1) Уже за несколько дней до свадьбы отец Квидо решил эту тысячу метров, отделявшую его гараж от зала бракосочетаний, проехать, как говорится, с полной гарантией. Свое намерение он осуществил затем на все сто, хотя избранная им скорость больше подобала бы похоронному, чем свадебному обряду. Игнорируя недоуменные сигналы идущих сзади машин, равно как и постоянно увеличивающуюся дистанцию между его машиной и впереди идущими, он крепко сжимал руль и устремлял на дорогу хладнокровно-сосредоточенный взгляд.
Когда гости вышли из машин и, выстроившись по протоколу в ряд, направились к усыпанному гравием монастырскому двору, их ждал первый сюрприз — образцово ровная шеренга облаченных в форму восьмерых членов заводской охраны, средний возраст которых исчислялся шестьюдесятью годами.
— Почетный караул, смирно! — скомандовал старческим голосом их командир. Квидо предполагал нечто подобное, ибо в последнее время не раз случалось, что при его появлении в проходной вахтеры с плутоватыми улыбочками умолкали, но сейчас, увидев все эти отекшие, морщинистые, дрожащие, ревматические руки, героически пытающиеся удержать у козырька служебной фуражки вытянутые как положено пальцы, он с трудом подавил в себе чувство неожиданного умиления.
— Вольно! — глухо крикнул старик.
Второй сюрприз, если не сенсацию, преподнесла товарищ Шперкова, приведя в зал бракосочетаний для своих некогда лучших декламаторов нынешних двух подопечных, причем тоже мальчика и девочку, в пионерской форме.
— Обалдеть! — сказал дедушка Йозеф. — Пионеры!
— Прекрати! — сердито прошептала бабушка Вера.
У матери Квидо выражение лица было нейтральным.
К ужасу отца Квидо, под государственным гербом возле бархатного занавеса вдруг возник товарищ Шперк Он улыбался.
— Это он! — шепнула мать Квидо доктору Лиру. — И как смеется!
— Вот этот? — удивился психиатр.
— Прекратите! — злобно прошептал отец Квидо.
Настало время декламации: маленький пионер схватил свою партнершу за руку и начал. Товарищ Шперкова подмигнула Ярушке.
Страна моя чудес полна
и прелести природы.
Мне счастие сулит она,
моя страна свободы! —
читал мальчик. Дойдя до слов «мне счастие сулит она», он быстро повернулся к девочке. Товарищ Шперкова кивнула. Квидо взглянул на Ярушку: под вуалью у нее шевелились губы.
Бурлит, спеша, поток речной
и рушит берег часто.
А наше счастье и покой
лишь во всеобщем счастье! —
в унисон закончили молодые артисты.
— Ёжки-мошки! — довольно громко прошептал Пако.
— Мы благодарим пионеров за прекрасное выступление, — сказал товарищ Шперк и любезно кивнул служащему, сочетающему молодых брачными узами.
2) Свадебный банкет из соображений экономии состоялся дома — за тремя вплотную сдвинутыми столами на веранде. Конечно, банкет был отнюдь не пышным.
— Ты всего лишь вахтер, и чуда ждать неоткуда! — напрямик заявила мать сыну.
Поданы были отбивные и картофельный салат. Пили пиво.
— Ему не наливайте, — просила бабушка Вера, прикрывая дедушкину кружку рукой.
— Вы ее слышите? — как обычно взывал дедушка к сочувствию окружающих. Он резко встал и пошел прогуляться по саду.
— Прошу к столу! — воскликнул отец Квидо, сияя нервозной улыбочкой.
Пако принес магнитофон.
— Теперь и кассету можно послушать, раз мы уже закруглились с этим коммунистическим ритуалом, — напирал Пако на брата. — Целую неделю обещаешь.
— Пока повремените с этим, — попросил отец Квидо.
— Пощади, братишка! Мало тебе, что я женюсь? Ко всему я еще эту попсу должен слушать?
— Какая тебе попса? — возразил Пако и в доказательство своих слов включил магнитофон — затененный свод веранды тотчас наполнился голосом Карела Крила.
— Ради бога, выключите! — взмолилась мать Квидо. — Дайте пообедать спокойно!
— Потом, Пако, потом, — убеждал Квидо брата.
— Знаем это потом…
— Колбаса в картофельном салате! — ужаснулась вдруг бабушка Либа. — И морковь покупная!
— Да, покупная, — сказала мать Квидо строптиво.
— Покупная морковь! — кричала бабушка. — А вы знаете, сколько микрограммов нитратов в литре мочи допустимо нормой?
Никто ей не ответил.
— Можно вам еще налить пива? — спросил Квидо несколько ошеломленную тещу.
— Спасибо.
— Знаете сколько?
— Сколько? — не выдержал доктор Лир.
— Восемьдесят. А знаете, сколько у нас в среднем?
— Сколько?
— Семьсот тридцать! — крикнула бабушка торжественно. — А она не раздумывая покупает морковь.
— В прошлом году у меня было пять грядок моркови, — невозмутимо сказала мать Квидо доктору Лиру. — В один месяц она перевела ее на морковные оладьи!
Психиатр бросил на отца Квидо сочувственный, исполненный мужской солидарности взгляд.
— Извините, я ненадолго, — сказал отец Квидо и встал.
— Ты куда? — спросила мать Квидо. — Возложение венков в восемь.
— Все в норме, — сказал отец Квидо несколько загадочно.
Минутой позже из глубин дома донесся плачущий звук пилы.
— Пан доктор, — сказала мать Квидо, — не могли бы вы налить мне вон из той бутылки?
3) Отец Квидо вернулся к свадебному столу около половины девятого. Он был в красном тренировочном костюме и заметно задыхался. В руке он держал горящий факел.
Инженер Звара, сопровождавший его, был в цивильном; он нес траурный венок с красной лентой, на которой золотыми буквами было написано «Физкультурное общество».
— Не успел погасить, — сказал отец Квидо отдуваясь и, поглядев на венок, как бы в объяснение добавил: — Эти идиоты заказали два.
— Какая разница! — засмеялась мать Квидо. — Надеюсь, ты теперь найдешь ему применение?
— Он стоит и поет там «Интернационал», вместо того чтобы петь у сына на свадьбе, — смеялся инженер Звара. — Я решил лучше привести его к вам.
— Пан инженер, — с трудом выговорил Пако, — ответьте мне на один вопрос…
— Никаких вопросов! — вскинулся Квидо. — Черт возьми, кто разрешил ему пить?
Отец Квидо бросил факел в бочку с дождевой водой. Он зашипел.
— Пан инженер, вы член коммунистической партии? — громко спросил Пако.
— Толковый вопрос, — сказал доктор Лир. — Талантливый мальчик.
— Как бы вы отнеслись, пан доктор, к прогулке на подводной лодке? — весело спросила мать Квидо, удивительно мягко — как всегда в подпитии — выговаривая слова. — Я имею в виду — со мной?
— Это, мальчик, вопрос более сложный, чем ты думаешь, — сказал Звара с неприятной улыбочкой.
— Видите ли, муж утопил наше каноэ.
— Тогда проваливайте! Мы вам здесь никакой не авангард! — хриплым голосом заорал Пако.
Из-за поворота дороги донеслись звуки духового оркестра.
— Идут, идут! — взволнованно вскричал отец Квидо. — Ступайте в дом!
— Плюньте на это, — сказал Квидо Зваре. — Наклюкался парень…
— Обожаю шествия! — воскликнула мать Квидо. — А вы, доктор?
— На что он должен плюнуть? — кипятился Пако. — На правду? На честь? На совесть?
— Пожалуй, не очень, — ответил доктор. — Но фонарики люблю.
— Ты наш маленький борец, — сказал Квидо. — Пойди ляг.
— Они уже здесь! — встревоженно кричал отец Квидо. — Идите же в дом!
— Веди их сюда, — распорядилась мать Квидо. — Мне захотелось танцевать с твоим доктором. Как, Ярушка, потанцуем?
— С удовольствием, — восторженно ответила Ярушка.
В сумерках над дорогой заблестели инструменты музыкантов. За ними светились первые желтые огоньки.
— Я приведу их, — сказал Звара, стремясь отделаться от вопросов Пако.
Уже спустя несколько минут весь оркестр в сопровождении группы людей с фонариками полукругом обступил террасу. Ярушка обнесла музыкантов подносом, уставленным рюмками.
— Здоровье жениха и невесты! — согласно ритуалу произнес капельмейстер.
— Соло для новобрачных! — выкрикнул кто-то.
Музыканты поставили пустые рюмки на поднос и с удовольствием сменили свой революционный репертуар — в теплом вечернем воздухе потекли звуки вальса. Каблуки Квидо увязали в мягком газоне. Ярушка вся светилась: когда она спиной коснулась склоненной яблоневой ветки, на плечи ее свадебного платья посыпался дождик розовато-белых лепестков.
— Идите вы в задницу со своим оркестром! — кричал Пако, но, к счастью, никто его не расслышал. Следующая мелодия уже предназначалась для всех. На газоне появилось с десяток пар. Квидо с Ярушкой пошли снова наполнить рюмки. В кухне вертелись какие-то незнакомые дети.
— Привет, дети, — сказал Квидо.
— Здравствуйте, — сказали дети. — Мы хотим пить.
— Не празднование Первомая, а черт знает что! — шептал отец Квидо Зваре. — Беды не оберешься.
— Не заводись, приятель, — осадил его Звара.
Отец Квидо ушел в подвал. Ярушка снова обошла музыкантов с подносом, чокнулась с капельмейстером.
— Привет, вахтер, — окликнул Квидо какой-то молодой человек. — Я Мила.
— Привет, Мила, — сказал Квидо.
В саду началось какое-то пьяное братание.
— Я хотел бы жить в деревне, — сказал доктор Лир матери Квидо.
— Ну и глупец, — сказала мать Квидо. — Станцуем танго?
— Выпить нечего, — сказал Мила, опрокинув пустую бутылку.
— Пошли со мной, — сказал Квидо. — Что-нибудь раздобудем.
На лестнице, что вела в подвал, они наткнулись на пожилого мужчину.
— Good evening, Sir,[47] — сказал Квидо с улыбкой.
— Good evening, — засмеялся мужчина.
— Кто это был? — поинтересовался Мила.
— Бабушкин приятель, — сказал Квидо. — Венгр.
Они наткнулись на бабушку Либу, она несла картонную коробку.
— Алло! — сказал Квидо.
— Венгерка? — спросил Мила.
— Бабушка, — сказал Квидо. — Колбасу тащит.
— Все путем, — сказал Мила.
— Колбасы хочешь? — спросил Квидо.
Они заглянули в мастерскую, и Мила испуганно отпрянул.
— Что это? — заорал он.
— Отец. Гроб примеряет.
— Все путем, — сказал Мила. — У вас классная семейка.
— А вообще-то ты кто? — спросил Квидо.
— Я? — сказал Мила. — Рабочий.
— Все путем, — сказал Квидо. — Ты даже не знаешь, как долго я тебя искал.