Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса

Тобиас Бакелл – писатель-фантаст, уроженец Карибских островов. Его работы переведены на шестнадцать языков. Он опубликовал более пятидесяти рассказов в различных журналах и антологиях и был номинирован на премии Кэмпбелла, «Хьюго», «Небьюлу», «Прометей». Бакелл – автор трилогии «Ксеноизобилие» («Xenowealth»), куда входят романы «Хрустальный дождь» («Crystal Rain»), «Оборвыш» («Ragamuffin») и «Ловкий мангуст» («Sly Mongoose»). Его рассказы были объединены в сборники «Зарождение» («Nascence») и «Потоки из новых миров» («Tides from the New Worlds»). «Восходящая Арктика» («Arctic Rising») – последний из написанных им романов. Большинство его рассказов с недавних пор доступны на «Амазоне» и на его личном сайте, расположенном по адресу tobiasbuckell.com

Дэвид Клеча – писатель и морской пехотинец, ветеран фронта, который сегодня живет со своей семьей и разнообразным компьютерным хламом на востоке штата Мичиган. Он зарабатывает на жизнь, трудясь в IT, как и многие начинающие писатели или художники.

Здесь авторы объединяют свои таланты, рассматривая с неожиданной точки зрения необычное, высокотехнологичное, ненасильственное вторжение в Северную Корею.

Для Понг Май Тхюи, уроженки Вьетнама, сержанта полиции морской пехоты, вторжение в Северную Корею начинается с яростного хлопка парашюта при сверхзатяжном прыжке глубоко в центре чернильночерного северокорейского неба. Здесь воздух небывало спокоен, гнетуще черен. Такова чернота мира, в котором электричество едва сочится лишь в окнах нескольких домов Пхеньяна.

Это хорошо для Май. Синтетическая обтекаемая лицевая панель, отображающая актуальную информацию, имеет множество дополнений, в том числе и функцию ночного видения. Май активирует ее, и знакомый серозеленый пейзаж внизу ускоряется, чтобы через секунду врезаться в тело девушки.

Когда Май падает на землю, специализированная, тщательно подогнанная моторизированная броня тихонько шипит, амортизируя удар.

– Дюк?

– Я в порядке. – Ответ напарника звучит прямо в ухе сквозь слабое искажение дешифровки сложно закодированного сигнала.

В верхнем правом углу тактической панели мягко светится маячок, и Май оборачивается. Прежде чем врезаться в землю, Дюку пришлось пробиться сквозь несколько раскидистых ветвей дерева. Но теперь он уже сворачивает свой парашют.

Они официально приземлились.

За границей темноты – примерно девять с половиной миллионов северокорейских солдат, и они не смогут должным образом ответить на только что случившееся.

Май невольно задается вопросом: сколько из них уже выдвинулись, чтобы попытаться убить ее прямо сейчас?

За три минуты до того, как приземлились Май и Дюк, были сброшены и благополучно спустились невидимые для пристальных электронных глаз контейнеры в стелс-камуфляже с тяжелой техникой. Май и Дюк разошлись в разные стороны, чтобы обозначить и защитить территорию, тогда как еще сотни единиц коснулись земли, покатились и привели себя в боевую готовность, чтобы исполнять приказы командира, пока остающегося в небе и наблюдающего за ними через прямую спутниковую трансляцию.

Портативная взлетно-посадочная полоса расстелена по травянистому лугу. За час сбрасывается и закапывается в землю ториевая атомная станция, которую после закрывает контрартиллерийский щит.

Едва получив энергию, лагерь «Найк» обретает форму. В сорок восемь часов гражданские китайские подрядчики в обтекаемых жилетах строят целые небоскребы. А здесь им нужны лишь четырех-пятиэтажные здания для центра города. Они получают премию за каждый лишний геодезический купол, полностью подготовленный к утру. Внешняя стена лагеря переброшена сюда по воздуху. Ее заранее соорудили в разных регионах Австралии, и ее части скользят вниз, к земле, на управляемых парашютах. Никто не поднимает взгляда: эта часть вторжения не раз осуществлялась в Западной Австралии, так что все происходящее не в диковинку.

За двадцать минут до восхода солнца приземляются два больших транспортника, и гражданские устремляются туда. Вскоре область очищена от невоюющих сторон, позади оставлен город-призрак.

На рассвете на гребнях холмов появляется нечто похожее на спешно организованный контингент северокорейской армии. Май представляет три десятка солдат, высланных разведать, что, черт возьми, тут происходит.

В конце концов Май оказывается за периметром, она стережет северные ворота.

– Добро пожаловать в лагерь «Найк», – бормочет Дюк.

Кто-то появляется в поле зрения нашлемной камеры и вклинивается в разговор. Май кажется, что это голос капитана Нгуен:

– Слегка поклонитесь командующему, махните ободряюще группе.

Рука Май опирается на бедро, где обычно она носит оружие.

– Никаких угрожающих жестов, держите руки перед собой, – шепчет ей шлем.

Ее собственный костюм зафиксирует малейший неоднозначный жест, агрессивную позу и отрапортует об этом. Немного похоже на предательство. Привычка – вторая натура. Май не может не касаться рукой бедра.

В конце концов, она солдат.

Небольшая группа мужчин, все с АКС-47 – в Северной Корее такие зовутся Тип 88, – переброшенными через плечо. Мужчины готовы напасть, даже несмотря на то что видят Май и Дюка в полной броне.

– У меня дурные предчувствия, – бормочет Май.

– Займите свои позиции, – шепчет командующий.

Всё это неправильно. Стоять тут безоружной, вытянув руки, как будто не ей, а она сдается, умиротворяя врага. Когда всего в тридцати футах от нее ждут люди с автоматами.

Один из мужчин выходит вперед, его руки подняты. Май осознает, что он нервничает.

Девушка указывает на вывеску рядом с воротами.

ЛАГЕРЬ «НАЙК»

СПОНСОР: ОРГАНИЗАЦИЯ ОБЪЕДИНЕННЫХ НАЦИЙ

АЛЬТЕРНАТИВНАЯ ЗОНА УРЕГУЛИРОВАНИЯ

ОРУЖИЕ ЗАПРЕЩЕНО

ПОМЕСТИТЕ ВСЕ ОРУЖИЕ В ОТМЕЧЕННЫЕ МУСОРНЫЕ КОНТЕЙНЕРЫ ДЛЯ УНИЧТОЖЕНИЯ

Надпись сделана на корейском, китайском, вьетнамском и английском, а также снабжена международно принятыми эмблемами всех спонсоров лагеря, относящихся к частному сектору.

Внутри всего этого добра еще больше. Обувь и одежда от «Найк», обеды от «КонАгра», телевизоры «Самсунг», компьютеры «Делл».

Мужчины читают надпись и качают головами.

«Это, – думает Май, – момент равновесия, когда мир вокруг может качнуться в одну или другую сторону».

К ее удивлению, Дюк берет инициативу на себя и приветственно машет людям. Он поднимает лицевую панель, чтобы было видно выражение лица, а Май тихо проклинает его и борется с желанием сграбастать и утащить напарника в безопасное место.

Все, что нужно, чтобы убить его, – один прицельный выстрел спрятавшегося где-нибудь там снайпера. Или чтобы у одного из этих с АКС-47 сдали нервы.

«С тем же успехом он мог бы и не надевать брони», – думает она, вновь рассеянно касаясь бедра.

Но пистолета там нет. И никогда не будет.

Май стоит слишком далеко, чтобы ее переводчик сумел помочь ей понять, о чем спорит группа мужчин. Но Дюк подошел достаточно близко, чтобы быть окруженным.

– Они хотят видеть еду, – рапортует он.

– Что?

– Они хотят убедиться, что их не заманивают обманом в тюремный лагерь. Они не разоружатся до тех пор, пока не увидят, что все слышанное ими о лагерях – правда.

Один мужчина держит дешевый черный смартфон и тычет в него.

Шесть месяцев назад эти штуки сбрасывались в Северную Корею миллионами. Каждое устройство помехами маскирует текстовые сообщения и передачу данных, при этом функционируя как простейший, защищенный от глушилок спутниковый телефон. Спутниковым маршрутизатором и сообщениями одноранговой архитектуры «они» создали «призрачную сеть», неподконтрольную властям Пхеньяна.

Любимый вождь декретом приговорил к смерти любого, у кого найдут такой телефон, но «их» эксперимент удался. В достаточной мере, чтобы быстро и незаметно распространить снимки голодающих детей, жестокого подавления протестов крестьян, исчерпавших ресурсы и отчаявшихся, и прочие злодеяния, создавшие повод для международного вмешательства.

Двадцать четыре часа назад через эти телефоны была разослана информация, объясняющая функцию лагерей и вторжения.

С обещанием еды и безопасности.

Солдаты дезертируют и видят стены. Теперь они хотят увидеть еду.

Это все из-за еды.

– Трое, оставьте оружие в контейнере, – говорит Дюк, – заходите, потом вернетесь, расскажете, что вы там видели.

Разумный компромисс. Дюк и Май пропускают троих разоруженных мужчин, через пять минут те возвращаются возбужденные и кричат на своих товарищей.

Один из мужчин свистит, обернувшись назад, к гребню холма. И река людей, несущих свои пожитки, словно вытопленная из деревень, начинает струиться вниз по склону из отдаленных зарослей, где до этого скрывалась.

Первые две сотни обитателей лагеря «Найк» устремляются внутрь через ворота, и, когда они заходят, снаружи остаются лишь контейнеры, полные АКС-47 и готовые к уничтожению.

– Ты переживала? – спрашивает Дюк, пока они смотрят, как северокорейцы выстраиваются у стендов регистрации беженцев.

– Да, – отвечает она. – Я думаю, глупо не переживать, когда к нам идут люди с оружием.

– С этим? – Дюк бьет себя в грудь. – С этим мы непобедимы.

«Может быть, – думает Май; она оглядывается на маленький город в черте стен. – Но мы-то теперь тут не одни, не так ли?»

Человеческий поток не иссякает уже сорок восемь часов. Тысяча. Пять тысяч. Десять тысяч. Корейская народная армия слишком занята, гоняясь за призраками, чтобы заметить прямо сейчас подложные рапорты о десантах. Сбой связи. Захват воздушного пространства.

Спутниковые телескопы, системы раннего оповещения и шпионское ПО точно фиксируют место нескольких ракетных запусков. Ракеты уничтожаются еще на старте, пораженные сверху мощными лазерами.

Электромагнитные импульсы ливнем льются с хорошо закамуфлированных беспилотников, превращая любую неэкранированную продвинутую северокорейскую технику в бесполезный хлам раньше, чем кто-либо что-либо успевает понять.

К тому времени как северокорейцы собирают свою древнюю, словно оставшуюся с дней холодной войны артиллерию. Май удается закончить дела, и она идет к баракам, чтобы впервые нормально поспать.

Начинается серьезный артобстрел. Отдаленный хрусткий звук, но без сопутствующего свиста от падения снарядов.

Повсеместно возникает боевой строй точечной защиты. Зеленый свет мерцает и искрится в центре лагеря «Найк», на вершине башни, похожей на цветок. Линии мерцают в ночном небе, отслеживая приближающиеся артиллерийские снаряды.

Во время обучения солдатам говорили, что зеленые лазеры всего лишь «расцвечивают» отдельные цели, прежде чем рентгеновские лазеры распылят приближающиеся снаряды на мельчайшие капли металла.

Май смотрит на световое шоу, усилившееся на несколько мгновений, так же, как и впервые, благоговея перед его красотой.

Взрывы подсвечивают облака снизу. И ни один снаряд не достигает цели.

Май невольно спрашивает себя, сохранился ли у нее рефлекс искать укрытие при предупреждающем свисте приближающегося снаряда теперь, когда она живет так.

Май знает: во вьетнамских вооруженных силах могут быть тысячи таких, как капитан Нгуен. Но здесь, в лагере «Найк», она всего одна. Она из тех женщин, которые взглядом заставляют встать по стойке смирно. Солдаты зовут ее «Воин Биньфыока», и ходят слухи, что она одна многие годы камбоджийских беспорядков сохраняла покой в этой провинции.

Всю неделю Нгуен мелькала на камере шлема, двигая солдат, словно фигуры на шахматной доске.

Теперь настала пора Май стоять перед гроссмейстером.

Май присоединяется к Тронг Мин Хоай, члену ее группы, и они вместе перепрыгивают через ряд пожертвованных японцами ботов-уборщиков, катящихся по главной улице лагеря «Найк» и подметающих мусор. Оба солдата в полной броне миротворцев, сервомоторы скулят, когда работают вокруг конечностей Май, усиливая малейшие движения.

По правую руку от напарников, в тщательно выращенном игровом парке с аккуратно постриженными газонами группа волонтеров из Южной Кореи совмещает уроки литературы с одной из популярных на Юге ролевых игр.

«Все, что нужно, – думает Май, глядя на вспышки работающей в отдалении точечной защиты, – чтоб один снаряд проник внутрь и поразил этот парк».

Но никто не смотрит вверх. Через неделю даже гражданские воспринимают зарницы как должное.

На первом этаже ничем не примечательной десятиэтажки мгновенной постройки, где временно разместили главное управление, капитан Нгуен стоит перед помостом и опрашивает облаченную в полную броню двадцатку вызванных ею членов группы.

«ПОЛНАЯ ИЗОЛЯЦИЯ», – объявляет электронная система, и двери закрываются с глухим стуком. Мягкий голубой свет означает, что комната официально чиста от электронного наблюдения.

Все связи с внешним миром оборваны. Солдаты снимают шлемы и оставляют их болтаться на вспомогательных ремнях за спиной.

Странно видеть эти лица.

Здесь можно максимально расслабиться, и Май – одна из немногих, кого это бесит. Она пришла сюда из элитной полиции морской пехоты, она дисциплинированна и исполнена сознания долга. Другие солдаты прибыли из менее строгих уголков Вьетнама.

Май хотелось бы сказать, что это западное влияние, но сама она происходит из семьи, которая многие годы спокойно приветствовала уменьшение влияния партии.

Ее дед служил в Армии Республики Вьетнам в тысяча девятьсот семьдесят пятом. Вернулся назад, к гражданской жизни после падения Сайгона. В отличие от всяких хмонгов или других союзников Америки, ему не повезло обеспечить себе билет в Соединенные Штаты. Вместо этого он смог выжить, поднял семью и спокойно ждал поворота колеса. Как в Европе или России.

Все произошло почти незаметно. Теперь Вьетнам борется за экономическое превосходство с Южной Кореей и Японией.

Вот почему Май тут.

Южная Корея преуменьшает свою роль в этом гуманитарном нарушении суверенных национальных границ. Япония понимает, что ей лучше всего втыкать любые свои войска на любую территорию, граничащую с Тихим океаном, пусть даже под видом миротворческой миссии.

И никто не хочет, чтобы в процессе мирного завоевания Северной Кореи участвовали американские солдаты.

ООЕ[боролась за то, чтобы во главе миссии стояли вьетнамские вооруженные силы. Она уверена, что те лучше всего соответствуют задаче исторически и культурно.

Закулисные обещания, выгоды инфраструктуры, прощение долгов нациями-кредиторами и военная модернизация – это было весьма значительным.

Е 1 если всё пройдет хорошо, Вьетнам станет реальным игроком на мировой арене, который сможет использовать успехи операции как преимущество, чтобы усилить свои позиции, войдя в число наиболее могущественных стран мира.

Если всё пройдет хорошо.

Надежды многих вьетнамских политиков возложены на стоящую в этой комнате двадцатку солдат в броне.

– Планы поменялись, – объявляет Нгуен.

Нгуен разворачивает полные трехмерные изображения лагеря, съемка сверху, со стены, чтобы все видели.

– Благодаря изначальному успеху компании по распространению дезинформации и отключению северокорейской военной техники мы создали лагерь быстрее, чем, вероятно, ожидалось кем бы то ни было. Мы наращиваем мощь: одно из тех воздушных судов, что помогали создавать беспроводную сеть на этой территории, скоро доставит с индийского энергетического спутника микроволновый лазер, который позволит нам расширить зону точечной зашиты и отодвинуть наши стены дальше.

Нам нужно больше жилого пространства и больше сельхозугодий. ООН признаёт нашу операцию успешной, и другие лагеря сдвигают свое расписание в соответствии с нашим.

Май оглядывается. Все выглядят взволнованными, исполненными смутных предчувствий.

Это и было целью, не так ли? Установить безопасную базу. Принять беженцев. Кормить и обучать, на лету построить иное гражданское и экономическое общество, расширить границы этих безопасных зон.

За десять лет лагерь может стать самостоятельным городом: самодостаточным и продолжающим рост. Крошечные чашечки Петри демократии, торговли и мирового капитализма, их стены раздвигаются дальше и дальше, пока не займут всю страну, в которой размешены.

Это лучше войн, длящихся десятилетиями.

И намного, намного дешевле, как доказали многопользовательские онлайн-симуляции. Всего через несколько лет жители лагерей включаются в мировую торговую и финансовую систему, самостоятельно оплачивая свой путь. Становятся клиентами крупных производителей систем защиты. Полноправные граждане в целом спокойного, торгового мира.

Таков план.

А теперь они обгоняют график. И это значит что? Май подавляет свои страхи и настраивается слушать.

Капитан Нгуен продолжает брифинг:

– В прошедшие семьдесят два часа мы подвергались усиленной артиллерийской атаке северокорейской армии. Снарядам еще требуется пробиться сквозь лазерную сеть, но мы не можем позволить себе надеяться, что она будет работать без сбоев.

Благодаря американским друзьям, отвечающим за сеть, мы определили расположение артиллерийской батареи, ведущей обстрел наших позиций. Мы намерены прекратить обстрел на то время, пока будем отодвигать стену. Вы – та команда, которая сделает это.

Нгуен смотрит на них всех. И, кажется, задерживает взгляд на Май.

Неужели и вправду? Ее выделили? Или каждый в комнате чувствует, что Нгуен говорит лично с ним?

– Не будет смертей северокорейцев, – категорически заявляет Нгуен, – как и любых телесных повреждений, которые могли бы стать результатом ваших действий. Вы там не затем, чтобы драться, а затем, чтобы вывести из строя технику. Помните: я буду наблюдать. Как и весь остальной мир.

Это всё.

Капитан Нгуен лично возглавляет «атаку».

Сорок бронированных фигур бледно-голубых цветов ООН рысью бегут из лагеря, двойная линия, еще одна – следом. Половина из них – мешанина из разных подразделений Восточной Европы и Африки, другая – воины Нгуен. Они погружаются в стену деревьев на западе от лагеря, прорубая новые тропы в подлеске.

Шесть миль до северокорейской огневой точки они преодолевают примерно за полчаса и по мере приближения к приподнятой артиллерийской базе рассредоточиваются в стрелковую цепь.

В тот момент, когда они начинают подниматься по склону холма, северные корейцы открывают по ним огонь из защищенного дота, расположенного на гребне пологого холма.

Май вздрагивает от треска и ярости очередей. Откуда-то из глубины ее инстинкты вопят о том, что нужно искать укрытие. Пули бьют куда-то в среднюю секцию, но броня делает свое дело, гася силу ударов и рассеивая их физическую массу.

Май даже не сбивается с шага.

– Держите строй, руки перед собой, – бормочет Нгуен через коммуникатор шлема. – Покажите им, что мы не вооружены.

В них стреляли, когда они проходили обучение. Но теперь пули предназначены для того, чтобы убивать, а не для того, чтобы новобранцы привыкли к обстрелу.

Это все настоящее. Эти люди пытаются убить Май.

И все, что она собирается делать, – держать руки перед собой и идти вперед.

Неумолимая бледно-голубая линия продолжает движение вверх по холму.

Май чувствует пулю за пулей, каждый заряд, дробью отскакивающий прочь от брони, до тех пор пока не достигает половины холма. И тогда наконец-то северокорейские стрелки прекращают огонь и бегут.

– Дюк, Май, обезвредить дот, – приказывает Нгуен.

С ликующим рыком Май выпрыгивает из линии пехотинцев, сразу же преодолевая пятнадцать футов земли за половину небольшого прыжка, и через секунду приземляется уже перед дотом, у еще горячего дула пулемета.

Дюк не отстает.

– Внутри никого, тепловых маркеров нет, – рапортует Дюк.

Он раскурочивает дот на части, отшвыривая мешки с песком и пробивая стены.

Май сдергивает бревенчатую крышу, роняя лежащие на ней мешки с песком внутрь, в кроличий вольер с раскладушками и радиостанцией. Производимый треск кажется ей далеким и приглушенным, как будто она прикрутила звук голливудского боевика.

За три глубоких вздоха миротворцы превратили укрепленную позицию в груду песка.

Май разбирает пулемет на части, затем хватает магазин за оба конца и скручивает его так, что он уже ни на что не годен. Она проделывает то же с запасным магазином, затем оглядывает боезапас.

– О боезарядах позаботится команда чистильщиков, – говорит Дюк. – Она скоро нас догонит.

Что-то бьет Май в спину, подталкивая. Она резко поворачивается и вышибает оружие у испуганного солдата, сумевшего подкрасться к ней незаметно.

Он стоит там, ошеломленный, придерживает руку, ожидая, что последует дальше.

– Май! – кричит Дюк.

Ее кулак летит, готовый опуститься и размозжить солдату череп, но застывает на месте. Сердце трепещет, во рту пересохло. Она не может игнорировать подкрепленную адреналином уверенность в том, что ее едва не убили.

Но, конечно же, ее не убили. Человек этот не представляет опасности.

– Уходи! – кричит она в свой шлем, и перевод обрушивается на солдата.

Он удирает.

– Май? – спрашивает Дюк.

– Я в порядке, – отвечает она.

Май бросает взгляд назад. В воздухе что-то происходит: десять тяжелых транспортных самолетов доставляют новые сегменты стены, чтобы сбросить их на должное место и обезопасить территорию, которую они зачищают.

Вскоре прибудут огромные, с несколькими прицепами грузовики чистильщиков, чтобы собрать тут все для переработки.

Дюк бросает на землю семь искореженных АКС-47.

– Тогда пошли, – говорит он, и напарники снова идут, преодолевая путь длинными, невозможными шагами, чтобы нагнать ушедшую вперед цепь.

Когда нагоняют, Май видит, что правая половина брони Нгуен почернела. Должно быть, она приняла на себя какой-то сильный взрыв, пока Май рушила дот. На других солдатах тоже есть следы взрывов, но обстрел понемногу прекращается. Северные корейцы большей частью отступают в лес к западу от холма.

Большей частью.

Один предприимчивый орудийный расчет пытается перенести свою огромную, 152-миллиметровую пушку, чтобы сдержать надвигающуюся линию.

Впервые Май видит, как спокойствие Нгуен дает трещину, и та спешно приказывает другой паре миротворцев обезвредить орудие.

Два солдата в броне ускоряются и затем спокойно гонят северокорейцев прочь от орудия, отпугивая их резкими движениями и не обращая внимания на выстрелы пистолетов и автоматов. Избавившись от северокорейцев, они разбивают прицельный механизм, затем принимаются за само дуло.

Северокорейский офицер бежит к двум солдатам в голубой броне, высоко подняв пистолет, и кричит на них. Лицо у него красное, кажется, он вот-вот заплачет от гнева и разочарования.

Отдаленные звуки выстрелов, когда он разряжает всю обойму в спинную пластину брони ближайшего миротворца, подчеркнуты переводчиком Май.

– Сражайтесь, трусы! Смотрите на меня, как настоящие солдаты. – продолжает бормотать механический голос.

Май сочувствует офицеру.

Это неправильная война.

Никого из них не готовили к подобному.

На каком-то глубинном уровне все происходящее бессмысленно, что для этого офицера, что для нее.

Часть ее жаждет боя. Настоящего боя. Испытания умений, храбрости и оружия.

– А вот и артиллерия, – бормочет Нгуен им всем. – За мной. Уничтожить всё.

Май и Дюк движутся сквозь огневую точку со всей остальной командой, ликвидируя двенадцать крупнокалиберных пушек и бесчисленное множество стрелкового оружия и пулеметов.

Большая часть вооружения находится в очень плохом состоянии. Лишь пять из двенадцати пушек выглядят способными вести огонь, а один из бункеров в стороне забит неразорвавшимися снарядами. С которыми, по разумению Май, вполне справится команда чистильщиков. Несмотря на броню, девушка не хочет связываться с этим.

Есть одна жертва, и Нгуен недовольна этим. Раненый кореец лежит в похожих на кокон носилках, подсоединенный к системе реанимации, им занимается медик, которого миротворцы захватили с собой.

– Это будет катастрофа для связей с общественностью, – говорит Нгуен Май.

– Что случилось? – спрашивает Май.

– Он бросил гранату, а та срикошетила обратно к нему, – отвечает Нгуен, качая головой. Она сняла шлем и держит его, зажав под мышкой. – Мы вели себя слишком агрессивно. Я боролась против нового расписания, но мои возражения отвергли. Штаб-квартира ООН ободрена достигнутыми успехами. Теперь посмотрите на него: в вечерних новостях каждый увидит этого идиота пострадавшим.

Май оглядывается на раненого.

– Он может выжить.

Нгуен поднимает голову.

– Вы не настолько глупы. Вы в курсе, что значение имеет лишь его образ раненого. Опросы покажут уменьшение поддержки миссии. А с вами все в порядке, сержант Нонг? Моя командирская программа отметила флажком одно из ваших действий.

Май вспоминает момент, когда она замахнулась кулаком, и открывает рот, чтобы ответить, но другой солдат перебивает ее:

– Капитан, вы должны пойти с нами.

Северокорейцы покинули огневую точку, и защитная сеть полностью установлена в своих новых границах, закрывая эту область противоартиллерийским куполом. Воздушные суда создают вокруг новые стены. Тем не менее Май и Нгуен снова натягивают шлемы и бегут за посыльным.

Тропинка ведет к лесу и виляет в сторону к спешно вырытой яме. Свежий земляной шрам в траве.

Там лежат тела. Истощенные. С выпирающими ребрами. С провалами глазниц.

– Гражданские. – и Май слышит, что голос Нгуен дрогнул.

Тела стянули вниз и сложили в мелкой могиле. Всего лишь старики, женщины, дети, пытавшиеся найти лазейку к лучшей жизни.

Май срывает шлем, чтобы глубоко вдохнуть, и сразу жалеет об этом. Воздух полон зловонным гниением.

– Это наша вина. Они пытаются пробраться в наш лагерь, – говорит она.

Она пока не надевает шлем обратно. Что-то в запахе смерти подкрепляет ее, напоминает, каковы ставки, кто тут теряет больше всех и больше всех боится.

Нгуен поднимает забрало.

– Прямо сейчас они умирают, пытаясь бежать на север, в Китай, или просто медленно погибают в собственных домах. Не забывай.

Май сглатывает и кивает.

Но это не помогает ей избавиться от смутного чувства вины.

Назад, к центру их основного лагеря, выдохшуюся, с истрепанными нервами Май подвозит один из грузовиков чистильщиков. Китайский инженер, сидящий на конце плоской платформы, любопытствует:

– Я думал, вы не устаете в этих костюмах, – говорит он, предусмотрительно обращаясь к ней по-английски.

– Это неверное представление, – отвечает Май. – Ваше тело по-прежнему движется весь день. Мускулы все так же много работают. Они просто усилены.

– А если в вас стреляют? – спрашивает он.

Он пялится на царапины с внешней стороны брони.

– Привыкаешь, – говорит Май с упрямой убежденностью, которой пока не чувствует.

Она опускает взгляд к шлему в своих руках. Там вмятина прямо на лбу и слой свинца и меди, брызнувших на лицевую панель.

Вмятина предполагает по крайней мере некоторый уровень уязвимости.

Май встряхивается и оглядывается. Флотилия грузовиков чистильщиков покрыта рекламными слоганами.

– Тут во все встроена реклама? – спрашивает она инженера, надеясь сменить тему.

– Почему нет? – Он пожимает плечами. – Если все идет нормально, то на что целый день смотреть беженцам? На логотипы «Форда» или «Ниссана», «Макдональдса» и «Данона», «Эппла» и «Самсунга». Стать тем, кто принес им мир и процветание, какая реклама может быть лучше?

«А если не сработает, – понимает Май, – эти люди никогда больше не увидят таких символов». Спонсоры теряют некоторое количество грузовиков, сколько-то денег, какое-то обмундирование вроде прошлогодней обуви и тренировочных костюмов.

Компании спишут все как благотворительные пожертвования и так или иначе останутся с прибылью.

Они всегда остаются с прибылью. Они выигрывают при любом раскладе.

Умы, благодаря которым развился такой способ борьбы, несмотря на их жестко организованный, военизированный мир, родились из мирных протестов и легитимных с технической точки зрения свержений режимов. Это племянники и племянницы двух поколений операций ООН, высмеянных ведущими державами, но обладающих историей тихого, постепенно нарастающего развития и мучительно медленного прогресса.

Они – результат смоделированных решений, тестирования рынка и западного страха дурной славы.

Что в этом всем обозначало войну? В тренировочном лагере Май готовилась к кровавым схваткам ближнего боя и изучала групповые перемещения. Училась думать как часть команды. Полностью достигать целей миссии.

Армии нужны быстро соображающие решатели проблем, готовые применять насилие ради страны, которой они служат.

Теперь Май спрашивает себя, как так получилось, что она стала автоматизированным существом, настолько следующим букве закона и не трогающим ни волоска на голове врага.

Даже когда враг убивает невинных.

– Это не миссия, – объясняла Нгуен во время тренировок в Австралии. – Это нарушение мандата миссии. Не будете соблюдать его, станете всего лишь очередной силой вторжения.

– Но… кажется… неправильным, – возразил кто-то.

– Слово «правильно» приобретает новое значение, когда на вас эта броня. Она меняет уравнение. Вы становитесь высшей силой по отношению к самим себе.

– С таким технологическим превосходством мы просто не можем проиграть, – добавила Май.

– Зависит от того, что вы вкладываете в слово «проиграть». Люди с запада поняли пределы простого технологического превосходства, еще когда ваш дедушка был юнцом. – Нгуен смерила ее взглядом, и Май невольно спросила себя, получила ли Нгуен доступ к файлам Май, к истории ее семьи. – Страна – это выдумка о согласии, и Северная Корея выстроила миф и контролировала непревзойденную выдумку, подкрепленную полной изоляцией. Люди голодают и благодарят своих правителей за горстку риса, или говорят им спасибо за разрешение посетить лагерь Красного Креста, учрежденный западниками. Чтобы изменить эту выдумку, нам нужно изменить ту историю, которую видит мир, которую видит Северная Корея и с которой имеем дело мы. Сила – часть этой истории. Но мы ею не ограничиваемся.

Капитан Нгуен прошлась туда-сюда, рассматривая своих рекрутов.

– Эти методы недостаточно эффективны, когда их применяют прыщавые подростки, безработные и необразованные. Что действительно нужно, так это железная воля и командная структура военного мышления. Такого мышления, которое понимает: чтобы защитить родину, возможно, придется идти под град пуль и умереть. Такого мышления, которое в состоянии осознанно исполнять приказы. Ни одна страна не видела подобных сил вторжения.

Там был один из западных советников. Он вклинился в разговор:

– Армия выжала сто процентов из ядерного топлива, пока гражданские теряли время на политические инициативы, тратили впустую субсидии и бесконечно спорили. Мы просто сделали это. Мы создали интернет, наши ракеты отправили людей в космос. Требуется жесткий организационный потенциал и грубая армейская сила воли, чтобы делать такого рода миссии правильно. Иногда засранцев следует убивать. Но в остальное время мы будем использовать иное оружие для иного мира. Сегодня этим оружием будете вы: олицетворение хорошо управляемой ненасильственной военной мощи. Потому что вы – армия, и вы исполните это, и исполните хорошо, иначе вам придется провести часть «личного времени» с капитаном Нгуен.

А потом Май и ее товарищи-рекруты учились, как вести себя при обстреле, атаке и избиении, не демонстрируя и не проявляя агрессии.

Ей немного стыдно за то. что она чуть не провалилась там, на огневой точке. Всю дорогу назад она видит перед собой страх в глазах того солдата.

Труднее всего для Май – слышать отдаленные, нерегулярные выстрелы пистолета где-то в лесу. Чуткая акустика полной брони каждый раз выделяет выстрел из прочих шумов. Программа калибрует звук, предполагая, откуда он, и локация отображается на дисплее ее шлема.

Всякий раз, как звучит выстрел, Май смотрит на дьявольски красный маркер, демонстрирующий ей, где все происходит.

Каждый выстрел заставляет ее вздрагивать от понимания: это – казнь отчаявшегося и попавшегося гражданского.

– Кто-то должен обратить внимание на казни, – говорит Май капитану Нгуен на встрече штаба. – Мы можем использовать сложившуюся ситуацию, чтобы обратить против палачей общественное мнение.

Общественное мнение уже против них. Сочувствующие нам бойцы северокорейских вооруженных сил загружают видео казней. Наша задача – защищать лагерь. Не высовывайтесь. Патрулируйте стены, сержант. Выполняйте свою работу.

В конце концов Май уходит к южной стене и с помощью техника ослабляет акустику.

Но даже угроза смерти не останавливает поток беженцев. Они рискуют всем, чтобы пройти через расположение северокорейских частей и сделать отчаянный рывок в безопасность лагеря. Лагерь постоянно растет.

После очередного долгого патруля Май сталкивается с Дюком у общественной столовой рядом с северной стеной.

– Как ты? – спрашивает он спокойно.

Он немного замкнулся в себе после того, как они впервые нашли открытые могилы.

– Меня не застрелили сто тридцать семь раз, – говорит он ей с ноткой удивления в голосе. – Броня работает. Но я думаю… она…

Дюк смотрит в сторону, потом снова на нее. Он открывает рот, чтобы продолжить, и кажется, будто он кричит. Демонический звук заполняет воздух, нарастает, все громче и выше, так что Май уже с трудом воспринимает его.

Когда Дюк закрывает рот, звук не прекращается.

Они выбегают из дверей общественной столовой, быстро надевая шлемы и оглядываясь по сторонам, и наконец смотрят вверх.

Мерцание, резкий красный луч света разрезает небо над лагерем надвое. Он бьет вертикально вверх и исходит откуда-то с юга, оттуда, где, по соображениям разведки, северокорейцы разместили свою новую огневую точку.

– Что это? – спрашивает Дюк.

Информация прокручивается на панели шлемов. Это лазер. Высокоэнергетический, очень плотный. Большей частью луч, который Май «наблюдает», на самом деле картинка, спроецированная датчиками ее костюма.

Девушка провожает взглядом путь луча и видит, что он аккуратно пересекает иконку, обозначающую дирижабль, парящий в тридцати километрах над ними.

– Они нацелились на наши энергетические ресурсы, – говорит Дюк.

Иконка мерцает и гаснет.

Повсюду вокруг них мерцают, а затем гаснут огни. Май резко оборачивается и смотрит на башню в центре их города беженцев. Огни системы точечной защиты мерцают и гаснут.

Активизируется связь брони со спутником, и шлемы миротворцев автоматически переключаются в режим записи: видеопоток шестьдесят кадров в секунду устремляется прямиком в командные центры в Ханое, Пекине и Женеве. Вся местная пропускная способность зарезервирована для зашифрованных переговоров внутри команды.

В результате все они теперь видят в верхнем правом углу визоров лицо капитана Нгуен, раздающей приказания и требующей рапортов.

Май и Дюк направлены к южным воротам, и, чтобы добраться туда, они бегут по улицам, перепрыгивая через маленькие одноэтажные строящиеся дома для беженцев, что попадаются на их пути.

Фоном ко всему вопят сирены. Жители города, без сомнения, препровождены подальше от окон, вглубь многоэтажек. Но если началась настоящая атака, то это малоэффективно. Без сети точечной защиты лагерь уязвим.

Слегка запыхавшись, Май осматривает леса и холмы за границей лагеря.

– К этому моменту мы должны были перераспределить всю энергию от реактора, – говорит она Дюку.

И будто отвечая прямо ей, капитан Нгуен произносит:

– Я только что узнала, что несколько силовых кабелей, идущих от реактора, были повреждены. Мы не можем полностью восстановить сеть. В результате прямо сейчас она работает в автономном, самозащитном режиме и сбивает лишь те снаряды, которые могут попасть в башню. Инженеры докладывают, что потребуется десять минут на восстановление подачи энергии. Вы знаете свои обязанности. Не допускайте, чтобы хоть один северокореец прошел через ворота. И держите занятую позицию. Боевое столкновение неизбежно. Их силы перестраиваются для атаки.

Через тепловой визор Май видит мелькающие за деревьями тела.

– Не было никаких картинок со спутника, которые показали бы, что объявилась остальная часть их армии, – говорит Дюк. – Это только один батальон. Мы справимся с этим даже без сети, верно?

– Конечно, – соглашается Май.

Как раз когда она открывает рот, чтобы продолжить свои заверения, короткая вспышка мигает за деревьями, а затем следует тихий, глухой звук, догоняющий вспышку.

– Минометный огонь, – кричит Май по широковещательному каналу.

Ее шлем выстраивает траекторию, и ярко загорается предупреждающий знак «БЕГИ».

Дюк разворачивается прочь, а Май прыгает наугад, потому что вселенная взрывается оранжевым и черным. Она видит над головой звездное колесо, мир закручивается вокруг нее, когда она уходит из падения в перекат.

Она приземляется на полусогнутые ноги, компенсируя столкновение с землей. Левая рука волочится, кончики пальцев бороздят землю, пока она скользит назад на подошве и наконец останавливается.

– Дюк!

Он лежит лицом вниз. Вся спина его костюма черна. Май бросается к нему.

– Дюк!

В наушнике шлема раздается стон. Отчет о состоянии показывает, что он всего лишь оглушен. Дюк садится, пока Май просматривает ряд деревьев, ожидая следующего залпа или неминуемой лавины солдат.

Следующий выстрел миномета идет высоко над головой и сопровождается мрачным взглядом Май, когда она просчитывает его траекторию за стеной. Здание для приема беженцев взрывается беспорядочными осколками сжатого фибролита и электроники.

Май встает.

Следующая мина падает прямо в лагерь.

– Они не собираются атаковать, – рапортует Май капитану Нгуен. – Они просто хотят добраться до гражданских.

Теперь уже больше снарядов взрывается в центре лагеря. Разбитое стекло блестит, дождем осыпаясь на улицы.

Открытый канал заполняют рапорты медиков. Десять ранено. Убитых нет. Но еще несколько минут такого обстрела, и все будет плохо.

– Капитан…

– Держите позицию, сержант. Это может быть ловушка, чтобы выманить кого-нибудь из нас перед атакой. Не оставляйте свой пост. Слушайте меня, у нас три миллиона смотрят все происходящее в прямом эфире, конфликт транслируется всюду в режиме реального времени, чтобы удовлетворить спонсоров и рекламодателей. Мы придерживаемся нашего курса.

Но Май уже не слушает.

– Дюк, что это?

Ее сенсоры улавливают звук гусениц.

– Танк?

– Нет.

На долю секунды за два километра от них, различимая лишь современными автоматическими линзами шлема, показывается схема самоходной артиллерийской установки, катящей через подлесок между «Найком» и новой корейской огневой точкой.

«Коксан», идентифицирует ее визор. Сто семьдесят миллиметров смерти на колесах.

Должно быть, ее подвезли сюда помочь артиллерии, уже уничтоженной Май и ее командой.

Май движется вперед раньше, чем осознает это.

– Май! Держи позицию, – приказывает Нгуен.

– Дюк, останься здесь, – говорит Май, а потом, прежде чем он успевает ответить, отключает связь.

Она пересекает открытое пространство и углубляется в лес, продираясь через подлесок, раньше, чем сделает два полных вдоха. Это похоже на ходьбу по песку, и она оставляет за собой след из сломанных веток и треснутых бревен.

Конечно же, появляются атакующие. Пули отскакивают от ее брони во всех направлениях, и она виляет, чтобы обойти военных, выпрыгивающих у нее на пути.

Она по-прежнему транслирует видео в прямой эфир. Она не может его отключить. Наверное, весь мир видит это. Она не может позволить себе навредить кому бы то ни было.

Но Май должна остановить эту САУ. Потому что САУ – это намного громче, чем те тихие звуки казни, что она слышала в отдалении.

Это будет взрыв. Он мгновенно заберет множество жизней. И они станут стрелять до тех пор, пока ремонтники не починят сеть точечной защиты.

А Май может остановить трагедию.

Она сумеет разорвать эту установку своими усиленными руками.

Гравий трещит и рассыпается под ее ногой, когда она вырывается на открытое место и стремглав бежит по дороге.

Огонь по ней усиливается. Редкий звон пуль по броне перерастает в ливень. Солдаты, укрывшись за небольшими валунами, стреляют по ней. Последний километр Май преодолевает гигантскими прыжками, перескакивая через головы и машины, спешно вырытые огневые позиции.

Но она опаздывает. Май видит артиллерийскую установку. В основе своей это большой бак с непомерно огромной пушкой, установленной сверху. Она кажется неустойчивой, как будто готовой опрокинуться вперед.

Длинное дуло лишь слегка поднято и наведено на цель. САУ будет стрелять, как танк, с этого расстояния снаряд навесом пройдет как раз над головой Май и попадет в нижний сектор купола точечной защиты. Даже если защита уже активирована.

Шестеро солдат крутятся вокруг платформы. В отличие от большинства современных САУ, тут экипаж не заключен в броню машины.

Когда Май доберется до орудия, она сможет деактивировать его и отогнать солдат прочь.

Но один из них уже закрыл затвор и отступает назад.

Другой указывает на нее и кричит.

Она не успеет до того, как они начнут стрелять.

Май приостанавливается, выдирает из земли трехфутовый валун и бросает его изо всех сил. Двое солдат ныряют прочь от установки, но двум другим бежать некуда.

Кровь забрызгивает борта орудия. Серое вещество капает со ствола пушки.

В считаные секунды Май оказывается рядом и вминает кулак в затвор, выводя его из строя.

И долгое мгновение стоит на броне, слишком ошеломленная, чтобы двигаться.

А затем на Май набрасывают петлю и затягивают на шее сзади. Броня не дает удушить ее, но петля прочна. Скорее всего, экранированный кабель.

Май пытается прыжком вырваться на свободу, но кабель отдергивает ее назад. Земля больно бьет в спину, и, несмотря на всю защиту, Май задыхается, а в глазах у нее темнеет.

Ее тянут по земле, она пытается снова вздохнуть, но не удается: слишком трясет, когда броня шкрябает землю. Она слышит рычание старого грузовика, ускоряющего ход, волочащего ее дальше.

Май тянется к тросу, пытаясь найти точку опоры, но девушку мотает на неровной поверхности.

Если ее сумеют оттащить достаточно далеко, она станет всего лишь человеком в броне. Далеко от лагеря. Далеко от подкреплений.

Май кричит в ярости, а затем внезапно оказывается на свободе, упав на обочину грязной дороги. Трясущимися руками она толкает себя вверх. Сперва на колени, потом на ноги, каждая дрожь и каждое сотрясение тела усилены броней.

Она тянет на себя кабель, пока не видит обрезанный конец, затем оглядывается.

Группа фигур в синей броне идет по дороге к ней.

Май снова включает свой коммуникатор.

– Нонг Май Тхюи?

– Да, капитан Нгуен?

– Нам есть что обсудить.

– Вы готовы отправиться домой? – спрашивает Нгуен.

– Нет, – отвечает Май, зная, что ее пожелания не имеют значения.

Она стоит перед столом Нгуен в своей старой форме полиции морской пехоты. Одежда свежая и по фигуре. Ленты за храбрость и выполненные операции больше не вызывают гордости, но кажутся странными, бесполезными безделушками.

Она должна быть в броне, а не в этой униформе.

– Полагаю, на самом деле вопрос в том… что вы будете делать дальше? – говорит Нгуен. – У меня два варианта, которые вы могли бы рассмотреть.

– Два? Я не понимаю.

– Вы убили двух человек, Нонг Май Тхюи. Все это в тот момент, когда вам было приказано держать позицию.

– Я спасла много жизней, – возражает Май.

Нгуен сверкает улыбкой. Несимпатичное зрелище. Но ожидаемое. Словно хищник, наблюдающий за тем, как жертва попадает в ловушку.

– Да. Жители лагеря называют вас героем. Но протяни вас дальше по дороге, и вы могли бы убить намного больше, чем спасли. Это моральная дилемма. Ученые иногда просят вас поразмыслить: столкнете ли вы человека под поезд, чтобы спасти всех, кто в нем едет? Звучит глупо, да? Но вот они мы, солдаты. Мы часто толкаем людей под поезд ради большего блага. Вы только что столкнулись с собственной моральной дилеммой, Май. Я не могу осуждать вас за то, что вы сделали. Но мы не добьемся успеха, если будем отвечать насилием на насилие. Наша обязанность – выдерживать бури и стоять между опасностью и нашими потерями. Лишь поступая так, со спокойствием, мы можем получить разрешение всего мира на продолжение нашей миссии тут. Вы поставили под угрозу большую цель. Северокорейцы заявят, что технологически превосходящая армия вторжения незаслуженно жестоко обошлась с ними, и неважно, насколько смехотворны эти претензии. Вы поставили под угрозу срыва всю нашу миссию. Это недопустимо.

Май раздумывает над странностью случившегося. Знаменитая капитан Нгуен, у которой медалей, наверное, могло быть раза в три больше, чем у Май, если бы она захотела, капитан Нгуен, отведавшая насилия на камбоджийской границе и съевшая его на ужин, читает Май лекцию о неприменении насилия.

– Так что со мной будет? – спрашивает Май.

– Гаага хочет послать вас под трибунал и посадить в тюрьму. – Нгуен постукивает по столешнице. – Лично я считаю, что суд мирового мнения будет на вашей стороне и в тюрьму вы не попадете. Вы – герой лагеря «Найк», в конце концов. Но всё это потащат на публику и будут давить на вовсе не нужные места. Рекламодатели, люди, которые за этим стоят, генералы там, в Гааге, – произошедшее бросит на них тень.

Май невольно съеживается. Объект мирового внимания. Карусель СМИ. Одна мысль о подобном кажется чуждой и ужасающей для того, кто предпочитает приватность.

Нгуен толкает к ней листок бумаги.

– Если вы считаете, что эти люди стоят того, чтобы их защищать, если вы думаете, что лагеря пытаются делать добро, тогда я предлагаю вам второй путь.

– Какой? – спрашивает Май.

– Почетная отставка. В том, что все так случилось, едва ли есть ваша вина, правда. Мне следовало бы раньше заметить тревожные признаки, вашу агрессивную позицию. Чрезвычайную жажду справедливости. Я игнорировала это, поскольку вы – хороший человек с добрым сердцем. Я не допущу такой ошибки снова. Подпишите, и можете уходить, не нужно создавать проблем себе или делать так, чтобы наши солдаты или наша страна выглядели плохо. Возвращайтесь к семейному бизнесу. Живите нормальной жизнью.

Долгое мгновение Май смотрит на бумаги, потом подписывает их, пытаясь сдержать проявление каких бы то ни было эмоцией, пока Нгуен наблюдает за ней.

– Хороший выбор, гражданин Нонг Май Тхюи, – говорит капитан Нгуен. – Хороший выбор.

Следующий вылет из лагеря «Найк» приходится на раннее утро. Май сидит в отсеке одна, выглядывает в окно, когда самолет поднимается сквозь мерцающую зеленую сеть точечной защиты. Северокорейцы заняты, вновь пробуя ее на прочность.

Скоро будет выслан дополнительный реактор, который удовлетворит нужды лагеря. Пока лагерь работает, отключив питание для всех несущественных целей. Поговаривают, что на следующей неделе калифорнийская корпорация, производитель солнечных панелей, поставит их достаточно, чтобы удовлетворить большую часть бытовых нужд гражданского населения, но переговоры о рекламе все еще ведутся. Когда панели установят, они помогут максимально обеспечить лагерь энергией.

И ее не будет тут, чтобы увидеть все это.

Самолет все так же поднимается по крутой спирали, постоянно оставаясь внутри воздушного пространства лагеря «Найк». В конце концов он достигнет нужной высоты, окажется вне радиуса действия любых ракет и вне досягаемости северокорейских воздушных сил и тогда прекратит свое вращение, чтобы направиться в Ханой.

– Мисс Нонг? – спрашивает пилот.

Он присаживается на край сидения, держа в руках маленькую деревянную коробку.

– Да?

– Несколько беженцев на взлетно-посадочной полосе попросили меня передать это «герою лагеря „Найк“», – говорит пилот, вручая ей коробку.

Она открывает подарок и видит браслет, сделанный из микроволокна и украшенный шармами, выполненными из свежепереработанных медных гильз.

Когда она снова выглядывает в окно, лагерь уже не виден за облаками.