полную реструктурацию риторик и идеологий того времени. Тогда как ныне энергия такого рода
открытий и переоценок растрачивается на поверхности, не затрагивая культурных основ, но
напротив, само стремление к открыванию выливается в созидание некой риторической техники, сильно формализованной, находящей себе опору в стабильной идеологии свободного рынка и
обмена культурными ценностями.
224
Наша эпоха это не только эпоха забвения, но и эпоха восстановления памяти. Но приятие и
отвержение, систола и диастола нашей памяти, не переворачивают основ культуры. Воскрешение
забытых риторик и идеологий в итоге представляет собой налаживание огромной машины
риторики, которая соозначает и управляется одной и той же идеологией, а именно идеологией
www.koob.ru
"современности", которая может быть охарактеризована толерантным отношением к ценностям
прошлого.
Это достаточно гибкая идеология, позволяющая прочитывать самые разнообразные формы, не
заражаясь при этом какой-либо идеологией конкретно, но воспринимая все идеологии дней
минувших как шифр к прочтению, которое фактически уже больше не информирует, потому что
все значения уже усвоены, предсказаны, апробированы.
III.4.
Мы уже видели: история с ее жизнестойкостью и прожорливостью опустошает и вновь наполняет
формы, лишает их значения и наполняет новыми смыслами, и перед лицом этой неизбежности не
остается ничего другого, как довериться интуиции групп и культур, способных шаг за шагом
восстанавливать значащие формы и системы. И все же испытываешь какую-то печаль, когда
понимаешь, какие великие формы утратили для нас свою исконную мощную способность
означивать и предстают слишком громоздкими и усложненными относительно тех вялых
значений, которыми мы их наделяем, и той незначительной информациии, которую мы из них
вычитываем. Жизнь форм кипит в этих огромных пустотах смысла или огромных вместилищах
слишком маленького смысла, слишком маленького для этих огромных тел, о которых мы судим с
помощью несоразмерных им понятий, в лучшем случае, опираясь на коды обогащения, никого, впрочем, не обогащающие (тогда-то и рождается та риторика—в дурном смысле слова,—которой
мы обязаны "сорока веками" Наполеона).
В иных случаях — и это характерно для наших дней — вторичные функции потребляются легче
первичной, известные подкоды отмирают быстрее, чем меняются идеологические позиции, а
также базовые коды. Это случай автомобиля, который еще передвигается, но чья форма уже не
коннотирует скорость, комфорт, престижность. Тогда приходится заниматься styling, или
перепроектировкой внешнего вида при сохранении функций, все это для того, чтобы сообщить
новые коннотации (в соответствии с поверхностными идеологическими веяниями) неизменному
денотату, который столь же неизменен, сколь неизменны глубинные основы культуры, базирующейся на производстве механизмов и их эффективном использовании.
225
Наше время, которое с головокружительной быстротой наполняет формы новыми значениями и
опустошает их, пересотворяет коды и отправляет их в небытие, представляет собой не что иное, как
растянутую во времени операцию styling. Восстановимы — и вполне филологически корректно —
почти все коннотативные субкоды такого сообщения, как "стол в монастырской трапезной", к ним
присоединяются дополнительные коды обогащения, происходят семантические слияния, стол
помещается в несвойственный ему контекст, в другую обстановку, отправляется в небытие главная
коннотация, сопутствующая монастырскому столу, — простая пища, утрачивается его первичная
функция — принимать пищу в простоте и строгости. Монастырский стол есть, но идеология
принятия пищи утрачена.
Таким образом, мы возвращаемся к тому, о чем говорилось в В.3.III.1.: "филологические" склонности
нашего времени помогают восстановлению форм, лишая их весомости. И возможно, это явление
следует соотнести с тем, что Ницше называл "болеть историей ", понимая болезнь как избыток
культурной осведомленности, не претворяющейся в новое качество и действующей на манер
наркотика.
И стало быть, чтобы смена риторик могла поистине означать обновление самих основ идеологии, не
следует искать выхода в нескончаемом открывании забытых форм и забывании открытых, оперируя
всегда уже готовыми формами, столь ценимыми в мире моды, коммерции, игр и развлечений (вовсе
необязательно дурных, разве плохо сосать карамельку или читать на ночь книжку, чтобы поскорее
уснуть?). Дело в другом. Ныне уже все осознают, что сообщения быстро теряют смысл, равно как и
обретают новый (неважно, ложный или истинный: узус узаконивает разные стадии этого цикла; если
бы казакам пришло в голову поить своих лошадей из кропильниц собора Св. Петра, несомненно, это
был бы случай, подпадающий под п. 5 нашей таблицы, — подмена первичной функции, обогащение и
подмена вторичных функций; но для казачьего атамана он явился бы вполне естественной
ресемантизацией, тогда как ризничий собора несомненно оценил бы его как кощунство. Кто из них
прав — предоставим судить истории), как бы то ни было, с того момента когда создатель предметов
потребления начинает догадываться о том, что, созидая означающие, он не в состоянии предусмотреть
появления тех или иных значений, ибо история может их изменить, в тот миг когда проектировщик
начинает замечать возможное расхождение означающих и означаемых, скрытую работу механизмов
подмены значений, перед ним встает задача проектирования предметов, чьи первичные функции были
www.koob.ru
бы варьирующимися, а вторичные — "открытыми".
226
Сказанное означает, что предмет потребления не будет в одночасье потреблен и похоронен и не
станет жертвой восстановительных манипуляций, но явится стимулом, будет информировать о
собственных возможностях адаптации в меняющемся мире. Речь идет об операциях, предполагающих ответственное решение, оценку форм и всех их конститутивных элементов, очертаний, которые они могут обрести, а равно и их идеологического обоснования.
Эти способные к изменениям, открытые объекты предполагают, чтобы вместе с изменением
риторического устройства реструктурировалось бы и идеологическое устройство и с изменением
форм потребления менялись бы и формы мышления, способы видения в расширяющемся
контексте человеческой деятельности.
В этой смысле ученая игра в воскрешение значений вещей, вместо того чтобы быть обращенной в
прошлое филологической забавой, подразумевает изобретение новых, а не воскрешение старых
кодов. Прыжок в прошлое оказывается прыжком в будущее. Циклическая ловушка истории
уступает место проектированию будущего .
Проблема такова: при "возрождении" мертвого города неизбежно восстанавливаются утраченные
риторические коды и канувшая в прошлое идеология, но, как было сказано, игры с возрождением
откры-
13 См. Giulio Carlo Argan, Progetto e destino, Milano, 1965 (в частности, статью под тем же названием, где
обсуждаются вопросы открытости произведения в области архитектурного проектирования). Свое
собственное видение этой "открытости" архитектурных градостроительных объектов предложил Р. Барт в
Semiologia e urbanistica, in "Op. Cit.", 10, 1967. Барт, воспроизводя точку зрения Лакана, разбираемую нами в
Г.5., замечает, что применительно к городу проблема означаемого отходит на второй план по сравнению с
вопросом "дистрибуции означающих". Потому что "в этом усилии освоить город как семантику мы должны
понять игру знаков, понять, что всякий город это структура, и не пытаться заполнить эту структуру". И это по
той причине, что "семиология не предполагает последних значений" и "во всяком культурном, а также
психологическом феномене мы имеем дело с бесконечной цепью метафор, означаемое которых все время
расщепляется или само становится означающим". Разумеется, в случае города мы сталкиваемся с подвижкой
и пополнением значений, но семантика города постигается не тем, кто смотрит на него как на порождающую
означаемые структуру, но тем, кто в нем живет, участвуя в конкретных процессах означивания.
Противопоставлять движению означивания, с учетом которого и проектируется город, свободную игру
означающих значило бы лишить архитектурную деятельность всякого творческого стимула. Ведь если бы
город жил диктатом означающих, говорящих через человека, который был бы их игрушкой, то
проектирование утратило бы всякий смысл, так как тогда во всяком старом городе всегда можно было бы
найти элементы, сочетание которых обеспечило бы самые разнообразные формы жизни. Но проблема
архитектуры как раз в том и состоит, чтобы определить границу, за которой использовавшаяся в прошлом
форма уже не годится для любого типа жизни и вереница архитектурных означающих ассоциируется уже не
со свободой, но. с властью, с определенной идеологией, которая средствами порождаемых ею риторик
закабаляет.
227
вают свободу действий и при этом вовсе не требуют изменения идеологических схем, внутри
которых живешь.
Но если налицо некая новая городская макроструктура, не укладывающаяся в рамки привычных
представлений о городе, и ее надлежит освоить и приспособить к жизни, неизбежно встают два
вопроса: это вопрос о том, как перестроить собственные базовые коды, чтобы сообразить, что
делать, и вопрос о собственных идеологических возможностях, о способности вести себя
принципиально по-иному.
Проектирование новых форм, разработка риторик, которые могли бы обеспечить трансформацию
и перестройку идеологических перспектив, — это совсем не то, что филологические утехи, которым предаются, разыскивая и восстанавливая отмершие формы, с тем чтобы вместить в них
(семантическое слияние) собственные трафареты В одном случае восстанавливаются бывшие в
употреблении формы, в другом — поставляются новые значения формам, рожденным для
преображения, но могущим преобразиться только при том условии, что будет принято решение и
избрано направление преображения.
Так, динамика отмирания и возрождения форм — болезненная и животворная в случае
ренессансного гуманизма, мирно-игровая в современной идеологии либертарианства — открывает
возможность созидания новых риторик, в свою очередь предполагающих изменение
идеологических установок, неустанное творение знаков и контекстов, в которых они обретают
значение.
www.koob.ru
4. Архитектурные коды
I. Что такое код в архитектуре
I.1.
Архитектурный знак с его денотатом и коннотациями, архитектурные коды и возможности их
исторического "прочтения", поведение архитектора в связи с разнообразием прочтений и
превратностями коммуникации, имеющее целью проектирование способных к трансформации
первичных функций и открытых вторичных, естественно, открытых непредсказуемым кодам .. Все
вышеперечисленное предполагает, что нам уже известно, что такое код в архитектуре. Все
было ясно, пока мы говорили о словесной коммуникации: существует язык-код и определенные
коннотативные лексикоды. Когда мы заговорили о визуальных кодах, нам пришлось разграничить
уровни кодификации от иконического до иконологического, но для этого понадобилось внести
целый ряд уточнений в понятие кода и тех типов коммуникации, которые он предусматривает. Мы
также пришли к фундаментальному выводу о том, что элементами артикуляции того или иного
кода могут быть синтагмы кода более аналитического или же синтагмы того или иного кода суть
не что иное, как элементы первого или второго членения кода более синтетического
Говоря об архитектурных кодах, все это следует иметь в виду, потому что иначе мы можем
приписать архитектурному коду артикуляции, свойственные более аналитическим кодам.
I.2.
Тот, кто занимался архитектурой с точки зрения коммуникации, пересматривая выделенные
архитектурные коды, непременно задастся вопросом, о каких, собственно, кодах идет речь, синтаксических или семантических, иными словами, имеются ли в виду правила артикуляции
означающих независимо от того, какие означаемые могут быть с ними соотнесены, или правила
артикуляции определенных структур означающих, которым уже соответствуют те, а не иные
означаемые. Далее, такие выражения, как "семантика архитектуры", побуждают некоторых видеть
в архитектурном знаке эквивалент слову словесного языка, наделенному точным значением, т e соотносимому с неким референтом, тогда как, нам известно, что код зачастую может
предписывать только правила синтаксической артикуляции
229
Таким образом, следует выяснить, допускает ли архитектура чисто синтаксическую кодификацию
(это необходимо, в частности, для описания объектов, функция которых остается для нас неясной, таких как менгиры, дольмены, Стоунхендж и пр.).
I.3.
Наконец, в архитектуре мы будем отличать коды прочтения (и строительства) от кодов
прочтения и разработки проекта, занимаясь в данном случае правилами прочтения объекта
архитектуры, но не архитектурного проекта. И действительно, коль скоро установлены правила
интерпретации объекта, правила фиксации проекта из них вытекают, будучи конвенциональными
правилами записи некоего языка (точно так транскрипция словесного языка разрабатывается на
основе правил письменной фиксации таких элементов слова, как фонемы и монемы). Это не
означает, что семиология проекта совсем не представляет интереса для исследования, ведь проект
использует разные системы записи (план здания и его разрез кодируются по-разному) 14, кроме
того, в этих разных системах записи одновременно представлены иконические знаки, диаграммы, индексы, символы, квалисигнумы, синсигнумы и т. д., т. e. фактически вся Пирсова классифи-
кация знаков.
I.4.
Когда речь заходит об архитектурных кодах, чаще всего имеют в виду типологические коды
(откровенно семантические), подчеркивая, что в архитектуре есть такие конфигурации, которые
открыто указывают на свое значение: церковь, вокзал и т.д. О типологических кодах нам еще
предстоит вести речь, но совершенно ясно, что они представляют собой только одну, причем
наиболее очевидную, из используемых систем кодификации.
www.koob.ru
I.5.
Пытаясь подальше отойти от столь очевидно историзирующего кода (ясно, что архитектурный
образ церкви обретает конкретные очертания в конкретную историческую эпоху), мы вынуждены
искать базовые составляющие архитектуры, фигуры ее "второго членения" в элементах геометрии
Евклида.
Если архитектура это искусство организации пространства 15, то кодификация архитектурного
пространства может быть той, что раз-
14 При неправильном применении кода можно перепутать план с разрезом и наоборот, см на этот счет
забавные случаи, описанные у Кенига, Koenig, invecchiamento dell'architettura moderna, Firenze, 2a ed , 1967, pag 107, nota 17 См также Analisi del linguaggio architettonico, cit, capitolo 8
15 Последовательное и документированное углубление в тему см Bruno Zevi, Architettura in Nuce, Venezia—
Roma, 1960, a также более раннее Saper vedere l'architettura, Torino, 948
230
работал Евклид в своей геометрии. В таком случае, единицами первого членения будут
пространственные единицы, или хоремы 16, а единицами второго членения евклидовские stoicheia (элементы классической геометрии), складывающиеся в более или менее сложные синтагмы.
Например, единицами второго членения, лишенными собственного значения, но наделенными
дифференциальным значением, будут: угол, прямая, кривая, единицами же первого членения
будут: квадрат, треугольник, параллелепипед, эллипсис вплоть до более сложных неправильных
фигур, поддающихся описанию с помощью различных уравнений, тогда как совмещение двух
прямоугольников, при котором один помещается внутри другого, будет явно синтагматическим
образованием (например, окно в стене), что же касается более сложных синтагматических
образований, то таковыми можно считать куб (трехмерное пространство) или различные типы
зданий, в основании которых заложена форма греческого креста. Разумеется, соотношение
планиметрии и пространственной геометрии наводит на мысль о возможности выделения единиц
третьего членения. Соответственно подключение неевклидовой геометрии сильно усложнило бы
кодификацию.
Само собой разумеется, геометрический код свойствен не только архитектуре, без него не
обойтись при анализе живописи, причем не только геометрической (Мондриан), но также и
фигуративной, в которой любое изображение в конечном счете может быть сведено к сочетанию, пусть достаточно сложному, элементарных геометрических фигур. Но тот же самый код
используется при письменной фиксации или устном описании геометрических феноменов в ис-
конном смысле понятия (землемерие) и других съемках местности (топографической, геодезической и т. д.). И наконец, в принципе он должен был бы совпасть с гештальт-кодом, основополагающим кодом восприятия элементарных форм. А это значит, что мы имеем дело с
типичным случаем кода, который вырисовывается и обретает очертания, когда мы задаемся целью
описать элементарные единицы (первого и второго членения) какого-то другого "языка", и
способен служить метаязыком для более синтетических кодов.
I.6.
Стало быть, нам следует оставить без внимания такого рода коды, наподобие того как словесный
язык оставляет без внимания возможность описания отдельных фонем в позиционных терминах, 16 От "хора" (пространство, место) О стойхея как элементах пространственных искусств, включая
архитектуру, см наблюдения Мондриана и комментиарий P. Де Фуско, cit, с 143—145
231
свойственных более аналитическому коду, например коду морской сигнализации. Впрочем, не
следует пренебрегать и этой возможностью анализа в тех случаях, когда необходимо соотнести
архитектурный феномен с чем-то, что кодируется по-иному, находя метаязык, пригодный для
описания обоих явлений. Это тот случай, когда нужно подыскать код, предположим, для какого-
нибудь пейзажа, чтобы затем вписать в него соответствующее архитектурное решение. То
обстоятельство, что для выявления структуры пейзажа используют устойчивые элементы
геометрического кода (пирамида, конус и т. д.), указывает на то, что, решая проблему вписывания
архитектурных сооружений в соответствующий контекст, имеет смысл описывать эти сооружения
при помощи того же геометрического кода, используемого как метаязык17. Но тот факт, что
архитектура описываема посредством геометрического кода, вовсе не означает, что
архитектура как таковая базируется на геометрическом коде.
Точно так же, если мы соглашаемся с тем, что идеограмма китайского языка и состоящее из фонем
www.koob.ru
слово итальянского языка при радиопередаче равно могут быть переведены в категории
децибеллов, частот или бороздок на диске, то отсюда вовсе не следует, что китайский и
итальянский языки базируются на одном и том же коде. Отсюда следует лишь то, что при
необходимости перекодировки фонетических явлений в целях передачи и записи, оба языка могут
быть проанализированы в одной системе транскрипции. В конце концов, любое физическое
явление может быть сведено к молекулярному или атомному кодам, но это никоим образом не
отменяет необходимости использовать разные средства при анализе какого-нибудь минерала и
"Джоконды".
Итак, посмотрим, что представляет собой собственно архитектурный код, отталкиваясь от разных
"семантических" или "семиологических" прочтений архитектуры.
II. Классификация архитектурных кодов
II. 1.
На основе вышеизложенного можно составить следующую таблицу:
1. Синтаксические коды:
1. Синтаксические коды: характерен в этом смысле код, отсылающий к технике строительства.
Архитектурная форма может включать:
17 Christian Norberg Schulz, Il paesaggio e l'opera dell'uomo, in "Edilizia moderna", n 87—88 Впрочем, вся уже
упоминавшаяся работа Шульца (Intenzioni in Architettura, cit.) представляется важной для наших
исследований См , в частности, главы о восприятии, символизации и технике
232
балки, потолки, перекрытия, консоли, арки, пилястры, бетонные клетки. Здесь нет ни указания на
функцию, ни отнесения к денотируемому пространству, действует только структурная логика, создающая условия для последующей пространственной денотации. Точно так в других кодах на
уровне второго членения создаются условия для последующего означивания. Так, в музыке
частота характеризует звучание, рождая интервалы, носители музыкальных значений 18.
2. Семантические коды
2. Семантические коды а) артикуляция архитектурных элементов
1) элементов, означающих первичные функции: крыша, балкон, слуховое окно, купол, лестница, окно...
2) элементов, соозначающих вторичные "символические" функции: метопа, фронтон, колонна, тимпан...
3) элементов, означающих функциональное назлачение и соозначающих "идеологию
проживания": салон, часть жилища, где проводится день, проводится ночь, гостиная, столовая,...
б) артикуляция по типам сооружений
1) социальным: больница, дача, школа, замок, дворец, вокзал...
2) пространственным: храм на круглом основании, с основанием в виде греческого креста,
"открытый" план, лабиринт 19 ...
Естественно, перечень может быть продолжен, можно разработать такие типы, как город-сад, город романской планировки и т. д., или использовать недавние разработки, вдохновленные
поэтикой авангарда, который уже создал собственную традицию и стиль.
II.2.
Но всем этим кодификациям свойственно то, что они оформляют уже готовые решения. Иначе
говоря, это кодификации типов сообщения. Код-язык не таков: он придает форму системе
возможных отношений, порождающей бесконечное множество сообщений. И коль скоро это так, представляется невозможным выявить общие идеологические коннотации какого-либо языка.
Язык формирует любые сообщения, соотносимые с самыми разнообразными идеологиями; в
конечном счете, он не есть ни форма классового сознания, ни орудие классовой борьбы, ни
надстройка над каким-либо экономическим базисом 20. С этим вполне можно было бы согласиться, если бы
18 Об этих кодах и последующих см Koenig, op cit. , cap 4, "L'articolazione del linguaggio architettonico", G
Dorfles, Simbolo, comunicazione, consumo, cit., cap V
19 O понятии "тип" помимо работ Дорфлеса и Кенига см "Sul concetto di tipologia architettonica" in G C Argan, Progetto e destino, cit., где обоснованно проводится параллель между типологией в архитектуре и
иконографией и дается определение типа как "проекта формы", близкое нашему определению риторической
www.koob.ru
фигуры как "умышленной неожиданности" (см А 4 II 2 ) См также Sergio Bettini, in "Zodiac" n 5, и Vittorio Gregotti, Il territorio dell'architettura, Milano, 1966
20 Таков известный тезис Сталина, см Сталин И Марксизм и вопросы языкознания М, 1950
233
не существовали исследования, убедительно доказывающие, что сама языковая артикуляция уже
вынуждает говорящего на том или ином языке видеть мир так, а не иначе (и стало быть, язык
предшествует всем возможным идеологическим коннотациям) 21. В любом случае, оставляя в
стороне вопрос об этих глобальных коннотациях, можно было бы определить язык как поле почти
абсолютной свободы, в котором говорящий строит сообщения, отвечающие задаче объяснения
неизвестной ситуации. Напротив, в архитектуре, если ее коды соответствуют указанным нами, складывается другая ситуация.
Если архитектурный код указывает, как следует построить церковь, чтобы она была церковью
(типологический код), то, разумеется, учитывая сложные противоречивые отношения
информативности и избыточности (мы об этом уже говорили), можно попытаться построить
церковь, которая, будучи церковью, отличалась бы от всех до сих пор построенных, обеспечив тем
самым некоторое остранение ситуации, но это никоим образом не означает, что преодолены
социокультурные детерминации, предписывающие строить церкви и ходить в них. Если
архитектурные коды не содействуют тому, чтобы эта граница преодолевалась, то архитектура это
не способ преобразования истории и общества, но совокупность норм, позволяющих отдавать
обществу именно то, что оно хочет получить от архитектуры.
В таком случае архитектура это служба, но не в смысле служения высоким идеалам культуры, но
в смысле принадлежности к городской сфере обслуживания, водоснабжения, транспорта... служба, чьи технические средства все время совершенствуются с целью удовлетворения
программируемого спроса. И тогда архитектура никакое не искусство, потому что отличительная
черта искусства (см. по этому поводу раздел "эстетическое сообщение") в том и заключается, что
оно предлагает потребителю то, чего тот от него не ждет.
II.3.
В таком случае коды, о которых шла речь, суть не что иное, как иконологические, стилистические
или риторические лексикоды. Они не открывают возможности порождения чего-то нового, но
только воспроизводят готовые схемы, учреждают не открытые формы, способные генерировать
высказывания, но формы окостеневшие, во
21 О том, что язык предопределяет видение реальности, см Benjamin Lee Whorf, Language, Thought and Reality, Cambridge, New York, 1956 Популярное изложение теории Уорфа см Stuart Chase, Il potere delle parole, Milano, 1966 (глава "Слова и видение мира"), обсуждение этого вопроса: Herbert Landar, Language and Culture, Oxford Un Press, Ν Υ, 1966, часть V, "Культура".
234
всяком случае, не правила организации сообщений, то ли избыточных, то ли информативных в
зависимости от намерений говорящего, но структуры, информативная способность которых
уравновешивается стабильными, привычными системами ожиданий, которые никогда и ни при
каких условиях не подвергаются переоценке. И тогда архитектура — это риторика в том смысле, на который указано в A.4.II.2.
В ту же самую рубрику риторической кодификации попадут также перечисленные выше
синтаксические коды, потому что неверно, что любая пустая архитектурная форма, наделенная
чисто дифференциальным значением (пилястр или балка), может нести любую коммуникативную
нагрузку: они, эти формы, допускают передачу только такой коммуникации, к которой привыкла
западная цивилизация, усвоившая определенные представления о статике и динамике, евклидовой
геометрии, и, выглядя устойчивыми и неподверженными влияниям времени, живут по правилам
одной-единственной грамматики — грамматики строительства, и потому по праву могут быть
прописаны по ведомству науки о строительстве.
5. Архитектура: вид массовой коммуникации?
I. Риторика в архитектуре
I.1.
Если архитектура представляет собой систему риторических правил, призванную выдавать
www.koob.ru
потребителю те решения, которых он от нее ожидает, пусть слегка приправленные новизной и
неожиданностью, то чем тогда архитектура отличается от других видов массовой коммуникации?
Мысль о том, что архитектура является одной из форм массовой коммуникации, распространена
достаточно широко 22. Деятельность, обращенная к разным общественным группам с целью
удовлетворения их потребностей и с намерением убедить их жить так, а не иначе, может быть
определена как массовая коммуникация даже и в самом расхожем обыденном смысле слова без
привлечения соответствующей социологической проблематики.
I.2.
Но даже если привлечь эту самую проблематику, все равно архитектура предстанет наделенной
теми же характеристиками, что и массовая коммуникация 23 . Попробуем указать на некоторые из
них.
1) Архитектурный дискурс является побудительным, он исходит из устойчивых предпосылок, связывает их в общепринятые аргументы и побуждает к определенному типу консенсуса (я
согласен организовать свое пространство проживания так, как ты мне это советуешь сделать, потому что эти новые формы мне понятны и потому что твой пример убеждает меня, что живя так, как ты, я буду жить еще удобнее и комфортабельнее).
2) Архитектурный дискурс является психогогическим; с мягкой настойчивостью, хотя я и не отдаю
себе отчета в том, что это насилие, мне внушают, что я должен следовать указаниям архитектора, который не только разрабатывает соответствующие функции, но и навязывает их (в этом смысле
можно говорить о скрытых внушениях, эротических ассоциациях и т. п.).
22 См. G С Argan, R Assunto, В Munari, F Menna, Design e mass media, in "Op Cit.", n 2, Architettura e cultura di massa, in "Op Cit. ", n 3, Filiberto Menna, Design, comunicazione estetica e mass media, in "Edilizia moderna", n 85
23 Недавнее и наиболее полное исследование на эту тему Renato De Fusco, L'architettura come mass-medium, Bari, 1967
236
3) Архитектурный дискурс не требует углубленной сосредоточенности, потребляясь так, как
обычно потребляются фильмы, телевизионные программы, комиксы и детективы (так, как никогда
не потребляется искусство в собственном смысле слова, которое предполагает поглощенность, напряженное внимание, благоговение перед произведением, без которого нет понимания, уважения к авторскому замыслу) 24
4) Архитектурное сообщение может получать чуждые ему значения, при этом получатель не
отдает себе отчета в совершившейся подмене. Тот, кто видит в Венере Милосской возбуждающий
эротический объект, понимает, что подменяет ее исходную эстетическую функцию, но тот, кто
пользуется венецианским дворцом дожей как укрытием от дождя или размещает солдат в
заброшенной церкви, не осознает свершенной им подмены.
5) И в этом смысле архитектурное сообщение предполагает как максимум принуждения (ты
должен жить так), так и максимум безответственности (ты можешь использовать это
сооружение, как тебе вздумается).
6) Архитектура подвержена быстрому старению и меняет свои значения; чтобы это заметить, не
надо быть филологом, иная судьба у поэзии и живописи, а вот с модами и шлягерами происходит
то же самое.
7) Архитектура живет в мире товаров 25 и подвержена всем влияниям рынка гораздо больше, чем
любой другой вид художественной деятельности, но именно так, как им подвержены продукты
массовой культуры. Тот факт, что художник связан с галерейщиками, а поэт — с издателями, влияет практически на их работу, но никогда не предопределяет сути того, чем они занимаются.
Действительно, художник-график может рисовать для себя и своих друзей, поэт — написать свои
стихи в единственном экземпляре и посвятить их своей возлюбленной, напротив, архитектор, если
только он не занимается проектированием утопий, не может не подчиняться технологическим и
экономическим требованиям рынка даже в том случае, если он намерен им что-то
противопоставить.
24 "Рассредоточенность и собранность настолько противополагаются друг другу, что можно сказать тот, кто
внутренне собирается перед произведением искусства, тому оно раскрывается и напротив, расслабленная
масса вбирает его в себя и перемалывает И больше всего это видно на примере строений Архитектура всегда
была таким искусством, которое потребляется коллективно и бездумно" (Walter Benjamin, L'opera d'arte nell epoca della sua riproducibilità tecnica, Torino, 1966
25 См. "Edilizia moderna" 85, в частности Введение Весь номер посвящен проблемам дизайна
237
www.koob.ru
II. Информация в архитектуре
II.1.
Однако тот, кто взглянет на архитектуру без предубеждения, обязательно почувствует, что она все
же что-то большее, чем форма массовой коммуникации (таковы некоторые явления, родившиеся
в сфере массовой коммуникации, но покинувшие ее благодаря содержащемуся в них заряду
идеологического несогласия).
Конечно, архитектура представляет собой убеждающее сообщение конформистского толка, и в то
же время она обладает неким познавательно-творческим потенциалом. Она всегда держит в поле
зрения общество, в котором живет, но подвергает его критике, и всякое подлинное произведение
архитектуры привносит что-то новое, будучи не просто хорошо отлаженным механизмом для
проживания, соозначающим соответствующую идеологию, но самим фактом своего
существования ставя это общество, способы проживания и обосновывающую их идеологию под
вопрос.
В архитектуре используемая в целях убеждения архитектурная техника в той мере, в которой она
денотирует определенные функции, и в той мере, в которой формы сообщения составляют единое
целое с материалом, в котором они воплощаются, начинает означать самое себя именно так, как
это происходит с эстетическим сообщением. Означая самое себя, она в то же самое время
информирует не только о функциях, которые она означает и осуществляет, но и о способе, которым она намерена их денотировать и осуществлять.
Цепная реакция семиозиса превращает стимул в денотацию, денотацию в коннотацию (а систему
денотаций и коннотаций в авторефлексивное сообщение, в свою очередь соозначивающее
намерения архитектора), — так в архитектуре стимулы, оставаясь стимулами, в то же время
оказываются идеологически насыщенными. Архитектура соозначивает ту или иную идеологию
проживания, и, следовательно, убеждая в чем-то, она тем самым открывается
интерпретирующему прочтению, расширяющему ее информационные возможности.
Она говорит что-то новое в той мере, в которой пытается заставить жить по-новому, и чем более
она стремится заставить жить по новому, тем более убеждает сделать это, артикулируя вторичные
коннотированные функции.
II.2.
В этой перспективе и следует рассматривать проблему styling. Styling, как мы в этом уже
убедились, может представлять собой — и в большинстве случаев представляет — наложение
новых вторичных функций на неизменные первичные. С виду он информативен, но на самом деле
всего лишь подтверждает давно известное при помощи
238
новой тактики убеждения. Все это чистой воды пропаганда, осторожная стратегия обработки
общественного мнения.
Но в некоторых случаях ресемантизация объекта, которая и осуществляется при помощи styling, может предстать как попытка приписать ему при помощи обновленных вторичных функций новое
идеологическое содержание. При этом, как нам известно, функция остается неизменной, но сам
способ рассмотрения объекта в системе других объектов, во взаимосвязи их значений и в
соотнесении с повседневной жизнью меняется.
Автомобиль с обновленным дизайном, отныне предназначающийся всем и каждому и на самом
деле располагающий все тем же мотором, все теми же неизменными первичными функциями, который ранее выступал как символ классовой принадлежности, и вправду становится чем-то
иным. Styling перекодифицировал первичную функцию, изменив назначение объекта.
Напротив, если речь идет об откровенном повторе, сменившем всего лишь коннотативные одеяния
сообщения, денотирующего то же самое, что и прежде, тогда styling не более чем избыточная
пропагандистская риторика. Сообщая что-то в системе наших риторических ожиданий, этот
дискурс ничего не меняет в системе наших идеологических ожиданий
www.koob.ru
6.Внешние коды
I. Архитектура обходится без собственных кодов
I.1.
Перед нами встает целый ряд вопросов:
а) казалось, что архитектура, для того чтобы сообщать и осуществлять собственные функции, должна располагать собственным кодом;
б) мы убедились в том, что архитектурные коды в собственном смысле слова открывают
некоторые возможности развития, впрочем ограниченные, и что они ассоциируются не столько с
языком, сколько с риторическими лексикодами, классифицирующими уже готовые сообщения-
решения;
в) следовательно, опираясь на эти коды, архитектурное сообщение обретает пропагандистский и
охранительный характер, не несет новизны, но поставляет ту информацию, которой от него ждут; г) и все же архитектура разомкнута в сторону информативности, нарушая в известной мере
системы риторических и идеологических ожиданий;
д) впрочем, не следует считать, что она может достигнуть этого, обходясь вообще без каких-либо
наличных кодов, поскольку без более или менее устойчивого кода не бывает эффективной
коммуникации, как не бывает информации, которая не была бы в какой-то мере избыточной.
I.2.
В этом плане более перспективной представляется другая кодификация, а именно предложение
Итало Гамберини выделять в архитектуре некие "конститутивные знаки", своеобразные матрицы
организации внутреннего пространства.
Эти знаки, согласно классификации Гамберини 26 , бывают: 1) знаками планиметрической
детерминации (задающие нижний горизон-
26 Italo Gamberini, "Gli elementi dell'architettura come parole del linguaggio architettonico", Introduzione al primo corso di elementi di architettura, Coppini, 1959, Per una analisi degli elementi di architettura, Editrice Universitaria, 1953, Analisi degli elementi costitutivi dell'architettura, Coppini, 1961 См изложение этой позиции Кенигом op cit., глава V О флорентийской школе и ее внимании к проблемам семантики см Dorfles, Simbolo, cit., ρ 175—
176 О других исследованиях флорентийской группы Кениг об опытах Пьерлуиджи Спадолини (ор. cit. p. 111), а также Spadolini, Dispense del corso di progettazione artistica per industrie, Firenze, 1960 Под редакцией Итало
Гамберини n. 8—9 "Quaderni dell'istituto de elementi diarchitettura e rilievo dei monumenti della Facoltà di Architettura di Firenze", содержащие статьи Гамберини, Ч. Луччи и Дж.Л. Джанелли по проблемам
архитектурной семантики
240
тальный предел архитектурному объему); 2) знаками соединения элементов планиметрической
детерминации различных уровней, они могут означать как континуальные, так и дискретные —
ступеньки лестницы — соединительные элементы; 3) знаками бокового сдерживания (лишенные
нагрузки элементы — неподвижные или мобильные — а также несущие конструкции), 4) знаками
сопряжения элементов бокового сдерживания; 5) знаками покрытия (с опорой и без нее); 6) знаками автономных опор (вертикальных, горизонтальных, наклонных); 7) знаками
квалификативной акцентуации и т. д.
Несомненно, подобная кодификация, более открытая реальности, выгодно отличается от прежних
риторико-типологических классификаций своей гибкостью. Эти знаки можно считать элементами
второго членения, выделяемыми в соответствии с их дифференциальной и позициональной
значимостью и лишенными собственных значений, но способствующими формированию таковых.
Однако некоторые из этих знаков обозначают функции и, следовательно, могут быть поняты как
элементы первого членения
Еще более открытой и гибкой была бы кодификация, основанная на чисто математической
комбинаторике, изучаемой метадизайном 27, который решительно не интересуется тем, что именно
проектируется, но только созданием порождающих матриц, могущих составить основу всякого
проектирования, созданием условий для проектирования, максимально открытого вариативности
первичных и вторичных функций. Тем не менее, и в этом случае мы имели бы дело с кодом, принадлежащим не только архитектуре, хотя бы и чрезвычайно полезным для целей собственно
архитектурных.
Возвращаясь к конститутивным знакам архитектуры и признавая за ними свободу артикуляции, независимость от риторических предписаний и заблаговременно уготованных решений, укажем на
www.koob.ru
то, что вопрос — встающий перед архитектором не как производителем означающих, опирающимся на код, подобный предложенному выше, но как разработчиком значений, денотируемых и коннотируемых создаваемыми им означающими формами, — вопрос о том, какими правилами следует руководствоваться, соединяя эти конститутивные знаки, остается
открытым. Если он откажется от правил, которые ему предлагают традиционные риторические
лексикоды, на какие новые павила ему опираться? Если считать конститутивные знаки словами, 27 Andries van Onck, Metadesign, in "Edilizia Moderna", n 85
241
то складывается парадоксальная ситуация, при которой архитектор, располагая парадигмой, не
знает, как привязать ее к оси синтагматики. Имеется некий словарь и, стало быть, логика, но
грамматику и синтаксис надо еще создать. И очень похоже на то, что архитектура сама по себе не
в состоянии снабдить его искомыми правилами.
Не остается, следовательно, ничего другого, как заключить: архитектура исходит из наличных
архитектурных кодов, но в действительности опирается на другие коды, не являющиеся
собственно архитектурными, и, отправляясь от которых, потребитель понимает смысл
архитектурного сообщения.
I.3.
Постараемся лучше понять: вполне очевидно, что любой градостроитель в состоянии
спланировать улицу в городе, опираясь на существующий лексикод, который расписывает все
имеющиеся на этот счет варианты, и, разумеется, учитывая взаимоотношения между
информативностью и избыточностью, он может несколько уклониться от предписывающей
модели, но столь же очевидно, что, поступая так, он не выйдет за рамки традиционных
градостроительных решений, предполагающих, что улицы прокладываются по земле. Но когда Ле
Корбюзье предлагает поднять их 28, так что улица может скорее кодироваться как "мост", чем как
"улица", он решительно отходит от устоявшейся типологии, и в контексте его идеального города
потребитель прекрасно опознает функцию, обозначаемую знаком "улица, поднятая на такую-то
высоту". Это происходит потому, что Ле Корбюзье, прежде чем начать собственно архитектурные
разработки, взялся за рассмотрение насущных требований, предъявляемых архитектору
современной жизнью, уловил скрытые тенденции развития индустриального города, очертил
совокупность требований, которые ему будут предъявлены впоследствии, но вытекают из
наличной ситуации, и на этой основе смог установить новые функции и изобрести новые
архитектурные формы.
Иначе говоря, сначала он закодировал возможные и еще только смутно различаемые
традиционной архитектурой функции и только затем приступил к разработке и кодификации
форм, долженствующих этим функциям соответствовать. Он искал систему отношений, на
основе которой можно было бы разработать код архитектурных означающих, и нашел ее вне
архитектуры. Для того чтобы создать архитектурный язык, он сделался социологом и политиком, знатоком проблем общественной гигиены и этики.
28 LeCorbusier, Urbanistica, Milano, 1967
242
I.4.
Если взять словесный язык, то его означающие принадлежат языковой сфере, тогда как референты
могут относиться к физической природе, пребывающей вне языка. Но, как мы уже убедились, язык не
занимается проблемами взаимоотношений означающих и референтов, но только отношениями
означающих и означаемых, и означаемые при этом принадлежат языковой сфере, будучи феноменами
культуры, учрежденными языком с помощью системы кодов и лексикодов. Именно язык придает
реальности форму.
Напротив, архитектор артикулирует архитектурные означающие, чтобы обозначить функции; функции
суть означаемые архитектурных означающих, однако система функций не принадлежит языку
архитектуры, находясь вне его. Система функций относится к другим сферам культуры, она также
факт культуры, но конституирована другими системами коммуникации, которые придают реальности
форму другими средствами (жесты, пространственные отношения, социальное поведение), изучаемыми культурной антропологией, социологией, кинезикой и проссемикой.
Реальность, облаченная в одеяния словесного языка, это вся реальность. Вполне позволительно думать, что она существует и вне языка, но мы ее знаем и придаем ей форму только через посредство языка.
www.koob.ru
Следовательно, все то, что мы через посредство языка определяем как реальность, подлежит изучению
как продукт языка, формирующийся в процессе непрерывного семиозиса (A.2.I.7.).
Напротив, то, чему придает форму архитектура (системы социальных связей, формы совместного
проживания), собственно архитектуре не принадлежит, потому что все это могло иметь место и как-
то называться, даже если бы не было никакой архитектуры. Система пространственных связей, изучаемая проссемикой, система родственных связей, изучаемая культурной антропологией, находятся
вне архитектуры. Вполне возможно, что они не вне словесного языка, потому что я могу определять
их, называть их и думать о них только в категориях словесного языка (что позволяет Ролану Барту
утверждать, что не лингвистика является частью общей семиологии, но всякое ответвление семиологии
представляет собой раздел лингвистики), однако они находятся вне архитектуры. И поэтому
архитектура Может обнаружить искомую систему отношений (код, систему функций, которые она
затем будет разрабатывать и означивать собственными средствами) только там, где она сама
приведена к форме.
243
II. Антропологические коды
II.1.
Известно, что антропология изучает код языка того или иного сообщества, находящегося на ранней
стадии развития, редуцируя его к более общему коду, заведующему всеми лингвистическими структу-
рами разных языков; она также изучает отношения родства в этом сообществе, редуцируя их к более
общему коду отношений родства в любом обществе; наконец, она обращается к структуре селения, в
котором живет изучаемое сообщество, и выявляет "код поселения"... Затем она пытается привести в
соответствие — в рамках все того же изучаемого сообщества — формы языка, формы родственных
связей и формы расположения жилищ, сводя все эти коммуникативные факты в одну общую
диаграмму, в одну фундаментальную структуру, связывающую все эти формы, определяющую и
унифицирующую их 29.
И если бы какому-нибудь архитектору пришлось строить для такого сообщества, перед ним
открывались бы три пути:
1) Полное и безоговорочное подчинение существующим в данном обществе нормам. Принятие норм
совместного проживания, регулирующих данное сообщество. Подчинение нормам социальной жизни в
том виде, в каком они имеют место. Строительство жилищ, обеспечивающих традиционные нормы
жизни без каких-либо нововведений. В этом случае архитектор, возможно, полагает, что он
воспроизводит типологический культурный код, действующий в данном сообществе вкупе с
соответствующими лексикодами, но на самом деле, пусть он этого и не осознает, он следует нормам
того самого более общего кода, что находится вне сферы собственно архитектуры.
2) В авангардистском запале архитектор решает заставить людей жить совершенно по-другому. Он
изобретает такие формы строений, которые делают невозможной реализацию традиционных отноше-
ний, обязывая людей жить так, что при этом разрушаются традиционные родственные связи. Однако
нет сомнения в том, что данное сообщество не опознает новых функций, означенных новыми формами, поскольку указанные функции не заложены в основном коде, который заведует отношениями
совместного проживания, родственными связями, языковыми отношениями, художественными и проч.
3) Архитектор принимает во внимание существующий базовый код, изучает его неиспользованные
возможности. Он прикидывает, как технологические новшества, включая изобретенные им самим
конструкции и формы, могут повлиять на сообщество, заставляя пере-
29 Леви-Строс К. Элементарные структуры родства, раздел "Язык и родство" в "Структурной антропологии".
244
сматривать укоренившиеся привычки. Основываясь на полученных данных, он разрабатывает
иную систему отношений, которую и предполагает воплотить в жизнь. И только после того как
установлен новый код, внятный потребителям благодаря его родству с предыдущим и все же
отличающийся от прежнего в той мере, в какой он позволяет формулировать другие сообщения, отвечающие новым историческим и технологическим потребностям общества, — только тогда
архитектор принимается разрабатывать код архитектурных означающих, который позволил бы
ему денотировать новую систему функций. В этом смысле архитектура принадлежит сфере
обслуживания, но это не значит, что она дает то, чего от нее ждут, а значит, что она именно для
того, чтобы дать то, чего от нее не ждут, изучает систему наших предполагаемых ожиданий, возможности их осуществления, их приемлемость и внятность, возможность их увязки с другими
системами общественной жизни 30.
www.koob.ru
II.2.
Если столько говорят о сотрудничестве различных дисциплин как основе труда архитектора, то
это происходит именно потому, что архитектор должен выработать собственные означающие, исходя из систем значений, которым не он придает форму, хотя, может статься, что именно
ему дано означить их впервые, сделав тем самым внятными. Но в таком случае работа
архитектора заключается в том, чтобы, подвергнув предварительной переоценке все
существовавшие прежде коды, отказаться от тех из них, что исчерпали себя, поскольку
30 В своей рецензии на первую публикацию этого текста Бруно Дзеви (Alla ricerca di un "codice" per l'architettura, in "L'architettura", 145, 1967) замечает, что из трех выдвинутых выше версий только вторая, описанная здесь, по его мнению, как абсурдная и невозможная, представляет собой творческий акт, ту
утопию, которая и созидает историю. Он полагает, что третью версию следует "записать по ведомству
архитектурной беллетристики, хотя и вполне умеренной". Кажется, следует объясниться по поводу
понимания диалектики следования-нарушения кода (формы и открытости, о которых мы писали в "Открытом
произведении"). Следует припомнить сказанное в A.3.I 3. по поводу поэтики Аристотеля: в эстетическом
сообщении должно внезапно обнаруживаться что-то такое, чего публика не ждет, но для того чтобы это
обнаружение состоялось, оно должно опираться на что-то хорошо знакомое — отсылать к знакомым кодам.
Во второй версии речь идет о перевороте, при котором свободное формотворчество, не принимающее во
внимание совершающиеся в жизни общества конкретные коммуникативные процессы, превращает
архитектуру в чистое изобретательство предназначенных для созерцания форм, т.е. в скульптуру или
живопись Напротив, в третьей версии имеется в виду некоторое преобразование исходного материала, причем преобразование свершается в миг узнавания и вовлечения его в новый проект. Противоречивая
взаимосвязь признанного и отвергнутого как раз и составляет нерв того "кода утопии", который Дзеви по
праву признает заслуживающим обсуждения.
245
кодифицируют уже состоявшиеся решения-сообщения и не способны порождать новые
сообщения 31.
II.3.
И все же обращение к антропологическому коду угрожает — во всяком случае так может
показаться — методологической чистоте семиологического подхода, которого мы до сих пор
старались придерживаться.
Что в самом деле означают слова о том, что архитектуре надлежит вырабатывать собственные
коды, соотнося их с чем-то, что находится вне eel Значит ли это, что знаки, которые она должна
привести в систему, упорядочиваются чем-то извне, тем, к чему они относятся, и стало быть, референтом?
Мы уже высказывались (A.2.I.4.) в пользу того, что семиологический дискурс должен
ограничиваться только левой стороной треугольника Огдена — Ричардса, потому что семиология
изучает коды как феномены культуры и — независимо от той верифицируемой реальности, к
которой эти знаки относятся, — призвана исследовать то, как внутри некоего социального
организма устанавливаются правила соответствия означающих и означаемых (и здесь никак не
обойтись без интерпретанта, который их означивает при помощи других означающих), а также
правила артикуляции элементов на парадигматической оси. Из этого не следует, что референта
"вообще нет", но только то, что им занимаются другие науки (физика, биология и др.), в то время
как изучение знаковых систем может и должно осуществляться в универсуме культурных
конвенций, регулирующих коммуникативный обмен. Правила, которые управляют миром знаков, сами принадлежат миру знаков: они зависят от коммуникативных конвенций, которые — если
принимается чисто оперативистский подход к исследованию — просто постулируются или (в
онтологической перспективе) определяются предполагаемой универсальной структурой челове-
ческого разума, согласно которой законы любого возможного языка говорят посредством нас (см.
весь раздел Г 3, а также 5)
Если применительно к архитектуре и любой другой знаковой системе мы утверждаем, что правила
кода зависят от чего-то, что не принадлежит миру кодов, то тем самым мы снова вводим в
обращение референт и все, что с ним связано, в качестве единственно способного верифицировать
коммуникацию 32. В конце концов, и такая точка
31 Ср. вопросы, поднятые Б Дзеви ("L'Architettura", 146—147)
32 Мы, таким образом, снова превращаем референт в элемент сигнификации, такова была позиция Сартра в
его полемике со структурализмом и таков же тезис "защитников" реальности, таких как Резников (Semiotica e marxismo, cit.) или Ласло Антал с его семантическими штудиями (Problemi di significato, Milano, 1967), в
которых весь груз проблем, связанных со сложной организацией кодов и лексикодов, переадресуется
денотату.
246
www.koob.ru
зрения имеет право на существование, но в таком случае архитектура представляла бы собой
феномен, подрывающий все семиологические установки, она оказалась бы тем подводным
камнем, о который разбились бы и все наши изыскания33.
И мы не случайно заговорили об антропологическом "коде", т. e. о фактах, относящихся к миру
социальных связей и условий обитания, но рассматриваемых лишь постольку, поскольку они уже
оказываются кодифицированными и, следовательно, сведенными к феноменам культуры
II.4.
Ясный пример того, что представляет собой антропологический код, мы можем получить, обратившись к проссемике 34. Для проссемики пространство является "говорящим". Расстояние, на
котором я нахожусь от человека, вступающего со мной в отношения любого рода, наделяется
значениями, варьирующимися от культуры к культуре. Занимаясь вопросами пространственных
отношений между людьми, нельзя не принимать в расчет различных смыслов, которые эти
отношения приобретают в разных социокультурных контекстах.
Люди различных культур живут в различных чувственных универсумах, расстояние между
говорящими, запахи, тактильные ощущения, ощущение тепла, исходящего от чужого тела, — все
это обретает культурное значение.
То, что пространство "значит", явствует уже из наблюдения за животными, для каждого вида
животных существует своя дистанция безопасности (если расстояние меньше, надо спасаться
бегством: для антилопы это 500 ярдов, для некоторых ящериц — 6 футов), своя критическая
дистанция (промежуточная зона между дистанцией безопасности и дистанцией нападения) и
дистанция нападения, когда
33 С большой проницательностью рецензируя первый вариант этого текста, Мария Корти ("Strumenti critici", 4, 1967) замечала, что введение антропологического кода применительно к архитектуре представляет собой
сознательно расставленную ловушку, которая вновь возвращает нас к проблеме самостоятельности
семиологии как науки Охотно признаваясь в мошенничестве, заметим все же 1) на этих страницах мы как раз
и пытаемся решить вопрос, который так или иначе обойти невозможно, 2) замечания Марии Корти вкупе с
целым рядом сомнений, высказанных в личной беседе Витторио Греготти, помогли нам лучше разобраться в
этой проблеме
34 Дальнейшее изложение представляет собой комментарий к Эдварду Холлу (Edward Hall, The Hidden Dimension, New York, 1966, см того же автора The Silent Language, NY 1959 См также Warren Brodey, Human Enhancement, сообщение на конгрессе "Vision 67", New York University, 1967
247
животное атакует. Если затем рассматривать виды животных, допускающих контакт между
особями одного и того же вида, и те виды животных, которые такого контакта не допускают, можно установить личные дистанции (животное находится на определенном расстоянии от
собрата, с которым не желает общаться) и дистанции сообщества, превышение которых приводит
к потере контакта с группой (это расстояние сильно варьируется от одного вида к другому от
очень короткого до очень длинного). Короче говоря, каждое животное как бы окутано облаком, обособляющим его от других и соединяющим его с ними, причем размеры облака поддаются
достаточно точному измерению, что дает возможность кодифицировать типы пространственных
отношений.
То же самое можно сказать о человеке, у которого есть своя визуальная сфера, сфера восприятия
запахов, тактильная сфера, в существовании которых никто, как правило, не отдает себе отчета.
Достаточно обратить внимание на тот несомненный факт, что расстояние друг от друга, на
котором случается находиться беседующим обитателям романских стран, не связанных между
собой никакими личными интимными отношениями, считается в США откровенным вторжением
в частную жизнь. Проблема, однако, заключается в том, насколько поддаются кодификации эти
расстояния.
Проссемика между тем различает: 1) Манифестации инфракультурного порядка, коренящиеся в
биологическим прошлом индивида,
2) Манифестации прекультурного порядка, физиологические,
3) Манифестации микрокультурные, составляющие собственно предмет проссемики и
подразделяющиеся на. а) фиксированные конфигурации; б) полуфиксированные и в) нефиксированные
II.5.
Фиксированные конфигурации: к ним относятся те, которые мы привыкли считать
www.koob.ru
кодифицированными; например, планы городской застройки с указанием типов сооружений и их
размеров, скажем, план Нью-Йорка. Хотя и здесь можно отметить существенные культурные
различия. Холл приводит пример японских городов, в которых обозначаются не улицы, а
кварталы, причем нумерация домов соответствует положению не в пространстве, но во времени, времени постройки, впрочем, можно было бы привести примеры из антропологических исследо-
ваний структуры поселений, в частности из работ Леви-Строса.35
35 Леви-Строс К Структурная антропология УК соч.гл VII—VIII, см также Paolo Caruso, Analisi antropologica del paesaggio, in "Edilizia Moderna", 87—88 ("Форма территории", в частности, сопроводительный текст В
Греготти)
248
Полуфиксированные конфигурации имеют отношение к представлению о внутреннем и внешнем
пространстве как пространствах центростремительном и центробежном Зал ожидания на
вокзале представляет собой центробежное пространство, центростремительным будет
расположение столов и стульев в итальянском или французском барах, к тому же типу
конфигураций относятся конфигурации, взявшие за образец main street, вдоль которой тянутся
дома, а также площадь с окружающими ее домами, образующими иное социальное пространство
(Холл рассказывает об одном строительном замысле с целью обеспечения более
комфортабельным жильем некоторых этнических групп — негров и пуэрториканцев —
проживающих в Америке. Предприятие провалилось, поскольку их предполагалось поселить в
прямолинейном пространстве, между тем как общественная жизнь этих групп всегда
ориентировалась на центростремительное пространство и "тепло", источаемое центром.) Нефиксированные конфигурации наименование связано с тем, что, как правило, они
кодифицируются бессознательно, но это не значит, что они не поддаются определению. Труд
Холла тем и ценен, что ему удалось ввести величины для измерения этих расстояний.
Мы различаем: дистанцию публичности, дистанцию социальных отношений, личную и интимную.
Например, ощущение тепла, исходящего от тела другого человека, отграничивает интимное
пространство от неинтимного.
Интимные дистанции:
а) фаза близости;
это такая фаза эротического сближения, которая подразумевает полное слияние. Восприятие
физических свойств другого затруднено, преобладают тактильные ощущения и обоняние.
б) фаза удаления (от шести до восьми дюймов),
также и здесь зрительное восприятие неадекватно, и обычно взрослый американец почитает такую
дистанцию нежелательной, более молодые склонны ее принимать, это расстояние, на котором
находятся друг от друга подростки на пляже или к которому принуждены пассажиры автобуса в
часы пик. В некоторых обществах, в арабском мире например, оно считается расстоянием
конфиденциальности. Это расстояние, считающееся вполне приемлемым на пирушке в каком-
нибудь средиземноморском ресторанчике, но кажущееся слишком конфиденциальным на
американском coctail party
Личные дистанции:
а) фаза близости (от полутора до двух с половиной футов);
это расстояние повседневного общения супружеской пары, но не между двумя людьми, обсуждающими дела
249
б) фаза удаления (от двух с половиной до четырех футов);
это расстояние, на котором два человека могут прикоснуться друг к другу пальцами вытянутых рук.
Это граница физических контактов в строгом смысле слова. Это также граница, в пределах которой
еще можно физически контролировать поведение другого Это расстояние определяет зону, внутри
которой цивилизованное население допускает если не личный запах, то запах косметики, духов, лосьона. В некоторых обществах в этих пределах запахи из обращения уже изъяты (у американцев). На
этом расстоянии еще чувствуется чужое дыхание, в некоторых сообществах его запах является
сообщением, в других считается приличным дышать в сторону.
Дистанции социальных отношений:
а) фаза близости (от четырех до семи футов);
это расстояние внеличных отношений, деловых и т. д.
б) фаза удаления (от семи до двенадцати футов),
это расстояние, разделяющее чиновника и посетителя, короче говоря, это ширина письменного стола; в
некоторых случаях оно рассчитывается вполне сознательно. Холл упоминает об экспериментах, в
www.koob.ru
которых изменение этого расстояния затрудняло или облегчало работу служащего в окошечке, приемщицы, которой незачем входить в конфиденциальные отношения с посетителем.
Дистанции публичности:
а) фаза близости (от двенадцати до двадцати пяти футов); дистанция официального сообщения (речь
на банкете);
б) фаза удаления (больше двадцати пяти футов)
делает фигуру общественного деятеля недоступной. Холл изучал эту фазу по расстояниям, на которых
находился от публики Кеннеди во время предвыборной кампании. Упомянем также неизмеримые
расстояния, отделяющие диктаторов (Гитлер на стадионе в Нюрнберге и Муссолини на балконе
Палаццо Венеция) или деспотов, восседавших на своих высоких тронах.
Для каждого из этих расстояний при помощи скрупулезно разработанной таблицы Холл
предусматривает определенные вариации в зависимости от силы голоса, сопровождающей
жестикуляции, восприятия тепла и запахов, от того, как выглядят в перспективном сокращении
отдельные части тела оратора и т. д.
II.6.
Нетрудно понять, что если эти "сферы интимности", приватной и публичной, устанавливаются с
достаточной точностью, то тем самым предрешается и вопрос об архитектурном пространстве. Из кое-
каких проницательных суждений Холла следует, что, "как и в случае с гравитацией, влияние двух тел
друг на друга обратно пропор-
250
ционально не только квадрату, но, возможно, также и кубу расстояния". С другой стороны, различия
культур гораздо более существенны, чем обычно принято думать. Многие пространственные детерми-
нации, имеющие значение для американца, ничего не говорят немцу. Представление о личном
пространстве, свойственное немцу и отражающее национальную тоску по жизненному пространству, по иному определяют границы его privacy, которой угрожает чужое присутствие; значение открытой
или закрытой двери радикально меняется в зависимости от того, находишься ты в Нью-Йорке или
Берлине. В Америке заглянуть в дверь означает все еще "быть вне", в то время как в Германии это
значит "уже войти". Передвинуть стул поближе к хозяину, будучи в чужом доме, в Америке, да и в
Италии, может быть воспринято благосклонно, в то время как в Германии это будет проявлением
невоспитанности (стулья Миса ван дер Рое так тяжелы, что их с места не сдвинешь, тогда как стулья
архитекторов и дизайнеров не немцев много легче Вместе с тем, у нас диваны обычно стоят на своих
местах, зато в японском доме мебелью распоряжаются иначе). Люди Запада воспринимают
пространство как пустоту между предметами, тогда как для японца — припомним их садовое
искусство — пространство это форма среди других форм, наделенная собственной конфигурацией.
Вместе с тем, в словаре японцев нет понятия privacy, и для араба "быть одному" вовсе не означает
"уединиться физически", но только "перестать разговаривать" и т. д. Определение количества
квадратных метров жилплощади на человека имеет смысл только внутри конкретной культурной
модели, механическое перенесение пространственных культурных норм с одной культурной модели на
другую ведет к разрушительным последствиям. Холл различает культуры "монохронные"
(принадлежащие этой культуре склонны браться за одно какое-то дело и доводить его до конца, таковы, например, немцы) и культуры "полихронные", как, например, романская, переменчивость и
непостоянство ее представителей часто интерпретируются северянами как неупорядоченность и
неспособность закончить начатое дело Любопытно отметить, что монохронная культура ха-
рактеризуется низким уровнем физического соприкосновения, в то время как для полихронной
характерно противоположное, естественно, что при таком положении дел один и тот же феномен будет
толковаться в этих культурах совершенно по-разному и вызывать разные реакции. Отсюда целый ряд
вопросов, которые проссемика ставит перед градостроительством и архитектурой в целом, какова
максимальная, минимальная и оптимальная плотность населения в сельской, городской или смешанной
местности в каждой конкретной культуре? Какие "биотопосы" сосуществуют в многонациональной
куль-
251
туре? Каковы терапевтические функции пространства в деле смягчения социальной напряженности и
усиления интеграции разных групп? К трем пространственным измерениям проссемика добавляет чет-
вертое — культурное, которое если и недостаточно измерено, все же от этого не менее измеряемо, кроме того, не будем забывать, что внутри этого пространства существуют сильные и слабые коды 36.
www.koob.ru
II.7.
Какие выводы следует сделать из сказанного применительно к нашему исследованию? Расстояние в X
метров, разделяющее двух индивидов, состоящих в каких-то отношениях, является физическим фактом
и количественно исчисляемо. Но тот факт, что это расстояние в различных социальных ситуациях и
контекстах обретает различные значения, приводит к тому, что измерение перестает быть измерением
только физического события (расстояния), становясь измерением значений, приписываемых этому
физическому событию. Измеренное расстояние становится смыслоразличительным признаком
проссемического кода, и архитектура, которая при созидании собственного кода берет это расстояние в
качестве параметра, рассматривает его как культурный факт, как систему значений. И при всем при
этом мы не выходим за пределы левой стороны треугольника Огдена — Ричардса Физический
референт, с которым имеет дело архитектура, всегда уже опосредован системой конвенций, включившей его в коммуникативный код. Архитектурный знак в этом случае соотносится уже не с
физическим референтом, а с культурным значением. Или, скажем томнее, архитектурный знак
превращается в означающее, денотирующее пространственное значение, которое есть функция
(возможность установления определенного расстояния), в свою очередь становящаяся означающим, коннотирующим проссемическое значение (социальное значение этого расстояния).
Последнее сомнение могло бы возникнуть в связи с тем, что в таком случае архитектура предстает
неким паразитическим языком, который может говорить, только опираясь на другие языки. Подобное
утверждение никоим образом не умаляет достоинств архитектурного кода, поскольку, как мы
убедились в Б.3.II.1., существует множество кодов, разработанных для того, чтобы в собственных
терминах и означающих передавать значения другого языка (так, код морских флажков означивает
означающие азбуки Морзе, словесного алфавита или другой конвенциональный код). И сам словесный
язык в различных коммуникативных процессах часто выступает в этой своей защщающей функции.
36 Kevin Lynch, op at См. также La poetica urbanistica di Lynch, in "Op Cit.", n 2 См. A View from the Road, М Ι Τ , 1966
252
Известно, что в каком-нибудь романе или в эпической поэме язык в качестве кода означивает
определенные нарративные функции, являющиеся смыслоразличителями некоего нарративного
кода, который существует вне языка (столь же верно и то, что одну и ту же сказку можно
рассказать на разных языках или экранизировать роман, не изменив при этом — имеется в виду
сюжетный код — нарративного дискурса). И даже бывает так, что конституирование какого-то
конкретного нарративного кода может повлиять на способ артикуляции более аналитического
замещающего кода. То обстоятельство, что нарративный код оказывает очень слабое влияние на
код типа лингвистического (хотя в современном экспериментальном романе это влияние иногда
весьма ощутимо), объясняется тем, что, с одной стороны, лингвистический код достаточно
пластичен, чтобы выдержать аналитический расклад самых разнообразных кодов, с другой, нарра-
тивные коды, судя по всему, обладают такой многовековой устойчивостью, стабильностью и
целостностью, что до сих пор не возникало никакой нужды в артикуляции неведомых
нарративных функций, для которых лингвистический код заблаговременно с незапамятных времен
не уготовил бы правил трансформации. Но допустим, что существует некий код, во многих
отношениях более слабый и подверженный непрерывной реструктурации, например, архитектурный код, а наравне с ним целые ряды еще не учтенных антропологических кодов, постоянно развивающихся и меняющихся от общества к обществу; тогда нам откроется код, который непрерывно вынужден пересматривать свои собственные правила для того, чтобы
соответствовать функции означивания означающих других кодов. Код такого типа по большому
счету уже не должен больше заботиться о постоянной адаптации собственных правил к
требованиям антропологических кодов, которые он проговаривает, но в его задачи входит
выработка порождающих схем, которые ему позволят предвидеть появление таких кодов, о
которых пока что нет и речи (как будет разъяснено в В.6.III. и как об этом говорилось в В.3.III.4.).
II.8.
Напомним, впрочем, о том, что было сказано в A.2.IV.1.
Код — это структура, а структура — это система отношений, выявляемая путем
последовательных упрощений, проводимых с определенной целью и с определенной точки зрения.
Следовательно, общий код ситуации, с которой архитектор имеет дело, вырисовывается в свете
именно тех действий, которые он намерен предпринять, а не каких-то других.
Так, при желании провести реконструкцию городской застройки или какой-либо территории с
www.koob.ru
точки зрения непосредственной опозна-
253
ваемости тех или иных конфигураций архитектор имеет возможность опереться на правила, установленные кодом узнавания и ориентации (базирующимся на исследованиях восприятия, статистических данных, требованиях торговли и уличного движения, выведенных врачами кривых
напряжения и релаксации), но все его действия будут иметь смысл и оцениваться только в свете
его главной задачи. Но если однажды ему понадобится инкорпорировать эту задачу в иную систе-
му социальных функций, ему придется привести код узнавания в соответствие с прочими
задействованными кодами, сведя их все к некоему основополагающему Пра-коду, общему для
всех, и на его основе разработать новые архитектурные решения 37.
II.9.
Таким образом, архитектор, чтобы строить, постоянно обязан быть чем-то другим, чем он есть.
Ему приходится быть социологом, политиком, психологом, антропологом, семиологом... И то, что
он работает в команде, в компании семиологов, антропологов, социологов или политиков, не
особенно меняет положение дел, хотя и помогает принять более адекватные решения
Вынужденный искать и находить формы, смысл которых в том, чтобы в свою очередь придавать
форму системам, на которые его власть не распространяется, вынужденный выстраивать такой
язык, как язык архитектуры, который всегда будет говорить что-то, непредусмотренное
собственным кодом (чего не происходит со словесным языком, который на эстетическом уровне
может проговаривать свои собственные формы, чего нет в живописи, которая в случае
абстрактной живописи изображает свои собственные законы, и чего подавно нет в музыке, поглощенной постоянной реорганизацией синтаксических отношений внутри своей собственной
системы), самим характером своего труда архитектор осужден быть последним и единственным
гуманистом нашего времени, ибо как раз для того, чтобы быть узким специалистом, професси-
оналом, а не мудрствовать вообще, он должен мыслить глобально
37 О том, как осуществляются процессы кодификации на уровне "последних" структур, см , например, Christopher Alexander, Note sulla sintesi della forma, Milano, 1967 Сопоставление метода Александера со
структуралистскими процедурами см Maria Bollerò, Lo strutturalismo funzionale di C Alexander, in "Comunità", 148-149, 1967
254
III. Заключение
III.1.
Все сказанное наводит на мысль о том, что архитектура склонна изобретать "слова" для
означивания "функций", не ею установленных
Но можно придти и к прямо противоположной мысли архитектура, коль скоро выделен вне ее
существующий код функций, которые она осуществляет и означивает, опираясь на систему
стимулов-означающих и предписывая законы событиям, заставит, наконец, человечество жить по-
другому.
Перед нами два противоположных мнения, и оба ошибочных, ибо они фальсифицируют
представление о миссии архитектора В первом случае архитектор всего лишь исполнитель
решений социологов и политиков, которые решают где-то там за него, а он всего лишь поставляет
"слова" для говорения "вещей", ход которых не он предопределяет
Во втором случае архитектор (известно, насколько эта иллюзия сильна в современной
архитектуре) становится демиургом, творцом истории 38.
Ответ на это уже содержался в выводах, к которым мы пришли в B.3.III 4. архитектор проектирует
первичные подвижные функции и вторичные открытые.
III.2.
Вопрос прояснится, если мы обратимся к прекрасному примеру — Бразилиа.
Рожденная в исключительно благоприятных обстоятельствах с точки зрения архитектурного
проектирования, максимально свободного в принятии решений, Бразилиа была затеяна по
решению политиков буквально с нуля и задумана как город, призванный воплотить новый стиль
жизни и одновременно сделаться посланием человечеству, городом, в котором осуществятся
идеалы демократии, городом-первопроходцем, прокладывающим пути в неведомое, победой наци-
www.koob.ru
онального самосознания молодой страны, пребывающей в поисках своего собственного лица.
Бразилиа должна была стать городом равных, городом будущего.
Спроектированная в форме самолета или птицы, простирающей свои крылья над приютившим ее
плоскогорьем, она сосредоточила в своем фюзеляже, или туловище, все то, что относится к
осуществлению вторичных функций, преобладающих по отношению к первич-
38 Решительно опровергает эту иллюзию Витторио Греготти, Il territorio dell architettura, cit.
255
ным: расположенные в центральной части административные здания были призваны коннотировать
прежде всего символические ценности, вдохновленные стремлением молодой Бразилии к
самоопределению. Напротив, два крыла, сосредоточившие в себе жилые массивы, должны были
обеспечить преобладание первичных функций над вторичными. Огромные блоки жилых массивов, вдохновленные Ле Корбюзье суперкварталы должны были позволить как министру, так и курьеру
(Бразилиа город чиновников) проживать бок о бок и пользоваться одними и теми же службами, которые каждый блок, состоящий из четырех зданий, предоставлял своим жильцам (от супермаркета
до церкви, школы, клуба, больницы и полицейского участка).
Вокруг этих блоков пролегают автострады Бразилиа, такие, какими их хотел видеть Ле Корбюзье —
без перекрестков с широкими развязками в форме четырехлистника.
Архитекторы тщательно изучили системы функций, потребных образцовому городу будущего (они
согласовали биологические, социологические, политические, эстетические данные, коды узнавания и
ориентации, принципы организации движения транспорта и т. д.), и перевели их в архитектурные коды, изобретя системы означающих, легко укладывающиеся в традиционные представления (избыточные, насколько это допустимо) и все же артикулирующие новые возможности, хотя и в разумных пределах.
Символы, архетипы (птица, обелиск) инкорпорировались в новую образную систему (копьевидные
пилоны и четырехлистники); собор, выстроенный не по традиционным типологическим схемам, все же
чем-то напоминал архаические иконографические кодификации (цветок, раскрывшиеся лепестки, пальцы, сложенные в крестном знамении, и даже фасция как символ единства штатов).
III.3.
И все же архитекторы не избежали ни одной из двух ошибок, упомянутых в начале этого параграфа: они некритически подошли к социологическим выкладкам, означив и коннотировав их так, как это им
было удобно, полагая, что самого факта, что Бразилиа построена именно так, а не иначе, будет
достаточно для того, чтобы история ей покорилась.
Но по отношению к структуре, именуемой Бразилиа, события стали развиваться независимо, в своем
собственном направлении, творя при этом свои собственные социо-исторические контексты, в которых
одни функции упразднялись, а другие, непредвиденные, занимали их место.
А) Строителей Бразилиа, которые должны были в нем проживать, оказалось много больше, чем
предназначенных для них мест. И таким
256
образом вокруг города возник район Бандейранте, убогая фавелла, огромный slum из бараков, притонов, злачных мест.
Б) Южные суперкварталы построены раньше и лучше, чем северные, последние сооружены на скорую
руку и, хотя они и моложе, уже выказывают признакми обветшания. И как следствие, занимающие
высокие должности чиновники предпочитают жить в южной части, а не в северной.
В) Число переселенцев превысило запланированное, и Бразилиа не смогла вместить всех, кто в ней
работает. Так возникли города-спутники, которые в считанное число лет увеличили количество
населения в десять раз.
Г) Промышленные боссы и крупные частные предприниматели, не ставшие жителями суперкварталов
и тем паче не поселившиеся в городах-спутниках, расположились на авеню параллельно двум крыльям
суперкварталов в коттеджах, тем самым обеспечив себе неприкосновенность частной жизни в отличие
от коммунитарной и социализованной жизни суперкварталов.
Д) Чтобы поселить всех прочих, на больших пространствах на краю города были выстроены маленькие
домики, в которых обитатели slum не очень-то хотели селиться из-за боязни регламентации их жизни.
E) Упразднение перекрестков и удлинение пешеходных путей привело к тому, что улицы оказались
предназначенными только для тех, кто передвигается в автомобиле. Расстояния между
суперкварталами, а равно между суперкварталами и "туловищем" затрудняют поддержание связей и
подчеркивают неравноценность зон обитания.
Таким образом, как и показывают исследования по проссемике, размещение в пространстве становится
фактом коммуникаций, и больше, чем в каком-либо другом городе, в Бразилиа социальный статус
индивида зависит от места, в котором он проживает и из которого ему не так просто выбраться.
www.koob.ru
III.4.
В результате Бразилиа из социалистического города, каким она должна была быть, сделалась образцом
социального неравенства. Первичные функции стали вторичными, а последние изменили значение.
Общежительная идеология, которую должен был источать весь облик города и даже вид отдельных
зданий, уступила место другому облику совместной жизни. И это при том, что архитектор ни в чем не
отошел от своего первоначального замысла. Однако первоначальный проект опирался на систему
социальных связей, принятую окончательно, раз и навсегда, в то время как события, развиваясь, изменили обстоятельства, в которых происходит интерпретация архитектур-
257
ных знаков, и, следовательно, общий смысл этого города как факта коммуникации. Между
временем, когда означающие формы были задуманы, и мигом, когда они стали восприниматься, протекло время, вполне достаточное, чтобы изменить социально-исторический контекст. И
никакая созданная архитектором форма никогда не сможет воспрепятствовать тому, чтобы
события пошли как-то иначе, чем предполагалось; равным образом изобретение форм, отвечающих требованиям, предъявляемым социологами и политиками, превращает архитектора в
их пассивное орудие.
Но в отличие от социолога и политика, которые трудятся во имя изменения мира в пределах
вполне обозримого будущего, архитектор необязательно призван изменять мир, однако он должен
уметь предвидеть — за пределами непосредственно обозримого будущего — изменчивый ход
событий вокруг его творения.
Рассуждая теоретически и, быть может, несколько парадоксально, скажем, что будь Бразилиа
городом будущего, ее следовало бы поставить на колеса или построить из заготовок, которые
можно было бы монтировать по-разному, а то еще использовать такие пластичные формы, которые бы меняли свое значение в зависимости от ситуации; но она воздвигнута на века, как
монумент из бронзы, и разделяет судьбу всех великих памятников прошлого, которые история
переосмысляет, преображая их, меж тем как они сами намеревались преобразить историю.
III.5.
В тот миг, когда архитектор ищет код архитектуры вне архитектуры, он должен уметь находить
такие означивающие формы, которые могли бы удержаться во времени, удовлетворяя разным
кодам прочтения. Потому что исторические обстоятельства, в которых он живет и творит, выявляя соответствующие коды, гораздо менее долговечны, чем значащие формы, на которые его
вдохновляет открытый им код. Архитектор принимает во внимание советы социологов, фи-
зиологов, политиков, антропологов, но, располагая формы в соответствии с их требованиями, он
должен предвидеть возможную несостоятельность их теорий, учитывая в своей работе возможную
погрешность. И при этом он должен понимать, что его задача состоит в том, чтобы предвидеть и
учитывать движения истории, а не двигать ее.
Конечно, архитектурная коммуникация содействует изменению жизненных обстоятельств, но это
не единственная форма праксиса.
258
Г. Отсутствующая структура (Эпистемология структурных
моделей)
1. Структуры, структура и структурализм
При исследовании коммуникативных моделей не обойтись без использования структурных решеток
для определения как формы сообщений, так и системной природы кодов, при этом синхронное рас-
смотрение, полезное с точки зрения приведения некоего кода к форме и соотнесения его с другими, противопоставленными ему или дополнительными кодами, вовсе не исключает последующего
диахронического анализа, позволяющего составить представление об эволюции кодов под влиянием
сообщений и различных их прочтений в ходе исторического процесса.
Нужда в этих структурных решетках возникает тогда, когда появляется потребность описания
различных явлений при помощи одного и того же инструментария, иначе говоря, выявления
гомологичных структур в сообщениях, кодах, культурных контекстах, в которых они функционируют, одним словом, в механизмах риторики и идеологий. Задачи структурного метода как раз и сводятся к
тому, чтобы выявить гомогенные структуры на разных культурных уровнях. И это задачи чисто
www.koob.ru
оперативного порядка, имеющие целью генерализовать дискурс. Но рамки этой проблемы должны
быть изначально выверены, потому что зачастую термин структура употребляется как придется и в
самых несхожих философских и научных концепциях.
259
Неумеренное использование структуралистской терминологии в последние годы уже побудило
многих объявить сам термин не более чем данью моде и постараться очистить его от преходящих
коннотаций 1. Но даже и те, кто старается использовать этот термин предельно корректно, часто
ограничиваются допущением существования некой "ничейной земли", широкого поля, в котором
применение термина представляется оправданным.
I. Понятие "структуры" в истории мысли
I.1.
Речь идет о термине, который определяет одновременно целое, части этого целого и отношения
частей между собой 2, об "автономной целостности внутренних зависимостей" 3, о некоем целом, образованном слитыми воедино частями, причем все они зависят друг от друга и каждая из них
может быть тем, что она есть, только во взаимосвязи со всеми остальными 4.
Заметим, однако, что если структуру понимать как некую систему внутренних органичных связей
ou tout se tient (где все "держит" друг друга), то в таком случае придется признать, что
структуралистский подход характерен для всей истории философии, начиная, по крайней мере, с
аристотелевского понятия субстанции (а в "Поэтике" со сравнения драмы с "большим зверем"), он
характерен также для различных биоорганизмических теорий формы и для разных средневековых
теорий, вплоть до организмических философий девятнадцатого века (достаточно вспомнить
Колриджа, чьи взгляды предопределили многие положения современной англосаксонской
эстетики, а также гётевскую морфологию )
Известно, что современную философию населяют всевозможные "формы", от "жизненных форм"
(Lebensformen) Шпрангера до "пра-форм" (Urformen) Крика, от "основных форм"(Grundformen) Дильтея
1 Здесь я считаю себя обязанным сослаться на Кребера, поскольку умолчание выглядело бы некорректным
"Понятие «структуры», возможно, не что иное, как уступка моде Термин со строго конкретным смыслом вдруг
и на целые десять лет оказывается в центре всеобщего внимания, как например, эпитет «аэродинамический»
он благозвучен и его начинают применять, где нужно и где не нужно Любая вещь, если она не совершенно
аморфна, наделена структурой И сам по себе термин структура, видимо, решительно ничего не добавляет к
тому, что нам уже известно, служа пикантной приправой" (Anthropology, pag. 35) Ср. AAVV, Ust e significafi del termine struttura, Milano, 1965
2 Usi e significafi, cit., pag. 6
3 Luis Hjelmslev, Essais linguistiques Copenhagen, 1959
4 Andre Lalande, Vocabulaire de philosophie, III, "structure 260
до "сущностных форм" (Wesenformen) Гуссерля и "форм чувствования" (Gefuhlsformen) Шелера, каждая из которых предстает как некое структурное упорядочение исторической, онтологической
или психологической реальности 5. И далее в этом направлении укажем на то, что современная
эстетика насыщена структуралистскими мотивами от символических форм в духе Кассирера и
Лангер до стратегий новой критики, от форм Фосийона до теории формосозидания Парейсона, таковы же структуралистские установки реляционизма Пачи, находящегося под влиянием
Уайтхеда, и то же можно сказать о формальном характере "систем систем" (любопытна аналогия с
линией русские формалисты — Пражский лингвистический кружок — Уэллек) Шарля Лало, который в своих социально-эстетических исследованиях исходил из положений "структурной"
эстетики 6 ...
И наконец, с самого начала о структуре говорила психология форм, оказывая очевидное влияние
на многие направления современного структурализма, и в духе той же психологии форм
вырабатывал свои достаточно глубокие структурные дефиниции Мерло-Понти7.
Но ведь такое выуживание структуралистов, которые "не ведают, что они структуралисты", или
"структуралистов, предшественников структурализма", или "единственных доподлинных
структуралистов" может продолжаться ко всеобщему удовольствию до бесконечности Как же
можно отказать в структурном подходе Марксу и многим марксистам 8? И разве не тот же
структурализм определяет общее направление современных исследований в области
психопатологии, работ Минковского, Штрауса и Гебзаттеля, трудов Гольдштейна, анализа
www.koob.ru
наличного бытия у Бинсвангера 9, и самого фрейдизма, понятого Лаканом как раз в
структуралистском ключе 10?
1.2.
В заключение можно было бы сказать, что идея структуры пронизала многовековую философскую
мысль не только как идея всеобщности, связанная с представлениями о цельности мира, космо-
5 Ср. Luigi Stefanini, Metafisica della forma Padova 1949
6 Charles Lalo, Méthodes et objets de l esthétique sociologique, in "Revue internationale de philosophie", 7, 1949
7 La struttura del comportamento, Milano, 1963
8 Cp. Henri Lefebvre, Il concetto di struttura in Marx, in Usi e significati, cir , Lucien Sebag, Marxisme et structuralisme, Paris, 1965, и, конечно, структуралистскую интерпретацию Маркса у Луи Альтюссера и др., Lire le Capital, Paris, 1964
9 Cp. J. Н. Van Den Berg, Fenomenologia e psichiatria, Milano, 1961, Danilo Cargnello, Alterita e allenita, Milano, 1967, Il caso Ellen West e altri saggi, см также Minkowsky, Gebsattel, Straus, Antropologia e psicopatologia, Milano, 1967
10 O Лакане и лаканизме отсылаем к 5 гл этого раздела
261
ca, движимого формой форм, но и в приложении к частным "целым", к ней прибегают, дабы
располагать критериями упорядочения в ситуации, когда кризис метафизики не позволяет
высказываться о всеобщем целом как о Порядке. В современном мышлении этот подход одержал верх, при этом внимание сместилось на упорядочение обособленных явлений, рассматриваемых в
синхронном плане, отодвигая на второй план вопросы причинности, исторического развития, генезиса; все это свидетельствует о весьма неопределенной озабоченности проблемами формы, структуры, органичной целостности, а не о "структурализме" как монолитном направлении мысли
Итак, для того чтобы быть структуралистом, явно мало рассуждать о структурах, признавать их и
использовать структуралистскую методологию Поэтому, быть может, стоило бы оставить наименова-
ние "структурализм" за гипотетическим ортодоксальным структурализмом, который в какой-то мере
совпадает с линией Де Соссюр — Москва—Прага—Копенгаген—Леви-Строс — Лакан — советские и
французские семиотики, посмотреть, что отличает точное использование термина структура, и после
этого считать вопрос исчерпанным. Но как только мы произведем такую терминологическую редук-
цию, обособляя магистральное направление и рассматривая все боковые ответвления только в
непосредственной связи с ним, как только мы установим, в каких случаях надлежит пользоваться
термином структура, мы сразу столкнемся с таким разнообразием философских позиций, обуславливающих это употребление, что придется констатировать, что внутри магистрального
направления ортодоксального структурализма (того, что мы приняли за таковой, чтобы упростить
проблему) действуют разнонаправленные силы, превращающие магистраль в перекресток, а
структурализм — в отправной пункт, откуда можно проследовать куда угодно 11. И стало быть, надо
согласиться с тем, что существуют, а) "общий" структурализм (результат ошибочного именования или
самоименования); б) "методический" структурализм, чьи особенности нам еще надлежит уточнить; в)
"онтологический" структурализм, спорную проблематику которого мы обсудим.
11 "Структура это не столько результат мышления, сколько его отправной пункт" Enzo Paci, "Strutture", in "Aut Aut", 73, 1963
262
II. Уроки Аристотеля: теория структуры как конкретной формы и как
формальной модели
II.1.
Примем в качестве основы — и это устроит всех, — что структура это некое целое, его части и их
взаимоотношения между собой; что это система, в которой все взаимосвязано, взаимоувязанное
целое вкупе с системой увязок, но вот тут-то, собственно говоря, и встает вопрос, а что такое
структура, это структурированный объект или система отношений, структурирующих объект, но
могущая рассматриваться обособленно 12?
Выше мы уже говорили об Аристотеле как об отце структуралистского мышления. Ведь именно у
Аристотеля мы находим три понятия, при помощи которых характеризуется форма, некая
органическая упорядоченность: морфе (morfé), эйдос (eidos) и усия (ousia). Морфе (μορφή) определяется в "Физике", это схема, внешняя физическая форма объекта, та самая, которую
схоласты называли terminatio, это το σχήμα της ιδέας.
www.koob.ru
Эйдос (είδος) это идея. Она не "вне" вещей, как у Платона, для которого она большая реальность, чем конкретная вещь; это λόγος ανευ ύλης, и следовательно, она вместе с материей образует
синолон, субстанцию, и, стало быть, усию (ουσία). То τι ην είναι соединяется в σύνολον, с ύλη, а
это и есть ουσία, τόδε τι, индивидуум.
Но эйдос не существует отдельно от усии, это — акт сущности. Эйдос слиян с вещью, но не
причастен ни становлению, ни порождению. Он существует только вместе с субстанцией и в ней: это интеллигибельная структура субстанции. Это понятие можно пояснить с помощью
современной эпистемологии, сказав, например, что модель атома Н. Бора (которая не могла
возникнуть раньше, чем во Вселенной появился первый атом, — если не брать в расчет ее
существование в божественном уме в качестве ratio seminalis — и является результатом процессов
абстрагирования, описание которых не входит сейчас в наши задачи) это эйдос любого
возможного атома. Правда, с той оговоркой — которую мы сразу же и сделаем — что 1) атомной
эйдос-модели Бора не было до Бора, что не означает, что и самих атомов не было, и 2) мы не
хотим сказать, что атомы непременно должны структурироваться согласно гипотезе Бора; меж тем
у Аристотеля эйдос животворит усию, и выявляя, абстрагируя его, мы выводим на свет некую
интеллигибильность, существовавшую до нашего познания.
12 Ср. Usi e significati, cif., особенно заключительную дискуссию между Леви-Стросом, Мерло-Понти и др.
263
Эти отличия необходимо было подчеркнуть, потому что именно их и придется иметь в виду, обсуждая
в дальнейшем термин "структура". Тем не менее, отложив на время — но только на время — это
различение "данного" и "постулированного" эйдосов, продолжим рассмотрение статуса структуры в
аристотелевской философии.
II.2.
Если эйдос это рациональная и рационально постижимая структура конкретной субстанции, он должен
представлять собой систему отношений, которая управляет вещью, но не саму вещь. Однако, по
Аристотелю, эйдос не поддается определению вне материй, которую он актуализует, и, следовательно, вне "усии", в которой он воплощается. Так что, когда Аристотель ведет речь об идее некой
сотворяемой вещи (например, архитектор продумывает устройство дома), то такую оперативную идею
он называет не эйдосом, но " προτη ουσία" ("первая сущность"); форма изначально не может быть отде-
лена от вещи, формой которой она является 13. Итак, Аристотель очевидным образом колеблется между
структурной моделью (умственная схема) и структурированным объектом; эта дилемма возникает
всякий раз, когда речь заходит о структуре, и от ее решения зависит корректное понимание того, что
есть "структуралистская" методология. Впрочем, как можно убедиться, сомнения вызваны двумя
моментами: одно касается онтологического и эпистемологического аспектов эйдоса (эйдос "данность"
или "установка", я нахожу его в вещи или я прилагаю его к вещи для того, чтобы она сделалась
умопостигаемой); другое касается конкретного и абстрактного аспектов (эйдос — это объект или
модель объекта, индивид или универсалия?). Если мы обратимся ко второй оппозиции (между
структурой, понимаемой как субстанция — вещью, построенной по закону связей — и структурой как
сетью, отношений, совокупностью связей, порядком, который остается неизменным даже при замене
упорядочиваемых элементов), мы увидим, что это сомнение будет воспроизводиться во всех случаях
восприятия объекта и суждения о нем.
Ведь модели как раз и разрабатываются для того, чтобы определять объекты, и когда говорят об
объектах, их определяют посредством моделей. И потому уместен вопрос, нет ли среди стольких точек
зрения на структуру, такой, которая, отдавая себе отчет в наличии
13 См Аристотель, Физика, Метафизика Об аристотелизме и дальнейшей судьбе этих понятий см. Eco, II problema estetico in San Тоттаsо, Torino, 1956, гл. IV, 2 Более глубоко вопрос об искусственных формах у
Аристотеля, а также о содержании понятия prote ousia рассматривается Gianni Vattimo, Il cancetto di 'fare' in Aristotele, Torino, 1961 гл. V
264
этой дихотомии, представляла бы собой сознательный выбор одной из двух позиций. Из последующей
главы станет ясно, что "не-общий" структурализм как раз и делает этот выбор, разрешая сомнение, но
одновременно он остается открытым для другой альтернативы, указанной выше, для выбора между
онтологическим и эпистемологическим пониманием структуры (речь об этом пойдет в 3 и
последующих главах), оказываясь на развилке между методологическим и онтологическим
структурализмом.
www.koob.ru
2. Сомнение первое: объект или модель?
I. Структурная модель как система различий, приложимая к разным
феноменам
I.1.
Рассмотрим ряд высказываний, связанных общими установками и ни у кого не вызывающим
сомнения взаимным влиянием друг на друга, из которых следует, что
а) структура — это модель, представляющая собой систему различий,
б) свойством этой модели является возможность ее приложения к разным явлениям и
совокупностям явлений,
в) "структурная" методология имеет смысл только в том случае, если принимаются оба
вышеупомянутых положения, только при этом условии она может осуществлять
междисциплинарный анализ, открывая дорогу унификации знания и способствуя развитию
отношений между разными науками
I.2.
Соссюр (у которого почти не встречается термина "структура" и который говорит о языке как о
системе, понимая термин система точно так, как рассматриваемые далее авторы понимают термин
структура) решительно настаивает на системной природе языка "Язык — это система, все части
которой могут и должны рассматриваться в их синхронной взаимосвязи" 14. И значит, большая
ошибка считать слово соединением какого-то звука с каким-то смыслом, потому что это означало
бы вырвать его из контекста, в котором оно существует и частью которого является, а равно
думать, что можно прийти к системе, отталкиваясь от отдельных частичек и прибавляя их друг к
другу, вместо того чтобы исходить из целого и в процессе анализа выявить составляющие его
элементы Но исходить из целого для того, чтобы выявить отношения между его элементами, например, определяя какое-то значение через противопоставление другому значению, это и есть
не что иное, как обнаруживать систему различий
"В языке нет ничего, кроме различий Вообще говоря, различие предполагает наличие
положительных членов отношения, между ко-
14 Соссюр Φ Курс общей лингвистики / Соссюр Φ Труды по языкознанию М , 1977 С 152—153
266
торыми оно устанавливается Однако в языке имеются только различия без положительных членов
системы Какую бы сторону знака мы ни взяли, означающее или означаемое, всюду наблюдается
одна и та же картина в языке нет ни понятий, ни звуков, которые существовали бы независимо от
языковой системы, а есть только смысловые и звуковые различия, проистекающие из этой
системы" 15.
I.3.
Известно, какую роль сыграла эта идея в постсоссюрианском структурализме вся семантика
Ельмслева основывается на принципе значимости, устанавливающем возможность коммутации
означающих (при подстановке означающих соответственно меняется или не меняется означаемое), значение знака носит чисто дифференциальный характер линия раздела между французскими bois и forêt становится еще более отчетливой в итальянском, проходя между legno и bosco, с одной
стороны, и foresta, с другой. Внелингвистическое представление о небольших деревьях, растущих
на ограниченном пространстве, в соотнесении с представлением о бревнах, в свою очередь
соотнесенным с представлением о больших деревьях, растущих на значительном пространстве, не
предшествует системе, но рождается из языковой структуры, сообщающей позициональную
значимость своим элементам и наделяющей их значением в зависимости от системных различий, которые выявляются при сравнении с системой другого языка "Не только все относительное, но и
все соотносительное и дифференциальное имеет отношение к форме и не имеет отношения к
материалу"16
I.4.
Прячущееся за соссюровской "системой" понятие структуры появляется, как уже отмечалось, в
www.koob.ru
"Тезисах Пражского лингвистического кружка" 1929 года, в которых концепция языка как
системы предполагает "структурное сопоставление", обязательное также и для диахронического
исследования и заставляющее признать, в частности на фонологическом уровне, приоритет
внутрисистемных взаимоотношений перед собственно материалом 17.
Следовательно, также и здесь утверждается представление о структурной модели как о системе
различий, которая не имеет ничего общего с физическими качествами изучаемого объекта, или, как гово-
15 Соссюр Φ Cours, pag. 166
16 L. Hjelmslev, Essais linguistiques, cit., pag. 104
17 Пражский лингвистический кружок Le tesi del 29 Milano 1966 pagg. 43-46 Критику взглядов пражских
лингвистов в свете не индуктивно-функционального, но теоретико-дедуктивного понимания системы
(Ельмслев) см Giorgio Sandri, Note sui concetti di struttura e funzione in linguistica, in "Rendiconti", 15-16, 1967
267
рит Ельмслев, форма выражения никак не связана с субстанцией выражения, точно так же, как
форма содержания — позициональное значение — никак не связана с субстанцией содержания, или собственно значением.
Система различий — это система абстрагируемых отношений, и таковы фонологические законы, которые Трубецкой пытается выделить в разных языках; применяя принципы своей фонологии к
самым несхожим языкам и изучая структуру этих фонологических систем, он делает вывод о том, что некоторые комбинации отношений встречаются в самых разных языках, в то время как другие
нигде не встречаются. И это и есть структурные законы фонологических систем 18.
I.5.
Но здесь становится совершенно ясно, что сведение структуры к схеме или модели, представляющей собой исключительно отношения различения, свидетельствует об ее
оперативном характере в том смысле, что она может быть применена в качестве дескриптивной и
интерпретационной решетки к самым различным феноменам Структура имеет значение, если она
функционирует как код, способный порождать различные сообщения. И тогда становятся
понятными выводы, сделанные Леви-Стросом в его вводной лекции к курсу, прочитанному в 1960
году в Коллеж де Франс "Ни одна наука сегодня не может рассматривать изучаемые ею структуры
как любое расположение каких-угодно частей. Структурированным может считаться только
расположение, отвечающее двум условиям: оно должно быть системой, наделенной внутренней
связью, и эта связность, незаметная при наблюдении одной-единственной системы, обнаруживается при изучении ее трансформаций, благодаря которым в несхожих с виду системах
выявляются общие черты" 19.
Это утверждение Леви-Строса возвращает нас к представлению о системе различий, которая
ценна тем, что может быть приложена к разным явлениям, и тем самым подтверждается сказанное
в начале параграфа.
18 Ср. Трубецкой Н. С. Principes de phonologie Paris, 1949 Иными словами "Все системы могут быть сведены к
небольшому числу видов и всегда могут быть представлены симметричными схемами Многие законы