Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса

Весьма плодовитый автор Джей Лэйк, кажется, за последние несколько лет опубликовал свои короткие произведения повсюду, включая «Asimov’s», «Interzone», «Jim Baen’s Universe», «Tor.com», «Clarkesworld», «Strange Horizons», «Aeon», «Postscripts», «Electric Velocipede» и многие другие издания. Его рассказов за несколько лет хватило на пять сборников: «С приветом с озера Ву» («Greetings from Lake Wu»), «Растет камыш среди реки»[65] («Green Grow the Rushes-Oh»), «Американские печали» («American Sorrows»), «Псы в лунном свете» («Dogs in the Moonlight») и «Под покровом небес» («The Sky That Wraps»). Кроме того, он автор романов «Ракетостроение» («Rocket Science»), «Суд цветов» («Trial of Flowers»), «Исток» («Mainspring»), «Побег» («Escapement»), «Зеленая» («Green»), «Безумие цветов» («Madness of Flowers»), «Шестеренка» («Pinion») и трех повестей: «Гибель звездолета» («Death of a Starship»), «Убийцы младенцев» («The Baby Killers») и «Удельный вес горя» («The Specific Gravity of Grief»). Совместно с Деброй Лейн он редактирует престижную серию антологий «Полифония» («Polyphony»), вышло уже шесть томов. Также Лэйк – редактор антологии «Звездный цеппелин. Приключенческие рассказы» («All-Star Zeppelin Adventure Stories») совместно с Дэвидом Моулзом, антологии «TEL: Истории» («TEL: Stories») и «Другие Земли» («Other Earths») с Ником Геверсом и «Пряный вихрь историй» («Spicy Slipstream Stories») с Ником Маматасом. Недавно вышел его роман «Выносливость» («Endurance»), сиквел романа «Зеленая» («Green»); автор работает над новым сериалом «Солнечное веретено» («Sunspin»). В 2004 году Джей стал лауреатом премии имени Джона Кэмпбелла в номинации «Лучший новый автор». Живет в Портленде, штат Орегон.

Представленный рассказ – эффектная и отчасти шокирующая история о бессмертном человеке, который вышел на поверхность после исследования подземной пещеры и обнаружил, что на планете колонистов в живых остался только он. Несколько сотен лет он в одиночестве пытается понять, что произошло.

27 апреля 2977 года кэ (пересмотренный терранский стандарт, релятивистски согласованный)

Эсхил Сфорца, он же Эск для немногочисленных друзей, устроил себе лагерь в системе глубоких пещер, которые исследовал здесь, в горах Прекрасная Погода на планете Редгост. Технически он занимался поиском и анализом минералов, но так и не лишился трепета, который испытываешь, отправляясь туда, куда не ступала и вряд ли ступит нога человека. Исследование планет тоже довольно интересно, но этим любой дурак с комплектом хорошей аппаратуры может заниматься с орбиты. А вот забраться далеко в стигийские глубины воды и камня… на такое не всякий способен.

Вызов. Все дело в вызове: сможешь или нет? И, конечно, в последующем вознаграждении.

Еще в Институте Говарда, во время четырехлетнего психологического ориентирования перед процедурами, Эска предупреждали, что для «говардов» скука – обычное дело. Примерно пятнадцать процентов его коллег уже после первого столетия жизни в новом теле оказывались склонны к психозу. В то время опыт наблюдения за ними насчитывал всего сто шестьдесят лет.

Теперь, оставив за спиной восемь столетий, Эск так и не уступил смертельной скуке. Надо признать, он обнаружил, что большинство людей отвратительно скучны и банальны. Стоит им только набрать достаточно жизненного опыта, чтобы высказать в разговоре нечто интересное, как они начинают помирать от старости. Люди приходят и уходят, зато всегда отыщется какая-нибудь притягательная дыра в земле, помеченная его именем.

Он открыл фонтаны из серы глубоко под хрупкой корой Мелисанды-3- сигма. Он первый прошел по узким и колеблющимся ледяным мостикам в глубоких каньонах Кви Джу, которые на каждом шагу звенели, как колокол. Обнаружил червей, обитающих в лавовых трубках на Фёрфёре, едва избежав гибели и потеряв в ходе знаменитого бегства оборудование стоимостью два миллиона шиллингов.

Быть первым. Эти волшебные слова не умирали в нем никогда.

Здесь, в глубинах Редгоста, он исследовал сеть трещин и туннелей, стены которых покрывала странная комбинация из редкоземельных элементов и сплавов с полупроводниковыми свойствами. В нанявшем его Отделе планетарной разведки бушевали яростные споры о том, естественны эти образования или нет. После больше чем тысячелетия межзвездной экспансии человечество, собрав в каталоги более шестнадцати тысяч исследованных планет, из которых более двух тысяч постоянно обитаемые, еще не установило в точности, существует ли – или существовала ли когда-либо – разумная жизнь на этом краю галактики.

Эск признавал важность этого вопроса, однако не предполагал наткнуться на инопланетян в глубинах под корой этой планеты. Если честно – и под корой любой планеты. И он все еще не был разочарован.

Эти туннели… Многие были гладкими, как лавовые трубки, и по большей части пересекались друг с другом. Некоторые шли отдельно, имели неровные входные отверстия и обычно заканчивались тупиками. Но все были выстланы сеткой из металлических нитей, и она переливалась в луче фонарика множеством искорок, подобно огонькам далекой сказочной страны, которую можно увидеть только во сне. Термочувствительное зрение Эска показывало, что сетка эта чуть теплее окружающего камня и напоминает карту нейронных связей в мозге.

Эск не пропустил ни это сходство, ни тот очевидный факт, что, какой бы природный или искусственный процесс ни создал это покрытие в туннелях, случилось это после образования самих туннелей. По его текущей рабочей теории, гладкие туннели стали результатом деятельности какого-то дано исчезнувшего петрофага – пожирателя камней, а проходы с неровными стенами сформировались в ходе обычных геологических процессов. Теперь загадкой оставалось сетчатое покрытие.

Эск сидел на пересечении трех гладких туннелей и наслаждался быстро разогретым рыбным рагу. На Редгосте имелась обильная гидросфера, которую колонисты заселили множеством видов земных рыб. И пахло рагу просто волшебно: насыщенный аромат лососины, пряные нотки тархуна и шалфея, легкая острота капусты.

Если бы Эск закрыл глаза, сел совершенно неподвижно и сосредоточился, он смог бы услышать еле различимое эхо воздуха, движущегося в туннелях. Колебания атмосферного давления и небольшие перепады давления литосферы превращали это место в огромный и медленно рокочущий орган.

Из задумчивости Эска вывела серия толчков, которые он скорее ощутил, чем услышал. С изогнутого потолка упала пыль – впервые за все время, что он провел в туннелях.

Он запросил информацию от телеметра. Если ты «говард», одно из твоих преимуществ – то, что всё оборудование ты можешь носить в голове. Как буквально, так и фигурально. Данные потекли в оптические обрабатывающие центры настраиваемыми когнитивными потоками, которые можно было рубить на порции любого желаемого размера. Это было как мысленный фейерверк, только фрактального свойства. Слоны до самого конца, как сказал один из его ранних наставников. Шутку тогда пришлось объяснить: слоны, сделанные из слонов поменьше, сделанных из слонов еще меньше, и так почти до бесконечности.

В данном случае фрактальные слоны Эска сообщили, что подповерхностные датчики зарегистрировали вибрации слабого землетрясения, подтвердив в мелких технических подробностях то, что он уже ощутил. А вот с поверхностными датчиками связь отсутствовала.

И это было странно.

Эск также отметил серию нейтринных потоков. Солнечные вспышки на местной звезде? В прогнозах они не значились.

Все еще работающий кластер датчиков, ближайший ко входу в пещеру, начал регистрировать еще и медленное возрастание уровня наружной радиации. Все, что находилось выше, было мертво, как и оборудование на поверхности. Если хоппер и оборудование в базовом лагере около входа вышли из строя, как и наружные датчики, то возвращение домой пешком окажется долгим.

Неужели кто-то сбросил ядерную бомбу? Для Эска такое было почти немыслимым. С точки зрения политики это… жутко. Споры внутри государства не решаются силой оружия. Во всяком случае, редко. И определенно не столь жестоко.

Тактически это было еще более странным. Редгост мог соблазнить разве что жилым пространством и пахотными землями. Воевать ради одного этого?

Встревоженный, Эск лег отдохнуть до конца ночи, отмеренной по внутренним часам. Уровень радиации возле входа быстро нарастал и не собирался спадать до прежних нормальных значений. Выше, чем ему хотелось бы, но хотя бы не придется выходить в радиоактивный ад.

28 апреля 2977 года (ПТС-РС)

Дойдя до первого вышедшего из строя кластера датчиков, Эск оторвал от стены шишковатую серую полоску и рассмотрел ее. Десять сантиметров липкого полимера с несколькими сотнями микроточечных датчиков. Кластер был таким большим по единственной причине – для удобства человеческих пальцев. Поскольку в стандартных подземных комплектах отсутствовала камера, то и фокусное расстояние никогда не имело значения.

Индикаторная полоска режима неисправности была ярко-красной – от радиации. Потоки нейтрино, скорее всего, являлись составляющей очень быстрого облака частиц с высокой энергией, которое и поджарило его оборудование. Расположенные в глубине приборы оказались защищены слоем планетной коры достаточной толщины, не говоря уже о странно полупроводниковых стенах туннеля.

В голове Эска мелькнула страшная мысль: что такой поток частиц мог бы сотворить со всеми усовершенствованиями, плотно заполняющими пространство его собственного черепа?

Что ж, эта опасность, во всяком случае, миновала.

Он побежал обратно и сбросил все оборудование лагеря, приборы, инструменты и фонарики в туннели с последним работающим датчиком. Вполне разумное решение, если учесть отсутствие способа узнать, не повторятся ли события прошедшей ночи.

Покончив с этим, он осторожно приблизился к выходу. Хотя официальные отчеты, которые ему изредка доводилось видеть, были намного более сложными и подробными, основные причины смерти таких же «говардов», как и он, сводились или к убийству, или к тупости. И слишком часто – к тому и другому сразу.

А для того, что происходило на поверхности, любой вариант казался одинаково вероятным.

Оборудование снаружи упрямо не оживало. Эск дошел до места, где отраженный наружный свет начал создавать темно-серые тени в вечном мраке туннеля. Теперь уже можно было бы поймать радиопереговоры, хотя бы зашифрованный писк и треск.

Ничего.

Новых толчков не случилось. Нейтринных потоков тоже. Что бы ни произошло ночью, это стало единственным событием или серией событий, но завершенной, а не длящейся. Значит, не солнечные вспышки – те продолжаются несколько дней подряд. Тупость? Или убийство? Могло ли такое произойти в планетном масштабе?

Эск удивился, почему к нему вообще пришла такая мысль. Все, что произошло ночью, могло запросто оказаться локальными последствиями упавшей не туда бомбы или особенно невероятной аварии на электростанции. Никакой электростанции в горах Редгоста не имелось, но какой-нибудь особо невезучий космический корабль на низкой орбите вполне мог отработать по такому сценарию.

Эск понял, что именно молчание в радиоэфире его и напугало. Отрубились даже длинноволновые передатчики, которыми пользовались ученые, изучающие планету.

И наступила предусмотренная природой тишина.

Он вышел на свет, гадая, что увидит снаружи.

Оборудование в базовом лагере выглядело вполне нормально. В него никто не стрелял. Сгорела электроника, понял Эск. А вот хоппер был… странным.

Когда проживешь почти тысячу лет, причем большую их часть в экспедициях, понятие странного становится весьма растяжимым. Но даже в таком контексте вид хоппера под него, безусловно, подпадал.

По сути своей хоппер представлял собой аэромобиль, радикально не отличающийся от первых результатов освоения гравиметрической технологии в двадцать четвертом веке. Подъемный «хребет» с номинальной массой, снабженный энергобатареей на основе кристаллического карбида бора, вокруг которого можно навесить многочисленные блоки или корпуса. Аэромобили бесполезны вдали от массивных тел с магнитосферой, но на них это чертовски удобные штуковины. Его хоппер был предназначен для посадок на пересеченной местности и комбинировал всепогодную выживаемость с целым комплектом отсеков для хранения, блоком жизнеобеспечения и кабиной, рассчитанной на длительное проживание. Восьми метров в длину, около трех в ширину и чуть меньше в высоту, он очень напоминал любое иное высокопрочное промышленное оборудование, вплоть до приметной бело-оранжевой окраски.

И в хоппер явно кто-то стрелял. Эск был уверен, что увидел бы струйки дыма, если бы смог выйти немного раньше. Во всяком случае, распахнувшиеся входные панели и усеянное звездочками пробоин лобовое стекло подтверждали применение значительной грубой силы: лобовое стекло сделано из композита для космических условий и должно было уцелеть, даже если бы кабина разрушилась.

Что-то ударило по хопперу, и очень сильно.

Осторожно полазав по аппарату, Эск нашел семь входных отверстий, причем все неизвестные снаряды били сверху. После этого он невольно поглядывал в вышину. Бледно-лиловое небо Редгоста, украшенное перистыми облаками, выглядело безобидным, как всегда.

Орбитальная кинетика. Другого объяснения не было. И это оказалось пострашнее ядерного взрыва. На вопрос, почему кому-то понадобилось обстреливать пустой хоппер, стоящий в необитаемой глуши, Эск даже не начал отвечать.

Может, особо вычурная попытка убийства? Он всегда избегал политики, как официальной, связанной с деятельностью правительства, так и неофициальной, среди самих «говардов». По мнению Эска, участие в политике было особенной тупостью и кратчайшим путем к убийству.

После обстрела аэромобиля его батарея приказала долго жить и в результате стала немного токсичной. Ничего такого, с чем не смог бы справиться какое-то время его усиленный метаболизм, но слишком долго оставаться рядом, наверное, не стоило. После нейтринных потоков, или, точнее, того, что их породило, каждая независимая батарея или источник питания в его оборудовании тоже вышла из строя.

Кто-то поработал с тревожной тщательностью.

Эску все же удалось отыскать три тонкие батарейки второго класса в экранированном контейнере для образцов. Проверка тестером, извлеченным из ящика с инструментами, показала, что экземпляры рабочие, но могут питать разве что небольшой ручной фонарик или маломощную рацию.

Судя по всему, расхаживать сейчас с любым источником питания – скверная идея. К сожалению, с электроникой в черепе ничего нельзя было поделать. Оставалось лишь надеяться, что из-за относительно небольшой потребляемой мощности она сможет не привлекать лишнего внимания.

Проблему с батарейками Эск решил, оставив их вместе с уцелевшим лагерным снаряжением в пещере возле последнего работающего датчика.

Потом собрал то немногое из снаряжения, что не имело активных источников питания, – в основном защитную одежду и спальный мешок – и снова вышел наружу, чтобы разведать тропу, ведущую вниз с горы. Маршрут для аварийной эвакуации шел почти строго на запад к месту, где он никогда не бывал. Оно называлось долиной Синдайва. Двухчасовой полет на хоппере над сильно пересеченной местностью мог обернуться неделями ходьбы, не говоря уже о том, что человеку на этом пути надо чем-то питаться. Даже если этот человек – «говард». Особенно если он «говард».

13 мая 2977 года (ПТС-РС)

Эск брел по осыпи, ведущей к хребту справа от него. Поднимался он зигзагом. Пыль забивала нос и хрустела на зубах. Остро пахло камнем и едким ароматом крохотных растений, раздавленных ботинками.

Будь эта горная формация прерывистой, ее можно было бы назвать изолированным холмом, но стена тянулась на километры в обоих направлениях. Гряда холмов за спиной вытолкнула его в эту длинную и узкую долину, тянущуюся перпендикулярно направлению, куда он запланировал идти.

Прошло более двух недель с того дня, когда Эск бросил хоппер. Это был долгий путь пешком. Время не волновало. Расстояние тоже. Но нелепость сочетания и того и другого на пешем маршруте была определенно занятной. Так много он не ходил с самого детства на Тасмании. А Редгост вовсе не Земля, какой она была восемьсот лет назад.

Хорошо, что Эск оказался весной в умеренных широтах этого полушария: в другое время и в других местах погода на этой планете могла бы стать фатально неприятной. Прямого способа измерить уровень радиации не было, но по отсутствию любых симптомов Эск предположил, что тот не повысился или снизился с момента, который он теперь называл «день Д». Усовершенствованная иммунная система справится с долгосрочными последствиями радиационного воздействия, как уже справлялась все прошедшие века, так что проблема несущественная.

Не было и возможности сканировать радиопереговоры и передачи, поскольку все приборы со встроенными источниками питания остались в пещере. Но так как за последние две недели в небе не появилось ни единого инверсионного следа, оптимизма на этот счет Эск тоже не испытывал. Зато ночное небо, по контрасту, стало чем-то вроде светового шоу. Или до Редгоста добрался мощный и непредсказанный метеорный поток, или с орбит валится много обломков.

Даже такой минимум фактов не указывал на какой-либо благоприятный исход.

Кроме этих тревог, худшей частью путешествия стали поиски пищи и воды. Прежде чем бросить хоппер, Эск набил рюкзак плитками концентратов, но этого было, разумеется, мало. Даже при повышенной силе и выносливости он не мог нести больше двухдневного запаса воды, когда шел пешком. Те же усовершенствования организма как раз и требовали ежедневно примерно вдвое больше калорий по сравнению с нормой обычного человека. Значит, придется есть стелющиеся кактусы, тратить несколько часов в день на ловлю ящериц и маленьких насекомых вроде песчаных львов, которыми те питались, и часто копать ямки в поисках воды, пока на руках не появятся мозоли.

Двести километров ходьбы, чтобы преодолеть около ста двадцати километров по прямому вектору. Эск прикинул, что на ровной местности и при наличии фургона с необходимыми припасами он смог бы осилить такое расстояние менее чем за четверо суток.

Осыпь ползла под ногами. Эск почти танцевал на осыпающихся камнях, опасаясь растянуть или сломать лодыжку. Все ранения исцелялись поразительно быстро, но он не мог себе позволить роскошь застрять надолго на одном месте. Особенно на месте с такими слабыми перспективами отыскать еду или воду, как этот склон.

Над ним возвышались утесы. Камень крошился: старый базальт, перемежающийся слоями вулканического пепла, очень быстро по геологическим меркам уступил силам природы, и теперь от утесов отваливались массивные куски размером с посадочный челнок. Это оставило поднявшемуся по осыпающемуся склону Эску стену с восхитительно неровной поверхностью и поразительно опасный выбор точек опоры для пальцев и ног.

На другой стороне этого хребта находилась широкая прибрежная долина реки Синдайва, густо заселенная по сельским стандартам Редгоста: фермы, овцеводческие ранчо и несколько жилых поместий. Дождевые воды и тающие снежные шапки на водоразделе севернее долины обеспечивали ей достаточно воды даже в этом засушливом регионе, находящемся в «дождевой тени» гор Мономоку на западе.

Ему нужно лишь подняться на этот хребет, перебраться через него и спуститься по противоположному склону. И там он найдет… Людей? Руины?

Эск сейчас не хотел слишком много об этом размышлять. Но и ни о чем другом он думать не мог, а поэтому продолжал лезть на скалу.

Река оказалась на месте. Эск попытался убедить себя, что хотя бы это уже плюс.

С вершины хребта открывался прекрасный вид на долину Синдайва. Хотя там нигде не вились дымы пожаров, он четко увидел многочисленные темные пятна в тех местах, где сгорели строения. Было и немало мертвого скота. Гораздо больше животных все еще бродило на огороженных пастбищах.

Не двигалось только созданное людьми. Ни корабли на реке. Ни машины на ниточках дорог. На железной дороге, ведущей на юг к порту Шуман и побережью моря Эниветок, пусто. Ни дыма от очагов или костров, где сжигают кустарник. Ни подмигивающих огоньков для навигации, предупреждающих или приветственных.

Даже с такой высоты и расстояния Эск увидел, что стало в этой долине с творениями рук человеческих.

Он должен ее осмотреть. Как минимум следовало найти еду. Большинство зданий еще стояло. Идея обыскивать дома мертвецов в поисках еды не радовала, но идея голодать радовала еще меньше.

До первой фермы Эск добрел лишь в вечерних сумерках. Он, безусловно, предпочел бы вламываться в дом при дневном свете, но глупо было голодать еще одну ночь, когда дом стоял прямо перед ним. Высокий фундамент из полевых камней, два этажа из ярко окрашенных досок. Такой дом вполне смотрелся бы и на одной из богатых ферм времен его молодости.

Он так и не понял, что это: сознательное возрождение старинных методов строительства или нечто вроде архитектурной версии параллельной эволюции.

Во дворе кудахтали и возились куры, настороженно поглядывая глазками-бусинками. Некоторые уже забрались на разросшиеся кусты, устроив там насесты, остальные доклевывали ту ерунду, которой питаются куры.

За домом его встретило блеянием стадо брошенных овец, прижавшихся к ограде на границе пастбища. Он понятия не имел, чего они хотят, но смотрелись они очень жалко. Несколько уже умерло и лежало на траве грязными кучками.

Им нужна вода, понял он, увидев пересохшую землю возле металлического корыта. Они умирают от жажды.

Эск обошел вокруг дома, проверяя, можно ли наполнить корыто. Он увидел торчащую из земли трубу с краном на конце, повернул кран, но вода не пошла.

Конечно же, воды не будет. Ведь ее качает из колодца насос, а электричества для него нет.

Эск вздохнул и открыл воротца в ограде.

– Река в той стороне, овечки, – хрипло сказал он. И понял, что за две недели ходьбы не произнес вслух ни слова.

Овцы лишь уставились на него, даже не пытаясь вырваться на свободу. Но больше для них нельзя было ничего сделать. Пожав плечами, он вернулся к дому и поднялся на крыльцо к задней двери.

В доме царил хаос. Если бы Эск пришел сюда днем, он даже снаружи заметил бы потрескавшиеся и выбитые окна. Полы внутри усеивали щепки и клочки изоляции.

Отсутствие людей настораживало. Равно как и отсутствие крови.

Они просто вышли из дома, оставив двери нараспашку, и исчезли. Затем что-то упавшее с орбиты продырявило крышу, выведя из строя домашнюю электростанцию, систему связи и – как ни странно – печь. Он решил, что все происходило именно в такой последовательности, потому что, будь кто-то в доме в момент удара, остались бы следы паники: опрокинутая мебель, кровь из ран, нанесенных щепками и осколками, что-нибудь еще в этом роде.

С этой радостной мыслью Эск прошелся по дому в сгущающихся сумерках, проверяя бытовую электронику, электроинструменты и любые приборы, снабженные кнопками включения и выключения. Вся мелкая электроника сгорела, как и оборудование в хоппере.

Все выглядело так, словно здесь, на Редгосте, осуществилась старая сказка о христианском вознесении на небеса. За которым последовала взрывная месть эксплуатированных электронов? Он уже лет семьсот не заглядывал в Библию, но был совершенно уверен, что там нет ни слова о вознесении батареек.

– Вольту – вольтово, – произнес он в темноту и захихикал.

Внутренняя дисциплина все-таки дала трещину. Эск пришел в кухню и стал искать еду и питье.

21 июня 2977 года (ПТС-РС)

Ушло пять недель, чтобы осмотреть каждый дом в этой части долины Синдайва. По пути Эск открыл все ворота на пастбища, какие смог найти, и выпустил рогатый скот, овец и лошадей. У лам, свиней и коз хватило сообразительности уйти самостоятельно, а кое-где они уже перепрыгнули или сломали ворота или же, как козы и козлы, вышибли щеколды.

Большая их часть будет голодать даже на воле, но у них хотя бы появился шанс найти воду и хорошее пастбище. Некоторые выживут. Насколько ему было известно, в биогеоценозе Редгоста не имелось хищников высшего порядка. А люди, разумеется, таких сюда не привозили.

Впрочем, дайте собакам пару поколений прожить на воле, и это изменится.

А сердце ему разбили те самые чертовы собаки. Хуже всего были домашние питомцы. Многие оголодали или съели друг друга. А выжившие ожидали от него большего, чем животные с ферм. Когда он открывал дверь или разрезал сетку, они бросались к нему. Лаяли, выли, мяукали. Он был Хозяином, он был Едой, он мог выпустить хороших мальчиков Гулять. А псы знали, что вели себя как плохие мальчики. Гадили по углам, спали на мебели, выли под навсегда запертыми дверями спален.

Если честно, то как раз из-за них он и заходил в каждый увиденный дом или здание. Чтобы выпустить котов, собак и карликовых свинок. Отыскав велосипед, он смог отрываться от тех собак, что хотели следовать за ним. Котам он оставался безразличен, а свинки были слишком умны, чтобы пытаться. Иногда он выпускал и птиц и по мере возможности рыбок – из аквариумов в ближайший водоем.

Чем дольше он ходил, тем меньше зверей оставалось взаперти живыми. Но попытаться их спасти он был обязан.

За тридцать девять дней в долине Синдайва он обошел почти четыре сотни домов, общежитий, зернохранилищ, боен, дубилен, холодильных складов, мастерских, центров аварийной помощи, магазинов и школ. Даже три железнодорожные станции, небольшую больницу и крохотный аэропорт.

И ни единого человека. Ни одной крохотной человеческой косточки. Он даже раскопал старую и свежую могилы, чтобы проверить, остались ли там тела. Остались. Эск плохо помнил основы христианства, поэтому не смог решить, за или против Вознесения свидетельствует этот факт. Он перезахоронил покойников и прочел над свежевскопанной землей несколько молитв, какие вспомнил.

– Десять тысяч овец, тысяча котов и собак, один я, – сказал он терпеливо слушающему дубу. Дуб был кривоватый, согнутый ветрами, он стоял в скверике перед «Железнодорожным депо номер два имени Тодда Кристенсена Нижней долины Синдайва». На табличке рядом значилось, что это первое терранское дерево в долине, посаженное одним из фермеров-первопроходцев двести лет назад. – Ты выживший. Как и я.

Выживший – после чего?

Эску повезло в том, что на железнодорожном вокзале нашлась скромная подборка дешевых туристических карт, отпечатанных на пластиковой пленке. Некоторые люди просто не хотят постоянно иметь дело с устройствами обмена информацией. На относительно малонаселенной планете вроде Редгоста электросфера все равно была еще во многом незавершенной.

Была. Теперь ее вообще не стало. Абсолютная форма незавершенности.

Эск просмотрел листы карт. Он мало что знал о местной планетографии: для него она попросту была неважна. Его высадили с челнока в Атараси Осака, главном космопорте и транзитном складе Редгоста. Он слышал, что на планете есть еще три или четыре других порта, где могут сесть или взлететь орбитальные транспорты. А на задание в горы он вылетел из порта Шуман, после атмосферного перелета из Атараси Осака.

Вот и все. О долине Синдайва он знал только то, что для него это первый пункт при аварийной эвакуации. А о Редгосте – только то, что там есть полупроводящие туннели и что это буколический рай для примерно двадцати миллионов человек.

Он решил, что следующую остановку сделает в порте Шуман. Это был город – во всяком случае, по стандартам Редгоста. Если кто и уцелел в этой части планеты, то там.

Эск уныло прикинул, что у двадцати миллионов человек должно быть около пяти миллионов жилых домов и с полмиллиона коммерческих строений. В долине Синдайва ему удавалось осмотреть в день в среднем по десять домов. В городах они, конечно, стоят плотнее. Но все равно – понадобится шестьсот тысяч дней, чтобы проверить каждое строение на Редгосте, плюс время на переход из одного места в другое. Пятьдесят лет? Сто, если здания в Атараси Осака и нескольких других относительно больших городах слишком велики, чтобы проверять их быстро?

Но куда, черт побери, подевалось двадцать миллионов человек? Заваленную трупами планету он смог бы понять. А вот планету без людей…

4 января 2978 года (ПТС-РС)

Разбившийся самолет на холмах восточнее порта Шуман привлек внимание Эска, когда он ехал на велосипеде по грубой служебной дороге, тянущейся параллельно железнодорожным рельсам. Это был самолет с неподвижными крыльями и пропеллерными двигателями – простая конструкция, рассчитанная на местное техобслуживание без необходимости импортировать на планету запчасти. Фюзеляж выглядел целым, поэтому он и решил осмотреть самолет. До сих пор он прекрасно обходился без оружия, а большая часть того, что находилось, все равно оказывалась бесполезной из-за встроенной электроники; но ему всегда было любопытно, что он сможет найти.

Этот самолет оказался шестиместным. Небольшой, с бледно-зелеными полосками и эмблемой Министерства социальной корректировки Редгоста. Местное название планетной судебной системы. Подойдя, Эск заметил, что одной двери в самолете не хватает.

Он заглянул внутрь и увидел кого-то на заднем сиденье.

– Черт! – завопил Эск, отпрыгивая назад.

Он слишком много времени провел в одиночестве. И уже начал жалеть, что не прихватил с собой парочку собак из долины Синдайва.

Чувствуя себя дураком, Эск отцепил от велосипеда алюминиевый насос и перехватил его наподобие дубинки. Некоторые из его коллег были убийцами – опасными, как любой когда-либо живший человек, но Эск никогда не увлекался ни подобными тренировками, ни соответствующими усовершенствованиями организма. Он был достаточно силен, чтобы при необходимости пробить таким насосом стену. Во всяком случае, сломать или стену, или насос.

Этого ему вполне хватало.

До сих пор.

Эск снова приблизился к самолету. После вопля смысла таиться уже не было. Но все равно ему не хотелось просто залезать в эти обломки.

Человек сидел на прежнем месте.

Нет, сделал он очевидную поправку. Тело. Кто останется сидеть в разбившемся самолете? Хотя бы потому, что здесь по ночам очень холодно.

Мужчина. Прикованный наручниками к сиденью. Эск забрался в кабину и подкрался ближе. Трудно было сказать наверняка, поскольку плоть от холода мумифицировалась, но, судя по всему, пленник упорно старался освободиться от наручников.

Эск заглянул в пилотскую кабину. Разбитые приборы и окна, порванная обивка кресел. Крови нет.

Они покинули самолет или как минимум кресла, прежде чем нечто, прилетевшее с орбиты, поразило самолет. В полете.

А отсутствующая дверь? Что, пилот и охранники вот так просто взяли и вышли прямо в воздухе? Эск представил, как заключенный изо всех сил пытается откликнуться на тот же зов, что призвал его охранников. А потом вопит от ужаса, когда кокпит взрывается шипящими осколками, моторы разлетаются в клочья под ударами с орбиты, а самолет заходит на свою последнюю посадку.

Он надеялся, что бедняга погиб при посадке, но заподозрил, что тот мог умереть от голода, прикованным к креслу.

Это также означало, что все, кто оказался не в состоянии двинуться с места, не были захвачены тем, что сцапало всех с поверхности Редгоста. Заключенные? Две тюрьмы, куда он заглянул, стояли пустые, с распахнутыми дверями. Охранники прихватили заключенных с собой. Пациенты из палат интенсивной терапии? Этим объяснялись несколько больничных коек, которые он обнаружил в садах и на уличных тротуарах.

Но все же Эск знал, где смотреть.

Он вернулся за кусачками и освободил мертвого заключенного. Лопаты у него не было, а грунт в любом случае слишком холодный, чтобы копать, но он потратил два дня, чтобы возвести рядом с самолетом каменный холмик.

– Предпоследний человек на Редгосте, – произнес он вместо молитвы, закончив работу. Пальцы у него были исцарапаны и кровоточили, несколько ногтей оторвалось. – Мы с тобой братья, хотя ты никогда этого не знал. Я только не знаю, лучше тебе сейчас или хуже, чем тем, кого забрали.

11 октября 2983 года (ПТС-РС)

На шестой год своей хиджры Эсхил Сфорца вошел в город Пеллетон. Он уже пять лет не находил в помещениях живых зверей и более четырех лет – живого скота в уличных загонах. И ни разу не видел признаков того, что, кроме него, на планете выжил кто-то еще. Шесть тел нашлось при различных невероятных обстоятельствах. Самым тяжелым случаем стала маленькая девочка, запертая в шкафу с горшком и бутылкой воды. Очевидно, девочка оказалась в шкафу задолго до Дня Д. И еще больше времени там провела после.

Эск искренне надеялся, что тот, кто поступил так с ребенком, угодил сразу на последний круг того ада, что разверзся и поглотил человечество.

Он похоронил всех. И после той девочки с навязчивым упорством проверял все шкафы. Это отнимало больше времени, но что значит время для «говарда», неторопливо идущего домой?

Пеллетон находился на восточном побережье моря Эниветок. Это был первый из городов с домами выше четырех этажей. Какой-то оптимист возвел на набережной две пятнадцатиэтажные офисные башни. К тому времени Эск достаточно насмотрелся на архитектуру и жилые районы планеты, чтобы понять: большинство людей хотело видеть жилища небольшими и простыми.

Совсем не так, как на Тасмании времен его молодости. Те, кто хотел жить в большом городе, перебирались в Мельбурн, Брисбен или Сидней. А те, кто хотел жить в большом городе здесь, на Редгосте, перебирались в Атараси Осаку или нанимались работать за пределами планеты.

Он обрел привычку первым делом заходить в местный аэропорт, когда до него было еще удобно добраться. И не ради какого-нибудь другого прикованного пленника – хотя такого он так и не нашел. Скорее в надежде отыскать что-либо полезное. Что угодно.

Газовые мешки тяжелых грузовых дирижаблей уже давно висели лохмотьями на их полужестких каркасах, но Эск все гадал, удастся ли ему отыскать самолет с фиксированными крыльями или гравиметрический флаер, не расстрелянный с орбиты. Не то чтобы он надеялся смастерить голыми руками авиационный двигатель или энергомодуль для флаера, но сам такой аппарат стал бы неплохим началом.

Большая часть кабин была разбита вдребезги: слишком много электроники. Такая же картина с энергомодулями. И, как правило, с фюзеляжами. Эск развлекался, подсчитывая общее количество отдельных наземных целей, подвергнутых бомбардировке с орбиты всего за двадцать пять целых и шесть десятых часа – длительность местных суток, – и число пусковых установок, которое для этого потребовалось. И вычислительную мощность систем наведения.

Эск пришел к выводу, что ни у кого в освоенном человечеством пространстве нет ресурсов на такую насыщенную атаку. Во всяком случае, на такую быструю и тщательную.

Это, разумеется, породило несколько непростых вопросов. Один тревожил больше всего: произошло ли такое на всех планетах, заселенных людьми, или только на Редгосте? Эск, конечно же, не смог бы выяснить, пытался ли связаться с планетой какой-либо космический корабль или звездолет после Дня Д. Как он смог бы узнать о его прилете? Разве что случайно заметил бы маневры на орбите. Насколько известно, ни одна рация на планете больше не работала.

Так, может, Эск – не только последний человек на этой планете, но и последний человек во вселенной? Он так и не смог понять, что означает эта мысль: паранойю, мегаломанию или просто здравый смысл. Или все три сразу, что еще хуже.

К тому времени большинство фюзеляжей воздушных судов украсились слоями мха, травы, а в некоторых случаях и лиан. Еще лет десять, и из дырок в крыльях прорастут деревья. Эск целый день бродил по аэропорту Пеллетона, но не отыскал ничего нового, а с наступлением темноты устроился на ночь в небольшом здании терминала.

Ситуация со стаями бродячих собак постоянно ухудшалась. В отличие от первых лет после Дня Д, ночевать под открытым небом стало уже опасно. Эск снова начал задумываться об оружии. Особенно метательном.

6 июня 2997 года (ПТС-РС)

На двадцатом году своей хиджры Эсхил Сфорца начал сочинять эпическую поэму. Его улучшенная память была совершенна по определению, и он без труда запоминал сочиненные строки, но все же постарался отточить рифмы и размер, чтобы любой другой, кто захочет выучить его повествование о возвращении домой вокруг Редгоста, смог это сделать.

За эти годы он нашел и похоронил двадцать три человека. Судя по всему, никто из них не пережил День Д надолго, и те же обстоятельства, что не дали людям выйти наружу, не позволили им долго сохранять жизнь и здоровье без посторонней помощи.

Города и поселки тоже менялись. Паводки на реках повреждали мосты и размывали набережные. Бури валили деревья, срывали крыши и разбивали уцелевшие после орбитальной атаки окна. Растения, как местные, так и терранские, захватили сперва парки, лужайки и открытые пространства, а потом начали колонизировать тротуары, крыши, ступеньки и световые окна подвалов.

Четкие линии, проведенные цивилизацией на природе, исчезали в мешанине щебня, обломков и зеленых листьев.

Эск потратил годы на поиски разгадок. Обшарив множество разбитых машин и зданий, он откопал достаточно выпущенных с орбиты снарядов, чтобы понять: без серьезных лабораторных исследований он мало что сможет о них узнать. А доступа в лаборатории он не имел – и не мог, разумеется, получить из-за отсутствия электричества. Космические снаряды выглядели как деформированные огнеупорные металлокерамические пули диаметром около двух сантиметров, имевшие в момент выстрела, скорее всего, грубо сферическую форму. А это оставляло вопрос об их наведении на цель широко открытым.

Равно как и найденные тела. Ни одно из них не поведало Эску больше, чем тот мертвый заключенный. Каждый человек, физически способный выйти на улицу, вышел днем или вечером 27 апреля 2977 года и исчез. Предположительно вместе с одеждой и тем, что в тот момент было у него в руках. Эск видел на тарелках множество высохших бутербродов, а на спинках стульев – пиджаков, но ничего подобного – на тротуарах или задних дворах по всему Редгосту.

Световое шоу в небесах затихло несколько лет назад, хотя редкая вспышка входящего в атмосферу обломка все еще привлекала взгляд по ночам. Эск периодически находил батарейки и даже небольшие электроприборы, уцелевшие после орбитальной бомбардировки и воздействия электромагнитного импульса за счет экранирования – сознательного или случайного. Он до сих пор не решался носить их с собой, опасаясь, что слежение с орбиты еще может продолжаться.

Вот и все новости.

Поэтому в один прекрасный день он начал сочинять эпическую поэму. Надо же было чем-то занять голову, прорубаясь через заросли и заглядывая в шкафы и кладовки.

Гомером ему никогда не быть, но кто здесь услышит его вирши, в конце концов?

23 апреля 3013 года (ПТС-РС)

На тридцать шестой год своей хиджры Эсхил Сфорца наконец-то начал всерьез воспринимать предположение, что он окончательно сошел с ума. Он с самого начала гадал, так ли это. Не угодил ли он в ловушку галлюцинаций, растянувшихся на десятилетия, когда в его усовершенствованном мозге что-то переклинило? И не было ли даже течение времени артефактом когнитивной компрессии, подобным иллюзорной и обманчивой скорости течения времени во снах?

Эск не был уверен, имеет ли значение любой из вариантов. Он даже не был теперь уверен, есть ли между ними разница.

Он исследовал город Теккейтсерток на почти пустынном острове в северной полярной области Редгоста. Путешествие на остров потребовало длительного планирования и парусной лодки, найденной совершенно целой из-за полного отсутствия на ней электроники. Тем не менее восстановление лодки до пригодного к плаванию состояния заняло больше года.

Время. Работа – лишь нечто такое, что надо сделать.

Теккейтсерток был застроен низкими и приземистыми домами, большинство – со слегка скругленными крышами для предотвращения накопления снега и меньшего сопротивления ветру, с воем налетающему с моря Нордкот на дальней стороне острова, по большей части замерзшего. Теперь любую поверхность, не похороненную под нанесенными ветром снегом и песком, покрывали лишайники. Внутренности домов, где сохранилась изоляция, захватила мохнатая плесень, и все внутри казалось немного пушистым. А там, где изоляция не сохранилась, интерьеры превратились в раскисшую и гниющую кашу.

Эск бродил по городу, гадая, почему кому-то захотелось тут жить. Теккейтсерток, вероятно, был самым экстремальным постоянным людским поселением на Редгосте. Некоторое время назад он решил не утруждаться осмотром кемпингов, исследовательских станций и тому подобного, так что все, кто когда-то находился на северной ледовой шапке, были предоставлены своей судьбе. Да и какая научная ледовая станция выжила бы тридцать пять лет без обслуживания? Даже этот город, которому толстые стены придавали иллюзию долговечности, уже сдавался под натиском природы.

Конечно же, здесь никого не было. Даже в шкафах, в которые Эск упорно продолжал заглядывать. Он не нашел ни отпечатка следа атаковавших, но держался за смутную идею о том, что улики могли сохраниться в ледяном северном холоде. Даже летом это место было враждебным: всё построено на вечной мерзлоте, и снег здесь идет каждый месяц местного года.

Момент безумия настал, когда Эск находился в городском универмаге. Окон в нем не было, и это значило, что придется воспользоваться керосиновым фонарем, хотя снаружи продолжался бесконечный летний день. Свет фонаря порождал странные резкие тени между лужицами света. Весь торговый зал был уставлен стойками с товарами, от арктического снаряжения до колес для снегоходов. Эск бродил от прохода к проходу, присматривая что-либо полезное для выживания, когда услышал краткий писк электроники.

Он замер и едва не погасил фонарь. Конечно, это была глупость. Если его свет мог кого-то или что-то насторожить, то это уже произошло. Но все же он медленно повернулся, широко отрыв рот, чтобы лучше слышать на фоне колотящегося сердца. Кровь в жилах застыла.

Звук не повторился.

Простояв на одном месте несколько минут, он отбросил неподвижность как стратегию и подошел к прилавку. Именно там, вероятнее всего, могло оказаться уцелевшее оборудование.

«Прошло три с половиной десятилетия, и теперь на этой планете что-то еще работает?»

Ничего.

Не нашлось ничего. Эск разломал прилавок и заглянул во все выдвижные ящички. Открыл панель за давно ставшими бесполезными сетевыми предохранителями и разъемами линий связи. Перевернул сгнивший ковер. Выдернул все из внутренностей витрин. Схватил топор в отделе инструментов (хотя до ближайшего дерева отсюда было пятьсот километров) и изрубил витрины в поисках того, что могло оказаться спрятано внутри. Попытался рубить пол, но остановился, когда едва не вышиб себе мозги обухом срикошетившего топора.

Наконец Эск остановился. Он задыхался, его трясло и мутило. Он разнес магазин. За все годы странствий он никогда не опускался до мелкого вандализма. Хотя он и разбивал окна, чтобы попасть внутрь или выбраться, он никогда не делал этого, чтобы насладиться разрушением.

А сейчас?

Вряд ли нападавшие вернутся. Куда бы они ни улетели. Поняв это, он занес над головой топор и с воплем помчался через зал. Под его ударами валились стойки с зимними куртками, осыпая пол кружащимся белым пухом из дыр. Эск разбил вращающуюся стойку с инерциальными компасами. Разлетались в стороны драные палатки. Бесполезные электроинструменты с треском врезались в другие витрины или стены. Добравшись до отдела, где продавался керосин для фонарей и горючее для туристов, он разлил и их, а затем поджег эти расползающиеся блестящие лужи огоньком из своего фонаря.

Потом вышел наружу в почти тепло полярного лета: было чуть выше нуля. Из распахнутой двери универмага повалил дым. Через некоторое время там что-то взорвалось с удовлетворенным «бум». Эск ждал долго, но крыша так и не обвалилась.

Наконец Экс потянулся, прогоняя холод из тела, и развернулся, прикидывая, что сделать дальше. И только тогда обнаружил, что окружен терпеливо ждущей стаей собак. Мохнатые, поджарые, с ясными глазами убийц, они наблюдали за тем, как он смотрит на пожар.

– Привет, ребята, – негромко произнес он.

Ни одна из этих собак наверняка не помнила руку человека. Они были потомками выживших, а не сбежавшими домашними питомцами, как в первые годы.

Одна из собак утробно зарычала. Эск пожалел, что оставил ружья в лодке. Архаичные коллекционные железяки, они единственные сохраняли рабочее состояние после того, как во всем рациональном современном оружии сгорела внутренняя блокировка.

Патронов к ним тоже оставалось немного.

И при себе ружей у него не было.

Выхватив нож, Эск напал на явного вожака стаи. Приятно оказалось наконец-то с кем-то сразиться.

1 ноября 3094 года (ПТС-РС)

На сто семнадцатый год своей хиджры Эсхил Сфорца вернулся в долину Синдайва. За годы странствий он похоронил сорок семь тел. Последнее было лишь кучкой обтянутых кожей костей. К тому времени, когда он посетил все места, где на этой планете жили люди и куда он смог добраться, города и поселки уже по большей части самозахоронились.

За тридцать лет он не произнес вслух ни единого слова. Эпическая поэма не была забыта – с его памятью он никогда не забывал то, что решил запомнить, – но Эск не возвращался к ней десятилетиями. А безумие… что ж, оно оставалось с ним долго. Но в конечном итоге он устал даже от безумия и вернулся к вменяемости. Зато безумие оставило след в виде дуги пожарищ, растянувшейся по северному полушарию Редгоста.

Собаки не смогли его убить. Занесенная в раны инфекция не смогла его убить, хотя он не менее двух раз был опасно близок к смерти. Плавание через океан не смогло его убить. Даже одиночество, это проклятие «говардов», не смогло его убить.

Зато скука – могла.

Долина Синдайва вернулась к земле. Многие дома еще стояли, но в виде гниющих коробок, заросших сорняками. Кое-что оказалось долговечнее – например, железнодорожные пути. Как и пластибетонные корпуса больниц и железнодорожных станций.

У Эска было время. И ничего, кроме времени. Поэтому он решил им пользоваться. Ему требовалось место для жилья, неподалеку от воды, но не заливаемое летом, когда тают ледяные шапки на вершине водораздела. Требовалось поймать и приручить несколько диких лошадей, бродящих по полям и лесам, чтобы они тянули плуг. Требовалось вырубить деревья в некоторых местах и отыскать достаточно молодые саженцы для проекта, который созревал у него в голове последние лет десять.

Ему требовалось так много, и у него ничего не было. Теперь, когда Эск пришел домой, у него оставалось лишь время.

7 марта 3283 года (ПТС-РС)

Необходимость управлять лошадьми, не говоря уже о свиньях и козах, которыми Эск со временем обзавелся, вернула ему голос. Он даже стал болтливым за те годы, что на него смотрели эти терпеливые глаза.

Он также пришел к убеждению, что остался последним человеком во вселенной. Насколько ему было известно, более чем за три столетия после Дня Д на связь с Редгостом никто не выходил. Если бы остальное человечество продолжало жить нормальной жизнью, то уже в первые год-два планета кишела бы спасателями и бригадами следователей. Или в любое из последующих десятилетий.

Кто-нибудь мог пролететь мимо, а потом торопливо смыться. Эск понимал, что никогда бы о таком не узнал. Но люди не могут забросить место, где произошло несчастье. А Редгост, каким бы он ни был, сейчас явно планета, на которой произошло несчастье.

Эск даже обзавелся небольшим количеством электроники, отправившись как-то с парой вьючных лошадей к пещере и достав свое уцелевшее снаряжение. Пассивные солнечные панели, установленные на крышах многих домов в долине Синдайва, были все еще целы, и он смастерил достаточно эффективную комбинацию из раздобытых деталей и примитивной электроники, чтобы подзаряжать несколько аккумуляторов. Оборудование, изготовленное для условий космоса, оказалось как минимум долговечным. Теперь у него был стабильный свет, чтобы читать по вечерам: в долине Синдайва нашлось двести одиннадцать бумажных книг, уцелевших к тому времени, когда он отправился на их поиски. Четыре из них были отпечатаны еще на Земле во времена его детства, и три – на английском, который он мог читать. Невообразимо хрупкие страницы уберегло мономолекулярное покрытие, и они хранились как семейные реликвии.

Он перечитал их множество раз. Он мог продекламировать их наизусть, что иногда и делал только для того, чтобы сказать что-нибудь козам и лошадям: свиньи никогда особо не реагировали на его голос.

Но все же чтение и декламация слов, написанных давно умершими авторами, были для Эска ближайшим эквивалентом разговора с другим человеческим существом. Проект тем временем созрел. Расцвел успехом, образно говоря. Эск потратил десятилетия, тщательно изучая местность, что-то вырубая, что-то сажая и даже отводя русла небольших рек, чтобы воды хватало именно там, где он хотел.

Когда ему стало скучно, он построил себе новый дом и амбар. Жить в больнице было как-то странно. Бремя ушедших душ там чувствовалось сильнее. И на какое-то время ему стало важнее обзавестись собственным домом, в котором перед Днем Д никто не жил, не работал и не умер.

Поэтому Эск построил дом в центре своего проекта. Получилось нечто вроде замка, в комплекте с башенками и центральной сторожевой башней. С платформой для сигнального костра – просто для верности. Вокруг не было достаточных высот, чтобы охватить взглядом результат его трудов, но, поднявшись на холмы в восточной части долины – те самые, с которых он спустился в долину в первые ошеломляющие недели после Дня Д, – он все же смог увидеть то, что замыслило его воображение.

Завтракая яичницей с ветчиной утром 17 марта, Эсхил Сфорца услышал, как над домом воют турбины. Столетия одинокой жизни избавили его от привычки торопиться. Тем не менее он доел завтрак чуть быстрее, чем обычно, и вымыл тарелку в каменном корыте, служившем ему раковиной. Надел куртку из козьей шкуры, потому что в это время года по утрам в долине все еще может быть прохладно, и вышел размеренными, но уже быстрыми шагами.

Эск давно понял, что не имеет значения, кем окажутся те, кто сюда прилетит. Неизвестные рейдеры, опустошившие эту планету, потомки тех, кого захватили атакующие, или же его наконец-то возвратившиеся соплеменники. Когда они вернутся, он захочет с ними встретиться, кто бы это ни был.

Вот почему его дом располагался точно в центре трех стрел из густого леса длиной по тридцать километров и под углами в сто двадцать градусов. Каждую стрелу окаймлял тщательно ухоженный луг. Записка «смотри сюда», видимая даже с орбиты. Особенно с орбиты. Кто еще, черт побери, будет туда смотреть?

Перед воротами в ограде стоял посадочный челнок среднего размера – метров тридцати длиной. Его корпус пощелкивал и потрескивал, остывая после посадки. Трава вокруг него дымилась и тлела. Эск не распознал ни конструкцию, ни эстетику машины, и это давало отрицательный ответ на некоторые его предположения. И опознавательных знаков метрополии определенно не было.

Он остался на месте и ждал того, кто откроет люк изнутри. Долгая прогулка Эска завершилась – уже более двухсот лет назад.

Настало время для следующего шага.

Люк открылся под гул моторов, зашипел воздух, когда выравнивалось давление. В темном и залитым красным светом шлюзе переминалась какая-то фигура.

Человек?

Неважно.

Сейчас станет ясно, что произойдет дальше.

Эсхил Сфорца был дома.