Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса

Роберт Рид издал свой первый рассказ в 1986 году и сразу же зарекомендовал себя как один из самых плодовитых авторов в жанре малой прозы. При всей плодовитости он ухитрялся выдерживать высокий стандарт качества, что делать далеко не просто, и этим покорил сердца и умы аудитории. Его «Реморы» («Rémoras»), «Куколка» («Chrysalis»), «Мозг» («Marrow»), «Почетный гость» («Guest of Honor»), «Убить завтрашний день» («Killing the Morrow») и не переведенные пока пока «Сестра Элис» («Sister Alice»), «Брат Совершенство» («Brother Perfect»), «Правила приличия» («Decency»), «Спаситель» («Savior»), «Хлыстохвост» («Whiptail»), «Утилитарный человек» («The Utility Man»), «Деньрождения» («Birth Day»), «Слепой» («Blind»), «Гадость небесная» («The Toad of Heaven»), «Шаг» («Stride»), «Очертания всего» («The Shape of Everything»), «В борьбе за добро» («Waging Good») вместе с другими не менее сильными произведениями входят в число лучших рассказов, написанных в 80-е и 90-е годы. Многие из них опубликованы в сборниках «Драконы родников» («The Dragons of Springplace») и «Кукушкины ребята» («The Cuckoo’s Boys»). В 2007 году Рид получил премию «Хьюго» за повесть «Ева раз, Ева два…» («А Billion Eves»). Кроме того, с конца 80-х годов он начал активно работать с крупной формой и опубликовал одиннадцать романов: «Подветренный берег» («The Lee Shore»), «Джунгли гормонов» («The Hormone Jungle»), «Черное молоко» («Black Milk»), «Замечательные» («The Remarkables»), «По яркой дороге» («Down the Bright Way»), «За вуалью звезд» («Beyond the Veil of Stars»), «Стая жаворонков» («An Exaltation of Larks»), «Под запертыми небесами» («Beneath the Gated Sky»), «Сестра Элис» («Sister Alice»), «Звездный источник» («The Well of Stars»), переведен на русский язык один – «Жизненная сила» («Marrow»), – а также две повести: «Пруд» («Mere») и «Оттенки моего гения» («The Flavors of Му Genius»), изданные одной книгой. В 2012 году в ышла его новая повесть «Костоед» («Eater-of-Bone»).

Роберт Рид живет со своей семьей в Линкольне, штат Небраска.

В публикуемой здесь сложной и оригинальной повести Рид рассказывает об инопланетном вторжении, но делает это ярче и смелей, чем подобные истории преподносятся в таких фантастических фильмах, как, например, «Инопланетное вторжение: Битва за Лос-Анджелес». Могущественные и странные пришельцы, едва открыв Землю, тут же нападают на нее, а люди ничего не могут изменить и способны повлиять на результат этой битвы ничуть не больше, чем случайно оказавшиеся на полях Первой мировой войны муравьи, к которым и отсылает название повести.

Незваные гости

Масса кометы была спрессована в плотную длинную иглу. Покрытая углеродной сеткой и непереходными металлами, она не выглядела чужеродной для Вселенной. Холодная и черная, как сам космос, глыба не несла в себе ничего способного течь, или мерцать, или испускать хоть самый слабый электронный писк – триллион тонн тотипотентной[89] материи, лишенной какого-либо двигателя, но все же мчащейся вперед со скоростью в девять процентов от световой. Ни один из известных миров не заявлял о ней как о своей собственности. Никакой анализ состава или расчет траектории не указывал на повинного в ее создании. Кто-то вложил огромное богатство и неистовый гений в это устройство, почти невидимое, инертное, как пуля, и летящее сквозь время по направлению к запретному и тщательно охраняемому региону.

Желто-белое солнце засияло ярче, в то время как пространство вокруг становилось все более замусоренным. Шальные ионы и прочие разновидности космической пыли несли в себе опасность. На повреждения от неизбежных столкновений можно было не обращать внимания, но они каждый раз сопровождались яркой вспышкой. Ее ловил миллион притаившихся глаз, связанных с параноидальным мозгом, который только и думал о том, как бы обнаружить какое-нибудь необъяснимое явление. Сети защитников охотились за любым изображением, случайным звуком или дефектом маскировки. Секретность требовалось соблюдать как можно дольше. Вот почему игла приблизилась на расстояние в тридцать астрономических единиц, прежде чем выйти из стазиса. В глубине этой громадины начал развиваться временный мозг, впитывая энергию солнечного света, и во все стороны разбежались десятки глаз. Тысячи миров сразу будто выставили себя напоказ. Большинство из них были бесплодными, а вот те, что покрупней, обладали атмосферой и подходящим климатом, дикие, но прекрасные. И хотя эти планеты тоже манили к себе новорожденного пилота, первоначальная цель сохраняла прежнее очарование – яркое зернышко с водой и кислородом, силикатами и медлительной зеленой жизнью.

Требовалось провести последнюю коррекцию курса с потрясающей силы импульсом. Хвост иглы начал стремительно менять форму, микронной толщины нити вытянулись на тысячи миль и сплелись в послушную паутину, тут же поймавшую первую порцию солнечного ветра.

Этот ветер был сладок на вкус.

Скоро должны были привезти пингвинов. Своим видом и смешными повадками пингвины Гумбольдта обещали Детскому зоопарку немалую прибыль, и для них специально построили новый вольер. Толпе с незапамятных времен нравилось глазеть на комичных, беспокойных птиц, так похожих на маленьких людей. Но у пингвинов, конечно же, не имелось ничего общего с людьми, и, когда Саймон Блох думал о том, что похож на пингвина, он определенно не считал себя частью толпы.

Блох был упрямым, замкнутым шестнадцатилетним парнем ростом шесть с половиной футов, с крепкими руками и силой взрослого мужчины, с неторопливой, расслабленной походкой и вечно сонным лицом, но зорким взглядом, замечавшим очень многое. Возможно, он и не блистал гениальностью, но ему хватило ума и старательности, чтобы заслужить приглашение в научную программу Зоологической школы. Учителя считали его способным. Из-за своего безразличного вида он казался совсем взрослым. Но имелась у него и еще одна, можно сказать, уникальная особенность: по странному выверту мальчишеского характера он не знал, что такое страх.

Еще ребенком Блох продемонстрировал полную невосприимчивость к громкому шуму и дурным снам. Позже старший и абсолютно нормальный брат донимал его историями о ночных демонах и гигантских змеях, питающихся исключительно дошколятами, но эти страшилки только подогревали жгучее мальчишеское любопытство. В семилетием возрасте Блох ночью ускользнул из дома и долго бродил по улицам и лесным участкам, надеясь встретить последнего уцелевшего Ти-Рекса. В девять лет он сел в автобус и проехал полдороги до Сиэтла, собираясь выследить там Бигфута. Блох вовсе не испытывал свою храбрость. Люди проявляют храбрость, когда у них пересыхает во рту и бешено колотится сердце. А он всего лишь хотел посмотреть в глаза чудовищу, восхищаясь его пьянящей, злобной силой, и по возможности украсть частичку его магии для себя.

Сейчас Блох не думал ни о каких чудовищах. Первую партию пингвинов должны были привезти завтра утром, и он размышлял о предстоящей пресс- конференции и вечеринке для «отцов-благодетелей» зоопарка. Мистер Райтли попросил Блоха остаться после занятий, чтобы передвинуть мебель, поэтому сегодня мальчик возвращался домой позже обычного. Вечер оказался теплым для ноября и достаточно светлым, хотя солнце висело над самым горизонтом. Триста фунтов неуклюжего мяса направлялись на восток. Блох представлял, как пингвины будут плавать в новом бассейне… Но тут вдали раздался пронзительный автомобильный гудок. Через мгновение какой-то мужчина принялся орать на своих детей, обещая им дома все муки ада. Ни тот шум, ни другой не вызвали у Блоха особого интереса, но вырвали его из мечтательного состояния.

Затем в сторону Пендера пронеслись две машины. Пендерский бульвар проходил кварталом северней, но машины мчались очень быстро и продолжали набирать скорость, поднимаясь по пологому холму. Они, наверное, выжимали семьдесят, если не все восемьдесят миль, но за ревом моторов, попусту растрачивающих бензин, Блох все равно расслышал сигнал, объявляющий, что пришло сообщение от Мэтта.

Это было совершенно нормально для брата-солдата – бросить пару слов «мелюзге», перед тем как лечь спать.

«так вот что это за хрень», – прочитал Блох.

«какая хрень», – начал печатать он, но не успел отослать ответ, когда пришел еще один зашифрованный привет с ночной стороны Земли:

«огромный кусок дерьма на огромной скорости скорее всего пролетит мимо я рад а ты»

Блох фыркнул и отослал свои два слова.

Два гонщика скрылись из виду. Далекий гудок тоже затих, и никто больше не кричал на своих детей. Но все перестало казаться нормальным. Блох ощущал это. Пендер был скрыт за домами, но чувствовалось, что движение там, как по команде, резко усилилось. Водители разгонялись до пятидесяти или шестидесяти миль в тех местах, где стояло ограничение в сорок, и грохотало так, словно всю улицу заполонили машины. Блох попытался позвонить кое-кому из друзей, но ничего не вышло. Тогда он набрал рабочий телефон матери, и как раз в тот момент, когда она, похоже, взяла трубку, связь оборвалась.

Но тут опять раздался сигнал от Мэтта:

«здоровенная космическая задница летит прямо на нас ловит солнечный свет парусом ты что ни хрена не видел?????»

Блох попытался открыть страницу новостей науки ВВС. Она тормозила, да и аккумулятор телефона уже садился. Юноша стоял на тротуаре всего в четырех кварталах от дома, но нужно было еще перейти через Пендер. А там словно начались гонки NASCAR. Машины с визгом тормозили. Внезапно из-за угла выскочил «Мини». Блох разглядел оранжевые волосы и сигарету в руке. Женщина промчалась мимо и свернула в следующий проезд, зацепив бордюр так, что полетели искры. Затем она припарковалась, взбежала по ступенькам крыльца и теперь сражалась со связкой ключей, пытаясь найти среди них нужный.

– Что случилось? – крикнул ей Блох.

Она обернулась на крик и выронила ключи. Затем вставила сигарету в рот, наклонилась, и тут ей улыбнулась удача. Отыскав нужный ключ, она выпрямилась, отдышалась и сказала:

– Пришельцы. Космический корабль, огромный, как вся наша Земля, и эта штука сейчас долбанет прямо по нам.

– Как это?

– Столкнется с Землей. Через пять минут.

С этими словами женщина скрылась за дверью.

Усевшаяся на соседней акации белка подняла голову и посмотрела одним карим глазом на очень высокого мальчишку.

«Космический корабль, – усмехнулся Блох. – Ничего себе».

Прострекотав в знак согласия, белка забралась повыше и спряталась в листве.

Изображение наконец загрузилось на маленький экран телефона: черный космос окружал расплывчатое пятно, произвольно окрашенное компьютерной программой в розовый цвет. На бегущей строке внизу мелькали постоянно обновляемые данные о событии, случившемся всего час назад. Космический корабль был огромен, но летел очень быстро, и астрономы только недавно его обнаружили. Казалось, он совсем не имеет массы. Солнечный ветер замедлил его до скорости тысяча миль в секунду, а это в тысячу раз быстрей полета пули. Часы в углу экрана отсчитывали время до столкновения. Осталось меньше четырех минут. Блох крепко держал телефон в руке. Он ничуть не испугался. Двигаясь в сторону Солнца, корабль внезапно изменил направление. Вероятно, он столкнется с Землей на ночной ее стороне. Но это всего лишь солнечный парус, тонкий и непрочный, а потому точно предсказать величину ущерба невозможно. Самое большее, что ощутил Блох, это необычное радостное возбуждение. Если ему повезет на светофоре, он проскочит перекресток у подножия холма и прибежит домой как раз вовремя, чтобы увидеть столкновение по телевизору.

Но он не успел сделать и шагу. Сзади внезапно раздался рев низко летящего самолета. Мир пошатнулся, а затем рев внезапно оборвался выворачивающим наизнанку взрывом, перетекающим в мешанину прочих звуков. Завизжали тормоза, шины заскребли по асфальту, и Блох ощутил, как что-то с ужасной силой ударилось о землю. Наверное, какой-нибудь огромный грузовик перевернулся посреди Пендера. Что еще это могло быть? Стремительно мчавшиеся по дороге машины пытались затормозить или съехать на тротуар. Блох услышал, как кто-то столкнулся и потерявший управление грузовик или городской автобус покатился вниз по склону холма. Повернувшись на запад, откуда раздавался шум, Блох не смог разглядеть за домами скопление транспорта на бульваре, но виновник катастрофы промчался мимо него и врезался в высокий дуб, так что крепкое дерево зашаталось и с ветвей посыпались увядшие коричневые листья. Затем столкнулись еще несколько небольших машин, и неожиданно наступила густая, вязкая тишина.

Переулок поворачивал к Пендеру. Блох добежал до угла. Машины еле-еле тащились на запад по некрутому подъему, а на восток не ехал никто. Тротуар и крайнюю полосу загородил собой черный и, похоже, металлический шар величиной с дом. В глубине души Блох рассчитывал увидеть грузовик и потому подумал, что это чертовски необычный грузовик. Он рассмеялся. Стоявший на соседней лужайке старик услышал его смех и обернулся. Дедулю мелко трясло, широко раскрытые глаза беспокойно озирались вокруг. Он сделал глубокий вздох и только после этого смог выдавить:

– Я это видел своими глазами. – Он поднял дрожащую руку и добавил: – Я видел, как оно упало.

Затем он шлепнул раскрытой ладонью по воздуху, изображая, как незваный гость ударился об асфальт и покатился по склону, пока не остановился, воткнувшись в дуб на обочине.

– Ничего себе, – сказал Блох.

– Это мой двор, – прошипел старик с таким видом, будто это было самое важное. Затем он опустил руку и стиснул одной ладонью другую. – Как ты думаешь, что это? Космический корабль?

– Зловещий комический корабль, – ответил Блох.

Он обошел шар кругом в поиске люков или антенн. Но ничего похожего на черном шершавом корпусе не было. Выше по дороге в беспорядке стояли машины, поврежденные при падении шара или столкнувшиеся между собой. Развернутый носом на восток «Бьюик» остался без крыши. Старик посмотрел на разбитые машины и задрожал еще сильней.

– Не хочу на это смотреть, – заявил он вернувшемуся Блоху. – Уходи оттуда.

Но Блох не остановился.

«Бьюиком» управляла пожилая женщина. Шар упал позади ее машины. Изящная рука так до сих пор и покоилась на колене, на безымянном пальце сверкал бриллиант, только головы у женщины не было. Блок посмотрел на окровавленный обрубок шеи с жалостью и удивлением, но в то же время с обычным своим настороженным интересом.

Отовсюду: из соседних домов, из разбитых машин, а также из тех, что остановились для оказания помощи, – сбегались люди. Они кричали и возбужденно переговаривались между собой.

– Господи, – завопила какая-то женщина. – Там внутри кто-то живой!

Между перевернутым пикапом и «Бьюиком» стоял старый «Одиссей», сплющенный и развороченный. Одежду водителя минивэна вдавило прямо в мясо. На всех креслах в салоне были дети, пристегнутые ремнями безопасности, но только одна маленькая девочка на заднем сиденье оставалась в сознании. Она посмотрела на Блоха, улыбнулась и что-то сказала, и он улыбнулся ей в ответ. В вечернем воздухе остро пахло бензином. Блох размахнулся и разбил локтем стекло задней двери, потом просунул руки внутрь, отстегнул девочку и вытащил из машины. Сидевший рядом мальчик – наверное, ее брат, – казалось, крепко спал. Половину его лица залило кровью. Мальчишку Блох тоже отстегнул и вытащил, а затем отнес обоих к тротуару, пока другие взрослые стояли вокруг минивэна и обсуждали, как освободить из ловушки трех оставшихся детей.

В этот момент женщина, которая недавно кричала, заметила, что бензин стекает по улице к горячему космическому шару. И завизжала еще громче, чем раньше:

– Боже мой, он сейчас взорвется!

Люди, пригибая головы, бросились врассыпную, но все же нашлись такие, что шагнули вперед, борясь с заклинившими дверями и собственным страхом, и попытались вытащить из машины потерявших сознание или мертвых детей.

Один мужчина сверкнул на Блоха глазами и сказал:

– Чего стоишь? Помогай.

Но бензина вытекло слишком много. Должно быть, у пикапа имелся дополнительный бак, и его зажало между минивэном и «Бьюиком». Блох подумал, что в этом космическом корабле наверняка полно всякого электричества и инопланетного топлива. «Это же очень опасно». Он рванулся вперед, стащил с себя пальто и обе рубашки, скатал их в комок и бросил прямо в тонкий ручеек, на время затормозив его течение.

Крикливая женщина теперь стояла во дворе у старика. Она была весьма симпатичной, хотя и довольно старой. Посмотрев на голую грудь Блоха, женщина спросила:

– Что ты делаешь?

– Помогаю.

Ничего глупее женщина в жизни не слышала. Так она и сказала Блоху, недоверчиво скривив лицо.

И тут опять заиграл сигнал Мэтта. Брат прислал новое сообщение.

«вокруг так тихо готов поспорить ты хотел бы увидеть как этот огромный ублюдок закрыл все небо так странно ни одной звезды только он сияет и красиво понимаешь??? тебе бы понравилось»

А затем еще несколько последних слов:

«удачи тебе и любви Мэтт».

Углерод и нановолокна были маскировкой, а слабеющий поток кометных обломков служил прикрытием. Машина, созданная для великой цели, провела сорок миллионов лет в бездействии. Но неизбежное все равно должно было случиться, и причуды орбитальной динамики придали ей чрезвычайную важность. Она израсходовала топливо до последнего грамма, и ничто уже не могло исправить ее курс. Целью выбрали небольшое озеро, где очень многое стало бы возможным, но корректировка траектории оказалась неточной, и корабль промахнулся на целые мили. Он остановился на узкой полосе твердых углеводородов, заполненной бессмысленными механизмами, жидкими углеводородами, целлюлозой и мешками со столь необходимой водой.

Машина увеличила число глаз, смотревших во все стороны.

Она просчитала варианты стратегии, выбрала лучший из них и только после этого начала формировать тело и симпатичную мордочку.

Старик, размахивая пожарным шлангом, велел Блоху отойти подальше от этого чертова бензина. Но другой старик, еще древнее первого, заявил, что шар наверняка горячий и поливать его холодной водой – не самая лучшая идея. Шланг с неохотой отложили в сторону. Но поток бензина начал обходить с краев дамбу из хлопка и полиэстера. Блох подумал, не попросить ли рубашки у других людей. Потом представил, как садится на асфальт и своей задницей преграждает путь бензину. Но тут подбежал еще один герой с желтым ведром, наполненным кошачьим туалетом, и высыпал эту дрянь прямо на дорогу, соорудив новую дамбу.

Тем временем незваный гость начал меняться. Его очертания оставались идеально круглыми, но поверхность почернела еще больше и заблестела. Приблизив лицо к шару, Блох ощутил жар, возникший от трения об атмосферу, но не отстранился, а продолжил всматриваться в прозрачную оболочку, под которой метались туда-сюда какие-то темные силуэты.

– Круто, – сказал он.

Окружающие советовали оставшемуся без рубашки парню быть осторожней, чтобы не обжечься. Они говорили, что ему нужно поскорей найти себе одежду, иначе он простудится. Но Блох чувствовал себя прекрасно, если не считать царапины на локте, которую он получил, выбивая стекло минивэна. Он протянул руки и излучающему тепло шару и следил за тем, как тот менялся. Радиоприемники в машинах наперебой сообщали одни и те же новости: огромный космический аппарат упал на ночную сторону Земли. Говорили об отключениях электроэнергии и незначительных повреждениях. Европе и России, вероятно, досталось больше всех, хотя со Среднего Востока до сих пор не было никаких известий. Затем внезапно большинство станций переключились на один канал. Какой-то мужчина профессорским тоном объявил, что «зонд необычной формы» занимает площадь в миллион квадратных миль, но, за исключением небольших узлов и выступов, он тоньше паутины и поэтому не представляет никакой опасности. «С миром ничего страшного не произошло», – сказал он напоследок.

На Пендерском бульваре зазвучали сирены, и машины оттащили ближе к домам, чтобы дать дорогу пожарным и скорой помощи. Работы у медиков было много. Мертвых и оставшихся в живых детей вытащили из минивэна, и та самая крикливая женщина стояла теперь посреди кровавой сцены и давала указания спасателям. Тем временем мужчина с кошачьим туалетом и старик со шлангом уставились на космический корабль.

– Он прилетел издалека, – сказал кошатник.

– Наверное, – согласился хозяин шланга.

Блох подошел ближе.

– Тебе не холодно? – спросил шланговладелец.

Парень пожал плечами и ничего не ответил.

На этом расспросы закончились.

– Да, этот корабль прилетел издалека, – сказал мужчина с ведром. – Надеюсь, он не хотел этого.

– Чего он не хотел? – спросил его приятель.

– Причинить вред людям.

Что-то здесь было не так. Блох оглянулся на «Бьюик», затем посмотрел на солнце, пытаясь понять, что же именно вызвало у него тревогу. Но ничего необычного не происходило. Тогда он снова повернулся к космическому кораблю. Оболочка шара помутнела и перестала сверкать, за исключением тонкой полоски, отражающей последние лучи заходящего солнца.

Блох снова бросился к шару.

Двое стариков крикнули ему, чтобы он вел себя осторожней, а затем направились следом за шестнадцатилетним парнем.

– Что-то случилось, – сказал старик со шлангом.

– Точно, – согласился его приятель.

И словно в подтверждение его слов, от оболочки откололся кусок и со слабым звоном упал на землю.

Блох внезапно остался один.

Радионовости рассказывали о перебоях с электроэнергией на Восточном побережье, не вызвавших паники у населения. Затем чей-то хриплый голос принялся расписывать сказочно красивую ночь в Москве, где не горело ни единого огонька и только десятисантиметровый слой свежевыпавшего снега блестел под холодным сиянием неполной луны. Эту лирику прервало правительственное сообщение о том, что вооруженные силы США приведены в состояние повышенной готовности. Блох вспомнил про брата, опустился на колени и бережно прикоснулся к теплому, прозрачному и почти невесомому куску оболочки. От шара отвалились еще два обломка, и от одной прорехи к другой пробежала зигзагообразная трещина. Зонд это был, или космический снаряд, или что-то еще, но он начал разрушаться.

Окружающие попятились туда, где они, как им казалось, будут в безопасности.

Блох просунул голову в ближайшее отверстие.

Оттуда на него смотрел ярко-зеленый глаз.

Оцарапанным локтем Блох отбил большой кусок невесомой скорлупы.

– Какой красивый, какой милый, – загомонили все разом.

Оказалось, что крикливая женщина способна говорить тихо.

– Ну разве она не прелесть?

– Она? – недоверчиво переспросил старик со шлангом.

– Посмотрите сами, – ответила женщина. – Разве это не она?

– По-моему, девочка, – согласился мужчина с ведром.

Темно-серое вытянутое туловище инопланетянина имело обтекаемую форму и казалось гладким, как хорошо отполированный мелкозернистый камень, в тех местах, где оно отражало солнечный свет. Похоже, существо лежало на спине. Четыре хорошо развитые конечности, напоминающие мясистые плавники, но с подвижными пальцами, хватались сначала за воздух, а потом друг за друга. Виляющий из стороны в сторону хвост мог бы сойти за дельфиний, а мордочкой существо походило на тюленя – безусого, круглолицего тюленя с большим ртом, растянутым в очаровательной улыбке. Но сильнее всего к себе притягивали огромные, в пол-лица, круглые глаза со сверкающей изумрудной роговицей и абсолютно черными зрачками, в которых отражалась удивленная физиономия Блоха.

Изнутри яйцо было напичкано проводами, странными приборами и клубком каких-то золотистых волокон. Пришелец лежал на самом дне в керамической чаше с застывшим кроваво-красным желатином. Он с трудом помешался в чаше и беспокойно ворочался, прижимаясь к белым, словно костяным, краям.

– Отойдите назад, – требовали в толпе.

Но как только кто-нибудь начинал пятиться, на его место тут же протискивались другие, сражаясь за удобный обзор.

Крикливая женщина похлопала Блоха по плечу.

– Она что-нибудь сказала?

– Я ничего не слышал.

– Она хочет что-то сказать, – не унималась женщина.

Эта мысль показалась парню смешной, и он чуть было не расхохотался. Но тюлень вдруг открыл рот, и одно жалобное слово пронеслось над остолбеневшей толпой:

– Помогите.

Люди потрясенно молчали.

И тут издалека донесся крик:

– Эй, Блох!

К месту происшествия энергично пробирался невысокий плотный мужчина. Блох поспешил ему навстречу. Мистер Райтли выглядел старше своего возраста, он был лысый и бородатый, а в усах пробивалась седина. Огромным очкам подошел бы более массивный нос, мистер Райтли то и дело поправлял их, разглядывая яйцо и спины собравшихся.

– Я слышал про крушение, – сказал он, неуверенно улыбнувшись. – Не ожидал встретить тебя здесь. Ты видел, как оно упало?

– Не видел, но слышал.

– Что там внутри?

– Я думаю, пилот.

– Инопланетянин?

– Да, сэр.

Мистер Райтли был идеальным учителем для способных, но легко теряющих интерес к предмету подростков. Звание магистра биологии придавало ему солидности, но на самом деле он был умней, чем подразумевала его ученая степень. Он обладал заразительным смехом и приятным голосом, и Блох готов был сделать для него все что угодно – хоть передвинуть мебель в школе, хоть пробить собственным телом дорогу к инопланетянину.

– Идите за мной, сэр.

Никто из стоявших впереди не почувствовал толчка. Никто не возмутился и не попытался сопротивляться. Но один за другим они вдруг обнаруживали, что оказались на несколько футов дальше от центра событий, а крупный парень, похожий на взрослого мужчину, не утруждая себя извинениями, уже стоял перед ними, а следом пробирался еще один тип в темных брюках и мятой рубашке.

Самому первому ряду Блох попросту заявил:

– Подвиньтесь, пожалуйста. Дайте дорогу ученому.

Этого оказалось достаточно, чтобы ему освободили место, пусть даже и не очень много.

Мордочка чужака уже успела измениться. Он все еще улыбался, но глаза его немного потускнели. И голос прозвучал слабей, когда он произнес одно отчетливое слово:

– Умираю.

Мистер Райтли ошеломленно заморгал.

– Что вы сейчас сказали?

Существо посмотрело на него, но ничего не ответило.

– Откуда вы прилетели? – вставил вопрос мужчина с ведром.

Чужак приоткрыл рот, обнажив розовые десны с желтыми зубами, высунул длинный язык, затем, с болезненным усилием, от которого содрогнулось все тело, шевельнул нижней челюстью и снова произнес с глубоким отчаянием:

– Помогите.

– Вам нечем дышать? – спросил мистер Райтли и оглянулся на Блоха, нервно подергивая себя за бороду.

Что, если это существо задыхается?

Но тут оно обратилось ко всем с простой просьбой:

– Вода. Чтобы жить, мне нужна вода. Пожалуйста.

– Конечно, конечно, – сказала крикливая женщина, возвращаясь к более привычному для себя уровню звука, так что весь квартал услышал ее слова. – Она как выбросившийся на берег кит. Нужно отнести ее к воде.

По толпе пробежал беспокойный шепот.

– Пресная вода или соленая? – решил уточнить мистер Райтли.

Все замолчали. И услышали шорох, когда существо приподняло передний плавник и указало детским пальчиком вниз к подножию холма, а затем слабым, жалобным голосом повторило:

– Пожалуйста, помогите. Скорей. Пожалуйста.

Десятки незнакомых друг другу людей бросились исполнять неожиданную и неотложную просьбу. Мужчина со шлангом решил полить чужака точно так же, как поливал цветы. Но потерпевший крушение корабль все еще оставался горячим снаружи, и кто мог предсказать, что сделает вода с его оборудованием? У подножия холма лежали Пендерские топи – цепочка озер глубиной в рост человека, они соединялись друг с другом неторопливой, мутной от глины протокой. Определив цель, толпа принялась с воодушевлением спорить о способе и последовательности действий. Образовалось несколько лагерей, каждый из которых возглавлял громкоголосый эксперт, в то время как два-три человека пытались договориться с другими группами. Мистер Райтли не принимал участия в этих спорах. Он разглядывал пришельца, то и дело поправляя очки, не упускавшие случая соскользнуть с носа отвлекшегося хозяина. Затем он повернулся к спорщикам и высоко поднял руку.

– Не нужно в болото, – сказал он. – Там вода грязная.

Этот голос мог восстановить тишину в классе, наполненном галдящими подростками. Взрослые люди прекратили спор и повернулись к учителю. Человек с ведром задал очевидный вопрос:

– Куда же тогда?

– В пингвиний бассейн, – объяснил мистер Райтли. – Там чистая вода, а пингвинов пока не привезли.

Его здравые рассуждения привели толпу в замешательство.

– Нам нужен грузовик. – продолжал мистер Райтли. – Может быть, получится остановить кого-нибудь на дороге?

Несколько человек тут же метнулись к противоположной обочине, махая руками каждому проезжающему мимо потенциальному помощнику.

Мистер Райтли обернулся к Блоху.

– Как ты думаешь, сколько оно весит?

Блоха не требовалось подгонять. Оболочка корабля уже остыла, а внутри было жарко, но терпимо. Он перебросил ногу через пролом и проскользнул внутрь. На гладком сером полу валялись хрупкие предметы, похожие на птичьи гнезда. Они мелодично хрустели под ногами. У воздуха был неприятный металлический привкус. Блох коснулся тела пришельца чуть ниже головы и провел рукой к груди. Кожа оказалась твердой, сухой и очень горячей, как оставленная на солнце бронзовая статуя. Он решил проверить, дышит ли существо, и дождался момента, когда грудь вроде бы слегка приподнялась. Блох был готов к тому, что пришелец окажется тяжелым, но вышло наоборот. Совсем как засохшие мотыльки, скопившиеся жарким летом на чердаке. Может быть, именно так пришелец и путешествовал от звезды к звезде, словно сублимированный бефстроганов. Блок выглянул наружу, чтобы доложить мистеру Райтли, но в этот момент толпа бросилась врассыпную, заслышав рев мотора приближающего F-350 с длинной платформой.

Мистер Райтли и еще двое улыбающихся мужчин забрались в корабль, или яйцо, или что еще это было на самом деле. Один из помощников нервно хихикнул. Каждый подхватил существо за конечность. Было тесно, поэтому подъем получился долгим и неловким, вызвав много смеха и два-три крепких ругательства. Мистер Райтли поинтересовался у пришельца, все ли с ним в порядке, но тот не ответил и только на повторный вопрос тихо произнес:

– Быстрее.

Снаружи люди выстроились в цепочку и с осторожностью, с какой держали бы в руках ребенка или неразорвавшуюся бомбу, подняли отважное, прекрасное и беспомощное существо на открытую площадку грузовика, уложив лицом к небу, но хвост при этом свешивался почти до самой мостовой.

Мистер Райтли вылез из яйца.

– Едем к служебному входу в зоопарк, – объявил он. – У меня есть ключ.

Человек со шлангом наконец-то увидел цель и окатил пришельца холодным душем. Каждая капля, попавшая на кожу существа, мгновенно впиталась, и оно словно бы улыбнулось одними глазами, но вслух попросило:

– Нет, не сейчас. Еще нет.

Шланг отложили в сторону.

Крикливая женщина подбежала к машине, отважившись прикоснуться к существу, но в последнее мгновение решимость покинула ее, и в итоге она обняла за плечи саму себя. Чуть не плача, она прошептала:

– Благослови тебя Бог, милая. Благослови тебя Бог.

Блох выбрался из яйца последним.

Мистер Райтли вскарабкался на платформу грузовика и, прищурившись, смотрел на разбросанные в беспорядке по всей дороге машины и длинные тени от заходящего солнца. Когда Блох окликнул его, учитель обернулся и с улыбкой спросил:

– Ты согрелся?

– Яв порядке, сэр.

– Садись в кабину, там теплее, – решил мистер Райтли. – Будешь показывать нашему водителю дорогу.

«Наш водитель» был всего на три недели старше Блоха и едва ли не вдвое ниже ростом, он никак не мог прийти в себя от необыкновенной удачи, что привела его в нужное время в нужное место.

– Охренеть, до сих пор поверить не могу, – приговаривал он, снимая грузовик с тормозов и осторожно трогаясь с места. – Это лучшее приключение за всю мою жизнь. С ума сойти можно.

От желающих помочь не было отбоя. Каждый считал своим долгом дать проезжающим мимо машинам или водителю грузовика энергичные, но бессмысленные сигналы, едва не вызвавшие десяток новых аварий. Однако никто ни в кого не врезался. Грузовик вырулил на свободную полосу и покатил под гору в направлении на восток. Люди с удивлением смотрели на диковинный груз. Кто-то молился, многие спешили снять происходящее на телефон, заодно сфотографировав и Блоха, высунувшегося в окно, чтобы еще раз взглянуть на детей, врачей скорой помощи и окровавленные простыни, наброшенные на трупы.

– Нет, ну ни хрена себе, разве можно в такое поверить? – никак не мог успокоиться водитель грузовика.

Радио было настроено на новости СNN: солнечный парус растянулся до самой Атланты. Электроэнергию отключили, Европа погрузилась в темноту, Китай тоже. Коротко сообщили, что все орбитальные спутники замолчали, когда на них упал зонд. Пересказывали слухи, будто бы пришелец (или пришельцы) вступил в контакт с правительством Соединенных Штатов, но затем тот же голос добавил: «Пока у нас нет никаких подтверждений».

Они миновали Пендерские топи, Блох постучал по плечу водителя и показал на юго-запад. Наверное, это был самый медленный и осторожный поворот, который парень сделал за всю свою жизнь. Сзади пристроилась цепочка автомобилей с зажженными фарами и мигалками. Все это выглядело так внушительно и важно – просто круче некуда. Блох усмехнулся и посмотрел в окно на своего учителя, но выглядел мистер Райтли озабоченно и, казалось, больше интересовался собственными руками, чем лежавшим позади него чужаком.

– Быстрей, – попросил водителя Блох.

С левой стороны показался зоопарк. Они снова переехали болото по мосту и остановились возле служебных ворот. Мистер Райтли уже достал ключи. Блох выпрыгнул из кабины и помог открыть створки. Пара машин успела проскочить следом за грузовиком, пока выбежавший охранник пытался закрыть ворота. Только после этого он подошел посмотреть, что они привезли.

– Ох, бедная девочка, ей плохо, – запричитал он.

Блох вместе с учителем двинулись впереди процессии по широкой дороге к подготовленной для пингвинов площадке.

Мистер Райтли смотрел себе под ноги и молчал.

– Он умер? – спросил Блох.

– Что?

– Я говорю, инопланетянин умер?

– Нет, он пока держится.

– Тогда в чем дело?

Мистер Райтли оглянулся, наклонил голову к уху Блоха и тихо проговорил:

– Он катился по бульвару на восток. Это значит, что прилетел он с запада.

– Ну да, – подтвердил Блох.

– Со стороны Солнца, – уточнил учитель. – А тот большой зонд, тот солнечный парус… он летел навстречу Солнцу. Направления разные.

Это было очень странно. Блох и сам почуял что-то неладное, но не сумел выразить словами, даже для самого себя.

Они пошли медленнее, каждый раз оглядываясь, перед тем как что-нибудь сказать.

– Теперь дальше, – продолжал мистер Райтли. – Зачем этому инопланетянину, могущественному существу, способному совершить межзвездный перелет, могла понадобиться вода? Разве наши космонавты полетели бы на Луну налегке, надеясь на то, что там найдется воздух?

– Может быть, он попал не туда, куда хотел, – предположил Блох.

– И еще, – добавил мистер Райтли. – Разве можно выжить после такого удара? Ты же слышал хлопок сверхзвукового перехода. Она или оно… какая разница… это существо упало с такой скоростью, что просто не могло остаться в живых.

Блох собирался высказать свое мнение, но не успел, они уже пришли на пингвинью площадку. Несколько мужчин и крикливая женщина выскочили из сопровождающих машин, а водитель грузовика, как старый профессионал, развернулся и подъехал задом к самому бассейну. Полдюжины рук махали ему, помогая припарковаться, а затем все дружно крикнули «Стоп!». Уже опустилась ночь. Пингвиний бассейн был глубокий и очень чистый. Мистер Райтли попытался что-то сказать об осторожности, о том, что не нужно спешить. Кто-то спросил: «Почему?» – и он сквозь шум начал объяснять про состав воды и температуру. Но остальные уже вскарабкались на платформу грузовика, подхватили существо под плавники, шею и основание уныло повисшего хвоста. Почти без плеска чужак соскользнул в воду. Он был очень легким, и поэтому никто не сомневался, что он поплывет. Но чужак камнем ушел на дно. Блох стоял у самого края бассейна и смотрел на серый силуэт, неподвижно улегшийся на дне голубой чаши.

К нему подошла крикливая женщина.

– О боже, наша девочка утонула, – охнула она. – Надо спрыгнуть туда и поднять ее на поверхность.

Двое мужчин бросились на помощь, но потрогали холодную ноябрьскую воду и передумали.

Кто-то еще спросил мистера Райтли:

– Мы сделали что-то не так? Она утонула?

Учитель поправил очки на носу.

– Да, мы что-то сделали не так.

Тело на дне бассейна больше не было серым. Через мгновение милая тюленья мордочка и выразительные глаза исчезли. Чужак начал раздуваться, как сдобное тесто, и откуда-то изнутри полилось голубое сияние; поначалу тусклое, оно быстро заполнило всю бетонную чашу бассейна и воздух над ним – голубые отблески осветили испуганные лица и лицо Блоха заодно.

Наклонившись к воде, Блох почувствовал, что от нее идет пар, она почти закипела.

Женщина отпрянула от бассейна и крикнула:

– Бежим!

Водитель запрыгнул в кабину и надавил на газ.

Только два человека остались у кромки воды. Мистер Райтли потянул Блоха за рукав.

– Сынок, нам нужно куда-нибудь спрятаться.

– Куда? – спросил Блох.

Учитель мрачно усмехнулся и ответил:

– Не знаю. Может быть, на Марс. Подойдет?

Леопард

Длительный застой всегда приводит к повреждениям. Со временем система разбалтывается выше допустимой нормы, однако частичная дозаправка дает шанс привести все в порядок.

Система проснулась и проанализировала ситуацию. Наметились кое-какие благоприятные возможности, но в целом положение было удручающим. Законы Вселенной не отрицают чудес, но даже чудеса имеют свои ограничения, а враги многочисленны, и им посчастливилось получить тысячи преимуществ еще до начала сражения.

Ужасные внешние условия требуют решительных действий – таков был первый вывод из анализа ситуации.

Когда на кону стоит безопасность целого мира, ничто не может считаться достаточным.

– Ты ничего не почувствовал?

Блох растянулся на кровати. Он помнил, как закрыл глаза, слушая хрипы своего старенького бумбокса[90]. Но теперь радио молчало, а говорила мама, и, открыв глаза, он решил, что прошло не больше двух-трех минут.

– Нет, а что?

– Земля. – Мама стояла в темной комнате и отчаянно пыталась подобрать слова. – Похоже на землетрясение… только не по-настоящему… ладно, не важно…

Земля под домом снова вздрогнула. Не очень сильный толчок, не из тех, что могли разрушить дом. Плавное движение, словно весь мир был водяным матрасом и кто-то огромный плюхнулся на дальний его конец.

– Саймон, – позвала мама.

Никто больше не называл его Саймоном. Даже папа обычно пользовался тем прозвищем, которым его дразнил брат. Так, по крайней мере, рассказывали Блоху. Сам он отца совсем не помнил.

– Как ты себя чувствуешь, Саймон?

Блох сел на кровати. В доме было холодно и темно, как обычно, когда отключают электричество.

Она потрогала его лоб.

– Да все в порядке, мам.

– Тебя не тошнит?

– Нет.

– Лучевая болезнь, – вздохнула мама. – Она не сразу дает о себе знать.

– Мам, говорю ж тебе, все в порядке. Который час?

– Скоро шесть. – Она посмотрела на часы, проверяя, не ошиблась ли. – И утром мы с тобой пойдем к врачу, если не прямо в госпиталь.

– Хорошо, только ведь ничего страшного не случилось, – повторил Блох уже, наверное, двадцатый раз за ночь. – Когда оно начало светиться, мы сразу отошли подальше. Потом приехала полиция и этот чел из «безопасности», а мистер Райтли нашел мне старую толстовку…

– Я так испугалась, – перебила его мама, обращаясь, вероятно, к стенке. – Прихожу домой, а тебя нет. Ты давно уже должен был вернуться. А телефон не работает, и свет везде погас.

– Я шел пешком от самого зоопарка, – объяснил юноша. – Мистер Райтли обязательно подвез бы меня, но он оставил машину по другую сторону от места крушения.

– От места крушения, – словно эхо, проговорила мама.

Он и сам знал, что не стоило об этом вспоминать.

– Тебе там вообще нечего было делать, – сказала она. – Что-то свалилось с неба, и ты тут же побежал смотреть.

И Блох не сомневался: это была самая большая удача в его жизни.

– Саймон, почему ты всегда ищешь неприятности? – спросила мама.

Она рано овдовела, и старший ее сын сейчас служил в армии, во враждебно настроенной стране, и даже в обычные дни ей хватало причин для волнения. А теперь еще эти инопланетяне свалились как снег на голову, и не слышно ни слова о том, что происходит в остальном мире. Она снова коснулась лба сына, который пока еще был рядом с ней.

– Не нравится мне все это, Саймон.

– Я понимаю, мам.

– Я не люблю приключения, – продолжила она. – Вот дождемся, когда включат свет, и пойдем к врачу.

На самом деле оба они догадывались, что это случится не скоро. Поэтому Саймон заговорил о другом:

– Мам, я есть хочу.

– Еще бы ты не хотел. – Обрадовавшись наконец-то появившемуся делу, она метнулась на кухню. – Будешь хлопья, пока молоко не скисло?

Блох поднялся, натянул вчерашние брюки и толстовку Корнеллского универа, которую он выудил из ящика для потеряшек в зоопарке.

– Хлопья? – переспросил он. – Звучит неплохо.

– Какие тебе? – отозвалась мать из-за открытой двери обесточенного холодильника.

– Пусть это будет сюрприз.

Он всунул ноги в ботинки и выскользнул через заднюю дверь.

Мистер Райтли словно бы и не двигался с места все эти двенадцать часов. Он стоял посреди класса в том же самом месте, где Блох попрощался с ним, и наверняка не спал. Глаза под мутными очками были красные и встревоженные. Голос напоминал шкрябанье наждачной бумаги.

– Так быстро.

– Что быстро? не понял Блох.

– Они пару минут назад послали за тобой машину. Я сказал, что ты, скорее всего, дома.

– Нет, я сам пришел, пешком, – ответил парень.

– Ха-ха-ха, – рассмеялся мистер Райтли, но как-то вяло. – В общем, они собирают всех свидетелей, хотят узнать, кто что запомнил.

За окном все еще было темно. Класс освещали лампы, работающие от аккумуляторов. «Они» – люди из Министерства безопасности в строгих костюмах, ученые, одетые в хаки, и горстка солдат – расположились в дальнем углу. Класс превратился в штаб-квартиру всей операции. Заметив Блоха, несколько человек подошли, протянули руки и представились. Парень сделал вид, что внимательно их слушает. Затем какой-то коротышка с индейской внешностью утащил его в угол и с ходу начал расспрашивать:

– Ты разговаривал с этим существом?

– Я слышал, как оно разговаривало.

– Ты его трогал?

Блох чуть было не сказал «да», но вовремя одумался.

– А кто вы такой? – спросил он.

– Я тебе уже сказал. Я декан физического факультета в университете. Меня вызвало сюда Министерство безопасности.

– Это был термояд?

– Извини, что?

– Это существо или устройство, – попытался объяснить Блох. – Оно засветилось голубым огнем, и вода в бассейне нагрелась. Мы решили, что какой-то реактор вырабатывает энергию.

Физик отмахнулся от этой идеи:

– Термоядерная реакция – не такая уж простая штука, молодой человек. Реактор работает по-другому.

– Но оно просило воды, а вода – это в основном водород, – возразил Блох. – А водород – это то, что горит на Солнце.

– Ага, – сказал коротышка. – Значит, ты и твой учитель – эксперты в термоядерных технологиях?

– А кто эксперт? Вы?

Коротышка замахал руками:

– Меня пригласили помочь. Я пытаюсь выяснить, что здесь произошло вчера вечером и что происходит сейчас. А как ты себе это представлял? Где-то в особом бункере сидит целая команда специалистов и дожидается, когда к нам прилетят инопланетяне и можно будет их изучить? Думаешь, меня и моих коллег хоть как-то готовили к таким происшествиям?

– Я правда не…

– Послушай меня, – перебил его физик.

И тут земля вздыбилась. Почти то же ощущение Блох успел испытать раз десять еще по дороге сюда, только на этот раз пол поднялся выше и не опустился. Все в классе замолчали. Потом старый профессор обернулся к какой-то девушке и спросил:

– Кевин уже получил акселерометр?

– Не знаю.

– Тогда поищите другой. Главное, чтобы он работал и был правильно настроен.

Девушка была симпатичная, но очень серьезная, очень взволнованная. «Студентка, наверное», – решил Блох. Проходя мимо, она мельком взглянула на высокого парня в университетской толстовке, которая явно пришлась ему не по размеру. Затем девушка скрылась за дверью, а Блох остался в классе с двумя десятками усталых взрослых дяденек, о чем-то тихо и торопливо переговаривающихся.

Физик что-то втолковывал лысому безопаснику. По обеим сторонам от лысого стояли двое парней помоложе, с одинаковыми планшетами в руках, и пытались разобрать текст в тусклом свете лампы. Армейский офицер отдал какой-то приказ двоим солдатам. Блох плохо разбирался в званиях и родах войск. Вот если бы спросить у Мэтта… У него была тысяча причин, чтобы позвонить брату. Но телефоны не работали. Даже армии пришлось пользоваться устаревшими средствами связи. Офицер написал в блокноте несколько слов, оторвал листок и вручил солдату, послав его с этим важным сообщением «на объект».

Мистер Райтли отошел в сторонку. Он выглядел уставшим, потерянным и никому не нужным, но в конце концов отыскал табуретку и уселся на нее.

– Итак, что нам известно? – спросил его Блох.

Прозвучало это очень многозначительно, и они с учителем вместе рассмеялись.

– Вы по-прежнему считаете, что наш корабль не связан с тем большим зондом?

Словно делясь страшной тайной, мистер Райтли наклонился к нему и сказал:

– Они появились из разных секторов неба. Сила удара не идет ни в какое сравнение с тем, что случилось на другой стороне Земли.

Ученые собрались в кучку, то и дело прерывая разговор и указывая на пол.

– А что случилось на другой стороне Земли?

Мистер Райтли знаком подозвал его ближе и прошептал:

– Полковник недавно беседовал с человеком из «безопасности». Я слышал, как он сказал, что армейская кабельная связь не работает. Через двадцать минут после столкновения из Европы и Азии поступили сообщения о вспышках света и активных перемещениях на земле и в воде. Затем поднялся ураганный ветер – и все затихло.

Блох очень переживал за брата, но все-таки не удержался и сказал:

– Круто.

– У меня есть рабочая гипотеза, – продолжал мистер Райтли. – Ночную сторону Земли мы потеряли, но здесь вторжение еще не началось. Безопасники и военные пытаются спасти нашу сторону.

Блох подумал о пришельце и мертвых детях и согласился:

– Вы были правы, сэр. Не стоило ему доверять.

Мистер Райтли пожал плечами и ничего не ответил.

В дальнем углу комнаты началось что-то вроде совещания. Много эмоций и никакого результата. Безопасник зашептал на ухо своему помощнику, и тот забегал пальцами по планшету. А полковник написал еще один приказ и отослал с ним последнего оставшегося солдата.

– А что пришелец делает сейчас? – спохватился Блох.

– Кто знает, – вздохнул мистер Райтли.

– Радиация не дает к нему подойти?

– Нет, он не… – Ему пришлось снова поправить очки. – Наш приятель просто исчез. После того как мы ушли, он пробил дно бассейна. Сам я еще не был «на объекте», но слышал, что бетон раскрошился и на дне появилось ровное отверстие, ведущее черт знает на какую глубину. В этом-то вся проблема. Потому все так и волнуются из-за маленьких землетрясений, если, конечно, их так можно назвать. Чем сейчас занимается внизу наша зеленоглазая загадка?

Блох посмотрел на учителя, затем на оказавшийся вдруг таким важным пол. И тут ему в голову пришла странная, но отчетливая мысль: это существо – вовсе не сам монстр, а только маскировка, с помощью которой он скрывал свой настоящий вид. Неизвестный закутался в твердую оболочку и освещал все вокруг ярко-голубым ужасом. Обычная жизнь скучна и проста. Но то, что случилось сегодня, не было ни скучным, ни простым.

Блох рассмеялся, радуясь открывшимся возможностям.

Больше половины находящихся в комнате обернулись и уставились на него, не понимая, что происходит с этим высоченным подростком.

– Они собираются опустить кабель в отверстие, – сообщил мистер Райтли.

– Как это? С камерой на конце?

– Камера, похоже, не работает. Электроника – штука ненадежная. Так что они собираются опустить туда добровольца.

– Я готов.

– Так и знал, что ты это ответишь, – усмехнулся мистер Райтли.

– Я могу спуститься, скажите им.

– Во-первых, я не стану этого делать. А во-вторых, мои слова ничего здесь не решают. Эти ребята не доверяют мне.

Физик и полковник говорили о чем-то важном, чертя пальцами в воздухе причудливые фигуры.

– Я проголодался, – заявил вдруг Блох.

– Тут где-то есть армейские сухие пайки, – ответил мистер Райтли.

– Пожалуй, пойду поищу их, – соврал парень и вышел в коридор, удивительным образом оказавшийся пустым.

Каждый зоопарк балансирует между совершенством и минимальными затратами. Каждая клетка должна быть неприступной и вечной, и закрытые для обзора участки тоже имеют значение. Крошечный кусочек неба загораживала стальная решетка, которая спускалась к бетонной стене, имитирующей природный камень, и посетители могли бродить вокруг с утра до ночи, день за днем, могли сколько угодно стоять у бронированного стекла и читать информацию об амурском леопарде, так ни разу и не увидев его.

Иногда леопард прогуливался по бетонному полу, но не в это утро. Сегодня все казалось необычным и неправильным. Он лежал рядом с мертвым декоративным деревом и копил силы. И тут появился монстр. Чудовище было огромным, шумным и очень неуклюжим, и зверь продолжал лежать неподвижно, когда оно неловко развернулось и длинная лапа задела стальную решетку, закрывающую небо. Монстр остановился, с него спрыгнул человек и посмотрел на повреждение, а затем подбежал к бронированному стеклу и заглянул в темную клетку. Но не увидел леопарда. Человек вздохнул с облегчением, снова забрался на монстра и умчался прочь. Тогда леопард поднялся и взглянул на рваное отверстие наверху. Совершив неосознанный, но грациозный прыжок, он оказался там, где никогда прежде не бывал. И мир вокруг изменился.

Возле пингвиньего бассейна грохотали краны и генераторы. На деревьях закрепили прожекторы, и яркие конусы света выхватывали из тьмы целенаправленный хаос. Люди кричали друг другу, что нужно делать так, а не иначе, или пошло к черту и то и другое, и кто вообще главный в этом аду. Блох шел вдоль дальнего края бассейна. Он решил вести себя так, будто и должен здесь находиться. Если бы кто-нибудь спросил, что тут делает этот парень, он бы ответил, что идет к торговым автоматам в ремонтном цеху – хорошая идея, тем более это было почти правдой. Или он мог соврать про какое-нибудь поручение, данное ему коротышкой-физиком. У него в запасе было много выдумок, и он даже представил себе, как скажет вооруженному солдату: «Ты мне не веришь? Ну тогда, наверное, ты должен меня застрелить. Ну давай, стреляй, если не слабо!»

Он вынырнул из мечтаний, увидев девушку-студентку. Блох узнал ее джинсы и забранные в хвост светлые волосы. Она стояла на дорожке, опустив руки, и смотрела на небольшой пригорок возле пруда с японскими карпами. Блох решил подойти и поговорить с ней. Он хотел спросить, нашла ли она тот прибор – как он там назывался? А еще рассказать о том, как они перевозили инопланетянина на грузовике – это могло произвести на нее впечатление. Было довольно светло, он мог различить даже заклепки на ее джинсах. И тут он заметил, что ткань у нее между ног чуть темней, чем остальные джинсы, будто пропитана мочой.

Девушка услышала шаги Блоха и вздрогнула, но продолжала не мигая смотреть на живописный уголок природы с крохотным водопадом.

Блох остановился у нее за спиной, но ничего странного поначалу не увидел, пока из последнего пятна темноты не появился леопард.

– Не слабо, – прошептал парень от чистого сердца.

Девушка снова вздрогнула, с шумом вдохнула и задержала дыхание. Она хотела оглянуться, но не могла. Она заставляла себя не двигаться с места, но руки ее сами собой потянулись вверх, как будто она собиралась взлететь.

Леопард заинтересовался ею ничуть не меньше, чем Блох. Амурские леопарды – редкий вид кошачьих – в большинстве своем жили в зоопарках. Русские обещали возродить их популяцию на Дальнем Востоке, но этот самец не входил в программу восстановления. Он родился в результате близкородственного скрещивания, у него были серьезные проблемы с мошонкой, и смотрители зоопарка считали его слишком раздражительным, возможно, даже слабоумным. Блох обо всем этом знал, но сердце его не забилось быстрей. Стоя за спиной у девушки, он прошептал:

– Давно ты здесь?

– Ты его видишь? – так же шепотом спросила она.

– Да, конечно.

– Тише, – шикнула она.

Он промолчал.

Но она первая не послушалась своего же совета. Отступила ближе к Блоху и сказала:

– Должно быть, минуты две. Но, кажется, будто я уже час здесь стою.

Блох взглянул в золотисто-зеленые кошачьи глаза. Зверь смотрел настороженно. Не со страхом, нет, но близко к тому. Он в любой момент мог испугаться, и это развеселило Блоха.

Девушка услышала его смешок.

– Что такое?

– Да нет, ничего.

Она глубоко вдохнула.

– И что нам теперь делать?

«Ничего» – очень полезное слово. Блох повторил его уверенным тоном. Он подумывал положить руку девушке на плечо, догадываясь, что она не станет возражать. Возможно, ей даже будет приятно. Но сначала он объяснил, что хотел сказать:

– Если мы ничего не будем делать, он уйдет.

– Или бросится на нас, – возразила она.

Это было маловероятно. Леопард не напал на нее, когда она стояла одна, а теперь их двое. Блох подумал, что ему повезло. Чувствовать волнение и бояться – это совсем разные вещи, и ему нравилось стоять рядом с девушкой, слушая ее учащенное дыхание. В прудике журчала вода, разноцветные рыбки медленно поднимались к холодному утреннему воздуху, привычно выпрашивая корм, а леопард смотрел на них сверху, стоя неподвижно и лишь подергивая кончиком роскошного хвоста.

Приближающиеся голоса нарушили волшебство. Леопард поднял голову, девушка вздрогнула и прижалась спиной к парню, который был почти на десять лет младше ее. Чуть повернувшись, она спросила куда-то в голубую пустоту:

– Кто это?

Солдаты, ученые и безопасники всей толпой появились у Блоха за спиной. Если они шли к пингвиньему бассейну, то немного ошиблись с направлением. Или, может, у них появилась другая идея. Во всяком случае, все эти очень важные люди повернули из-за угла и уставились на студентку и высокого парня, неподвижно стоявших на дорожке. Затем один из солдат заметил дикую кошку и громко спросил:

– Как вы думаете, почему этот тигр здесь? Я что-то не вижу решетки.

Кое-кто из толпы благоразумно остановился, остальные по инерции двигались дальше.

– Боже мой, да он же сбежал! – крикнул главный физик, шедший впереди всех.

Теперь все поняли, что произошло. Каждый отреагировал по-своему: потрясение, испуг, настороженное любопытство – все это перемешалось в разных пропорциях. Полковник и его солдаты стояли как вкопанные, ребята из правительства оказались отличными спринтерами, а тот ученый, который отослал девушку с поручением, громко рассмеялся и подошел ближе, даже слишком близко.

И тут физик осознал свою ошибку, развернулся и бросился наутек, но запутался в своих же ногах и тяжело повалился на землю. Неловкие движения заинтересовали леопарда, он пригнулся и приготовился к прыжку.

Блох не успел обдумать, что собирается делать. Он бы с удовольствием простоял все утро рядом с испуганной девушкой. Но затем еще двое споткнулись и упали, кто-то сзади заорал, чтобы все убегали к чертовой матери и он мог выстрелить. Весь этот переполох пробудил хищные инстинкты в животном, которое еще никого в своей жизни не убивало. Леопард прыгнул к берегу пруда. Блох следил за полетом, и в нем самом просыпались инстинкты. Он шагнул вправо, преграждая дикой кошке дорогу. Леопард плавно и грациозно приземлился на бетон и сжался для нового прыжка, но Блох обеими руками схватил его за шею. Зверь начал извиваться и царапаться. Острый коготь распорол рукав толстовки. Тогда Блох приподнял леопарда, мимоходом удивившись тому, какой он маленький и легкий, но зверь, несмотря на молодость и неопытность, едва не вырвался на свободу.

– Нет! – крикнул Блох.

Коготь снова царапнул его бицепс.

И тут Блох нырнул в пруд – к карпам и ледяной воде. Примат весом в триста фунтов придавил кошку к дну пруда, сердито, но восторженно приговаривая:

– Стой-стой-стой.

Брызги разлетелись во все стороны. Мокрый и перепуганный комок меха выскочил на берег, бросился к пригорку и исчез за ним. Блох выбрался из воды, довольный и возбужденный, и посмотрел на разорванный левый рукав.

Девушка закрыла глаза от страха и потому не видела, как леопард убежал. Теперь она глядела на растревоженных рыбок, считая, что чудище утонуло в пруду. Она обернулась к Блоху, собираясь что-то сказать, поблагодарить парня, который разогнал ее кошмар и спас ей жизнь. Но тут она почувствовала, что джинсы промокли, и потрогала ткань.

– Поверить не могу, – начала она, потом поднесла руку к лицу, принюхалась и зарыдала: – Не смотрите на меня! О господи, не смотрите!

Блох спал.

Наверное, его срубило лекарство, или он просто не выспался и потому отключился при первой же возможности. Во всяком случае, ему было тепло и уютно лежать на армейской койке и видеть чудесные сны о том, как он сражается с леопардами и драконом. А потом великан с клыками вместо зубов и руками, испачканными в дерьме, тряс его снова и снова. Наконец он откашлялся и проснулся.

Над ним склонилось знакомое смуглое лицо.

– Здравствуй.

– Привет.

Физик посмотрел на пол.

– Спасибо тебе, – сказал он и посмотрел парню в глаза. – Как знать, чем все это могло кончиться, если бы ты там не оказался.

Блох был единственным пациентом в походном госпитале, развернутом на парковочной площадке зоопарка. Поврежденную руку покрыли армейской заживляющей смесью, а к здоровой подсоединили капельницу с антибиотиком.

– А что случилось с ним? – спросил Блох про леопарда.

Голос прозвучал хрипло, язык ворочался с трудом.

Физик словно не услышал вопроса. Он опять изучал пол. Видимо, мягкое виниловое покрытие чем-то ему не нравилось.

– Твоя мать и учитель ждут в соседней комнате.

Пол вдруг закрутился и сморщился. Великан из сна пытался пробиться в реальный мир, но быстро устал и затих.

Затем физик принялся отвечать на вопросы, которых Блох не задавал:

– Я думаю, тот аппарат накрыл собой полмира. Это может быть вторжение, или исследование, или эксперимент. Не знаю. Вся планета осталась без электричества. Спутники связи вышли из строя, и нам теперь непросто побеседовать даже с соседями, не говоря уже о людях на другом конце мира. Пришелец или пришельцы повели себя враждебно, если, конечно, они вообще нас заметили. Я все еще жду голоса с небес. Но никаких голосов не слышно. Ни угроз, ни требований, ни намека на извинения.

Ярость постепенно улеглась, осталось только недоверие. Физик и так был невысок ростом, а сейчас казался совсем мальчишкой.

– К нам приезжают люди от самой границы. Свидетели. Всего час назад я беседовал с беженцем из Огайо. Он говорит, что стоял на вершине холма, наблюдая за падением солнечного паруса. Он видел, как что-то похожее на туман – тонкая призрачная дымка – опустилось с неба на другую сторону холма. И мир начал меняться. Земля тряслась, словно пудинг, деревья ожили – не закачались, как ты, должно быть, подумал, а вырвали корни из земли и убежали, а из темноты донеслись какие-то голоса, мощные и ужасающие. Потом теплый ветер ударил ему в лицо, а земля под ногами вслед за деревьями потекла в долину. Этот человек сел в машину и гнал на запад, пока не кончился бензин. Потом украл другую машину и ехал дальше, пока и она не остановилась. Он раздобыл третью и мчался на полной скорости, пока не почувствовал, что засыпает. Тогда он съехал на обочину, где его нашел патруль и привел сюда.

Физик взял паузу, чтобы отдышаться.

– Это устройство, – снова заговорил он. – Объект, который ты видел. Он может быть частью вторжения, а может – и чем-то еще. Никто точно не знает. Но на дневную сторону Земли упало много маленьких объектов. Военные засекли их еще до того, как отказали радары. Так что я могу с уверенностью сказать: эти маленькие космические корабли прилетели из разных секторов околоземного пространства. Почти все они упали в Тихий океан. Но, понимаешь, Пендерское происшествие потому и важно, что корабль упал на землю, в большом городе. Это открывает перед нами кое-какие возможности. Но у нас нет времени на отдельное разбирательство с этой загадкой. Землетрясения становятся все сильнее и происходят все чаше. Температура грунта повышается, особенно в глубине под нами. Я предполагаю – и это моя лучшая гипотеза, – что существо, которое ты помог отвезти в бассейн, растворилось в воде. Термоядерный реактор или какой-нибудь другой источник обеспечил его энергией для роста. Но я понятия не имею, есть ли у него свой особый план действий, отличающийся от плана других пришельцев. Я ничего не знаю. И даже если бы у меня были ответы на все вопросы, сомневаюсь, что я смог бы изменить ситуацию хоть на йоту. По-моему, все выглядит так, будто некие могучие силы сейчас доделывают задуманное, а нас никто и не собирался спрашивать.

Ученый замолчал и наконец-то смог нормально вдохнуть. Но даже изрядный глоток кислорода не помог ему успокоиться. Блох сидел и думал о том, что услышал, и о том, насколько все это интересно. Вошла медсестра, примерно одного возраста с его матерью, и сказала:

– Сэр, она ведь и правда хочет увидеться с сыном.

– Не сейчас.

Медсестра не стала спорить.

– Но вообще-то я пришел сказать тебе спасибо, – снова заговорил физик. – Ты всех нас спас. А еще я должен извиниться. Я видел, как ты схватил зверя, как тряс его. Это было смело до безрассудности. Поэтому я попросил докторов обследовать тебя.

– Как это? – не понял Блох.

– В здешнем маленьком госпитале на удивление хорошее оборудование, – ответил физик. – А я подозревал, что ты находишься под влиянием инопланетян.

Блох усмехнулся:

– Значит, вы думали, что я от него чем-то заразился.

Коротышка с кислым видом кивнул.

– Доктора целый день осматривали тебя и брали анализы. Потом учитель привел твою мать, и кто-то наконец догадался переговорить с ней. Тут все и выяснилось. Она сказала, что ты всегда был таким, что ты воспринимаешь мир иначе, чем большинство из нас.

Блох молча наклонил голову.

– Если это важно для тебя, то твои миндалины[91] выглядят не вполне нормально.

– Мне нравится быть собой, – беззаботно ответил Блох.

Физик снова принялся рассматривать пол. Через мгновение земля опять затряслась, но коротышка старался стоять прямо, собираясь с силами перед последним отрезком этого долгого, ужасного дня.

– А что стало с леопардом? – спросил Блох.

Физик удивленно моргнул.

– Разумеется, солдаты его пристрелили.

– Зачем?

– Затем, что он сбежал из клетки. Людям грозила опасность, и его пришлось убить.

– Жаль, – сказал парень.

– Почему жаль?

– Он последний из своего вида.

Физик выпрямился, посмотрел на странного подростка и чуть ли не торжественно произнес:

– Похоже, всему нашему миру скоро придет конец. Думаю, тебе не нужно объяснять, что каждый из нас может оказаться последним из своего вида.

Пендерский монстр

По идее, Блох должен был сейчас спать. Две женщины в соседней палатке старались говорить тише, но получалось плохо. Мать и медсестра, словно давние подруги, судачили о работе, о непоседливых детях и о бывших мужьях. Муж медсестры предпочел ей выпивку, и теперь она желала ему всего наилучшего, только, ради бога, где-нибудь подальше от нее. Отец Блоха умер двенадцать лет назад от меланомы[92], и мать все еще горевала о нем, но, конечно, уже не так, как в первые ужасные дни, когда осталась с двумя детьми на руках, с головной болью и болью в сердце, но, господи, разве не об этом поется в каждой второй песне?

Ночь была на редкость темной, и теплая земля под ногами вздрагивала чаще, чем оставалась спокойной. Женщины слабо и печально рассмеялись, и медсестра сказала:

– Странно все это.

Затем обе надолго замолчали.

Блоху не хотелось вставать. Он удобно устроился на кровати, подложив под спину подушки, и настороженно сидел с руками на коленях и полуприкрытыми глазами. Брезентовые стены госпитальной палатки пропускали любые звуки. Он слышал, как вздохнула мать, а медсестра с таким же глубоким вздохом спросила, о чем та задумалась.

– О моих мальчиках, – сказала мама, обрадовавшись такому повороту разговора.

Когда ее старшему сыну было десять, он дня прожить не мог, чтобы не влипнуть в какие-нибудь неприятности. Но никто не остается десятилетним на всю жизнь. Армия научила Мэтта справляться со своими эмоциями, и это хорошо.

– В любом случае хорошо, – повторила мать и сама почти поверила в это.

Медсестра согласно угукнула и поинтересовалась, хотел ли Мэтт стать солдатом. Мать ответила, что да, хотел. Тогда медсестра заметила, что с военными всегда так: все они детьми любили играть в солдатики, а повзрослев, так и не сумели остановиться.

– А разве они взрослеют? – спросила мать.

Обе женщины снова рассмеялись, на этот раз от всей души. Мать продолжала рассказывать и призналась, что хотя и беспокоится за Блоха, но чаще думает о Мэтте, представляя, как огромный корабль пришельцев упал прямо ему на голову. Она долго горестно вздыхала, а потом принялась осторожно расспрашивать, что творится на Ночной стороне.

Так с недавних пор прозвали другую половину мира. На Ночной стороне происходило что-то таинственное и нехорошее, но никто не знал, что именно. За последние несколько часов через город проехало немало беженцев, поделившихся новостями в обмен на бензин и исправные машины. В новостях не сообщалось ничего нового. Блох уже знал об этом, так как рядом с его палаткой стояли солдаты и болтали между собой. Через брезент все было прекрасно слышно. Полдюжины мужчин и одна женщина рассказывали друг другу невероятные вещи: о том, как земля корчилась, словно от боли; как угольно-черные инопланетные деревья вытягивались на милю вверх, а затем выплевывали густые пурпурные облака и горячий ветер гнал их на Дневную сторону; как из этих облаков шел дождь, но вниз падала не вода, а другая жидкость, превращающая землю в желатин, из которого росли новые черные деревья.

Здесь все было иначе, и с этим никто не спорил. Земля вздрагивала, но все же оставалась землей. С людьми тоже пока ничего не случилось, и они переговаривались напряженными, но в остальном вполне нормальными голосами. Если напрячь слух, можно было различить любой голос и любое слово за сто метров от палатки, и это вовсе не казалось сверхъестественным.

Блох услышал чьи-то шаги. К солдатам подошел офицер, и после положенного приветствия кто-то отважился спросить его:

– У нас есть хоть какие-то шансы, лейтенант?

– Есть, черт возьми, да еще какие! – громко сказал он. – Наши ученые в классной комнате сейчас изобретают супероружие. И как только они найдут клеевые карандаши и батарейки, чтобы создать лучи смерти, мы надерем задницы этим инопланетянам.

Все засмеялись.

– Я надеюсь на земные вирусы, – сказал один солдат.

– Или на компьютерные, – предложил второй.

– Или на СПИД, – добавил третий.

Смех постепенно затих.

Затем первый солдат спросил:

– А эта тварь у нас под ногами… Кто она такая, сэр?

Лейтенант помолчал и задал вопрос:

– Хотите знать мое мнение?

– Да, сэр, пожалуйста.

– Я думаю то же самое, что и этот учитель из зоопарка. Монстры прибыли с разных сторон и ведут себя по-разному. Если у вас не хватает огневой мощи, чтобы размазать врага в дерьмо, вы начинаете окапываться. По-моему, эта тварь так и сделала.

– Значит, вы считаете, это галактическая война?

– Вы спрашиваете мое мнение? Именно так я сейчас и считаю.

– Чепуха, – хмыкнул один солдат.

Но больше никто не засмеялся.

– Что же тогда остается нам? – произнесла женщина-солдат.

– Представьте себе поля Фландрии в шестнадцатом году, – ответил лейтенант. – Немцы и англичане копают траншеи и обстреливают друг друга из тяжелых орудий. Кого в первую очередь вспугнут их лопаты и снаряды? Правильно, муравьев. То же самое случилось и с нами. Мы и есть муравьи с полей Фландрии.

На этом разговор оборвался.

Вероятно, мама и медсестра слушали солдат, а может быть, просто молчали. Но теперь мама снова заговорила:

– Я всегда боялась простых, обычных вещей. То есть боялась, что они случатся с Мэттом. Бомбы, пули, ранение в голову. Но кто стал бы бояться вторжения инопланетян?

Блох представил, как она сидит в полутьме, подперев рукой подбородок, а покрасневшие глаза смотрят в пустоту и видят наяву все то, что творится сейчас у нее в голове.

– Да, это нелегко, – вздохнула медсестра.

Мама угукнула, соглашаясь.

И тогда медсестра многозначительным тоном заявила:

– По крайней мере, ты можешь быть уверена, что Мэтт сейчас в лучшем месте.

Мама ничего не ответила.

– Я хотела сказать, если он погиб…

– Я поняла, что ты хотела сказать.

Медсестра начала было оправдываться, но мама снова перебила ее:

– Только я во все это не верю.

– Во что?

– В жизнь после смерти. В рай и все такое прочее.

Медсестра едва не задохнулась от удивления.

– И это в такое время, как сейчас, дорогая моя? Когда все настолько ужасно, как можно не верить в загробную жизнь?

– Хорошо, позволь я тебе кое-что скажу. – Мама качнулась на стуле вперед, и голос ее изменился. – Давным-давно, когда мой муж умирал без всякой видимой причины, я поняла: если ваш расчудесный Бог действительно за что-то отвечает в этом уголке Вселенной, то он выполняет самую грязную и отвратительную работу.

Тем и закончилась недавно возникшая дружба. Две женщины еще какое-то время сидели в неловком молчании. Затем одна из них встала и, громко стуча каблуками по бетонному полу, подошла к двери и заглянула внутрь, проверить, все ли в порядке с пациентом. Блох не шевельнулся, притворяясь спящим. Медсестра посмотрела, как он сидит на кровати, освещенный ночником, но решила убедиться, что правильно поняла увиденное, и зашла внутрь. Она остановилась посреди комнаты и дико, истошно завизжала.

Защитник совершил посадку на открытой местности, далеко от воды. Ему требовалось топливо, и водород представлялся самым лучшим, самым простым выбором, но большая часть местных запасов водорода содержалась в грунтовых водах или была химически связана в минералах. Каждый атом пришлось бы высвобождать, потратив много времени и внимания. Время и внимание обеспечили ему надежное укрепление, но капризы траектории и топлива заставили его упасть слишком близко от врага, и с этим уже ничего нельзя было сделать, оставались только сухой воздух, осадочные породы и сила духа.

Эмоции помогли. Первым инструментом стала ярость: испепеляющая ненависть, направленная на могучего, но беспечного врага. Зависть действовала почти так же эффективно: защитник взрастил в себе эпическое негодование, адресованное собратьям, обосновавшимся в океане. Этим удачливым (недопустимое слово) досталось больше ресурсов и больше времени на строительство укреплений, но осознают ли они, как это (недопустимое слово) несправедливо? Страх тоже был превосходным орудием. Слишком многое еще не завершено, мощный редут и внушающее спокойствие оружие пока существовали только в мечтах. Всепоглощающий ужас придавал силы, и защитник продолжал лихорадочно закапываться в лишь наполовину подготовленное укрепление.

Но вслед за полезными эмоциями приходят и вредные. Так появляются сомнения. Защитник еще раз обдумал все подробности приземления. Топливо казалось доступным, но существовали кодексы и правила, запрещающие наносить вред живому. Некоторые источники воды обладали сознанием. Ограниченный запретами, защитник создал себе фальшивое тело с внушающей симпатию внешностью. Маленькие испуганные кусочки жизни согласились помочь ему, но они все равно были обречены. Оберегать то, что уже практически мертво, – пустая трата времени! Одно хранилище воды хотело окатить защитника струей. Этот первый глоток топлива пробудил бы все реакторы, и они незамедлительно начали бы работать. Да, радиация отравила бы слабые кусочки жизни. Но это могло сэкономить несколько бесценных минут, чтобы напитаться энергией и полезным для дела страхом…

Безумный рывок был неизбежен, но скорость всегда приводит к ошибкам. И меньшей из них стала потеря креативного аспекта. Со временем он разместился на когтистой конечности одного из живых источников воды, затем проник в другой кусочек жизни, растворившись в прохладной, богатой железом крови и совершив десятки тысяч кругов по примитивному влажному телу. Но такие ошибки случались много раз. Сотни, если не тысячи аспектов уже потеряны. Куда хуже то, что этот остался активным – тотипотентный аспект, способный контактировать с окружающей средой, готовый в критический момент видоизменить воду и минералы и создать из минимальных ингредиентов идеального солдата.

Существо сожалело о каждой допущенной ошибке. Чувство вины порождало желание снова и снова доказывать себе, что оно действовало правильно и высокоморально. Защитник заставил себя позабыть об этих никем не замеченных ошибках и начал последний, отчаянный и бесполезный рывок.

Солдаты ворвались в госпитальную палатку и остановились как вкопанные, в ужасе уставившись на монстра, сидевшего на кровати. Двое шептали молитвы, женщина взывала к Аллаху, защитнику всех правоверных. Еще один солдат, набравшись храбрости, нацелил винтовку на серое лицо, очертаниями напоминающее человеческое.

– Только шевельнись, на хрен, и я тебя пристрелю! – злобно заорал он.

Блох не был уверен, что сможет пошевелиться, и потому даже не пытался.

– Сука, ты слышишь меня или нет? – снова прокричал солдат.

Блох приоткрыл рот, вдохнул горячий воздух и коснулся языком своей новой кожи. Как будто лизнул грязный стакан. Чей-то незнакомый голос произнес:

– Да, я тебя слышу.

Монстр должен был устрашающе зарычать. Но его голос оказался тихим, надтреснутым и тягучим, словно у какой-нибудь куклы на ниточках.

Он сам рассмеялся, когда себя услышал.

Его мать опустилась на колени возле кровати и сквозь рыдания повторяла опять и опять его имя:

– Саймон. Саймон.

– Со мной все в порядке, – сказал он ей.

Медсестра стояла по другую сторону кровати и пыталась понять, что же она видит. Кожа парня казалась металлической или, возможно, керамической, но это была лишь одна маленькая деталь очень странной картины. Блох и раньше привлекал внимание высоким ростом, а сейчас вытянулся по крайней мере на полфута вверх и на столько же раздался вширь, в плечах, а кровать под ним как будто съежилась. Хуже того, так и было на самом деле. Его растущее тело расплавляло и впитывало в себя металлическую раму и поролоновый матрас. Простыни и подушки растворились в нем, отдавая углерод. Серая кожа излучала жар. словно печка. Это был уже не Блох. Его место заняла машина с лицом, имитирующим человеческое, но имитирующим крайне неубедительно. И медсестра как добропорядочная женщина посчитала себя вправе скомандовать солдатам:

– Чего вы ждете? Стреляйте!

Но даже тот храбрый солдат не рискнул выстрелить. Пули могли и не пробить монстра. А если оружие бесполезно, лучшая тактика – это угрозы.

– Беги за полковником, – сказал злобный солдат. – Живо!

Женщина-мусульманка выскочила из палатки.

Еще две минуты назад Блох чувствовал беспокойство, но был нормальным. Сейчас ничего нормального в нем не осталось. Он видел свою мать и других людей. В палатке не было темно, да и нигде не было. Его новые глаза различали мельчайшие детали: каждую нить маминой блузки, каждую пылинку в воздухе и единственную в палатке муху, у которой хватило ума держаться подальше от непостижимого существа, распухающего на глазах, так что почти вся кровать уже растворилась в его панцире.

– Это все еще я, – сказал Блох матери.

Она смотрела на него и очень хотела в это поверить, но не могла.

Тут появился полковник, а следом за ним физик и лейтенант вместе с мистером Райтли.

Полковник, седой представительный мужчина, выглядел очень испуганным. Он выдавил короткий смешок, пытаясь скрыть свою слабость.

Блоху понравился его смех.

– Эй, парень, ты меня слышишь?

– Нет.

На этот раз полковник рассмеялся громче.

– Ты понимаешь, что с тобой случилось?

– Нет, – ответил Блох.

Но это тоже было неправдой.

Солдаты столпились вокруг палатки, заряжая оружие и обсуждая, куда лучше стрелять.

Физик, потрясенный и довольный одновременно, показал пальцем на Блоха и заявил:

– Видите, я был прав. Это заражение.

– Как оно могло произойти? – спросил полковник.

– Думаю, это случилось, когда он помогал перевозить инопланетянина, – ответил физик.

Блох медленно поднял руку. Трубка капельницы вросла в нее. Локоть все еще оставался локтем, только больше не болел, а царапины на бицепсе превратились в рисунок на коже.

– Не шевелись! – снова крикнул злобный солдат.

Мама поднялась на ноги и протянула руку к Блоху.

– Не стоит приближаться к нему, – посоветовала медсестра.

– Осторожней, я горячий, – сказал Блох.

Но она не послушалась, дотронулась до его новой руки и обожгла подушечки пальцев.

Мистер Райтли шагнул вперед. Забытые очки еле держались на кончике его маленького мокрого носа.

– Это и в самом деле ты?

– Может быть, – отозвался он. – А может, и нет.

– Как ты себя чувствуешь, Блох?

Он внимательно изучил свою новую руку новыми замечательными глазами.

– Отлично.

– Тебе страшно?

– Нет.

Полковник шепотом что-то приказал лейтенанту.

Лейтенант и один из штатских надели кожаные перчатки, подошли к учителю и взяли его под локти.

– Это еще что такое? – спросил мистер Райтли.

– Мы вынуждены взять вас под наблюдение, – объяснил полковник. – Из простой предосторожности.

– Бред какой-то! – возмутился мистер Райтли, вырываясь.

Штатский решил, что ситуация требует небольшого хирургического вмешательства: один удар по почкам – и новый пациент оказался на полу.

Лейтенант выругался сквозь зубы.

Блох приподнялся, и съежившаяся кровать рухнула под ним.

– Не шевелись, – повторил злобный солдат, выводя неровные круги дулом винтовки.

– Не троньте его, – сказал Блох.

– Со мной все в порядке, – помахал ему рукой мистер Райтли. – Они просто не хотят рисковать. Не волнуйся за меня, сынок.

Блох уселся на пол и стал внимательно изучать выражение каждого лица.

Физик обернулся к полковнику и прошептал:

– Знаете, а ведь его мать тоже к нему прикасалась.

Полковник кивнул, и еще два солдата шагнули вперед.

– Нет. – сказал Блох.

Один из солдат смутился, а второй, раздраженный тем, что неуверенность передалась и ему, достал пистолет и прицелился в женщину с обожженной рукой и сыном-монстром.

Все произошло со скоростью мысли.

Пистолет вырвался из руки, и обезоруженный солдат растянулся на полу, не понимая, как он там оказался и ничего себе при этом не повредил. Блох огромными скачками облетел всю комнату, изящными движениями освободив всех от оружия и усадив на пятую точку, а затем, целый и невредимый, остановился посреди этого хаоса, выпрямившись во все семь футов.

– Теперь я прикасался ко всем вам, – сказал он своим новым надтреснутым голосом. – Но не думаю, чтобы это имело значение. Поэтому оставьте мою мать в покое.

– Монстр вырвался! – заорал злобный солдат. – Он напал на нас.

Трое солдат снаружи даже не шелохнулись. Но четвертый, штатский, сегодня утром впервые в жизни убил леопарда, и у него в крови до сих пор не улегся адреналин. В очках ночного видения он хорошо различал цель – горячий, яркий силуэт возвышался среди скорчившихся тел. Штатский окатил его автоматическим огнем. Одиннадцать пуль исчезли в груди Блоха, напитав его энергией и аппетитными кусочками металла, а затем монстр рванулся сквозь изрешеченную стену палатки в сторону парковки, заботливо уводя огонь от беззащитных живых мешков с водой.

Некоторые вливались в поток беженцев, покинув город ради надежной, твердой земли на востоке. Но большинство предпочитали держаться ближе к дому. Люди знали слишком мало, чтобы по-настоящему испугаться. Кое-кто слышал те же самые истории о Ночной стороне, что пересказывали друг другу солдаты. Но к каждому слову правды прибавлялось с три короба вранья. Кроме того, двести тысяч жителей не так-то легко перевезти на другое место. У кого-то машины все еще оставались на ходу, но надолго ли? Кроме обнадеживающих историй рассказывали еще и о вспышках и странных электромагнитных возмущениях, и что действительно пугало, так это перспектива застрять холодной ночью в семейном автомобиле на темной дороге, в самой гуще потока измученных и голодных людей.

Нет уж, лучше остаться дома. Собственный дом люди хорошо знают. Здесь есть подвалы, удобные кресла и любимые одеяла. Интуиция и надежда скрашивали жизнь в потемках, земля тряслась постоянно, но не настолько сильно, чтобы покосились фотографии на стене. Так просто закрыть усталые глаза и утешать себя чудесной мыслью: скоро снова зажгутся огни и телевидение с гуглом вернутся во всей красе. Что бы ни творилось сейчас в мире, все со временем разъяснится. Может, мы победим в этой войне. Или на плазменных панелях появятся инопланетяне – разумные твари, одетые в серебристые комбинезоны, и раскатистыми голосами расскажут, зачем захватили наш мир и чего хотят от своих новых рабов.

Это был самый популярный слух. Вторжение инопланетян, порабощение человечества. В конце концов, у рабства есть свои привлекательные стороны. Горожанам всех убеждений было легче смириться с этой мыслью, пока у них оставалась надежда на то, что собственность останется неприкосновенной. Мужчины и женщины сидели в своих подвалах и готовились к самой худшей судьбе, за исключением смерти. Пока это была не смерть, и пришельцам могли понадобиться их силы и разум для какой-нибудь важной цели. А кроме того, в любой книге можно прочитать, что вторжения всегда заканчиваются неудачей. Это ведь каждому известно, правда? Повелители со временем сделаются слабыми и беспечными, и через какую-нибудь тысячу лет люди восстанут и перебьют ненавистных чужаков, захватив в придачу их звездолеты и невероятное оружие.

Примерно так думала пожилая женщина, сидя возле печки в подвале и скармливая огню остатки своей последней брэдфордской груши. У нее закончились пиво и сигареты, и это ужасно ее огорчало, но оставался еще горячий чай, и он был не слишком горький. Она потянулась за кружкой, но тут кто-то вломился в дверь наверху. Женщина замерла и прислушалась. Неизвестный прошел по комнате, и половицы заскрипели под его тяжестью. В какой-то безумный момент женщина подумала, что это вообще не человек. В зоопарке есть пони. Судя по звуку шагов, вошедший весил не меньше лошади. Не такое уж и безумное предположение после всего случившегося. Очередная порция дров превратилась в пламя и пепел, а затем некто еще более странный, чем клейдесдальский тяжеловоз, спрыгнул в подвал, мягко приземлившись за спиной у женщины.

– Тихо, – сказал отдаленно напоминающий человека демон и приложил палец к губам.

Никогда в жизни она не вела себя так тихо.

– За мной охотятся, – сказал демон и усмехнулся.

Из одежды на нем висела только нелепая набедренная повязка из утеплителя, служащего обычно для затыкания дыр в чердаках. Его лицо светилось мягким желтым сиянием, и сам он был горячим, как печка. Вглядевшись в его черты, женщина узнала того глупого соседского мальчишку, который каждый день проходил мимо ее дома. Того самого, что стоял под окнами, когда на землю свалились инопланетяне. Надо же, всего-то два дня прошло!

– Не бойтесь, – сказал он. – Никакой я не монстр.

Как ни странно, она ему поверила.

В подвальное окошко женщина видела, как луч фонаря пробежал по комнате наверху. Затем свет погас, и они остались вдвоем. Женщина подумала, что должна теперь испугаться, но почему-то не испугалась. Неожиданное вторжение показалось ей всего лишь захватывающим приключением.

Мальчишка, который не был монстром, наклонился к ней и прошептал:

– Мне в голову пришла забавная мысль. Хотите послушать?

Она кивнула.

– Знаете, почему мы держим зверей в зоопарке за решеткой?

– Ну и почему же?

– Потому что решетка – единственный способ удержать нас от стрельбы в бедных глупых животных.

Война миров

Все неизбежное становится общепринятым.

Огонь неизбежен. Вселенная наполнена топливом и искрами. Химические элементы создают недолговечный холодный огонь, а звезды горят с расточительной роскошью, и, хотя аннигиляция материи глубоко оскорбляет реальность, в результате получается самое восхитительное пламя.

Жизнь неизбежна. На самом деле жизнь – это очень сложный, обладающий сознанием огонь, поначалу холодный, но часто становящийся пугающе горячим. Жизнь – это огонь, способный мыслить и действовать в соответствии со своими странными идеями. Жизнь нуждается в топливе, в способе поддерживать свое горение, и поэтому эгоизм – первое правило для любого разума. Но трехсот миллиардов звезд и триллионов планет недостаточно, чтобы обеспечить ее топливом. Жизнь зарождается слишком часто и слишком легко, а Галактика, наполненная неистовыми звездами и холодными планетами. так привлекательна. Если какой-то живой огонь свободно и беспрепятственно поглотит один маленький мир, много ли от этого будет вреда, много ли опасности?

Опасность, жестокая и отвратимая, возникнет тогда, когда другой огонь заметит этот захват и сам устремится к такому же легкодостижимому миру, а вслед за ним еще тысячи огней проделают то же самое. Ни один огонь не захочет остаться в стороне, и вскоре вся Галактика превратится в преисподнюю.

Поэтому и мораль тоже неизбежна. Любой разум цепляется за этические нормы. Любые два огня обязаны иметь общие представления о добре и зле. И первый из таких законов должен гласить: ни один отдельный огонь не может претендовать на небесные сферы, если того не требует необходимость поддержания мира. Так что любой, даже самый холодный и примитивный огонек имеет право на безопасность и объявляется священным.

Город опустел, но отнюдь не затих. Под землей все еще грохотало, но уже слабей. Где-то пищали мыши, гукала расхрабрившаяся сова, а люди беспрерывно переговаривались в темноте, обсуждая новости и с тоской вспоминая прошлое. Несколько парочек страстно занимались любовью. Кто-то молился, хотя и без особой надежды на то, что его слова будут услышаны. Выжившая из ума старуха несла всякий вздор. Наконец ее муж заявил, что устал от ее болтовни и пойдет на улицу встречать рассвет.

Блох стоял посреди Пендера, когда на улице кто-то появился. Это был тот самый старик, чей отважный дуб остановил катящегося космического пришельца. Бесполезное яйцо давно уже подняли краном на грузовик Национальной гвардии и куда-то увезли. Мелкие обломки корабля, собранные в контейнер внушительных размеров, дожидались той поры, когда за них возьмутся исследователи, что на самом деле вряд ли случится. А вот покореженные машины так и остались лежать на месте крушения. Блох мог различить маркировку шин, засохшие капли крови на асфальте и светловолосую куклу Барби, забрызганную смерзшимися мозгами брата ее хозяйки.

Старик вышел на крыльцо, посмотрел на неизвестно откуда взявшегося призрака, поразмыслил и сказал:

– Эге.

Никто больше не охотился за Блохом. Поначалу монстра разыскивали по всему городу, но затем паника улеглась, уступив место новой и куда более истеричной. Один монстр – это сущие пустяки в сравнении с тем, что приближалось с востока. Солдаты Национальной гвардии, полицейские и всевозможные добровольцы скорчились на дне придорожных канав, готовые открыть огонь по пришельцам из своих жалких и бесполезных железяк.

Старик подумал, не вернуться ли в дом, но был слишком дряхлым, чтобы по-настоящему испугаться. К тому же ему не очень хотелось снова слышать бредни своей жены. Поэтому он спустился с крыльца, прошаркал по лужайке и остановился, прислонившись спиной к треснувшему стволу дерева. Затем снял с головы шерстяную шапочку, пару раз провел ладонью по лысине и медленно, безразлично проговорил:

– Я тебя узнал. Ты тот самый парень, что первым забрался в яйцо.

Блох посмотрел на старика, потом на восток, где по небу уже расплывались пятна света. Только это был не восход солнца. Яркая пурпурная полоса тянулась по всему восточному горизонту.

– Ты знаешь, что с тобой случилось? – спросил старик.

– Может быть, – ответил Блох и поднял отливающую золотом руку. – Машина пробралась в меня и начала перестраивать. А потом поняла, что я живой, и куда-то сбежала.

– А почему она сбежала?

– Потому что жизнь бесценна. Машинам не разрешается изготовлять оружие из разумных существ.

– Так ты, значит, остался недоделанным?

– Не больше, чем на три процента.

Старик передвинулся так, чтобы погреться в исходящем от Блоха тепле.

– Ты так и останешься здесь стоять? – спросил он, взглянув в серое лицо Блоха.

– Да, бой отсюда хорошо будет видно.

Старик посмотрел на восток, потом на Блоха. Он выглядел озадаченным и немного заинтригованным. Слабая улыбка мелькнула скорее в его глазах, чем на губах.

– Но здесь стоять опасно, – предупредил Блох, повинуясь какому-то новому инстинкту. – Вы проживете дольше, если спрячетесь в подвале.

– Насколько дольше?

– Думаю, секунд на двадцать или тридцать.

Старик попытался рассмеяться, потом попробовал выругаться. Ни с тем, ни с другим ничего не вышло.

– Если разницы нет, то я лучше постою здесь и посмотрю представление.

Пурпурная полоса стала шире и ярче, и первый порыв ветра закачал верхние ветки дуба.

– Сюда кто-то идет, – сказал старик.

Отсюда много всего было видно, что правда, то правда. Но, проследив за взглядом старика, Блох никого не увидел.

– Может, этот солдат охотится за тобой, – предположил старик.

– Какой еще солдат?

– А может, это просто дезертир. Я не вижу у него оружия. – На этот раз у старика получилось выдавить кислый смешок, покачивая одновременно головой. – Не стоит его осуждать. Учитывая обстоятельства.

– О ком это вы? – спросил Блох.

– Ты его не видишь? Старого пехотинца прямо посреди дороги?

Кроме них двоих на Пендере не было ни души.

– Ну не показалось же мне? Еще три минуты назад я не был сумасшедшим, и сомневаюсь, что за столь короткое время это изменилось.

Блох никого не видел, но почувствовал движение. Что-то большое и внушительное внезапно подошло к нему, и инстинкт хладнокровно подсказывал: этот солдат-невидимка прекрасно его видит.

– Как он выглядит, этот ваш солдат?

– Немного похож на тебя, – ответил старик.

Очень странно, второго серого монстра здесь быть никак не могло.

– А теперь он зовет тебя, – сказал старик.

– Как он меня зовет?

– «Мелюзга», или что-то вроде того.

И тут Блох прямо перед собой увидел брата.

Мэтт всегда походил на отца, но сейчас особенно. Он внезапно стал взрослым. Это был уже не тот выбритый наголо парень с пивной отрыжкой, что приезжал в отпуск прошлой осенью. И не тот режущий суровую правду солдат, которого Блох видел в скайпе неделю назад. Ничего от прежнего Мэтта не стерлось и не сморщилось, но теперь он выглядел точь-в-точь как отец на старом видео – невысокий крепкий мужчина с короткими ногами и широкими плечами, готовыми выдержать любой груз. Он был в той форме, которую носили солдаты в Йемене, только слишком чистой и слишком хорошо выглаженной. Но больше всего напоминало папу измученное бессонницей лицо Мэтта. Его большим глазам приходилось видеть вещи и похуже того, что происходило сейчас, но после всех испытаний и тревог, каких младший брат и вообразить себе не мог, этот человек все еще был способен улыбаться.

– Как дела, мелюзга? – спросил Мэтт.

Но Блох своим кукольным голоском ответил:

– Ты не мой брат.

– С чего ты взял?

– Я чувствую. Ты вообще не человек.

– И это говорит светящийся монстр, одетый в трусы из стекловолокна!

Мэтт рассмеялся, и старик вместе с ним. Потом брат прищурился и спросил:

– Ты меня боишься?

Блох покачал головой.

– Ты должен бояться. Я теперь очень крутой чувак.

Мэтт прошел мимо Блоха и старика, оглянулся и сказал:

– Пойдем, монстр. Нам нужно обсудить кучу всякого дерьма.

Длинные ноги быстро догнали короткие.

Когда они повернули за угол, Блох спросил, куда Мэтт его ведет. Брат ничего не ответил. Старик больше не смотрел им вслед, он прислонился к раскуроченному «Бьюику» и внимательно изучал пурпурные огни в далеком, потрясающе красивом небе.

– Мы идем в зоопарк, – догадался Блох.

Мэтт, казалось, собирался кивнуть, но передумал. Он открыл рот, чтобы сказать какие-то слова, но промолчал. Потом посмотрел на великана, стоявшего перед ним.

– Ты чего? – поинтересовался Блох.

– Знаешь, что такое приключение?

– Конечно.

– Нет, не знаешь, – сказал Мэтт. – Когда я отсылал тебе той ночью сообщение, стоя у казармы, я не сомневался в своей скорой смерти. И это не казалось мне страшным. Адский монстр падал с небес, и с миром все было кончено, но что я мог сделать? Ничего. Это не мина, заложенная под дорогой. Это не пуля, летящая в голову. Никакого разъедающего душу ожидания. Оставалось только смотреть, как все произойдет.

Но космический корабль оказался лишь началом. Словно мягчайшее волшебное одеяло, он опустился на меня и на все вокруг. Активный аспект нашел меня и вцепился в мой потенциал. Примерно так, как было с тобой, только еще сильней. Я узнал тонны всякого сумасшедшего дерьма. То, что я помнил из прошлой жизни, до сих пор со мной, это мое ядро, но к нему теперь примешана куча новых сведений. То же самое случилось и с солдатами моей части, и с простыми жителями Йемена, и даже с местными плохими парнями. Нас перестроили и подключили к новой работе, но это даже не напоминало призыв в армию, так как все мы теперь понимали устройство Вселенной, и наша работа была самой лучшей из всего, что мы делали в своей жизни.

Они миновали дом, в подвале которого Блох прятался прошлой ночью.

– Так что там насчет устройства Вселенной? – спросил он.

– Мы не одиноки во Вселенной, как ты уже понял. Но мы никогда и не были одиноки. Земля еще не появилась на свет, а галактика уже кишела разумными существами и всевозможными планами, ожидавшими реализации. Некоторые из этих проектов уже завершили, но имелись и другие, пугающие своим масштабом и сложностью. Требовалось слишком много энергии, чтобы выполнить задуманное. Слишком много разных существ хотели урвать свою долю, но они смогли между собой заключить перемирие. Такие планеты, как Земля, казались заманчивым источником энергии – их запретили трогать. Они были необычными. На Земле зародилась собственная жизнь, как и на ста шести планетах, спутниках и больших кометах. И все это в одной только Солнечной системе. Даже самая примитивная жизнь была защищена законом и машинами. Хотя «машины» – не самое удачное слово.

– Значит, мы живем в зоопарке, – сказал Блох.

– «Зоопарк» – тоже паршивое словечко, но примерно так все и было устроено до сих пор. – Мэтт повернул на перекрестке, выбрав не ту дорогу, какой Блох обычно ходил в школу. – Законы и правила – вот что объединяет все живое. Эта система старше наших гор. Она охраняла Землю от вторжений. Но не всегда. Если хочешь знать, это не первый случай, когда Землю захватывали пришельцы. Думаешь, динозавры погибли из-за падения метеорита? Такого не могло случиться. Если какая-нибудь комета представляла опасность, ее слегка отталкивали в сторону, и все снова было в порядке. Это еще одно преимущество жизни в зоопарке, и думаю, что нам стоило бы поблагодарить своих защитников. Если бы мы знали об этом, разумеется.

– Так кто же их убил?

– Ти-Рексов? Ну, это с какой стороны посмотреть. Корабль прилетел из глубин космоса, и ему удалось проскользнуть сквозь защитную сеть, которая, между прочим, никогда не была настолько безупречной, как задумывалось. Разве не так всегда и случается? Динозавры оказались заражены активными аспектами, увеличившими их мозг и обучившими новым навыкам. Но потом сюда прислали защитников, и началась битва. Всемирная война в целом шла успешно для защитников, но не совсем. На какое-то недолгое время создалось впечатление, что, возможно – всего лишь возможно, – перестроенная Земля сумеет отразить любую атаку.

Но машинам из космоса удалось провести зачистку. Зачистка – это отвратительная и жестокая тактика. Защитники вызвали вспышки на Солнце, направили всю энергию на Землю и выжгли ее до коры. Но это была самая легкая часть задачи. Требовалось еще многое сделать, чтобы восстановить все заново, и вероятный сценарий восстановления отпечатан в горных породах. Динозавры оказались дефектными и ненадежными. Вот откуда взялись кратеры. Вот откуда взялся иридиевый слой[93]. Вот почему группа маленьких животных, таких как ты и я, получила свой шанс, и этот мир продлился примерно шестьдесят пять миллионов лет.

Невысокие дома и сбросившие листву деревья вдоль улицы оборвались у высокой, увитой поверху колючей проволокой ограды из металлической сетки.

– У этой войны две стороны, – продолжал Мэтт. – В ней много всего хорошего и никакого зла. Забудь о зле. Космический корабль, несущий новые возможности, атаковал Землю и занял половину планеты в считаные минуты. Сто миллиардов мин спрятаны глубоко в грунт. Каждая из них – это микроскопическая машина, и она ждет, ждет, ждет своего часа. С тех пор мне неоднократно приходилось сражаться с минами-ловушками. В моем нынешнем восприятии эта война длилась сто лет. Я видел всякое, и всякое случалось со мной. Я встречал существ, каких ты даже представить себе не можешь, и машины, принцип действия которых я сам не могу представить, и ничто не давалось мне легко. А теперь я повторю свой вопрос: знаешь ли ты, что такое приключение?

– Думаю, что знаю.

– Нет, мелюзга, пока ты еще ничего не знаешь.

Сетка ограждала восточную границу зоопарка. Гвардейцы проделали в ней дыру, чтобы затащить громоздкое оборудование, не проходившее в служебные ворота. В ближней к ограде клетке стоял на открытом месте верблюд-бактриан – лохматый, невозмутимый, безмозглый.

Блох пролез в дыру, но брат остался снаружи.

– Ну хорошо, скажи мне: что такое приключение?

Голос Блоха стал несколько глубже, да и сам он приободрился.

– В жизни случается много всякой ерунды, иногда забавной, но чаще всего скучной. Так бывает со всеми, и со мной тоже. Последние сто лет моей жизни были увлекательными и обычными, опасными и совершенно унылыми – когда как. Я часто сражался и уверен, что именно этого я всегда и хотел. У нас полно преимуществ: мы атаковали неожиданно, противник хуже нас вооружен, к тому же мы выбрали для вторжения восьмую или девятую позицию в списке самых выгодных целей.

– А какая первая? – спросил Блох.

– Самый лакомый кусок – это Юпитер. И не только из-за размеров. Его биосфера в тысячу раз интересней земной.

Мэтт стоял, подбоченившись, напротив дыры в ограде.

– Да, на нашей стороне неожиданность и скорость, но, возможно, этого не хватит, чтобы достичь цели. Мы справимся с минами-ловушками и с укреплениями защитников, но боюсь, нам не устоять против зачистки. Если хочешь знать, все закончится так же ужасно, как в пермском периоде[94]. За четыре дня Земля стала могущественной, а потом почти все погибло. Вероятно, то же повторится и теперь. И знаешь, что самое противное? Скорее всего, фальшивые окаменелости представят людей злодеями, будто мы сами виноваты в том, что загрязнение и жара уничтожили наш мир. И теперь свой шанс получат заборные игуаны и тараканы.

У Блоха по щекам потекли слезы.

– Приключение, – усмехнулся Мэтт. – Нет, это не те безумные героические глупости, которые ты вытворял всю свою жизнь. Приключение – та история, которую ты сможешь потом рассказать. То, что ты выберешь из обычных и скучных событий, потом сплетешь из них узор и отдашь в подарок другому. Твоя история.

Блоху стало совсем не по себе.

– Ну что, мелюзга, страшно?

– Нет.

– Хорошо, – сказал брат, вытащил из кармана бусы и протянул Блоху. – А теперь иди. Тебе здесь кое-что нужно сделать.

Приключение Блоха

Верблюд, казалось, что-то жевал, но так только казалось. Его губы не двигались, бессмысленные глаза замерли в полузакрытом положении, а вдох, который начался вечность назад, так и не осчастливил легкие глотком свежего воздуха. Верблюд превратился в статую, сделался неживым и холодным, неподвластным гниению и силе притяжения, стоя посреди загона, украшенного отпечатками копыт, кучками дерьма и похожим на дерьмо кормом, предназначенным для чудесного верблюжьего желудка, – словно император в своем маленьком королевстве.

Блох оглянулся, надеясь получить от брата объяснения. Но Мэтт уже исчез, или его там никогда и не было. Блох медленно прошел по большому кругу, сообразив наконец, что мир застыл в каком-то мгновении, которое явно не торопится смениться другим. Но время должно двигаться, пусть даже медленно. Иначе как он мог бы что-то увидеть? Отраженный от каждой гладкой поверхности свет остановился в воздухе, а если свет неподвижен – это то же отсутствие света, и разве не здорово, что его мозг так легко научился управлять новыми способностями?

Белая нитка с только что полученными бусами лежала на его широкой бледной ладони. Блох поднес ее к лицу. Маленькая, как леденец, бусинка выглядела совершенно настоящей – и на ощупь тоже, когда он покатал ее пальцем.

– Круто, – сказал Блох, и его новый голос звучал скучно и монотонно, как звук дешевого колокольчика.

Зато его руки и туловище вернулись в прежние размеры, а вместо повязки из стекловолокна он снова был одет в джинсы и корнеллскую толстовку. «Фигня какая-то, – подумал Блох. – Но веселая фигня». Затем без какой-либо причины он лизнул языком зеленую бусинку, и она была сладкой, так что он не смог остановиться, пока не запихал в рот все бусинки вместе с грубой толстой ниткой.

Каждый из этих «леденцов» был аспектом, а нитка – сразу десятью аспектами, соединенными вместе, и Блох проглотил их, гадая, какие еще чудеса с ним произойдут.

Но, похоже, ничего не изменилось – ни в нем самом, ни вокруг него.

Верблюд стал чуточку ближе к счастью и завершению вдоха, когда Блох приблизился к нему. Именно приблизился, а не подошел. Он только подумал – и тут же оказался на другом конце бетонной дорожки. Затем он подумал, что хочет двигаться быстрее, и перенесся к западной границе зоопарка. Его школа – большое, обшитое металлом здание – пряталась за фальшивым пожарным депо и красной бытовкой. Блох знал, куда ему нужно идти, но не пошел туда. Он поднялся в свой класс, где мистер Райтли вместе с его матерью сидели рядом на постели, сложенной из старой одежды. В ногах у них стояла переносная лампа. Мама держала учителя за руку и что-то говорила ему. Мистер Райтли всегда казался таким же старым, как она, хотя на самом деле был молодым. Молодой седой мужчина, сидящий рядом с измученной заботами женщиной на десять лет старше него. Блох наклонился к матери и рассказал, как только что встретился с Мэттом. Рассказал, что Мэтт живой и сильный, а еще объяснил, что собрался сделать ее младший сын. Прошло немало времени, прежде чем ее печальное лицо начало меняться; возможно, она узнала того, кто стоит перед ней, или, по крайней мере, испугалась тени, которую он отбрасывал.

В классе были и другие люди. Девушка, столкнувшаяся со сбежавшим леопардом, сидела напротив матери Блоха. Яркие слезинки застыли на симпатичном лице. На коленях у нее лежал старый номер «Нэшнл джеографик» и половинка тетрадного листа с посланием, начинавшимся словами «дорогой Тедди» и заканчивавшимся трижды повторенным «люблю», причем, выводя каждое следующее слово, ее рука дрожала все сильней. Блох прочитал о ее переживаниях и пожалел, что не может добавить девушке уверенности. Ни один аспект не способен на это. Потом он вернулся к медленно начинавшей удивляться матери и бедному мистеру Райтли, который не спал несколько дней и, наверное, никогда больше не заснет. Вот о чем думал Блох, осторожно, одним пальцем поправляя очки на носу учителя.

Он двинулся дальше, времени совсем не осталось.

В бассейне для пингвинов спустили воду, зато его заполняли машины, большинство из которых стали бесполезным, мертвым грузом. Желтый подъемный кран протягивал стрелу к вершинам деревьев, а с нее свисал стальной трос, не достающий десяти футов до бетонного дна бассейна. В подъемнике сбоку от водоема скопились солдаты, отчаянно пытавшиеся оживить штуковину, привязанную к концу троса, – небольшую атомную боеголовку, изначально предназначавшуюся для танковых колонн в Фульдском коридоре[95]. Солдаты все еще надеялись, что бомба подчинится их сигналам. Это был бесполезный труд, по многим причинам плутоний никогда больше не станет агрессивным. Но Блох все-таки пожелал подняться в воздух – внимательно рассмотреть самый разрушительный снаряд, когда-либо созданный человеческой расой.

У края бассейна испуганный физик спорил о чем-то с ничуть не меньше потрясенным полковником. Похоже, они запутались в лабиринте своих доводов и теперь просто кричали, схватив друг друга за грудки. Ни один из спорщиков не заметил парня, проскользнувшего между ними, а через мгновение он уже прыгнул, сложив руки и вытянув ноги, в глубокую-глубокую дыру.

Поврежденные аспекты иногда возвращались к центральному узлу, умоляя о ремонте или смерти. Обычным исходом становилась смерть, но иногда их удавалось вылечить и вернуть в строй. Солдат не хватало, а решающая атака еще не началась. Но защитник обязан был соблюдать предельную осторожность. Среди раненых могли затесаться шпионы. Саботажники готовились ударить в уязвимые точки, по второстепенным функциям. Но самый большой вред наносила безумная ложь, которая, раз возникнув, быстро растекалась повсюду, взращивая самоуверенность, привычное убеждение в своей силе – и какая-то часть защитника уже представляла себя отважным и несокрушимым спасителем укрепления, отбрасывая в сторону ценные микросекунды сомнения в том, что все его действия идеальны.

Среди искалеченных неудачников оказался и аспект, помещенный в мешок с водой. Этот мелкий аспект умудрился вернуться незамеченным – глупый кусок материи, не способный справиться с самой простой задачей. Лучше всего было бы не обращать внимания на этот хлам, но тонкие рефлексы иногда одерживали верх. Защитник велел аспекту сидеть тихо и ждать, и тот терпеливо ждал, пока невероятно точные инструменты обследовали то, что никогда не действовало правильно. Аспект был уничтожен, а другие инструменты потянулись к источнику воды, чтобы выжать из него две-три капли необходимого топлива.

Но вдруг из влажной субстанции выросли крохотные органы – или, может, они и раньше там были. – и один из этих органов заговорил.

– Я пришел сюда не воевать, – произнес Блох куда-то в темноту.

К нему вернулся обычный голос. Он слегка охрип и говорил слишком быстро, но ему понравилось, как слова прозвучали в его голове. И это снова была его голова, его прежнее удобное, неуклюжее тело. Время шло с привычной скоростью, воздух обжигал, как в сауне, и в нем совсем не чувствовалось кислорода.

– Я пришел сюда не воевать, – сказал он, и у него закружилась голова.

Только что он стоял в каком-то неопределенном пространстве, которое трудно было назвать помещением. – и вдруг оказался на коленях, задыхаясь от нехватки воздуха.

Пол выровнялся. В легкие хлынул свежий воздух, и со всех сторон полился свет. Затем пол начал подниматься по краям, пока не заключил его в сферу, изолировав от всего остального мира.

Блох отдышался, постепенно восстанавливая обычные ощущения, затем поднялся с колен и вытер рот рукавом толстовки.

Так лучше, – сказал он. И добавил: – Спасибо.

Ничего не изменилось.

– Я пришел сюда не воевать, – повторил он. – Я просто принес сообщение, но другой стороне пришлось пойти на всякие хитрости, чтобы доставить меня сюда, поэтому, возможно, вы теперь из предосторожности должны меня убить.

Он помолчал, ожидая ответа.

Когда Блох думал об этой встрече, он представлял себе такое же существо, которое видел внутри космического корабля. Оно могло быть больше и опасней, но в его фантазиях у монстра всегда оставались зеленые глаза, внимательно рассматривающие маленького дерзкого человечка. Но сейчас внутри сферы, где находился Блох, не было никаких глаз, никакого лица и вообще никого, кроме него самого.

– Думаю, я должен сейчас бояться, – усмехнулся он. – Но нет, почему-то не боюсь.

Он сел и скрестил ноги.

– Возможно, я слишком много о себе воображаю, – продолжил он. – Но последние полдня мне кажется, что я был частью большого плана. Ваш аспект потерялся. Его подцепил передней лапой леопард. Потом леопарда заботливо привели в то место, где он мог повстречать меня, поцарапать и заразить. Затем, когда я стал больше и сильнее, мне повстречался мой брат. Он объяснил мне, что происходит, и показал цель.

Но ведь на самом деле все было не так, правда?

Если бы это был план, его бы в конце концов раскрыли.

Он бы обязательно провалился, потому что из-за миллиона мелочей мог пойти не так, как было задумано, или просто результат не оправдал бы ожиданий. Поэтому разумное существо никогда не утруждает себя составлением плана. Уверен, вы тоже. Ваши цели и принципы бесконечно сталкиваются со всякими сложностями, и в любую секунду все способно измениться, так что остается только нырнуть в океан возможностей и надеяться на лучшее.

Блох остановился и прислушался к пустоте. Мир снаружи, наверное, все еще вздрагивал, только сам он ничего не чувствовал. По-видимому, его никто не слышал, но больше ему нечего было делать. Подтянув ноги под себя, он уселся по-индийски.

– Я здесь просто потому, что я здесь, – сказал Блох. – Ваш враг не разыскивал специально дефектного человека, который не чувствует страха. Это простая случайность, что вам не попались та светловолосая девушка, или леопард, или маленький пингвин. Могло подойти любое существо, не обязательно я.

Но я принес с собой что-то странное и, возможно, счастливое для всех. Я не чувствую страха, и в этом мое преимущество. Когда остальные начинают метаться, махать руками и кричать, я становлюсь похож на безмятежное животное, с интересом наблюдающее за всей этой суетой. Когда вы упали с неба посреди Пендера, я видел, как люди боролись с различными страхами. Когда вас сбросили в воду, я смотрел на лицо мистера Райтли. А еще там были моя мать, которая не перестает бояться даже в самые счастливые свои дни, ученые и представители правительства, пытавшиеся разобраться с вами, друг с другом и со всем на свете. А я внимательно наблюдал за ними. Сомневаюсь, чтобы кто-то еще это делал. Мир никогда прежде не был таким растерянным и напуганным, и за эти два дня я узнал много новых способов намочить штаны.

Блох помолчал немного. И заговорил снова:

– Из меня получился бы хреновый солдат. Мэтт повторял мне это много раз. Если ты не боишься, объяснял он, то быстро получишь пулю в голову. И это означает, мистер монстр, что вы сейчас тоже измучены беспокойством, не так ли? Хороший солдат должен быть хитрым. Вы мало что значите для ваших врагов. Просто еще один пехотинец, забившийся в свою дыру в страхе перед вражеской армией. Только эта армия тоже состоит не из монстров. Из того, что я слышал, ясно: враг уверен в своем поражении. Нет, в этой истории испуганный мальчик – тот, кто повернет солнце против планеты, чтобы выжечь и очистить ее. Но такая чистота означает смерть. Монстр – это те законы и обычаи, которые, пытаясь удержать Галактику от уничтожения жизни, сами делают и то и другое сразу. Это они настоящие чудовища. Вы сами все прекрасно понимаете, и ваши враги на сей раз согласились бы с вами. И готов поспорить, это не единственное сходство между вами.

Да, я уверен, что и вы тоже наложили в штаны от страха, разве не так?

Блох снова поднялся. Нужно доставить сообщение, и он сделает это стоя. Так будет лучше. Он выпрямился и встряхнул руками. Сердце, которого обычно не слышно, забилось теперь чуть сильней. А потом он сказал немного охрипшим голосом:

– Ваш враг хочет сражаться с вами. Значит, вы должны приложить все силы, использовать все хитрости, чтобы остановить его. Но ваши укрепления будут разрушены, враг проглотит вас и двинется к Тихому океану, где начнет следующую битву, и в ней никто не сможет одержать быструю победу. А потом солнце очистит этот мир потоком дикой, грубой энергии.

Ваш враг не верит в осуществление своих планов, – добавил Блох. – Но шансы есть всегда, и я принес вам один из лучших. Не то чтобы он был совершенством, но, возможно, вы его одобрите. Страх и боль в конце концов окажутся не напрасными, если вы примете то, что я предлагаю.

Во мне сейчас спрятано много аспектов, а в них скрыты другие. Думаю, вы все это найдете в моем животе.

Вам придется разрезать меня, и я, к сожалению, не смогу вам помочь расшифровать их. Но вы, скорее всего, сохраните их до того момента, когда вас окончательно разобьют, и тогда сможете принять предложение врага. Или отклонить его. Выбор за вами. Но ради всех тех, кого я знаю и люблю, надеюсь, что у вас хватит мужества отбросить все страхи.

Не дайте страху помешать вам.

Сделайте свой выбор с открытыми глазами. Пожалуйста, разве я так уж много прошу?

Блох замолчал.

Теперь он не стоял внутри шара. Он уплыл в другое место, и было непонятно, сколько прошло времени, но, судя по всему, очень много. Сейчас Блох плавал в каком-то неопределенном пространстве, отчасти реальном, но больше похожем на изображение, – в огромной сфере, населенной десятками миллионов земных организмов.

Блох различил знакомые лица. Здесь были его мать и мистер Райтли, ученые и светловолосая девушка, чье имя он так и не узнал. Верблюд тоже оказался здесь, как и другие уцелевшие животные из зоопарка, и двести тысяч горожан, которых в конце концов вытащили из подвалов и из-за парадных дверей. Пингвины так и не приехали в город, а леопарда уже пристрелили, и Мэтт все-таки погиб в Тихом океане – доблестный воин, делавший то, что любил больше всего на свете.

Миллиарды людей погибли. Это случилось так давно, что Вселенная уже не помнила о них, и никто даже не заметил трагедии. Но внутри искусственного. сильно сжатого объема их раса сохранилась. Приключение еще не закончилось. Один из пассажиров захотел послушать историю Саймона Блоха, и он рассказал, от начала и до конца, остановившись только тогда, когда уже нечего было добавить, наслаждаясь восхищенными взглядами и почтительным молчанием.

Потом он обернулся и посмотрел в другую сторону.

Этот звездный корабль появился в тот момент, когда погиб весь большой мир, и яростные вспышки Солнца отбросили его в глубокий космос. На борту корабля собрались уцелевшие из многих миров, после многих трагедий – последняя крепость, не покорившаяся неизбежности. Теперь народы галактики должны были сойтись в финальной битве, но Блох не любил заглядывать далеко вперед.

В межгалактическом мраке и холоде виднелась манящая полоска атмосферы и чахлое солнце – спасительный остров, на котором мудрые выжившие могут предпринять вторую попытку достичь совершенства.

Многие люди глубоко задумались бы, узнав, что они направляются в такое место.

Некоторые даже испугались бы.

Но нет, только не Блох.