Lovestory

7 Сочельник

— Бр-р-р-р!

Зубы выбивали дрожь, Мэнди вся дрожала от холода. Она натянула три свитера и чувствовала себя огромной и надутой — ну точь-в-точь человечек из рекламы шин «Michelin». Лицо, руки и волосы у нее были все в блестках — до последней минуты она заворачивала подарки для Робин и Милли в красную блестящую бумагу «Dorothy». Она обвела взглядом свою маленькую квартирку и будто снова вернулась в детство. С тех пор как она повстречала Джейка, Мэнди прочно вошла в роль современной зрелой женщины.

Он научил ее разбираться в винах и живописи. Его страсть оказалась заразительной. Мэнди очень ценила его образованность, ей нравилось у него учиться. И в следующий раз, когда она будет организовывать какое-нибудь мероприятие, связанное с искусством, она точно будет знать, о чем идет речь, а не просто притворяться.

Она взглянула на маленькую белую полочку над камином. Вместо того чтобы развести огонь, она уставила всю квартиру церковными свечами разных размеров. Выглядело красиво, но, несмотря на центральное отопление, в комнате стоял холод. На полочку она поставила фотографию, которую Джейк снял, когда они ужинали за самым дальним столиком в роскошном ресторане «Ffiona’s», что на Уэст-Черч-стрит. На фотографии была счастливая, смеющаяся пара. Они с Джейком. Он быстро выхватил из-под стола фотоаппарат и сделал снимок. Сам он получился просто отлично. В ресторане горели свечи, атмосфера была очень уютной, почти домашней. Хозяйка ресторана всегда проявляла по отношению к ним большую деликатность и оставляла для них столик за колонной, подальше от нескромных взглядов. Здесь подавали великолепные котлеты по-киевски с колканноном. Джейк и Мэнди просто обожали хозяйку — та всегда умела организовать праздник, была веселой и открытой.

У Мэнди перехватило дыхание от нахлынувших чувств. Вместе с фотографией Джейк подарил ей и серебряную рамочку от «Tiffany». Да, вкус у Джейка был отточенный, а его щедрость подчас поражала. Как бы то ни было, но сегодня он обещал к ней заехать, чтобы выпить по стаканчику и обменяться подарками. Двадцать пятого и двадцать шестого декабря у них встретиться никак не получалось — Джейк с женой навещали родственников. Когда он спросил Мэнди, можно ли навестить ее в сочельник, она тут же кивнула. Она надеялась, что они проведут вечер вместе, но стоило ей вернуться домой после похода по магазинам, с множеством пакетов в руках, как ее соседка Дива высунулась из дверей своей квартиры.

— Тут заходил один весьма привлекательный джентльмен, — проворковала Дива.

— Вы счастливица, — мгновенно ответила Мэнди и улыбнулась.

— Он же не ко мне заходил, — шаловливо хихикнула соседка. — Но, имей в виду, мне бы очень хотелось, чтобы он пришел именно ко мне. Он такой красивый. — Она торжествующе улыбнулась. — Он все стучал и стучал к тебе в дверь. Ну, ты же меня знаешь: я услышала шум и выглянула посмотреть, что случилось, и он попросил меня передать тебе вот это, сказал, что это от Джейка. Или его Джек зовут — я что-то не очень расслышала.

Мэнди с улыбкой приняла из рук Дивы белую бархатную коробочку, украшенную стразами и перевязанную широкой серебристой лентой.

— Это был определенно Джейк. — Мэнди так и сияла.

— А еще он просил тебя проверить сообщения на телефоне, вроде он объясняет, почему не сможет заехать сегодня.

Дива старалась не упустить ни одной мелочи, хоть это и было нелегко. Так мило с ее стороны. По случаю праздника она надела атласную кремовую блузку с изящным бантом, модные брючки и украшения с жемчугом. Ее седые волосы были собраны в пучок, а губы накрашены алой помадой. Выглядела она грандиозно.

— А какие у вас планы на Рождество? — поинтересовалась Мэнди, скрывая разочарование и кутаясь в пальто.

— Ну, вечером я поеду к родственникам. Водитель заедет за мной в восемь, а сейчас только семь. Может, зайдешь ко мне? Я угощу тебя свежевыжатым апельсиновым соком с печеньем.

Дива всегда была неизменно деликатной и стильной. Мэнди хотелось, чтобы вокруг было больше таких людей, как она.

— С удовольствием, — откликнулась Мэнди.

Раньше она никогда не бывала у соседки и даже не представляла, что у нее такая огромная квартира с высоченными потолками, лепниной и огромными канделябрами. Фрезии в хрустальных вазах издавали дивный тонкий аромат, в гостиной стояла старинная мебель красного и орехового дерева, а на книжных полках тома классики: Шекспир, Диккенс, сестры Бронте. Квартира была обставлена в стиле ретро, здесь пахло бисквитами и засушенными цветами, и вообще было очень уютно.

— Присаживайся на диван, деточка. — С этими словами Дива пошла за угощением, крепко сжимая в руке деревянную трость. Она была такой элегантной и такой хрупкой.

Мэнди уселась на диван, с обивкой из камчатной ткани с цветочным рисунком, и осмотрелась. Вокруг было множество фотографий — черно-белых и поблекших цветных. В молодости Дива была настоящей красавицей: темные волосы, зеленые глаза — вылитая Ава Гарднер.

Одна фотография особенно привлекла внимание Мэнди. На ней была изображена юная Дива в роскошном длинном черном платье с открытыми плечами. На фотографии у соседки был такой грациозный и царственный вид, что Мэнди невольно залюбовалась.

Через несколько минут Дива вернулась с хрустальным толстостенным стаканом свежевыжатого апельсинового сока. Потом она исчезла и вскоре появилась опять, уже с серебряным подносом, где стояли ее стакан и тарелочка с бисквитами и заварными пирожными. От помощи Мэнди соседка наотрез отказалась — она, безусловно, была дамой независимой, но и любила поработать на публику. Мэнди была от нее без ума.

— Какая красивая фотография, — сказала Мэнди, указывая на Диву в вечернем туалете.

— А-а-а… эта, — кивнула Дива. — Да, это был очень веселый период в мой жизни. На самом деле эту фотографию я сделала в шутку.

— Это как? — Мэнди подумала, не слишком ли нескромно ее любопытство.

— Ох, деточка, это очень длинная история, и я не буду надоедать тебе своими стариковскими россказнями. Видишь ли, в юности я была большой непоседой. До сих не понимаю, как это мне удалось не навлечь на свою голову еще больше проблем.

— Дива, ну, пожалуйста, расскажите. — Мэнди прямо-таки умирала от любопытства. — Мне до смерти интересно, какие такие проблемы вы могли навлечь на свою голову.

У Дивы был такой вид, будто она вот-вот примется рассказывать, но вместо этого она откусила кусочек бисквита и с неповторимым изяществом сделала глоток сока.

— Ну, пожалуйста, — упрашивала Мэнди. — Я всегда подозревала, что у вас очень богатая биография.

Дива смахнула салфеткой крошку от бисквита, не задев при этом безупречно накрашенных губ.

— Что правда, деточка, то правда. — Она хитро подмигнула Мэнди. — На самом деле, я никому об этом не рассказывала, кроме родственников и пары близких подруг. — Дива улыбнулась и продолжила: — Но сегодня Рождество, к тому же события, о которых я поведу речь, происходили так давно, что мой рассказ никому не повредит.

Мэнди положила руку поверх руки соседки:

— Простите, если затронула что-то личное. Будьте уверены, я никому не проболтаюсь.

Но Дива, казалось, не слышала. Она вся унеслась в воспоминания, глядя затуманенным взором на фотографию, которая так привлекла внимание Мэнди.

— В юности я была танцовщицей, — начала она. — Я обожала чечетку и балет, а когда мне стукнуло двадцать, устроилась танцевать в бурлеск-шоу. Да-а, вот это было времечко! Скольких интересных людей я тогда повидала. А костюмы были коротенькие, но такие эффектные!

— А в какие годы это было? — спросила Мэнди с улыбкой.

— Я конечно же выдам свой возраст… — Дива бросила на нее понимающий взгляд. — Ну и черт с ним! Речь идет о начале пятидесятых, — рассказчица моргнула, — а может, о самом конце сороковых — начале пятидесятых…

Она сделала еще глоток сока и крутила стакан в руках. Ее длинные ногти были покрыты лаком насыщенного алого цвета в тон помаде.

— В общем, как-то раз появился один любезный джентльмен, весьма щедрый на чаевые. Он никогда не вмешивался в ход представления — ничего подобного, — а подчас даже сидел со скучающим видом. Как бы то ни было, он часто приводил с собой деловых партнеров и что-то с ними обсуждал в перерывах между номерами, а иногда и во время номеров — это в зависимости от девочек. — Дива бросила на Мэнди еще один значительный взгляд. — Я все к тому, что во время моих номеров он никогда не позволял себе обсуждать деловые вопросы. Я всегда приковывала к себе внимание публики.

Мэнди изо всех сил старалась не рассмеяться.

— Итак, — продолжила соседка, — этого джентльмена звали Фредерик. Милейший Фредди переменил всю мою жизнь. Я до сих пор не знаю, считать ли нашу встречу благословением небес или наказанием за грехи. — Дива залпом допила свой сок. — Фредди был поручен отбор девушек для конкурса красоты, и он предложил участвовать мне и моим близким подругам Ирис, Патриции и Бетти. Когда мы поняли, что на этом можно неплохо заработать, мы буквально прыгали от восторга. Бетти переживала, ведь у нее были муж (который считал, что она работает официанткой) и маленький ребенок, но фигура у нее была роскошная. Тогда мы придумали спрятать ее рыжие кудри под светлый парик. Идея оказалась очень удачной: в парике и под своим полным именем — Элизабет — она выиграла множество конкурсов, и никто так и не узнал ее. Ирис была тихой брюнеткой с роскошным бюстом, и танцевала она очень хорошо. А Патриция была шикарной длинноногой блондинкой. Все в один голос твердили, что она — вылитая Бетти Грейбл. Характер у нее был непредсказуемый. От нее можно было ожидать чего угодно. Когда она напивалась, то втягивала нас во всякие авантюры. Ну а я была довольно наивной, но живой и непосредственной. Я воспринимала жизнь как одно большое приключение.

— Вы, очевидно, были самой красивой из всей четверки, — добавила Мэнди.

— Ну, я бы сказала так: представителей сильного пола от меня надо было палкой отгонять, — шаловливо хихикнула Дива. — Впрочем, некоторых… некоторых я все же не отгоняла. — Она улыбнулась воспоминаниям юности. — Но вернемся к Фредди. Он явно вращался в высших сферах, и все у него были в друзьях. Невероятно, сколько всякого народу подходило к нему поздороваться во время вечеринок — и звезды кино, и политические деятели, и кто хочешь, — и практически все ходили с ним на наше бурлеск-шоу. Все они были не прочь повеселиться. Причем, чем знаменитее человек, тем больше безумств он себе позволял. Тогда мне было года двадцать два. После того как на одном из конкурсов красоты я спела, меня заметил один фокусник и пригласил к себе в ассистентки. — Дива рассмеялась от нахлынувших воспоминаний. — Я понимаю, сейчас это кажется смешным, но тогда фокусники гастролировали и в Вегасе, и по всему миру, так что мне невероятно повезло. Мой наниматель был геем, так что я могла ничего не опасаться во время гастролей с ним. Нам даже приходилось иногда спать в одной постели, если в гостинице совсем не было мест. Вот это было время! Я путешествовала по всему миру, и при этом мне оплачивали все расходы. Как-то раз мы даже перед королевской семьей выступали. Это все Фредди устроил. Он вообще устраивал нам разные выступления за долю в гонораре. Тогда собрались такие звезды, что просто уму непостижимо. Наш номер начался, когда подали кофе. Как сейчас помню: на мне были розовое с черным трико с тюлевыми вставками и черные туфли на огромных каблуках. В прическу у меня были вплетены перья, и костюм спереди и сзади был тоже украшен перьями. Вот такое в то время было представление об эффектном костюме. Первая часть нашего выступления прошла безукоризненно, а потом, потом… — Тут голос подвел Диву, а лицо у нее исказилось, будто она не могла решить, плакать ей или смеяться.

— И что же случилось потом? — не выдержала затянувшейся паузы Мэнди.

— Как на беду, мы доставали кролика из шляпы — нет, не могу об этом рассказывать.

Мэнди закусила губу, чтобы не рассмеяться, а Дива старалась совладать с собой, чтобы продолжить рассказ.

— Кролик был очень старым и издох прямо в шляпе, испортив нам все выступление. А никаких других фокусов про запас у нас не было — только Ронни.

— Ронни? — сдавленным голосом переспросила Мэнди.

— Да, — с полнейшей серьезностью ответила Дива, — так звали нашего кролика. Все поняли, что произошло. Я вышла вперед, чтобы извиниться перед публикой, но тут Фредди бросился ко мне и в отчаянии принялся шептать мне на ухо, чтобы я что-нибудь придумала. Я просто спела «We’llMeetAgain». Эту песню исполняла Вера Линн. Знаешь такую певицу?

Мэнди кивнула, и Дива запела чистым, звучным голосом.

— Ух ты! Да вы просто талант, Дива. — Мэнди ушам своим не верила.

— Ну, в двадцать лет я пела куда лучше, — подмигнула Дива с улыбкой. — В тот вечер на мне было чудесное красное вечернее платье, и Фредди познакомил меня с человеком, который перевернул всю мою жизнь. — Она опустила глаза и печально улыбнулась. — Я влюбилась, как еще никогда не влюблялась. К сожалению, в своей любви к нему я была не одинока. К тому же — как бы это выразиться поделикатнее? — он имел некоторое отношение к королевской семье.

Мэнди оторопела. Получается, мужчины всегда заводили и будут заводить себе любовниц? А Мэнди-то чувствовала свою исключительность, будто до нее ни одна женщина на свете не бросалась в объятия мужчины, который уже принадлежал другой. Дива через силу улыбнулась:

— Я тогда влюбилась до умопомрачения. Мы встречались тайно многие годы, и это были лучшие годы моей жизни. — Голос у Дивы дрогнул, будто она вот-вот заплачет.

Мэнди не выдержала:

— Пожалуйста, Дива, не плачьте. — Она взяла пожилую леди за руки и крепко сжала. — По крайней мере, в вашей жизни была настоящая любовь. А некоторым так и не доводится узнать, что это такое.

Мэнди поняла, что убеждает не только соседку, но и саму себя.

— Да, я любила. — Дива посмотрела девушке прямо в глаза. — Но ты представить себе не можешь, насколько невыносимо было дважды его потерять.

— Дважды? — шепотом переспросила пораженная Мэнди.

— Да, деточка, дважды. Видишь ли, жизнь — штука непредсказуемая. Нет, мы не охладели друг к другу, напротив, наша страсть с каждым днем разгоралась все сильнее и сильнее, но повышенное внимание к королевской семье означало, что нам надо было с особенной тщательностью скрывать чувства от посторонних взглядов. В какой-то момент мы повели себя недостаточно осторожно, допустив роковую ошибку. — Дива печально покачала головой. — Так называемый близкий друг сфотографировал нас вдвоем, а потом пошел на шантаж, требуя за фотографии огромный выкуп. Пришлось во всем признаться его родственникам. Он обратился к ним за деньгами и помощью. А в те времена, если бы все узнали, что член королевской семьи встречается с кем-то на стороне, это обернулось бы настоящей катастрофой. Одними сплетнями и статьями в бульварной прессе дело не ограничилось бы. Это могло привести к краху всей монархической системы.

— Какой ужас!

Дива промокнула навернувшиеся на глаза слезы крохотным шелковым платочком.

— Они нам помогли и сделали все, чтобы оградить себя от скандала. Я никогда не забуду, как он говорил мне, что они называли нашу любовь «скандалом», мне это казалось ужасно несправедливым. Мы так друг друга любили, и мне было так обидно, но, полагаю, они все же были правы. Аристократ, влюбившийся в танцовщицу, — это ведь неприлично, это и вправду скандал. Думаю, что некоторым ситуация казалась даже смешной, но я вынесла из всего этого один урок: единственное правило в любви — никаких правил.

В комнате повисло гнетущее молчание.

— Тогда родственники поставили ему лишь одно условие: они помогут, но он пообещает, что никогда больше не будет со мной видеться.

У Мэнди сердце кровью обливалось от жалости к Диве. Ее рассказ был исполнен такого трагизма, такой грусти, что казалось, будто этого просто не может быть. Мэнди же по-настоящему поняла, к чему могут привести такие отношения и насколько на самом деле несовместимы любовь и всякие там правила и ограничения.

— К тому времени, — продолжила Дива, — он купил мне эту квартиру. Мы с ним всегда встречались здесь наедине, и поэтому я всю жизнь прожила здесь. Я очень привязана к этому месту. Люди, которые осуждали нас и запретили ему со мной видеться, случалось, сидели с нами за одним столом. Они были и моими друзьями, они знали о нас, но делали вид, что ничего не замечают. Стоило нам допустить ошибку — и от их дружеского расположения не осталось и следа. Меня больше никуда не приглашали, мне больше никто не звонил. Слов нет, как мне было тогда тяжело, ведь огромный пласт моей жизни откололся и канул в небытие.

— А как же его жена? — не удержалась от вопроса Мэнди. — Как она это все пережила? Ведь ей, наверное, тоже было нелегко.

Дива вздохнула и покачала головой:

— Это, наверное, прозвучит странно, но я буду с тобой до конца откровенна. Мне так кажется, его жене с самого начала все было известно. Я старалась не попадаться ей на глаза. Она тоже всячески меня избегала. Мы с ней не были подругами, но на светских раутах, если вдруг наши пути пересекались, мы друг с другом вежливо раскланивались. Но, по крайней мере, при его жизни серьезно мы с ней не говорили.

— И что же она сказала, когда его не стало? — Мэнди было неловко задавать такой личный вопрос, но она не могла превозмочь любопытства.

Дива тяжело вздохнула:

— Она пришла сюда в день его похорон. Был уже поздний вечер. По понятным причинам на похороны я пойти не могла. Правила приличия не позволяли мне там появляться. Днем я пошла в церковь и поставила свечку за упокой его души, а вернувшись домой, вновь и вновь играла песню «Unforgettable» Нэт Кинг Коул. — Дива улыбнулась и даже слегка покраснела. — И вот пришла его жена. В траурном облачении она выглядела очень бледной и обессиленной. Она вошла в квартиру и увидела все эти фотографии, на которых мы вместе. Наверное, ей было горько, но я никогда их не убирала — так мне казалось, что он всегда со мной, где бы он ни был на самом деле. Его жена вручила мне перевязанный голубой лентой сверток. «Полагаю, это вам, — сказала она и закашлялась. — Я знаю, он писал каждую неделю. Это поддерживало в нем жизнь, — продолжила она спокойным голосом. — Болезнь не дозволяла ему самому относить эти письма на почту, а никому другому он не доверял, поэтому все эти письма складывал под кровать, и они там копились. При нашем последнем разговоре он сказал, что сильно меня любил, благодарил меня за прожитые вместе годы, но в глубине души он знал, что мне все известно про письма. Перед смертью он взял с меня клятву передать их вам. Я пришла сюда исполнить его просьбу и передаю вам все письма, что он написал за долгие двенадцать месяцев».

Дива подошла к секретеру и открыла дверцу маленьким старинным ключиком.

— Это письма-воспоминания. Их даже, наверное, можно назвать дневником моей жизни.

Мэнди взглянула на пачку пожелтевших писем.

— И чем же закончился ваш разговор с его женой?

— На самом деле, она поблагодарила меня. — Дива будто сама не верила своим словам. — Я, честно признаться, думала, что она будет рассказывать об их жизни, но у нее хватило величия и такта не касаться этой темы. У них ведь была своя история любви, и я ни за что не решилась бы посягнуть на нее. Она знала, что между нами была сильная страсть. Наверное, некоторые женщины в моей ситуации не стали бы церемониться и начали бы выдвигать требования, но я никогда ничего не просила. С тех пор, как ему запретили со мной видеться, мы с моим любимым больше не встречались. Даже тогда, когда появился маленький Генри. Я держалась, как могла, и милейший Фредди тогда очень нам помогал. До самой своей смерти он каждую неделю заходил справиться, не нужно ли нам чего.

— Простите за нескромный вопрос, а кто такой Генри? — Мэнди чувствовала, что упустила какую-то важную деталь в рассказе.

— Это мой сын. Наш сын. — По голосу слышно было, что Диве приятно произносить эти слова.

— Не может быть! — Мэнди покачала головой, будто не веря своим ушам. — Так вы с ним?..

— Да, деточка, — кивнула пожилая леди. — Все, о чем ты подумала, — все было.

— И вам все это время приходилось растить сына одной?

Дива печально кивнула.

— Но знаешь, деточка, не все так грустно. Долгие-долгие годы единственная радость общения, которую мы могли себе позволить, заключалась в письмах. Мне пришлось подписать документ, в котором я давала клятву не разглашать никаких сведений о нашей с ним связи. Конечно, я все понимала. Во всем была виновата только я сама. Я любила человека, к которому было приковано внимание общественности, человека, связанного семейными узами. Если играть с огнем, то можно обжечься. Но мы как-то со всем этим справились, и я не навлекла позор на свою семью. Я держала рот на замке, а голову — высоко поднятой. Думаю, его родственники были благодарны мне за это. А еще в тот памятный вечер его жена отдала мне его любимые запонки, часы и, что самое удивительное, письмо, в котором говорилось, что эта квартира и особняк в районе Белгрейвия достанутся Генри. По крайней мере, у нашего сына будет хоть что-то от отца, помимо выцветших фотографий и моих рассказов…

Выговорившись, Дива с облегчением вздохнула.

— Тебе, возможно, трудно будет это понять, — продолжила она, — но в тот вечер мы с его женой долго сидели и говорили о нем. Разговор шел о таких подробностях, которые могут знать только близкие и любящие люди. Позднее мы время от времени перезванивались с ней. Я, конечно, не приглашаю ее на чай, и мы никогда не станем близкими подругами, но мы друг друга уважаем и понимаем, несмотря на всю ту боль и все то безумие, через которые нам довелось пройти. Как бы то ни было, мне больше по душе общество моих верных подруг Патриции, Ирис и Бетти.

— Вот это да! — изумилась Мэнди. — Так они и есть те самые дамы, которых вы собираете на чай?

— Они очень меня поддержали, когда я потеряла любимого. В какой-то мере их тоже можно назвать любовью всей моей жизни. Мы стольким делились друг с другом.

Закончив рассказ, Дива налила Мэнди еще стакан апельсинового сока, на этот раз плеснув немного прозрачной жидкости из плоской фляжки.

— Это что, водка? — изумилась Мэнди.

— Помогает согреться зимой, — подмигнула ей Дива.

— Вот уж воистину в тихом омуте черти водятся, — рассмеялась Мэнди.

В дверь позвонили.

— Ого, это, наверное, за мной водитель приехал. — Дива покачала головой.

Время и впрямь пролетело незаметно.

— Мэнди, деточка, спасибо тебе. Я чудесно провела вечер! — Она крепко обняла Мэнди. — Ты такая милая, такая приятная девочка. Спасибо, что терпеливо выслушала мою болтовню. — Она несколько виновато улыбнулась.

— Да что вы! Мне было очень интересно, — искренне сказала Мэнди. — Для меня большая честь, что вы рассказали о самом сокровенном.

Дива проводила Мэнди до дверей и смотрела, как та спускается к себе, прижимая к груди подарок в красивой упаковке.

— Слушай, деточка. Слушай и учись, — с грустью улыбнулась пожилая леди.

Вернувшись домой, Мэнди почувствовала себя до ужаса одинокой. Она скучала по Джейку. А как он проведет Рождество? Они с ним виделись только накануне, но сердце уже ныло от тоски и одиночества без него.

Где-то в глубине души она чувствовала: именно в эту минуту что-то сдвинулось с места, как будто грузовик свалил кирпичи на ее чувство самосохранения, которое так и осталось погребенным.

Она совершенно точно осознала, что влюбилась всем сердцем и по-настоящему. А еще она знала, что Рождество ей придется встречать без Джейка, который будет там, где ему положено быть, — дома с женой.