Ловушка для княгини

Глава XXIX. Волчья кровь

Огонь выбрасывал искры в вечернее небо, старательно вылизывал дрова, приятно постреливал, раздаривая путникам тепло. Затерянные в снежной степи люди жадно протягивали к нему закостеневшие пальцы. Лошади мерно помахивали хвостами, отдыхая от долгого пути. Ах, как жаль, что животные не могут двигаться без остановки! Это уже третий отдых за день, а так бы хотелось мчаться не останавливаясь, быстрее добраться к заветной Толокше. Может Ростислав догадается и выедет навстречу.

Настасья баюкала Ивана. Как бы не застудить ребенка? Может стоило тайком оставить детей в теплой избе у Горчихи, дожидаться возвращения отца? Правильно ли она поступает, увозя с собой в неизвестность княжича и княжну? Постоянные сомнения усиливали тревогу. Если бы знать, как правильно. Но Настасья этого не знала, оставалось только молиться и надеяться.

— Здесь чуть подремлем и дальше поскачем, — сообщил Кряж, подбрасывая в костер свежие ветки.

Где-то в значительном отдалении прозвучал одинокий протяжный вой. Прасковья вздрогнула и прижалась к мачехе:

— А волки нас не с-съедят? — чуть заикаясь, спросила она у большого дяденьки.

— Куда им! — уверенно произнес Кряж, показывая длинный кнут. — Волк тут у нас один, — он резко развернулся к притихшему Боряте, — может поведаешь, как тебя на пакость подбили?

Борята вскинулся как вынырнувший из лужи воробей, нахохлился:

— Я сказал же, что помочь княгине хотел, не знал я, что в церкви засада будет.

— Да я не про то, — сузил глаза великан, — кто тя за княгиней волочиться надоумил?

— Никто, — с вызовом бросил кметь, — просто баба понравилась, князь ее не всхотел, ну я и подумал…

— Врешь! — возмутилась Настасья. — Ты Микуле крикнул: «Вы бабу мне обещали!» Кто тебе обещал?

Борята с сожалением прикусил нижнюю губу. Кряж угрожающе поднялся:

— Или сказываешь или нам с тобой не по пути. Волки там добычу заждались, — великан загородил кметю дорогу к расседланному коню.

— Ермила мне сказал, мол, чего теряешься, у нее такая мать была, что и дочь не далеко ушла, сама к тебе прибежит.

— Да как он смел, слизняк мерзкий?! — громким шепотом возмутилась Настасья, стыдясь, что это слышит Прасковья.

— Лжет, — холодно произнес Кряж, — княгиня Улита во вдовстве себя блюла.

Борята скривился в недоверчивой усмешке, но вслух противоречить не посмел.

— Серебра мне шапку обещали отвесить и княгиню отдать, как Всеволода изведут. Мы бы с тобой в Смоленск или в Полоцк подались бы, — с горящим взором обратился он к Настасье, — зажили бы ладно, кто ж знал, что они обманут? Я это понимать начал, как Всеволод меня прочь погнал, а Микула мне не помог.

— Когда тебя Всеволод прочь прогнал, вы же вместе из Дмитрова выехали? — Настасья напряженно вглядывалась в по-детски округлое лицо юнца.

— Выехали, на первый привал стали, он меня к себе вызвал и говорит, мол, откуда у тебя на лбу синяк. Я и говорю — об дверь ночью стукнулся. А он велел прочь ступать на все четыре стороны и в град не возвращаться.

«Синяк-то я ему набила», — вспомнила свой отчаянный удар княгиня.

— И куда ты пошел?

— Обратно, куда ж я зимой в степь пойду? Думал отсидеться, пришел к Микуле, а он на меня собак спустил, еле от них сбежал. У тетки в подполе отсиделся, а как узнал, что на княжьи хоромы полезли, так тебя, княгиня, через ход и пошел спасать.

— Опять врешь, — прохрипел Кряж, — про ход откуда ведаешь?

— Да многие то ведают, тоже мне тайна, — пожал плечами Борята.

— Микула тебе ход показал, велел княгиню с княжичем вывести, сказывал — тебе баба, а дите мне. Так?

— Нет, не так, — огрызнулся кметь.

— Так, по очам твоим грешным то вижу, — усмехнулся Кряж, встряхивая овчину для ночлега. — Чего-нибудь выкинешь, убью.

— Ничего я не выкину, — буркнул Борята, — к Ростиславу если пристроите в дружину, вечно Бога об вас молить стану, больше мне ничего и не надобно.

— Эк ты наметил, а возьмет ли тебя Ростислав? — Кряж поклонился княгине, прося разрешение на отдых.

Настасья махнула согласие и полезла с детьми почивать в сани. Сумерки превратились в плотную пелену ночи, расцвеченную яркими жемчужинами звезд. Мороз крепчал, заставляя сильнее кутаться в теплые шкуры. Скорее бы в дорогу — зевнула Настасья, прикрывая глаза. Ее накрыл тяжелый сон без сновидений, какой случается только после тяжких потрясений и переживаний, когда не только телу, но и душе невмоготу отражать тревоги дня.

Волчий вой, уже не такой далекий, заставил вздрогнуть, встряхивая остатки дремы. Настасья встрепенулась, проверяя лоб Ивана, нет ли жара. Успокоилась, огляделась. Кряж и Борята спали. Настасья прислушалась, вой не повторился. Облегченно выдохнув, княгиня, опершись о край повозки, снова прикрыла глаза.

И тут послышался легкий шорох, почти неуловимый, немного качнулся недвижный морозный воздух, или Настасье это почудилось. Она лениво приоткрыла правый глаз. Борята, с занесенным мечом, склонился над Кряжем, готовясь нанести удар в грудь. Расширив очи от ужаса, Настасья собралась громко крикнуть, понимая уже, что не успеет. Было ощущение, что время остановилось, замерло так же от вероломства, как и она. Ну же, крикнуть!

Кряж молнией взлетел на ноги, одной рукой отбивая превратившийся в былинку меч, а другой вцепляясь в горло Боряте. Тот захрипел, задергался, ничего уже не в силах сказать, и затих. Кряж отпустил руку и мертвое тело рухнуло в истоптанный снег.

Настасья выбралась из саней и подбежала к гридню.

— Кряж, миленький, он тебя чуть… — голос не слушался.

— Да я ж не дите, — улыбнулся великан, — знал, что полезет. Давно его надо было удавить, не нужен он нам в живых, много напраслины на тя, хозяйка, наговорить мог бы. Да грех на душу не хотелось брать, ждал, чтоб все по-честному, сам первым напал. Вот и дождался.

— Чего ему надо-то было? — вздохнула Настасья, отворачиваясь от трупа. — Чего им всем надо было?

— Волчья кровь, никуда не денешься, — мрачно произнес Кряж, и ответом ему прозвучал протяжный вой. — Подбираются, уходить пора.

Он запряг лошадей, привязал свободную лошадь за поводья к саням. Настасья снова залезла в повозку. И они выехали в ночь, пробираясь к скованной льдом Толокше.

Прасковья с Иваном пробудились на рассвете, Настасья сунула им согретый на груди хлебушек.

— А где кметь? — удивленно покрутила головой Прасковья.

— Расхотел с нами ехать, — почти не солгала Настасья.

— Ну и хорошо, — выдохнула княжна, — он мне не нравился.

К полудню показалась заветная река. Противоположный низкий берег казался безлюдным. Поднявшийся небольшой ветерок трепал сухие камыши.

— А где же братец? — разочарованно протянула Настасья, выпрыгивая из саней и вглядываясь в пустую равнину. — Неужто не дождался и уехал?

— Поглядим, — задумчиво произнес Кряж. — Там полого, спускаться будем.

Гридень медленно повел лошадей вниз, соблюдая все предосторожности и часто останавливаясь. Настасья шла чуть поодаль, прижимая Ивана, что-то радостно воркующего на только ему понятном языке, позади след в след, подобрав тяжелый от налипшего снега подол, брела Прасковья. Беглецы обогнули заросли ивняка, спустились на прочный лед, перебрались на правый берег и оказались посреди белой, густо припорошенной снегом поляны. Ни одного следа: ни человечьего, ни копыта, ни впадин от полозьев.

— Может мы не туда вышли? — предположила княгиня. — Может они чуть в стороне ждут?

— Да здесь мы ждем, — раздался веселый звонкий голос, который не спутаешь ни с чем.

— Ростислав?! — закрутила головой Настасья.

Голая равнина. Показалось что ли?

Из камышей полетел хохот.

Большой крепкий детина, с рыжим чубом из-под сдвинутой на затылок шапки, вылез, ломая сухие стебли.

— Заждался, сестрица, уж хотел сам к Дмитрову подступать, да в малой дружине.

Вслед за князем Бежским на лед стали высыпать вои его дружины: один, второй, третий… с десяток.

Настасья, передав Ивана Прасковье, побежала к брату. Ощутила его богатырские объятья, почуяла запах дыма и бражки. Ростислав не менялся ни в медвежьих повадках, ни в привычках.

— Как ты узнал, что у нас неладно? — улыбнулась Настасья.

— Гридень твой весточку прислал, — кивнул Ростислав на Кряжа. — Я его уж и позабыл, думал в живых уж нет.

Настасья уезжала в Бежск, рядом, гарцуя на вороном коне, не переставая засыпал ее новостями Ростислав: про сыновей и жену, про урожаи, охоту, главную страсть Бежского князя; обещал сестре и притихшей Прасковье масленичные катания на салазках и блины со стерлядью. Настасья кивала, не успевая вставить ни словечка, а сама невольно оборачивалась назад. На высоком берегу Толокши, выстроившись в цепочку, стояла волчья стая. Матерый вожак, задрав морду, нюхал ветер. Знать бы кто он, этот вожак, что завертел вихрь бед.

Даже издали Настасье казалось, что она видит алчные горящие уголья хищных глаз. Не догнали, оставалось только облизываться. На это раз ушла, а дальше? Даже под приглядом брата Настасья не чувствовала себя спокойно.