II.2.

Пора сказать еще несколько слов о том, что такое код. В нашем примере он достаточно прост. Его

основу составляют всего четыре символа. Очевидно, что один символ отличается от другого как

своей противопоставленностью всем остальным символам, так и положением в их ряду, иными

словами, своей оппозицией и позицией. Код представляет собой систему различений, в которой А

определяется как то, что не есть В, С и D, и наоборот. Само по себе А ничего бы для нас не

значило, если бы не соотносилось с другими символами, как присутствующими, так и

отсутствующими. Но именно так обстоит дело и с более сложными кодами, такими как

естественный язык. Предполагаемые структурной лингвистикой дефиниции языка соответствуют

такому понятию кода.

Если вспомнить известное соссюровское определение языка (langue) как совокупности правил, которыми руководствуется говорящий, и речи (parole) как индивидуального акта говорения, в

котором эти правила им и применяются ради общения с себе подобными, так вот, если вспомнить

это разграничение, то мы обнаружим знакомую нам пару код-сообщение, и обе эти пары, по сути

дела, представляют собой оппозицию между теоретической системой (язык — физически не

существует, это абстракция, лингвистическая модель) и конкретным феноменом (мое нынешнее

сообщение, ваш ответ и т. д.).

"Язык — это общественный продукт речевой способности и вместе с тем система необходимых

конвенций, принятых в том или ином обществе и обеспечивающих реализацию этой способности

говорящими"29 . Язык — это система, стало быть, структура, описываемая отвлеченно и

представляющая собой совокупность отношений. Идея языка как структуры посещала умы многих

лингвистов прошлого. Уже Гумбольдт 30 утверждал, что "мы не должны понимать язык как нечто, начинающееся с обозначения разных объектов с помощью слов и составленное из слов. На деле не

речь состоит из предшествующих ей слов, но наоборот, слова берут свое начало в речи". Согласно

Соссюру "язык — это система, все части которой можно и должно

29 Saussure F Cours, cit, pag 15

30 Wilhelm von Humboldt, Gesammelte Werke, VII, l

57

рассматривать в их синхронной взаимосвязи. Изменения, которые затрагивают всегда только тот

или иной элемент системы, но не всю ее в целом, могут изучаться только вне целостной системы; действительно, любое изменение отражается на всей системе, но изначально оно происходит в

какой-то одной точке и никак не связано с совокупностью вытекающих из него следствий, меняющих характер целого. Это сущностное различие между следованием и сосуществованием, между частными и системными характеристиками не позволяет рассматривать те и другие в

рамках одной науки" 31.

Типичный пример, приводимый Соссюром, игра в шахматы. Система взаимосвязей, устанавливающихся между фигурами, меняется с каждым ходом. Всякое вмешательство в систему

меняет значение всех остальных фигур. Всякое диахроническое изменение устанавливает новое

синхронное отношение между элементами 32. Диахронические изменения системы-кода (как мы

увидим ниже) случаются в актах речи и вызывают кризис языка (langue) — даже если, как

полагает Соссюр, отдельный говорящий едва ли в состоянии расшатать систему. В конечном счете

система определяет речь, навязывая говорящему комбинаторные правила, которые он обязан

соблюдать.

Код, когда мы имеем дело с языком, устанавливается и крепнет в процессе общения, являясь

результатом общепринятых навыков говорения; и в тот миг, когда код устанавливается, каждый

говорящий начинает неизбежно соотносить одни и те же значки с одними и теми же понятиями, комбинируя их по определенным правилам 33 . Бывает, что код вводится, так сказать, сверху, каким-то авторитетным лицом, и становится обязательным для той или иной группы (азбука

Морзе), и в этом случае код используется осознанно. В то время как другие коды, и среди них

язык, будучи столь же обязательными, используют-

31 Соссюр Ф. Курс, с 120

32 Как разъяснял Соссюр в своем курсе (с. 114 ), синхронное изучение системы предполагает анализ

сложившихся отношений в их статике, тогда как диахроническое исследование, напротив, занимается

эволюцией системы Естественно, что размежевание между диахронией и синхронией не должно перерастать

в полный разрыв, один подход предполагает другой. Несомненно однако, что определяя структуру, код, мы

www.koob.ru

неизбежно пресекаем живой процесс установления соответствий между означающими и означаемыми и

правил их сочетания и рассматриваем устанавливающиеся отношения как если бы они были неизменными И

только после того, как мы очертили систему в целом, можно говорить о ее возможных изменениях и пытаться

выяснить их причины и следствия.

33 См. Cours, pag 29. О различении нормы, узуса и функции См . Luigi Rosiello, Struttura, uso e funzioni delia lingua, Bologna В этой работе содержится анализ взглядов Ельмслева, Брендаляи др

58

ся говорящими неосознанно, последние подчиняются им безотчетно, не ощущая своей

зависимости от навязанной им жесткой системы правил.

В последнее время лингвисты обсуждают вопрос о том, как следует понимать этот код, как

закрытую или как открытую систему, т. е. речь идет о том, как люди говорят, то ли они

повинуются какой-то незыблемой системе правил, установленной некогда раз и навсегда и

применяемой ими неосознанно, или же они говорят благодаря врожденной способности к

формированию лингвистических последовательностей, обязанных своим происхождением

некоторым простейшим комбинаторным принципам, предоставляющим возможность самых

разнообразных сочетаний . В таком случае то, что принято называть системами и кодами, окажется не более чем поверхностной структурой, производной от какой-то глубинной структуры, системы правил, которая в отличие от других структур не может быть артикулирована с помощью

оппозиций. Хотя природа глубинных структур остается темой оживленных дискуссий , ничто не

мешает нам рассматривать интересующие нас семиотические коды как поверхностные структуры, для них до поры до времени будут значимы те берущие начало в соссюровской лингвистике

положения, которыми мы намерены руководствоваться.

II.3.

К соссюровскому понятию структуры обращается Леви-Строс, когда, рассматривая социальные

системы в качестве коммуникативных, пишет: "Структура это всего лишь упорядоченность, отве-

чающая двум требованиям: это система, держащаяся внутренней связанностью, и эта связность, недоступная наблюдателю изолированной системы, обнаруживается при изучении ее

трансформаций, благодаря которым у различных на первый взгляд систем открываются сходные

черты" .

Нетрудно заметить, что это определение содержит два одинаково важных утверждения: 1) структура это система, держащаяся внутренней связанностью;

34 Уместным продолжением был бы разговор о генеративной грамматике Ноэма Хомского См по этому поводу

Lepschy, op cit, Nicolas Ruwet, "Introduction" в La grammaire generative, in "Langage", декабрь 1966, весь

номер посвящен Хомскому, содержит обширную библиографию, а также Noam Chomsky, De quelques constantes de la théorie linguistique, in Problèmes du langage, Paris, 1966, Aspects of the Theory of Syntax, M

I.T , 1965, Syntactic Structures, The Hague, 1957

35 Мы вернемся к обсуждению этих проблем в разделах Д и E

36 Claude Lévi-Strauss, Elogio dell'antropologia, 1960, ныне в Razza e storia, Torino, 1967

59

2) структура обнаруживается только тогда, когда различные феномены сравниваются между

собой и сводятся в единую систему.

Мы постараемся рассмотреть оба эти утверждения более основательно, потому что они позволяют

точнее определить, что такое структура, представление о которой, как мы увидим, совпадает с оп -

ределением кода.

III. Структура как система, держащаяся внутренней связью

III.1.

Различные течения в современной лингвистике говорят о двойном членении в языке . В языке

можно выделить единицы первого уровня членения, являющиеся носителями значения, причем

европейские лингвисты называют их "монемами", а американские "морфемами", их можно также, хотя и не всегда, приравнять к слову . К тому же они в различных сочетаниях образуют более

крупные единицы, называемые "синтагмами".

Но единицы первого членения, которых в языке, как показывают словари, может быть великое

множество, составляются из комбинаций единиц второго членения, фонем, обладающих только

дифференциальным значением. Так что при помощи ограниченного числа фонем — в любом

языке их не более нескольких десятков — можно образовать неограниченное количество "монем", www.koob.ru

и каких-нибудь четыре десятка фонем в совокупности составляют второй уровень членения в

любом известном языке .

Фонема — это минимальная единица, носительница определенных звуковых качеств, ее

значимость предопределена позицией и качественными звуковыми отличиями от других фонем. У

фонологической оппозиции могут быть факультативные варианты, связанные с инди-

37 См. Martinet, op. cit.

38 «Существуют монемы, которые совпадают с тем, что мы обычно называем "словом", например, плохо, скажи, голова. Из этого однако вовсе не следует, что монема — всего лишь ученый термин, заменяющий

обычное "слово". Так, в слове scrìviamo различаются две монемы: (skriv); обозначающая определенное

действие, и (jamo) обозначающая говорящего и еще одно или несколько лиц. Традиционно первую называют

семантемой, а вторую — морфемой», но «лучше было бы назвать лексемами те монемы, которыми ведает

лексика, а не грамматика, сохранив наименование морфема за теми монемами, которые, как jamo, изучаются

грамматикой». ( Martinet, op cit., pag. 20.)

39 См. N. S.Trubeckoj, Principes de phonologie, Paris, 1949; а также Il circolo linguistico di Praga, le tesi del 29, Milano, 1966 (Введение Эмилио Гаррони). Трубецкой Н. С. Начала фонологии.

60

видуальными особенностями каждого говорящего, но не меняющие, однако, характера данной

оппозиции.

Система фонем представляет собой систему различий, которая в разных языках может быть одной

и той же, даже если фонетические свойства (физическое качество звуков) меняются. Так, в нашем

примере код остается неизменным независимо от того, что собой представляют А, В, С, Д —

лампочку, электрический импульс, отверстие в перфокарте и т. д. Однако те же самые критерии

применимы и к единицам, носителям значения.

III.2.

В самом деле, в пределах одного кода значение слова зависит от того, есть ли в языке другие слова

со сходным или отличным значением. В итальянском языке слово "снег" нагружено разными

значениями (белый снег, грязный снег, рыхлый снег, падающий, укрывающий землю, твердый, талый снег), между тем у некоторых групп эскимосов, судя по всему, разные значения слова

"снег" закреплены за разными существительными. Итак, перед нами система отношений

значений, в которой значение каждого слова устанавливается путем 40.

распределения смысловой нагрузки между всеми словами .

Так открывается возможность создания строго структурной семантики, которая, описывая

значения, не принимала бы во внимание отношение означающее — означаемое.

Для Ельмслева 41 структурный подход на уровне семантики предполагает рассмотрение не

означаемых, но позициональной значимости знака. Значение удостоверяется при помощи

проверки на коммутацию (изменение означающего влечет изменение означаемого) и на

подстановку (изменение означающего не влечет изменения означаемого); в первом случае

проявляется инвариантное значение слова в системе языка, во втором, контекстуальный вариант

значения.

На схеме (см. рис. на с. 37) можно видеть, что французское слово a rbe охватывает тот же спектр

значений, что и немецкое Baum, в то время как французское же слово bois соответствует

итальянским legno и bosco одновременно, тогда как на долю forêt приходится значение "более

густого лесного массива". Напротив, немецкое слово Holz значит legno, но не bosco и подводит

значения bosco и foresta под общее наименование Wald. По иному распределяются значения

соответствующих слов в датском языке, и не составит труда сравнить его с ситуацией в

итальянском .

40 Cм. Guiraud, cit., гл. V. О новейших вопросах структурной семантики см. А. I. Greimas, Sémantique Structurale, Paris 1966; Recherches sémantiques, весь номер "Langage", март 1966; Logique et linguistique, весь

номер "Langage", июнь 1966.

41 Louis Hjelmslev, Essais linguistiques. Copenhagen, 1968, p. 104

61

Французский

Немецкий

Датский

Итальянский

trae

arbre

Baum

albero

bois

Holz

legno

www.koob.ru

Wald

skov

bosco

forêt

foresta

В таких таблицах, как эта, мы имеем дело не с "идеями", но со значениями, обусловленными

собственно языком как системой. Значимости соответствуют предполагаемым понятиям, но

обретают определенные очертания и улавливаются как чистые различия; они определяются не

содержательно, но в той мере, в которой они противостоят другим элементам системы.

Здесь также, как в случае с фонемами, перед нами ряд последовательных выборов, которые можно

установить и описать при помощи метода бинарных оппозиций. И в этом смысле нет никакой

нужды знать, что представляет собой означаемое (с онтологической или физической точки

зрения): достаточно сказать, сославшись на код, что таким-то означающим соответствуют такие-то

означаемые. Нет ничего особенного в том, что впоследствии эти означаемые повсеместно

воспринимаются как "понятия" или даже как "мысли", и то, что они могут быть объяснены

правильным словоупотреблением, тоже вполне законно. Но в тот миг, когда семиология

устанавливает факт наличия кода, значение уже не есть психологическая, онтологическая или

социологическая данность: это факт культуры, который описывается с помощью системы

отношений, устанавливаемой кодом и усваиваемой данным сообществом в данное время.

IV. Структура как теоретическая модель

VI.1.

Пора разобраться с тем, что же такое структура. Неизбежно мы можем только коснуться этой

большой и все еще актуальной

62

проблемы, по поводу которой существует обширная литература. По необходимости мы

ограничимся объяснением того, как мы намерены использовать понятие структуры в нашей работе

42.

Приведем простой пример, единственный смысл которого состоит в том, чтобы выяснить, что

представляют собой те умственные операции, которые мы совершаем, когда и в более сложных

случаях выявляем структуры.

Передо мной несколько человеческих особей. И я отдаю себе отчет в том, что для того, чтобы

выделить некоторые общие параметры, позволяющие говорить о разном, опираясь на одну и ту же

методику, я должен прибегнуть к упрощению. Так, я могу представить человеческое тело в виде

связки отношений, которую я отождествляю со скелетом, и, значительно упростив, изобразить его

схематически. Таким образом я выделяю структуру, общую разным особям, систему отношений, дискретные элементы и порядок их сочетания в виде линий различной конфигурации и длины. И

само собой разумеется, что эта структура уже есть некий код: набор требований, которым должно

соответствовать тело, какими бы ни были его индивидуальные особенности, для того, чтобы я мог

признать в нем человеческое тело.

IV.2.

Но с другой стороны, совершенно очевидно, что данная структура — это не только упрощение и

обеднение того, что есть в реальности; наше упрощение — продукт определенной точки зрения. Я

представил человеческое тело в виде схемы-скелета именно потому, что намерен изучать

человеческие тела как раз с точки зрения структуры их скелета, или как тела "прямоходящих

млекопитающих", или "двуногих с верхними и нижними конечностями". Если бы у меня было

намерение изучить человеческое тело с точки зрения его клеточной структуры, я бы выбрал для

него другую модель.

Структура — это модель, выстроенная с помощью некоторых упрощающих операций, которые

позволяют рассматривать явление с одной единственной точки зрения. Так например, фонологический код предоставляет мне возможность свести различные по своим физическим

www.koob.ru

характеристикам звуки воедино для того, чтобы они могли соответствовать определенному набору

значений; для этого и нужно обратиться к системе фонологических отношений, игнорируя

факульта-

42 Более подробно о термине "структура" см. AAVV, Usi e significati del termine struttura, Milano, 1965; Предисловие ко 2 изд. Opera aperta, cit; Мы возвратимся к рассмотрению этого вопроса в разделе Д.

63

тивные варианты произношения, которые в другом коде, скажем, китайского языка, могут

оказаться смыслоразличителями.

Если бы, впрочем, мне понадобилось судить о человеке и о дереве с какой-то общей точки зрения

(например, возникла потребность сопоставить человека с растением, чтобы выяснить, существует

ли зависимость между ростом и числом особей на том или ином участке, я мог бы прибегнуть к

дальнейшим структурным упрощениям, приводя человеческий скелет к более элементарной

структуре, например, такой рисунок:

и мог бы сравнить ее с таким, например, изображением дерева,

обобщая схемы примерно в таком рисунке.

Таким образом, путем последовательного абстрагирования я нашел бы общий код для дерева и для

человека, некую гомологичную структуру, опознаваемую и в том и в другом случае и которую

мне трудно было бы увидеть, скажем, в змее. Иногда такие модели могут оказаться полезными 43.

43 См. весь раздел Д "Отсутствующая структура".

64

IV.3.

Очевидно, что полученная таким способом структура сама по себе не существует, она продукт

моих целенаправленных действий. Структура — это способ действия, разрабатываемый мною с

www.koob.ru

тем, чтобы иметь возможность именовать сходным образом разные вещи. В нашем

рассуждении мы не касаемся вопроса о том, сходны ли умственные действия, к которым

прибегают для того, чтобы выделить структуру, с реальными отношениями, установившимися

между вещами. Именно здесь намечается различие между онтологическими методологическим

структурализмом, и уместно признаться, что мы придерживаемся этой второй точки зрения

отчасти потому, что целям нашей работы она вполне удовлетворяет.

IV.4.

Итак, мы видели, как совершился переход от структуры-кода, пригодного для описания многих

человеческих особей, к структуре-коду, пригодному для описания многих человеческих особей и

многих деревьев. В обоих случаях перед нами структура, но вторая структура образована путем

упрощения первой.

Между тем всякий раз, когда устанавливается общая структура некоего круга явлений, следует

задаться вопросом, нет ли у данной структуры своей структуры, нет ли кода у этого кода, такого, который позволил бы охватить большое число явлений, расширить сферу применения

кода.

Так, фонологи и лингвисты, описав систему какого-то языка, спрашивают себя, а на что это

похоже и нельзя ли сравнить эту систему с системой другого языка, сыскав такой код, который

стал бы их общим основанием. А затем, нет ли такого кода, который позволил бы выявить

общность системы внутриязыковых отношений с системами родства, а эти, в свою очередь, связать с системой расположения домов в обследуемом селении. Этим успешно занимается

структурная антропология.

Итак, переходя от упрощения к упрощению, структуралист грезит о том, чтобы в конце концов

ему открылся Код Кодов, некий Пра-код, который позволил бы выявить скрытые ритмы

(элементарные структуры), управляющие любым поведением, как культурным, так и био-

логическим. Этот код должен был бы воспроизводить устройство человеческого ума, которое

окажется сходным с механизмом органических процессов. И по сути дела, сведение всякого

человеческого поведения и всякой органики к коммуникативным процессам, а также сведение

всякой коммуникации к двоичному выбору предполагает не что иное, как сведение любого

культурного и биологического факта к одному и тому же механизму порождения 44 .

44 См Lévi-Strauss, Il crudo e il cotto, cit, e Lacan, cit.

65

IV.5.

Но это не означает, что к абстракциям структурных моделей приходят путем последовательного

упрощения того, что и без того известно, напротив, чаще структурный метод не столько

обнаруживает структуру, сколько выстраивает ее, изобретает в качестве гипотезы и теоретической

модели и утверждает, что все изучаемые явления должны подчиняться устанавливаемой

структурной закономерности. Так ли это на самом деле, будет видно позднее, задача ученого в том

и заключается, чтобы не загонять то, с чем он сталкивается, в придуманную схему, допуская

возможность ошибки и ее исправления; во многих дисциплинах этот способ исследования

оказался плодотворным, он позволил ввести безграничную стихию эмпирических исследований в

определенное русло, предложив структурные гипотезы, поддающиеся контролю как раз там, где

они кажутся наиболее сомнительными 45.

Так вот, найти код — это и значит теоретически постулировать его. Конечно, каждый

лингвист, прежде чем установить закономерности языка, изучает языковое поведение во всей его

конкретности и многообразии; но он не в силах исчерпать все возможности индивидуального

произношения, индивидуальной манеры говорить, индивидуальных намерений говорящего, стало

быть, он должен бросить накапливать факты и заняться построением языковой системы.

Код — это модель, являющаяся результатом ряда условных упрощений, производимых ради того, чтобы обеспечить возможность передачи тех или иных сообщений.

IV. 6.

Вот почему не следует ни смешивать значение с психическими процессами, ни помещать их в мир

платоновских идей, ни отождествлять с конкретным узусом, несмотря на то что именно

наблюдение за практикой речи, позволяющее вывести какую-то усредненную норму говорения, и

www.koob.ru

подводит к идее кода. Код устанавливается тогда, когда участник коммуникации имеет в

распоряжении набор известных символов, из которых он осуществляет выбор, комбинируя их

согласно известным правилам. Формируется нечто вроде станового хребта будущего кода, представляемого в виде двух осей, вертикальной и горизонтальной, парадигматической и

синтагматической. Парадигматическая ось представляет собой репертуар символов и правил их

сочетаний, это ось выбора, синтагматическая ось — это ось комбинации символов, выстраивающихся во все более сложные син-

45 Эта точка зрения хорошо изложена в двух предисловиях, во вводной статье Рюве (Ruwet) o генеративной

грамматике в журнале "Langages" и в статье Барта в "Communications", посвященной структурному анализу

повествования

66

тагматические цепочки, собственно, и являющиеся речью. Ниже мы увидим, что этот подход

также применим для установления закономерностей при артикуляции невербальных кодов.

В заключение скажем, код — это структура, представленная в виде модели, выступающая как

основополагающее правило при формировании ряда конкретных сообщений, которые именно

благодаря этому и обретают способность быть сообщаемыми. Все коды могут быть сопоставлены

между собой на базе общего кода, более простого и всеобъемлющего.

VI.7.

Возвращаясь к тому, что было сказано о денотативных кодах и коннотативных лексикодах

укажем, что в то время как первые легко выделяются, подчиняются строгим правилам, являются

более стойкими и, стало быть, сильными, вторые изменчивы, слабы, часто зависят от того, кто

именно говорит, от социальной принадлежности говорящего, какой бы малой группе он ни

принадлежал, их описание всегда более или менее приблизительно и связано с известным риском.

IV.8.

Но следует также делать различие между репертуаром знаков, кодом и лексикодом, по крайней

мере, в том смысле, который здесь имеется в виду: репертуар предполагает перечень символов, причем иногда указывается их соответствие определенным означающим. Код воздвигает из этих

символов систему различий и оппозиций и закрепляет правила их сочетания. Лексикод

выстраивается как система значащих оппозиций, но может не включать в себя правил сочетания, отсылая к тем, что установлены основным кодом, лексикодом которого он является. Так, коннотативный лексикод приписывает другие смыслы означаемым денотативного кода, но

использует правила артикуляции, предусмотренные последним. Часто в процессе семиоло-

гического исследования приходится предполагать код там, где в действительности имеется только

лексикод, или, как мы сможем убедиться на примере различных изобразительных кодов (таких как

иконографический код), считать лексикодом то, что в сущности является репертуаром. В этих

случаях нельзя сказать, что для коммуникации нет условий, поскольку нет соответствующих

кодов, ибо лексикоды и репертуары функционируют на основе более фундаментального кода46 .

46 Ср. например, проблемы, обсуждаемые в Б 3 III

67

V. Семиология источника

V.l.

Все, что мы говорили в параграфах А.2.1.; А.2.2.; А.2.З.; А.2.4, относится к ситуации, когда мы

имеем дело с адресатом не машиной, ' а человеком. При этом, как мы видели, происходит переход

из мира сигналов, исчисляемых в физических единицах информации, в мир смысла, описываемого

в понятиях денотации и коннотации. Но все сказанное также помогает нам понять, как же обстоят

дела в том случае, когда место физического источника информации и передатчика-машины

занимает человек.

В этом случае мы можем сказать, что источник и передатчик информации сливаются воедино в

человеке, становящемся отправителем сообщения (даже если различить в нем мозг как источник

информации и артикуляционный аппарат как передающее устройство).

Здесь, однако, мы вынуждены задаться вопросом, волен ли человек в своих речах, свободен ли он

сообщать все, что вздумается, или он тоже предопределен неким кодом. Сам факт того, что "наши

www.koob.ru

мысли" являются нам не иначе как в словах, неизбежно наводит на мысль, что и источник

сообщения также подвластен коду. Язык, его механизм, заставляет говорить так, а не эдак, предписывая говорящему говорить одно, а не другое. А если так, то подлинным источником и

хранилищем потенциальной информации следует считать сам код. Код, напомню, рассматриваемый как система вероятностей, ограничивающая равновероятность источника, но в

свою очередь оказывающаяся равновероятной по отношению к небесконечному, хотя и

достаточно длинному ряду выстраиваемых на его основе сообщений.

V.2.

Вопрос этот является главной проблемой философии языка и формулируется по-разному. Пока

что мы его оставим, ограничившись определением отправителя как говорящего человека, чья речь

обусловлена всеми соответствующими биологическими и культурными факторами, в связи с чем и

можно предположить, что в большинстве случаев речь будет автоматически навязываться кодом

47. И все же, говоря об отправителе, мы считаем его источником информации, имея в виду, что, чем бы ни была продиктована его речь, в акте говорения правила кода неизбежно регулируют и

ограничивают разнообразие и богатство потенциальных высказываний 48.

47 Ср. крайнюю позицию, занимаемую по этому вопросу Лаканом Ecrits, cit, из критиков Лакана упомянем

François van Laere, Lacan ou le discours de l'inconscient, in "Synthèse", aprile-maggio 1967

48 Факт влияния, оказываемого языковым кодом на говорящего, заставляет вернуться к вопросу о том, является ли лингвистика частью семологии или семиология частью лингвистики, если в качестве кода как

источника всякой возможной информации выступает сам словесный язык Однако Лакан полагает, что также и

сам словесный язык может кодифицироваться на базе глубинного бинарного механизма (см по этому поводу

весь раздел Д 5)

68

VI. Коды и их модификации

VI.1.

Выше (см. A.1.IV.3.) мы обещали рассмотреть вопрос о том, всегда ли отправление и дешифровка

сообщений при получении осуществляются на основе одного и того же кода. Ответ, который дает

на этот вопрос не только теория коммуникации, но вся история культуры и все данные социологии

общения, однозначен: нет. Чтобы лучше понять, как это получается, вернемся к исходной

коммуникативной ситуации, памятуя о том, что различение источника информации и ее

передатчика для нас неактуально (это человек). Нас также не интересует, ни как отправлялся

сигнал, ни по какому каналу связи он отправлялся (все это вопросы техники коммуникаций), единственное, что нам важно понять, это то, что же здесь происходит.

Рассмотрим, например, передачу такого сигнала, как "I vitelli dei romani sono belli". Это может

быть либо звукоряд, либо ряд графических знаков, и в качестве канала связи может выступать как

звуковая волна, так и лист бумаги, на котором эта фраза напечатана. Приемником может быть

либо ухо, которое преобразует звуковую волну в акустический образ, либо глаз, превращающий

черный отпечаток в образ визуальный... Что нас больше всего здесь интересует, так это само

получение сообщения. Мы должны, однако, провести различие между сообщением как значащей

формой и сообщением как системой означаемых. В качестве значащей формы сообщение

представляет собой некоторое сочетание графических или акустических фигур "I vitelli dei romani sono belli", которое существует само по себе в таком виде, даже если его никто не получает или

если его адресатом оказывается японец, не знающий итальянского языка. Напротив, сообщение

как система означаемых — это значащая форма, которую адресат наделил смыслом на основе того

или иного кода.

Все мы знаем, что приведенная выше фраза — это забавный лингвистический пример для

школьников, потому что она может быть прочитана на двух языках: как на латинском, так и на

итальянском. Значащая форма остается неизменной, но значение изменяется в зависимости от

того, каким кодом пользуются. На латыни она гласит: "Ступай, Вителлий, на воинственный глас

римского бога", а будучи прочитана по-итальянски интерпретантом, способным в ней разо-

69

браться, фраза означает, что телята, которых разводили наши античные предки (или разводят

нынешние жители итальянской столицы), хороши собой 49.

С другой стороны, может получиться и так, что отправитель, отправляя сообщение, полагает, что

www.koob.ru

оно будет прочитано по-латыни, между тем адресат читает его по-итальянски. В этом случае мы

имеем дело с дешифровкой, которую считаем "ошибочной" только в связи с намерениями

отправителя сообщения, но которая нисколько не ошибочна, но напротив, вполне законна, если

принять во внимание ее адекватность коду. Несомненно, это парадоксальная ситуация, и тем не

менее, несмотря на то что это крайний случай, он очень ярко характеризует специфику

коммуникаций между людьми. Иногда денотативный код претерпевает такие радикальные

изменения, что порождает многозначность типа указанной выше. Иногда полисемия оказывается

частичной, например, когда я говорю, "дорогая собачка", и неясно, то ли собачка дорога моему

сердцу, то ли она дорого стоит. Разумеется, эта полисемия постепенно устраняется, дешифров ка

направляется в определенное русло некоторыми поясняющими обстоятельствами:

— одно из них — внутренний контекст синтагмы (т. e. синтагма как контекст), который

становится ключом к пониманию всего остального,

— другое — коммуникативная ситуация, которая позволяет мне понять, каким кодом пользовался

отправитель (так, фраза о бычках в итальянской грамматике или в латинском тексте

интерпретируется однозначно);

— и наконец, само сообщение может включать указание на то, каким кодом следует

пользоваться (например, "означаемое в том смысле, в котором употребляет этот термин Ф. де

Соссюр...").

VI.2.

Что касается ситуации или обстоятельств коммуникации, следует сказать, что учет этого

фактора переносит рассмотрение вопроса о референте в иную плоскость (см. А.2.1.3.).

Действительно, как уже говорилось, семиология занимается тем, что выясняет, как проис ходит

кодификация, в результате которой определенные означающие связываются с определенными

означаемыми, и она вовсе не обязана разбирать вопрос о том, что соответствует им в

действительности

49 Разумеется, подобная интерпретация отсылает к частному коннотативному лексикоду, согласно которому

традиционно "pulchra dicuntur quae visa placent" (красивым считается приятное на вид) На самом деле, даже

будучи понято на итальянском языке, сообщение открывается многим прочтениям

70

(поскольку семиология это наука о культуре, а не о природе). Однако во многих случаях так и

остается неясным, можем ли мы рассчитывать на то, что знак в действительности чему-либо

соответствует.

Итак, обстоятельства коммуникации, которые семиология, не кодифицируя, все же всегда имеет в

виду, сами по себе оказываются чем-то вроде референта сообщения, однако сообщение не

указывает на них, но в них разворачивается, осуществляясь в конкретной ситуации, которая и

наделяет сообщение смыслом. Если я говорю "свинья", не имеет значения, есть ли в природе такое

животное или нет, но зато имеет значение смысл, вкладываемый в это слово обществом, в котором

я живу, и те коннотации, которые оно ему приписывает (нечистое животное, слово используется

как ругательство); реальное существование референта-свиньи столь же мало интересует

семиотику, сколь мало интересует человека, бранящего женщину ведьмой, а существуют ли

ведьмы на самом деле. Но в зависимости от того, звучит ли фраза "Какая свинья!" на свиноферме

или же в дружеской беседе, ее смысловая нагрузка меняется. Наличие референта ориентирует в

выборе соответствующего лексикода, реальное положение вещей заставляет предпочесть тот

или иной код. Но обстоятельства не всегда совпадают с предполагаемым референтом, и в

отсутствие референта сам характер ситуации общения может определять выбор. Коммуни -

кативные обстоятельства — это такая реальность, в которой я, наученный опытом, выбираю

значения. Подытоживая, скажем, что обстоятельства определяют выбор кода и, следовательно: 1). Ситуация меняет смысл сообщения (красный флажок на пляже и красный флаг на площади —

вещи разные; нервюры церкви На Автостраде имеют смысл мистического возвышения, в то время

как в каком-нибудь промышленном сооружении они выражали бы идею функционализма и

технического прогресса).

2). Ситуация меняет функцию сообщения : запретительный знак на шоссе много более

эмоционален и настоятелен, чем тот же знак на дорожках в местах парковки.

3). Ситуация меняет информативную нагрузку сообщения (череп и кости на флаконе значат не

вполне то, что тот же знак на униформе; но на шкафу, находящемся под напряжением, он более

предсказуем и избыточен, чем на бутылочке, которую я вдруг обнаруживаю на кухонной полке).

www.koob.ru

Короче говоря, непреложная реальность конкретных коммуникативных обстоятельств решающим

образом влияет на семиотический универсум культурных конвенций, она укореняет в

повседневной

50 О функциях сообщения речь пойдет в А 3 1 2

71

жизни сугубо теоретический мир абстрактных кодов и сообщений, подпитывая холодную

отстраненность и самодостаточность семиотических смыслов жизненными соками природы, общества, истории.

VI.3.

Если благодаря контексту и конкретной коммуникативной ситуации амплитуда смысловых

колебаний сокращается и фактически может быть исчерпана основным денотативным кодом, то на

уровне коннотаций колебания осуществляются в очень широком спектре. Сюда же относятся

колебания в смысле, которые всякому знакомы не только по чтению поэтических текстов, всегда

богатых коннотациями, но и по самому обычному общению. Смелая, хотя и устоявшаяся

метафора, ирония, аллюзия, развернутое сравнение — все это усложняет общение и может

привести к непониманию. Возьмем, например, такое высказывание: "Рабочим следует быть на

месте". Для тех, кто знает итальянский, основной (денотативный) смысл у него один. Но язык не

говорит о том, какое место имеется в виду. Для того, чтобы расшифровать это сообщение, я

должен использовать коннатативные лексикоды, иначе говоря, припомнить смысл таких

выражений как "находиться на своем месте" или "рабочее место". И я понимаю, что я должен

выбрать один из двух различных коннатативных лексикодов (как мы увидим в А.4), относящихся

к разным культурным ситуациям и идеологическим позициям. Я могу прочитать эту фразу, придав

ей строго охранительное значение: "Рабочим следует быть на месте, которое им от веку отведено, и не пытаться нарушать установленный порядок," или же прочитать ее в ином, революционном

ключе: "Рабочим следует, осуществляя власть диктатуры пролетариата, быть на том месте, которое им предначертано ходом истории".

Так, визуальное сообщение, изображающее негра и белую женщину в интимной ситуации, хотя и

имеет один и тот же смысл как для расиста, так и для сторонника равноправия, тем не менее для

первого будет значить "акт насилия", "нежелательное явление", "недопустимое смешение рас", в

то время как для второго оно будет значить "равенство", "обнадеживающая возможность

сексуального взаимопонимания с представителем другой расы", "любовь, свободную от

предрассудков".

Разумеется, контекст может подчеркнуть те или иные оттенки значения (выражение ужаса на

женском лице), настраивая на тот или иной лексикод, обстоятельства также способны тем или

иным образом ориентировать адресата, например, если сообщение появляется в журнале, исповедующем фанатичный расизм, или, как в нашем случае, на страницах журнала "Эрос", борющегося с сексуальными предрассудками. В противном случае коммуникативный процесс был

бы

72

почти невозможен, хотя обычно коммуникация не вызывает особенных затруднений, но также

часты случаи недопонимания или неверной трактовки.

И стало быть, в той мере, в какой отправитель и получатель сообщения повязаны лексикодами

разной силы и степени обязательности, и в той мере, в какой если не сами коды, то большая часть

их лексикодов не совпадают, сообщение оказывается некой пустой формой, которой могут быть

приписаны самые разнообразные значения .

VII. Сообщение как источник и семиологическая информация

VII.1.

В этом смысле сообщение как значащая форма, которая должна ограничивать информацию (и

будучи набором физических сигналов, она ее ограничивает, поскольку представляет собой резуль -

тат выбора одних, а не других равновероятных символов), поступая из канала связи и

преобразуясь в ту физическую форму, в которой его и опознает адресат, само служит источником

новых сообщений. И тогда оно проявляет те же свойства (но не в той степени), которые отличали

источник, а именно свойства неупорядоченности, двусмысленности, равновероятности. В таком

www.koob.ru

случае можно говорить об информации как возможности выбора на уровне сообщения, ставшего

означающим, когда оно получает истолкование на основе того или иного лексикода и, следовательно, окончательный выбор зависит от адресата.

Эта вторичная информация, источником которой является само сообщение, отличается от

информации источника: если последняя представляет собой физическую, количественно

исчисляемую информацию, то первую следует назвать информацией семиологической, она не

исчисляется с помощью количественных методов, но определима

51 О сообщении (эстетическом) как форме, которую история заполняет с течением времени, см. Roland Barthes, Saggi critici, Torino, 1966; o сообщении как "зиянии" (идея, родоначальник которой — Лакан) см., в

частности, Gerard Genette, Figures, Paris, 1966; о сообщении, которое становится "располагаемым" по мере

включения в сеть массовой коммуникации, см. U. Eco, Per una indagine semiologica sul messaggio televisivo, in

"Rivista di estetica", maggio-agosto 1966; здесь мы, конечно, подчеркиваем "пригодность" сообщения-

означающего: в параграфах, посвященных эстетическому сообщению эта употребимость формы будет

поставлена в зависимость от контекстуальных детерминаций, от "логики означающих"; об этом также см.

Opera aperta, cit., хотя сейчас мы пользуемся более строгой терминологией.

73

Схема 2. Коммуникативный процесс между двумя участниками (людьми)

74

через ряд значений, которые могут возникнуть под воздействием разных кодов. Физическая

информация отражает статистическую равновероятность источника, информация семиологическая

предполагает целый спектр возможных толкований, спектр достаточно широкий, но все же

обозримый. Первая определяется кодом как коррекцией, выполненной в пробабилистских

терминах, вторая есть результат разработки, выбора сообщения-означаемого. Но для обеих

характерно то, что обе они определяются как состояние неупорядоченности в сравнении с

устанавливающимся порядком, как возможность двоичного выбора, совершаемого на основе уже

осуществленного выбора.

Установив, что физическая и семиологическая информация не вполне одно и то же, мы все же не

погрешим против истины, если скажем, что и та и другая могут быть названы "информацией", воплощая состояние свободы, которой еще только предстоит принять на себя какие-то

ограничения 52.

VII.2.

Когда же можно вести речь о семиологической информации и о чем она информирует?

Вернемся к нашей модели и приведем некоторые примеры.

www.koob.ru

1) Адресат, получающий сообщение от источника, вместо одного из возможных сигналов, предусмотренных кодом (см. A I.IV.1.), т. e сигналов ABC, AB или AD, получает какой-то такой

сигнал, который при заданном коде не имеет никакого смысла, скажем, "А-А-В-А-А-С". Если

адресат машина, она никаких из этого выводов не сделает; у нее нет никаких инструкций на этот

счет, и она воспринимает сообщение как шум. Если машина — источник, а адресат — человек, он

52 Мы, таким образом, пытаемся ответить на замечания Эмилио Гаррони, сделанные им по поводу первого

издания "Открытого произведения" и предлагавшегося там понимания "информации", — Emilio Garroni, in La crisi semantica delle arti, Roma, 1964, pagg.233—262 Мы надеемся, что данный пассаж побудит Гаррони

скорректировать свою точку зрения, однако, должны признать, что его замечания помогли прояснить нашу

собственную Нужно отдать должное Гаррони, той проницательности и документированности, которыми

отличается его критика использования термина "информация" как в области общей семантики, так и в

эстетике Прочие замечания по поводу употребления этого термина большей частью недостаточно

мотивированы и слишком эмоциональны, говорят, например, о "слишком вольном понимании теории

информации" или же о "неоправданном вторжении математических методов в сферу эстетического" или даже

— что уж совсем не к лицу — о "тех, кто щеголяет в нарядах Маркова или Шеннона "К несчастью, авторы

этих замечаний ничего не говорят о том, в чем состоит вольность, неопределенность, незаконность и т. д. , так что за тем, что на первый взгляд кажется критикой, обнаруживается глухое раздражение гуманитария, вызванное словами, которые напоминают ему не очень счастливые часы школьного детства

75

также вправе думать о шуме. Но если источник — отправляющий сообщение человек, то его

адресат, усмотрев в данной формулировке какое-то сознательное намерение, задается вопросом, что бы это значило? Форма сообщения представляется ему двусмысленной. До какой степени эта

двусмысленность кажется ему наделенной смыслом, побуждая доискиваться сути? Этот вопрос

составляет проблематику неоднозначных сообщений, а также сообщений, наделенных эстети-

ческой функцией (см. А.З.1.).

2). Неоднозначное сообщение указывает получателю на то, что код может быть применен

необычным образом. И тогда сам код оказывается под вопросом, здесь мы также вторгаемся в

сферу, касающуюся проблематики эстетических сообщений. (см. А.З II 3.)

3). Получив сообщение, как неоднозначное, так и совершенно однозначное, адресат при его

толковании опирается на определенные коды и лексикоды; что служит ему критерием выбора, если не принимать в расчет роли обстоятельств коммуникации, контекста, а также прямых

указаний на код, содержащихся в сообщении? Этот вопрос вводит в проблематику

взаимоотношений между миром знаков и кругозором получателя, между универсумом риторики и

миром идеологий (см. А. 5).

4). Предположим, что поступающее сообщение попеременно принимает вид то "AB", то "AD". Так

как согласно коду AB означает отметку -3 (самый низкий из возможных уровней) и AD — отметку

+3 (самый высокий из возможных уровней), то, стало быть, сообщение указывает на то, что вода в

нашем водохранилище скачет от самого высокого к самому низкому уровню. Если адресат

сообщения машина, она зарегистрирует сообщение и примет меры, в крайнем случае, пытаясь

справиться с такой резко меняющейся ситуацией, она сломается.

Но у машины нет своей точки зрения, она принимает сообщение и действует. И наоборот, если

адресат — человек, то такое поведение воды в водохранилище, противное всем физическим

законам и опыту, приводит в состояние напряжения и нарушает всю систему ожиданий. Понятно, что код допускает возможность обоих сообщений и, следовательно, речь идет не о

неоднозначности его использования, в крайнем случае такое употребление кода можно назвать

если и необычным, то совершенно законным. Под вопросом оказывается в данном случае не код

как система семиологических ожиданий (как это описано в п. 2), но вся совокупность

представлений адресата как целостная система психологических, исторических и научных

ожиданий. И тогда получается, что само применение кода оказывается информативным, но не в

рамках семиотики, а в плане идеологий и самых общих чело-

76

веческих представлений. Это кризис не риторики, а идеологии. Вопрос касается информативности

сообщения, обусловленной не только знаковыми системами, но и внезнаковыми ожиданиями.

Мы рассмотрим эти вопросы в последующих главах. В 3-ей главе (посвященной эстетическому

сообщению) разбираются вопросы, поставленные в п. 1 и 2, 5 глава, посвященная вопросу о

соотношении риторики и идеологии, соответствует п. 3 и 4.

www.koob.ru

3. Эстетическое сообщение

I. Неоднозначное и авторефлексивное сообщение

I.1.

В крочеанской доктрине есть положение, чрезвычайно характерное для всей эстетики выражения, которая вместо исследования природы поэтического текста занимается красочным описанием впе-

чатлений от него. Это учение о космичности искусства. Согласно этому учению, в каждом

поэтическом образе оживает жизнь в ее целостности. Частица живет жизнью целого, а целое

свидетельствует о себе в частице: "всякое подлинное произведение искусства содержит в себе

целый мир, мир является в конкретной форме, и конкретная форма являет собой целый мир. В

каждом слове поэта, в каждом творении его воображения — все судьбы людские, все надежды, чаяния, скорби, радости, все величие и ничтожество человека; вся драма сущего со всеми ее

горестями и упованиями в непрестанном становлении"53.

Впрочем, следует отметить, что каким бы невнятным и недостаточным ни было это определение

воздействия искусства, оно все же в чем-то созвучно тем переживаниям, которые у нас возникают

при встрече с произведением искусства. И хорошо бы разобраться, не способна ли семиотика с ее

точным описанием коммуникативного процесса лучше разъяснить, что при этом происходит.

I.2.

Обратимся же к известной классификации функций сообщения, предложенной Р. О. Якобсоном и

принятой среди семиотиков 54. Сообщение может принимать на себя одну или более следующих

функций:

а) референтивную: сообщение обозначает реальные вещи, включая культурные явления; следовательно, референтивным будет такое сообщение: "Это стол", но также и такое:

"Существование Бога, по Канту, постулат практического разума"; б) эмотивную: сообщение имеет целью вызвать эмоциональную реакцию. Например:

"Внимание!", "Дурак!", "Я тебя люблю";

53 Croce В. Breviario di estetica. P. 134. См. также "Открытое произведение", глава II.

54 Saggi di linguistica generale, cit.; Якобсон Р. Лингвистика и поэтика. — В кн : Структурализм "за" и "против".

М , 1975; см. также: Якобсон Р. Избранные работы. М., 1985. С. 326.

78

в) повелительную: сообщение представляет собой приказ, повеление: "Сделай это!"; г) фатическую: кажется, что сообщение выражает или вызывает какие-то чувства, но на самом

деле оно стремится подтвердить, удостоверить сам факт коммуникации. Таковы реплики

"Хорошо", "Верно", которые мы произносим в телефонном разговоре, а также большая часть

формул этикета, приветствий и пожеланий 55;

д) металингвистическую: предметом сообщения является другое сообщение. Например:

«Сообщение "Как дела?" — это сообщение с фатической функцией» 56; е) эстетическую: сообщение обретает эстетическую функцию, когда оно построено так, что

оказывается неоднозначным и направлено на самое себя, т. e. стремится привлечь внимание

адресата к тому, как оно построено.

Все эти функции могут сосуществовать в одном сообщении, и обычно в повседневном языке все

они переплетаются, при том что какая-то одна оказывается доминирующей57 .

I.3.

Сообщение с эстетической функцией оказывается неоднозначным прежде всего по отношению к той

системе ожиданий, которая и есть код.

Полностью неоднозначное сообщение предельно информативно, потому что побуждает меня ко

всевозможным его толкованиям. В то же время оно граничит с шумом и может свестись к чистой

неупорядоченности. Плодотворной неоднозначностью может считаться такая неоднозначность, которая, привлекая мое внимание, побуждает к усилию интерпретации, помогая подобрать ключ к

пониманию, обнаружить в этом кажущемся беспорядке порядок, более сложный и совершенный, чем тот, что характерен для избыточных сообщений .

55 Об интерпретации фатического дискурса в терминах теории игры и психологии деятельности см. Eric Berne, Л che gioco giochiamo, Milano, 1967.

www.koob.ru

56 Во всех исследованиях, ведущихся в русле логического позитивизма от Карнапа до Тарского и от

Витгенштейна до Рассела, особое значение приобретает металингвистическая функция сообщения.

Познакомиться с вопросом можно в следующих работах: Iulius R. Weinberg; Introduzione al positivismo logico, Torino, 1950; a также AAVV, Neopositivismo e unità della scienza. Milano, 1958.

57 Можно было бы рассмотреть столь сложное художественное произведение, как "Божественная комедия", выделив в нем различные взаимопересекающиеся функции языка: Дате рассказывает о чем-то (референция) с намерением вызвать сочувствие у читателей и подтолкнуть их к определенным решениям, поддерживая с

ними вербальный контакт с помощью обращений, а также разъясняя смысл того, что он хочет сказать, и

выстраивая все сообщение на базе эстетической функции.

58 Речь идет о проблеме окраски шумов, т. e. о внесении минимального порядка в беспорядок с тем, чтобы

сделать его сообщаемым; этим вопросом занимался Моль (см. "Открытое произведение", гл. III).

79

С эстетическим сообщением происходит то же самое, что с фабулой античной трагедии, — так, как ее описывает аристотелевская поэтика: фабула должна поражать, должно случаться что-то

такое, что превосходит общие ожидания, что-то, что противоречит общему мнению (παρά την

δόξαν); но для того чтобы зрители могли понять, что же все-таки происходит, это событие, несмотря на всю свою невероятность, должно выглядеть вполне достоверным, правдоподобным, быть κατά τό εικός 59. То, что сын, проведший много лет на войне, возвратившись домой, по

наущению сестры намеревается убить мать, поражает и кажется неправдоподобным, (и перед

лицом событий, противоречащих всем ожиданиям, зритель, осознавший всю двусмысленность

создавшейся ситуации, переживает исключительное напряжение); но чтобы все это не казалось

чистым сумасбродством, нужно какое-то оправдание: сын хочет убить мать за то, что она убедила

любовника убить мужа.

Накопившееся напряжение, связанное с нагромождением ужасных событий, доходящих до

совершенной невероятности, требует развязки, которая бы его сняла. Информация получается в

результате того, что пришедшее решение, развязка преобразует исходно двусмысленную,

"открытую" ситуацию во вполне определенную.

I.4.

Если все это так, то неоднозначные высказывания приобретают особое значение для

коммуникации. Такое сообщение, как "Поезд прибывает в 18 часов к третьей платформе", отвечая

своей референтивной функции, смещает внимание на контекстуальное значение слов и с них — на

референт, мы покидаем мир знаков, поскольку знак использован: он исчерпал себя в ряде

последовательных действий адресата, для чего и был предназначен.

Но сообщение, которое оставляет меня в недоумении, побуждая задаваться вопросом, а что бы это

значило, в то время как в тумане начинает вырисовываться что-то такое, что, в конечном счете, на -

правляет меня куда надо, к верной расшифровке, — это такое сообщение, на которое я смотрю, соображая, как оно устроено. И разбираться с тем, как оно устроено, меня побуждает именно

неоднозначность

59 Аристотель. Поэтика. 1452 а; см. также Luigi Pareyson,Il verisimile nella poetica di Aristotele, Torino, 1950

(ныне в L'Estetica e i suoi problemi, Milano, 1961); Guido Morpurgo Tagliabue, Aristotelismo e Barocco, in

"Retorica e Barocco, Roma, 1955; Galvano Della Volpe, Poetica del Cinquecento, Bari, 1954.

80

сообщения или так называемая авторефлексивность, которая может быть охарактеризована

следующим образом:

1) Только в контекстуальных взаимоотношениях обретают означающие свои значения; именно и

только в контексте оживают они, то проясняясь, то затуманиваясь; отсылая к какому-то значению, которое — и так бывает сплошь и рядом — оказывается не последним, предполагая очередной

выбор 60. Если я меняю что-то одно в контексте, все остальное приходит в движение.

2) Материя, из которой состоят означающие, представляется небезразличной к означаемым, а

равно и к контекстуальным взаимоотношениям; так, рифма укрепляет созвучием

взаимоотношения двух связанных значениями слов; создается впечатление, что звучание вос-

производит искомый смысл на манер ономатопеи. Весь физический состав означающих, облеченный в определенные последовательности и отношения, претворяется в ритм, звуковой или

визуальный, далеко небезразличный к значениям: когда я, описывая какое-то шествие, прибегаю к

такой риторической фигуре, как анафора, и говорю "Идут всадники, идут пешие воины, идут

знаменосцы", идеи и означающие, образуя параллельные ряды, складываются в гомологическую

структуру, соответствующую порядку прохождения участников шествия; я применяю код

www.koob.ru

нестандартным образом, и это нестандартное использование подчеркивает интимный характер

связи между референтом, означаемым и означающим 61.

3) Сообщение вводит в игру различные уровни реальности: физический, вещественный уровень, уровень той материи, из которой состоят означающие; уровень различий, дифференциальных

признаков озна-

60 О роли контекста в устранении многозначности знаков (однако здесь понятие "однозначности" только по

видимости оказывается противоположным понятиям "информация" и "полисемия") см. Galvano Della Volpe, Critica del Gusto, Milano, 1960 (Делла Вольпе, Гальвано. Критика вкуса. М., 1979).

61 Анализируя рифму, Якобсон неизменно подчеркивает ее роль как фактора установления отношений, благодаря которому "звуковое соответствие, будучи спроецированным на последовательность в качестве ее

конститутивного начала, обязательно подразумевает смысловое соответствие (Saggi, cit, pagg. 206) и, стало

быть, сводит к отношениям также и то, что многие склонны считать, даже занимаясь структурной семантикой,

"экспрессивными знаками". См. С. Barghini, Natura dei segni fisiognomia, in "Nuova Corrente", 31, 1963, a также

Piero Rafia, Estetica semiologica, linguistica e critica letteraria, ibidem, 36, 1965. В связи со структурным

анализом поэзии см. R. Jakobson-C. Lévi-Strauss, "Les Chais" de Charles Baudelaire, опубл. в "L'Homme" январь

1962; Samuel R. Levin, Linguistic Structures in Poetry, The Hague, 1962, Seymour Chatman, On the Theory of Literary Style, in "Linguistics", 27; Nicolas Ruwet, L'analyse structurale de la poésie, in "Linguistics", 2; Analyse structurale d'un poème français, in "Linguistics", 3; Sur un vers de Ch. Baudelaire, in "Linguistics", 17.

81

чающих; уровень означаемых, уровень различных коннотаций, уровень психологических, логических, научных ожиданий, и на всех этих уровнях устанавливается некое соответствие так, словно все они структурированы на основе одного и того же кода.

I.5.

И здесь мы подходим к самой сути эстетического феномена, который можно обнаружить и там, где он едва заметен, там, где сообщение, не претендуя на роль произведения искусства (сложной

системы, в которой эстетическая функция доминирует на всех уровнях), уже в какой-то степени

ориентировано на эстетическую функцию. Для этих случаев сохраняет свою актуальность и

значимость тот разбор, которому подверг Р. О. Якобсон лозунг предвыборной компании "I Like Ike" (Мне нравится Айк — имеется в виду Эйзенхауэр), где он отмечает, что "лозунг состоит из

трех односложных слов и трех дифтонгов, [ау], за каждым из которых симметрично следует

согласный [... 1... k ...k]. Расположение трех слов вводит вариацию: отсутствие согласного в

первом слове, два обрамляют дифтонг во втором, и третье слово заканчивается согласным... Оба

окончания трехсложной формы I like/ Ike рифмуются между собой, второе из двух рифмующихся

слов полностью включено в первое (эхо-рифма): [layk] — [ayk] — паронимическая аттракция, долженствующая изображать полную поглощенность чувством восторга перед Айком. Оба

окончания составляют аллитерацию, и первое из двух соотнесенных таким способом слов

включено во второе: [ау] — [Ayk], паронимический образ влюбленного, растворившегося в

объекте обожания. Вторичная поэтическая функция этого лозунга , используемого в

предвыборной кампании, усиливает его выразительность и эффективность"62.

Этот анализ Якобсона указывает направление, в котором должно развиваться семиотическое

исследование поэтического сообщения. Само собой разумеется, что по мере того как сообщение

усложняется, а его эстетическая нагрузка возрастает, анализ предполагает все большую

углубленность и детализацию на разных уровнях. Например, в таком эстетическом сообщении, как знаменитая фраза Гертруды Стайн: "a rose is a rose is a rose is a rose" ("Роза это роза, это роза, это роза"), мы можем отметить:

1) Несомненно необычное использование кода. Как раз из-за избыточности на уровне

означающих сообщение оказывается неоднозначным, избыточность является причиной

информационного напряжения;

62 Jakobson, op. cit. pag. 191.

82

2) сообщение оказывается избыточным также на уровне денотативных означаемых: трудно

вообразить себе более безошибочное утверждение, принцип тождества (минимум денотации —

репрезентамен самого себя представительствует) так вызывающе очевиден, что поневоле

закрадывается подозрение, а всегда ли роза это та же самая роза?

3) дополнительная информация возникает на уровне лексикодов, связанных со всякого рода

научными и философскими дефинициями, мы привыкли к тому, что определения строятся не так, неожиданность данного определения едва ли не препятствует его пониманию; 4) дополнительная информация возникает на уровне лексикодов аллегорического и мистического

www.koob.ru

характера: имеется в виду набор ожиданий историко-литературного порядка, в которых "роза"

всегда несла весомую символическую нагрузку, — на нее намекают, чтобы тут же отсечь; 5) дополнительная информация возникает на уровне лексикодов, связанных со стилем, т. e. с

устоявшейся, почти нормативной системой ожиданий, сложившейся в результате чтения поэзии: мы привыкли к метафорическому использованию слова "роза" как обозначению красоты и т. п.

Даже беглое рассмотрение показывает, как складываются взаимоотношения информации и

избыточности на разных уровнях сообщений такого типа.

I.6.

Обобщая и несколько перестраивая классификацию, предложенную Максом Бензе, скажем, что в

эстетическом сообщении можно выделить следующие информационные уровни:

а) уровень физических носителей: в речи это тон, модуляции голоса, особенности произношения; в языке зрительных образов это цвета, фактура; в музыкальном языке это тембры, частоты, музыкальные интервалы и т. д.

б) уровень дифференциальных элементов, вычленяемых на парадигматической оси: фонемы, уподобления, расподобления, ритмы, метр, позиционные отношения, язык топологии и т. д.; в) уровень синтагматических связей: грамматических, пропорций, перспективы, музыкальных

интервалов и т. д.;

г) уровень денотативных значений: соответствующие коды и лексикоды; д) уровень коннотативных значений: риторики, стилистические лексикоды, совокупность

изобразительных приемов, крупные синтагматические блоки и т. д.;

е) уровень идеологических ожиданий (уровень глобальных соотнесений, см. А. 5).

83

Но Бензе ведет речь о некой глобальной "эстетической информации", которая не связывается ни с

каким уровнем в отдельности, но только со всей их совокупностью, которую он называет "co-

реальность". Бензе эта "сореальность" представляется ситуацией некой общей контекстуальной

невероятности произведения по отношению к фундирующим его кодам и к ситуации

равновероятности, на которую они наслаиваются, но часто этот термин из-за гегельянской выучки

его изобретателя приобретает идеалистическую окраску. И тогда "сореальность" обозначает

какую-то "сущность" — т. e. не что иное, как Красоту, которая проявляется в сообщении, но

неопределима в понятиях. В строго семиотическом исследовании такой подход нам не кажется

приемлемым, и поэтому мы будем говорить только об эстетическом идиолекте.

II. Идиолект произведения искусства

Продолжим наши исследования поэтической функции и покажем, как по мере усложнения

сообщения авторефлексивность (направленность на самое себя) находит свое выражение в

изоморфизме всех уровней сообщения. Уподобления и расподобления ритмического порядка

перекликаются с уподоблением и расподоблением на коннотативном, денотативном и т. д.

уровнях. Не означает ли известное положение эстетики о единстве формы и содержания в

искусстве совпадения всех структурных уровней по рисунку структуры? Складывается что-то

вроде сети изоморфных соответствий, которая и составляет специфический код данного

произведения, совокупность тончайше выверенных операций, направленных на дестабилизацию

основного кода и созидания ситуации неоднозначности на всех уровнях. Если эстетическое

сообщение всегда осуществляется, как полагает художественная критика, с нарушениями нормы

63 , и это нарушение представляет собой не что иное, как расшатывание основного кода, то расша-

тывание это происходит на всех уровнях по единому правилу. Это

63 Об этом понятии и вытекающих отсюда широких возможностях стилистического анализа см работы Лео

Шпитцера, в частности Critica stilistica e semantica storica, Bari, 1966, a также проницательный анализ данного

вопроса, содержащийся в Proust e altri saggi di letteratura francese, Torino, 1959 Вся замечательная традиция

стилистической критики (мы имеем в виду, по крайней мере, самые крупные имена Eric Auerbach, Mimesis, Torino, 1956 (Ауэрбах Э Мимесис М , 1956), William Empson, Sette tipi di ambiguità, Torino, 1965, Damaso Alonso, Saggio di metodo e limiti stilistici, Bologna, 1965, Benvenuto Terracini, Analisi stilistica, Milano, 1966), может оказаться весьма полезной для структурно-семиотического изучения произведений искусства

84

правило, этот код произведения по сути и есть идиолект, определяемый, как известно, как

особенный, неповторимый код говорящего, фактически же этот идиолект рождает множество

имитаций, определенную манеру, стилистический прием и в конце концов новую норму, как

свидетельствует вся история искусства и культуры.

www.koob.ru

Когда эстетика утверждает, что целостный облик произведения искусства можно угадать даже в

том случае, когда оно неполно, разрушено, попорчено временем, это объясняется тем, что код

сохранившихся слоев произведения позволяет восстанавливать код отсутствующих частей, провидя их . В конечном счете искусство реставрации состоит в том, чтобы из уцелевших частей

сообщения дедуцировать недостающие. Само по себе это представляется невозможным, ведь

восстановлению подлежат те части, при создании которых художник выходил за рамки традиций, навыков, технических приемов своего времени (если он не чистый эпигон): но реставратор, как и

критик, музыкальный исполнитель, тем и занимается, что выявляет скрытое правило произведения

искусства, его идиолект, тот структурный рисунок, который проступает на всех уровнях 65.

II.2.

Может показаться, что понятие идиолекта противоречит идее неоднозначности сообщения.

Неоднозначное сообщение располагает меня к перебиранию возможностей его интерпретации.

Каждое означающее обрастает новыми смыслами, более или менее точными, уже благодаря не

основному коду, который нарушается, но организующему контекст идиолекту, а также благодаря

другим означающим, которые, пересекаясь, оказывают друг другу ту поддержку, которой им не

предоставляет основной код. Так, произведение безостановочно преобразует денотации в

коннотации, заставляя значения играть роль означающих новых означаемых.

64 См Luigi Pareyson, Estetica, Bologna, 2a ed , 1959, в частности, главу "Целостность произведения искусства

— Части и целое".

65 Здесь уместно вспомнить о понимании стиля как способа формосозидания (см Pareyson, Estetica, cit ) О

лингво-семиотическом рассмотрении вопросов стиля см I A Richards, R М Dorson, Sol Saporta, D Н Hymes, S

Chatman, T A Sebeok, in AAVV, Style and Language, M I. T , 1960, См также Lubomir Dolezel, Vers la stylistique structurale, in "Travaux linguistique de Prague", 1 1966, Toma Pavel, Notes pour une description structurale de la métaphore poétique, in "Cahiers de ling théorique et appliquée", Bucarest, 1, 1962, Cesare Segre, La synthuse stylistique, in "Information sur les sciences sociales", VI, 5, A Зарецкий Образ как информация "Вопросы

литературы", 2,1963 О произведении как системе систем René Wellek, Austin Warren, Teoria della letteratura Bologna, 1956, и (под ред. Ц.Тодорова) AAVV, Theorie de la littérature, Paris, 1965

85

Процесс дешифровки нескончаем, и мы склонны считать, что все, что мы видим в произведении, в

нем действительно есть. Нам кажется, что сообщение "выражает" все те всевозможные смыслы, чувства и инстинктивные движения, что пробудила в нас неоднозначная и авторефлексивная

структура сообщения.

Но если сообщение-произведение, распахивая перед нами веер коннотаций, позволяет нам увидеть

в нем все то, чем мы сами благодаря его структуре его же и наделили, то не апория ли это? С

одной стороны, перед нами сообщение, структура которого обеспечивает возможность

бесчисленных прочтений; с другой, это прочтение до такой степени свободно, что не позволяет

формализовать структуру сообщения.

Тут-то и возникают две проблемы, которые можно рассматривать порознь, и в тоже время они

тесно связаны между собой:

а) эстетическая коммуникация — это опыт такой коммуникации, который не поддается ни

количественному исчислению, ни структурной систематизации;

б) и все же за этим опытом стоит что-то такое, что несомненно должно обладать структурой, причем на всех своих уровнях, иначе это была бы не коммуникация, но чисто рефлекторная

реакция на стимул.

И тогда мы имеем дело, с одной стороны, со структурной моделью функционирования знака в

процессе потребления, с другой, со структурой сообщения, которая прослеживается на всех его

уровнях.

II.3.

Рассмотрим первый пункт (а). Очевидно, что когда мы смотрим на дворец эпохи Возрождения с

фасадом из ограненного камня, он представляется нам чем-то большим, чем его архитектоника, пропорции, общий вид фасада; сама бугристая фактура материала, который так и хочется

потрогать, пополняет наше восприятие чем-то таким, что не поддается окончательной и точной

формулировке. С этим связана возможность определения структуры произведения в понятиях

системы пространственных отношений, воплощенных в данном случае в ограненном камне.

Причем анализу подлежит не какой-то отдельный камень, но связи между общей системой про-

странственных отношений и фактурой ограненного камня; только учет этих связей поможет в

www.koob.ru

дальнейшем наиболее полно выявить и описать картину структурных зависимостей, обнаруживая, таким образом, уникальный код произведения, при том что в принципе отдельные камни

взаимозаменяемы и какие-то незначительные изменения в фактуре не влияют на характер целого.

86

Однако, разглядывая камень, трогая его, я испытываю непередаваемые ощущения, которые

составляют часть моего восприятия дворца. Уникальность этих восприятий предусматривается

самим контекстом неоднозначного сообщения, которое является авторефлексивным в той мере, в

какой я могу считать его формой, обеспечивающей возможность разных индивидуальных

восприятий. Но в любом случае произведение искусства интересует семиологию только как сооб-

щение-источник и, стало быть, как код-идиолект, как исходный пункт для ряда возможных

интерпретирующих выборов: произведение как индивидуальный опыт умопостигаемо, но не

исчисляемо,

Следовательно, феномен, который мы позволили себе назвать здесь "эстетической информацией", есть не что иное, как ряд возможных интерпретаций, не улавливаемых никакой теорией

коммуникации. Семиология и любая эстетика семиологического толка всегда в состоянии

сказать, чем может стать произведение, но никогда, чем оно стало. То, чем стало произведение, лучше всего может сказать критика как рассказ об опыте индивидуального прочтения.

II.4.

Переходим ко второму пункту (б). Сказать, что свободное толкование сообщения, обусловленное

определенным набором коннотаций, связано с наличием в нем каких-то "экспрессивных" знаков 66, означает всего лишь сведение вопроса "б" к вопросу "а".

Нам уже известно, что эстетическое сообщение открыто разнообразным наслаивающимся друг на

друга толкованиям. Вполне представима эстетика, которая дальше такого признания не пойдет, и в

какой-нибудь философской эстетике такое утверждение может считаться пределом ее

теоретических возможностей. Затем приходит черед ложных нормативных эстетик, предписывающих искусству, что и как оно должно делать — отражать, выражать, учить и т. д. 67

Однако, занимаясь семиотическим анализом эстетического сообщения, следует гово-

66 Разумеется, мы не имеем в виду т н эстетику выражения, но именно эстетики семиотического толка, в

которых проблема экспрессивности не находит решения. Например, вся моррисовская эстетика, основываясь

на идее иконичности эстетического знака, на том и останавливается Наряду с ук. соч. см. также Труды Ч

Морриса по семиотической эстетике в "Nuova Corrente", 4—43.1967. См также Piero Raffa, A vanguardia e realismo, Milano, 1967, в частности последнюю главу, его же Per una fondazione dell'estetica semantica, in

"Nuova Corrente" 28— 29, 1963, там же A Kaplan Il significato riferitivo nelle arti, и ответ Э. Гаррони "Estetica antispeculativa" ed "estetica semantica", там же, n 34, 1964

67 См нашу статью 11 problema di una definizione generale dell'arte ("Rivista di estetica", май 1963), в которой

рассматриваются взгляды Л Парейсона и Д. Формаджо, каждый на свой лад спорит с нормативной эстетикой

О границах "научности" философской эстетики см U. Eco, La definizione dell'arte, Milano, 1968

87

рить не об "экспрессивных" приемах, но о возможностях коммуникации, связанных с кодом, его

соблюдением или нарушениями. В ином случае приходится различать семантическую

информацию и "эстетическую информацию" .

Первая может быть представлена как система отношений, не зависящая от какого-то конкретного

физического носителя, вторая же, напротив, укоренена в определенном материале, небезразличном к самой информации. Конечно, наличие уровней, которые Бензе называет

сенсорными, сказывается на структурировании всех прочих уровней, определяя их

коммуникативные возможности, но проблема в том и состоит, чтобы выяснить, можно ли также

и применительно к этим уровням говорить о существовании кода. Итак, понятие эстетического

идиолекта, предполагающее, что сообщение с эстетической функцией представляет собой некую

форму, в которой различные уровни означаемого не могут быть оторваны от уровня физических

носителей, собственно говоря, и подразумевает изоморфность структуры всех уровней сообщения.

Такая структура могла бы служить для определения через оппозиции также и материальных

элементов произведения.

Речь идет не только о том (как это было в A.3.I.6.), что в произведении искусства устанавливается

некая связь между уровнями значений и явленностью материальных элементов. Речь идет о том, чтобы и эту еще сырую материю по возможности структурировать. Редуцируя также и ее к

системе отношений, нам удается обойтись без сомнительного понятия "эстетической

информации".

www.koob.ru

III. Кодифицируемость уровней

III.1.

Пока рассматривается уровень исключительно физических компонентов, вопрос, по-видимому, поддается решению. Бензе сам в своей эстетике приводит ряд формул (исходя из формулы меры

эсте-

68 Такова позиция А. Моля, Abraham Moles, Analisi delle strutture del linguaggio poetico, in "Il Verri", 14; a также

в цит. Теория информации и эстетическое воспитание. М., 1966. В Opera aperta, cit., мы приняли это

различение чтобы описать то сложное чувство удовольствия, связанное с выбросом информации, осуществляющимся на разных уровнях произведения, и тем не менее, используемое выражение не более чем

метафора. Эстетического удовольствия, которое, разумеется, нельзя сбрасывать со счетов, семиотический

инструментарий не улавливает, как было показано в А.3.II.3. Критику понятия "эстетическая информация" и

обзор различных точек зрения на применимость теории информации в эстетике см. Gianni Scalia, Ipotesi per una teoria informazionale e semantica della letteratura, in "Nuova Corrente", 28—29, 1963. Отметим, что многие

из критических замечаний этого автора дельны, по крайней мере в той части, где фиксируются расхождения

между этой книгой и "Открытым произведением".

88

тической информации, выведенной Биркхоффом как отношения между порядком и сложностью 69, с помощью которых измеряются дистрибуция и упорядоченность физических феноменов. Этому

же типу исследований принадлежат попытки статистически проанализировать сигнал, выявляя

соотношение различных его компонентов, например, в визуальном сообщении между линиями, точками, пустотами, между всеми теми элементами, которые сами по себе знаками еще не

являются, но анализируются и воспроизводятся с помощью электронных устройств; сигналами, которые в словесном сообщении представлены последовательностями букв, спецификой звучания, ударениями, ритмами, цезурами и т. п., также статистически анализируемыми; а в музыкальном

сообщении являются частотами, длительностями, интервалами и могут быть изображены

осцилографом в виде линий 70.

Но что прикажете делать с тем, что привычно считается неуловимым, со всеми этими

колористическими нюансами, интенсивностью цвета, пастозной техникой и лессировками, разнообразием фактуры, синестезическими ассоциациями, явлениями, которые в словесном языке

еще не наделены значением и имеют эмотивную функцию, т. e. суперсегментными элементами,