Луна над рекой Сицзян

перевод А.Д. Назмиевой


Люди считают его дурачком. На самом деле он различает иероглифы, умеет вить верёвки, может плести корзины. Ещё он повсюду собирает мужскую и женскую обувь, — вероятно, интересуется сапожным ремеслом. По-видимому, он немного ленив, ему нет никакого дела до объявлений о найме работников. Если выпадает случай добыть немного денег, вскопав землю или разгрузив уголь, он также оставляет это без внимания. Он предпочитает греться на солнце у обочины, играть с муравьями, затачивать камушки, беспрестанно зевать, оставаясь неотъемлемой частью уличного пейзажа.

У него очень тонкий слух. Стоит его нежным ушным мембранам слегка затрепетать, как он тут же различает доносящиеся издалека звуки гонга или петард, может определить, будет ли это свадебная процессия или похоронная. Он тотчас появляется поблизости; с ног до головы в пёстром, не подходящем по размеру наряде — причудливой смеси из мужских и женских одежд, элегантных заморских вещей и старомодных национальных одеяний. Не в силах вынести густую кислую вонь, исходящую от него, люди зажимают носы и отшатываются, тяжело дыша и едва сдерживая подступающую тошноту.

«Здесь нет Лун Гуя, пойди поищи его в другом месте!» — Хозяин дома знает, что он часто разыскивает кого-то по имени Лун Гуй.

Он только закатывает глаза и бормочет что-то невнятное себе под нос.

«Гости ещё не прибыли, а ты уже тут, раньше всех!» — взрывается хозяин.

Он же лишь потирает руки.

Как его ни брани, он никогда не ответит тем же и даже не разозлится. Не станет выпрашивать приглашения к застолью и уж тем более не сядет за стол без спроса. Просто примостится поодаль, где-нибудь под деревом, и будет молча глотать слюни, словно караулить банкет — его святая обязанность. Однако такой лохматый и грязный «страж» портит гостям всё веселье. Стоит ему попасться на глаза собравшимся, как те вздрагивают от ужаса. А уж если подует ветер, то невесть откуда взявшееся гнилое зловоние медленно заполняет пространство вокруг стола, обволакивая гостей, сплетаясь с ароматами всевозможных яств и угощений, обогащая новыми красками хвалебные речи и поздравления и отнюдь не добавляя энтузиазма присутствующим. Тут уж хозяину остаётся лишь признать своё поражение и, наполнив миску рисом и мясом, любезно пригласить «стража» сдать свой пост и отведать угощение в одиночестве в дровяном сарае или в углу изгороди. Наиболее добросердечные хозяева не только подают ему еду, но и дарят несколько монеток в десять фэней[15], лишь бы эта бомба-вонючка, подпрыгивая от радости, поскорее убралась подальше.

Для него, конечно же, не каждый день — застолье. Конечно, застолья бывают не каждый день. Порой он взбирается на ближайший холм и, навострив уши, внимательно прислушивается. Если вдалеке не слышно гонгов, барабанов или петард, ему ничего не остаётся, кроме как вернуться и с недовольным видом слоняться по улице; или сидеть у ворот какого-нибудь дома, жадно принюхиваясь к аромату тушёного кальмара, исходящему изнутри; или прислониться к воротам другого дома, откуда веет жареным тофу, или, утомившись, свернуться калачиком и вздремнуть. Даже в этом случае он не станет просить милостыню, не опустится до такого бесстыдства. Если никто не подаёт еды, он просто вытирает рот и отправляется на свалку за объедками. Иногда он даже не брезгует живыми лягушками и мёртвыми мышами, время от времени засасывает в рот земляного червя, словно лапшу; жуёт кузнечика, будто это арахис. Однако он никогда не болеет, а время от времени на его щеках даже проступает яркий румянец.

«Вот я вам!» — грозится он на детей, выбрасывающих мусор за пределами свалки. От злости один глаз у него становится больше другого.

Если вдруг он замечает, что кто-то выкидывает заплесневелые сигареты, гнилые фрукты, просроченные тоники и укрепляющие средства, гневу его нет предела. И вновь от злости один глаз у него становится круглее второго: «Эй ты! Слышь ты! Воняет…»

Неизвестно, что он имеет в виду.

Никто не знает его имени. Из-за нескольких сильно выступающих вперёд зубов его кличут Зубастиком. Возраст его также трудно определить. Хотя его лоб уже прорезан морщинами, кожа на лице остаётся нежной, голос весьма пронзителен и резок, а тонкое туловище, кажется, ещё не полностью развито. Он с лёгкостью может сойти как за старика, так и за юношу.

У него есть пара приятелей. Один из них — известный в округе нищий по прозвищу Тегуай Ли[16], который ходит, опираясь на стальную трубу вместо посоха. В любую погоду он просит только три фэня. Если вы дадите ему один фэнь, он откажется. Если вы дадите ему десять фэней, он с криком погонится за вами, чтобы вернуть вам сдачу. Он никогда не поживится за ваш счёт и не изменит своим привычкам. Это забавляет прохожих, и они охотно лезут в кошельки, чтобы испытать его честность. Второй — нищий по кличке Трансформер, с длинной бородой и сычуаньским акцентом. У него есть потрясающая способность, — усевшись на вокзале или пристани, чтобы приветствовать проезжающих, он смещает колено левой ноги, выворачивая сустав в обратную сторону. Он гадает на картах, и, согласно его гаданиям, «ветер с востока могуч, победный гимн сотрясает воздух, красное знамя свободно развевается» — словом, революционная ситуация сейчас замечательная и становится всё лучше и лучше. Однако кто задумывается о трудностях, выпадающих на долю самоотверженных и преданных созидателей Родины? Известно ли кому, каково это — лечиться, не имея денег? Проникновенные доводы Трансформера получают одобрение добровольческой армии[17], старых передовиков труда и просто праздношатающихся личностей, каждый раз принося ему полную чашу милостыни. Однако стоит пассажирам разойтись, и он, оглядевшись по сторонам, вновь трансформируется, дважды щёлкнув и поставив на место коленный сустав, и непринуждённо возвращается домой, прихватив свои карты.

По словам приятелей, маленький попрошайка перебрался в городок Хуацяо более трёх лет назад и теперь живёт вместе с ними под мостом у западных ворот. Он не особенно разговорчив и не делает ничего, что противоречило бы принципам и морали попрошайничества. Ему просто нравятся вывески общественных учреждений. Он уже не раз тайком приносил под арку моста и вешал, словно прекрасные экспонаты, радующие глаз, вывески со здания школы, ветеринарной клиники, Ассоциации по планированию семьи, Образовательного центра по истории революции, и всё такое. Он даже осмелился стащить вывеску городского правления и использовать её в качестве подголовника для кровати, приговаривая, что власти не могут даже мусорной станцией управлять, из-за чего зловонные сточные воды заливают всё так, что и ступить негде. Действительно дурно пахнет, слишком дурно, чтобы они были достойны своей вывески. Что касается его личных дел, никто никогда не слышал упоминаний о его семье; лишь глубокой ночью во сне он часто выкрикивает: «Лун Гуй, Лун Гуй, Лун Гуй». Вероятно, именно этого человека он так часто ищет на улицах.

«У нас здесь нет никого по фамилии Лун», — уже давно сообщили ему некоторые жители города.

«Я знаком с этим твоим Лун Гуем. Он переехал в Цзюцзян. Цзюцзян в провинции Цзянси знаешь?» — время от времени кто-то пытается отправить его на поиски.

Не известно, бывал ли он в Цзюцзяне или в наобум названных жителями Сянтане, Юнчжоу, Циньяне, Аньхуа или Маяне. Он по-прежнему обитает в городе, то появляясь, то исчезая подобно призраку. По-видимому, он нерушимо соблюдает некую договорённость о месте встречи, глубоко убеждённый, что человек, которого он ожидает, вот-вот появится вдали. Кто же такой этот Лун Гуй? Что он ему пообещал? Или Лун Гуй — это небесный покровитель, являющийся к нему во снах? Никто не может решить эту загадку. Всякий раз, стоит загудеть автомобильному клаксону или гудку парохода, как он вскакивает и мчится к станции или пристани. Затесавшись в потоке пассажиров, он снуёт в толпе подобно ткацкому челноку и, выставив вперёд свои торчащие зубы, пристаёт ко всем встречным: «Есть кто по имени Лун Гуй?» Видя растерянные лица, он продолжает брызгать слюной: «„Лун“ как „богатырский конь Лунма“, „Гуй“ как „богатый“». Иногда он даже пишет имя на ладони, чтобы показать прохожим.

Люди неизменно качают головами или же, испуганные его лоснящейся от грязи одеждой, в панике отскакивают, отмахиваясь от него, точно от гигантской мухи.

Большинство этих туристов — паломники, приезжающие поклониться Будде. Они непременно проезжают через Хуацяо по пути на гору, на которой стоит буддийский храм. В последние годы здесь бойко возжигают благовония, часто раздаётся звон колоколов и рокот барабанов, и лёгкая ароматная дымка струится и стелется среди деревьев священной рощи. И бедные, и богатые приходят сюда просить благословения богов, в особенности калеки, слепые, глухие, парализованные и другие тяжко болящие. Неизвестно, каким слухам они верят, но каждый раз спешно поднимаются на гору в погоне за исцелением. Говорят, что в храме есть монах, обладающий силой Будды, который лечит без игл и лекарств. Щепотка земли вместо таблеток, плевок, заменяющий отвар; небрежное прикосновение к лицу больных, пара шлепков по ягодицам — панацея от всех болезней. С притоком паломников город всё более оживляется. Появились не только разнообразные трапезные, обслуживающие во время поста, но и магазины, торгующие петардами, ароматическими палочками, буддийскими сутрами, статуями, предметами для подношений, гравюрами и различными сувенирами. В городе завелись нелегальные уличные перекупщики, уклоняющиеся от полиции и правления рынка, которые сбывают туристам из-под полы ногти, перхоть, волосы из бороды и усов и даже высушенные фекалии монаха, утверждая, что все эти нечистоты обладают поразительным чудодейственным эффектом. Непонятно, правда, являются ли их товары настоящими или поддельными.

Однажды владелец лавки по продаже петард по имени Чэнь стоял перед своим магазином и глазел по сторонам, когда его взгляд неожиданно упал на юнца с торчащими зубами:

— Эй, пойди-ка сюда. Ну же, подойди!

Маленький попрошайка вяло взглянул на него.

— Ты ведь ищешь Лун Гуя, да? Я могу помочь.

Глаза Зубастика загорелись, и он шагнул к торговцу.

— Неужто уж я буду тебе лгать? «Лун» как «богатырский конь Лунма», «Гуй» как «богатый». Верно? Однако я не стану помогать тебе даром. Ты должен заплатить мне за информацию.

Юнец с торчащими зубами, поняв намёк, расставил босые ноги и бросился бежать. Запыхавшись, он вскоре вернулся и, распахнув старый плетёный пластиковый мешок, продемонстрировал ему разнообразные находки: старую настольную лампу, изношенный портфель; старомодный радиоприёмник, который всё ещё издавал звуки; и целую кучу ветхой мужской и женской обуви, оглушительно вонявшей.

— Ты что, решил устроить тут пункт сбора утильсырья? Хочешь, чтобы я задохнулся? — Владелец лавки отступил назад, прикрыв ладонью нос. — Давай сделаем так: или ты дашь мне сто юаней, или поработаешь на меня пять дней.

Лицо Зубастика помрачнело. Он отступил, прихватив с собой плетёный мешок. Однако мысль отыскать Лун Гуя, видать, была слишком привлекательной. Не сделав и двух шагов, он повернул назад и, почёсывая голову, указал на паровые булочки баоцзы, которые продавались в магазине по соседству.

Хозяин лавки засмеялся:

— Я и не знал, что ты, дружок, ещё и торговаться умеешь. Ну ладно, я прибавлю тебе две булочки баоцзы в день. Будем считать, что это твоя плата за сверхурочную работу.

Паренёк, впившись зубами сразу в обе булочки, последовал за владельцем магазина. Позже стало известно, что в тот день некоторые рабочие с фабрики по производству фейерверков, недовольные своей заработной платой, неожиданно уволились. Поэтому толстяку Чэню пришлось временно привлечь Зубастика к работе. Он понятия не имел, кто такой этот Лун Гуй, просто счёл, что нищего юнца легче одурачить и до поры до времени кормить всякими небылицами, только и всего. Ему было невдомёк, что спустя пять дней Зубастик будет преследовать его по пятам целые дни напролёт, повторяя: «Лун Гуй! Лун Гуй! Лун Гуй!»… Едва не натёр ему в ушах мозоли. Наконец, осознав, что дальше водить паренька за нос не получится, хозяин лавки позвонил куда-то по телефону и, обернувшись к нему, сказал:

— В деревне Хуся есть один Лун Гуй. Правда он только что родился, через три дня ему исполнится месяц. За восточными воротами есть шелудивый пёс, которого все кличут Лун Гуй. Ты можешь пойти поискать его. А ещё…

Не успел он закончить, как один глаз у зубастого юнца округлился, а второй — сузился. Издав протяжный крик, он схватил телефонный аппарат и попытался разбить его о землю. Конечно же, торговец был начеку. Он отобрал телефон и скрутил маленького нищего, навалившись на него здоровенным плечом так, что у того кости захрустели.

— Я поделился с тобой тремя наводками, не взимая за них плату. Считай, по дешёвке получил сведения. А ты ещё и буянишь? Смерти ищешь? Да я одним пальцем тебя в дверную щель вотру.

Он вышвырнул Зубастика из магазина:

— Катись отсюда подальше, вали откуда пришёл! Ещё раз тебя здесь увижу — спущу в колодец, чтобы поостыл!

Его собака заморской породы тотчас выскочила и громко залаяла на зубастого юнца.

Маленький попрошайка тут же дал дёру.

Торговец Чэнь богат, влиятелен и пользуется в городе уважением. В какой бы дом ни притащил он свой тучный зад, хозяин приветствует его с улыбкой, угощает чаем или сигаретой и с уважением внимает его нравоучениям. Говорит ли он, что чай у тебя невкусный, — право слово, невкусный. Говорит, что сын твой слишком глуп, — воистину, слишком глуп. Говорит, что в твоём доме воняет куриным помётом, даже если ты никогда не держал кур, даже если ты только что три раза обрызгал комнаты духами, — ты не осмелишься ему возразить. Все поклоняются ему словно Будде и отцу. И всё же жизнь торговца Чэня в последующие дни не ладилась. Каждое утро он едва не лопался от злости, обнаруживая перед входом то кучу вонючих испражнений, то груду пёстрого мусора. Неизвестно когда повешенная перед его дверью вывеска «Центр по разведению породистых поросят» разозлила Чэня гак, что его лицо стало тёмно-коричневым, как свиная печень. Он расколотил её о скамейку. Однако через два дня на её месте появилась новая — «Кладбище павших бойцов», — которая была в десять раз неприятнее вывески о породистых поросятах. Чэнь был в таком негодовании, что приказал своему подчинённому сжечь вывеску. Он запустил перед дверью десять связок петард подряд, трижды оросил порог петушиной кровью и всё равно сомневался, что вход в лавку очищен от чертовщины.

Торговцу Чэню было не место среди павших героев, не пришло его время переселяться на кладбище, но вся эта история не выходила у него из головы. Он так много думал о ней, что всерьёз разболелся. Когда соседи вновь увидели Чэня, на лбу у того красовался пластырь, руки и ноги плохо сгибались, он бубнил себе что-то под нос, время от времени жалуясь на чувство стеснения в груди и тошноту. По его словам, губила его не потусторонняя скверна, а лично Зубастик, которого бы следовало четвертовать. И впрямь досадно, что нельзя содрать кожу с этого пройдохи. Чэнь потратил несколько тысяч юаней в больнице и на подношения бодхисаттвам, пытаясь понять, что же с ним такое. Даже если поймать этого маленького ублюдка, изрубить его на куски и каждый кусок продать по десять раз, он не сможет возместить свои убытки.

— Всё-таки правду говорил старик-торговец. С маленьким нищим лучше не связываться. Себе дороже. — Толстяк Чэнь, горько усмехнувшись, покачивал головой.

С тех пор, увидев Зубастика, он начал прятаться. При виде любого попрошайки у него аж дыхание перехватывало. Говорят, что позже он подкупил нелегального подрядчика и обманным путём сослал зубастого паренька в качестве раба в угольные шахты Гуйчжоу.

Спустя месяц с лишком один старик возвращался поздно домой, погоняя боровов, и увидел, как несколько собак обнюхивают что-то в сточной канаве. Ночь была тёмной, и разглядеть как следует не получалось, но ему показалось, что в канаве что-то шевелится. Он зажёг спичку и понял, что это человек. Лицо несчастного было бледным, губы почернели, нога опухла как бочонок, а тело было покрыто бурыми пятнами запёкшейся крови. Неужели это Зубастик? Почему у него так раздулась нога, не из-за укуса ли ядовитой змеи?

Как же он вырвался из лап нелегального подрядчика? Как сбежал из угольной шахты за тысячи километров и сумел вернуться? Когда подвергся нападению змеи? Никто не знает. Позже его нашли в пустом кузове микроавтобуса со снятыми колёсами и без запчастей, брошенного в бурьяне. Несколько дней он пробыл без сознания, на волоске от смерти. Торговка дынями бабушка Цзю сжалилась над ним. Каждый день, сгорбившись, она приносила ему рисовый суп и медленно его кормила. Приносила и крепко заваренный чай в кувшине, чтобы вымыть гной и кровь из гниющих ран на его теле. При виде комаров и мух, жужжащих вокруг, зажигала москитный ладан.

— Бедняга, бедняга, у тебя нет дома, да? — Наконец бабушка Цзю увидела, что он пришёл в сознание.

Взгляд маленького нищего был совершенно пустым.

— У тебя нет родных?

Его глаза, словно у снулой рыбы, неподвижно смотрели в небо.

Бабушка Цзю, приподняв край своей одежды, вытерла ему глаза, затем дрожащими руками достала из-за пазухи бутылку молодого вина.

— Несчастный малой, для чего же ты живёшь? Зачем твои родители произвели тебя на свет? Неужто ты ещё недостаточно настрадался? Бабушка Цзю сегодня будет принимать за тебя решения. Выпей-ка вот это.

Зрачки маленького нищего были тусклыми.

— Ты не бойся. Это куайхотан — «веселящий суп», лучшая вещь в мире. Стоит его выпить, как тело перестанет болеть, голод уйдёт, не будет печали и тоски на сердце. Все заботы исчезнут.

Зубастый паренёк пробормотал лишь одно слово:

— Лун…

Бабушка Цзю поняла, что он хочет сказать, и глубоко вздохнула:

— Малой, эх, малой, в мире нет того, кого ты ищешь. Забудь уже об этом.

— Лун… Лун…

— Перестань говорить об этом Лун Гуе, иначе даже бодхисаттва не сможет спасти тебя.

Зубастый паренёк стиснул зубы и, крепко заткнув горлышко бутылки, больше рта не раскрывал. В уголках его глаз выступили слёзы.

— Это для твоего блага, ты что, не слушаешь меня? — Не сумев напоить его, старуха забрала бутылку с вином, вытерла ему глаза и горько заплакала.

С тех пор, как говорят знающие люди, бабушка Цзю начала ощущать слабость и тяжесть в ногах; по-видимому, её смертный час был близок. Как-то раз она, споткнувшись, упала и не могла подняться. Она тревожилась о том, что, когда её не станет, некому будет таскать Зубастику рисовый суп. Как же сможет он выжить без её рисового супа?

И, действительно, бабушка Цзю больше не смогла подняться. Из уважения к её добродетели некоторые добросердечные люди продолжали приносить маленькому нищему кто тарелку супа, кто кашу. Они довели до конца доброе дело бабушки Цзю. Кроме того, они позвали врача и раздобыли несколько пачек лекарств, которые чудесным образом поставили Зубастика на ноги. На его лице остался тёмный рубец, придававший пареньку немного свирепый вид; и хотя теперь он хромал, из-за чего при ходьбе у него выпирали тощие ягодицы, он всё же появлялся на улицах, греясь на солнце, играя с муравьями, точа камни и беспрестанно зевая. Он сходил на могилу бабушки Цзю у реки и несколько раз поклонился ей до земли, оставив рядом несколько вывесок — «Прогрессивный детский сад», «Организация „Верность качества продукции“» и «Народное правительство города Хуацяо», — которые прежде использовал в качестве матраса.

После месяца с лишним, проведённого в Гуйчжоу, он обрёл множество новых способностей. Его пальцы теперь не боятся огня, а твёрдый череп может выдерживать удары палки. Он на учился есть землю. Подобрав кусок глины или чернозёма, он разжёвывает и проглатывает его. Это зрелище вызывает огромный интерес у детворы, которая обступает его со всех сторон, пялясь во все глаза. Не раз, не найдя подходящего комка глины, он ел битум и угольный шлак, похрустывая, словно жевал миндаль или бобы. Проезжий телевизионный репортёр, узнав об этом, захотел сделать целый выпуск об эдаком чуде и предложил зубастому попрошайке тридцать юаней, чтобы тот поел грязи перед камерой. Только когда Зубастик заревел, будто маленький ребёнок, и, подняв камень, пригрозил разбить камеру, репортёр с сожалением отказался от своей затеи.

Ли Тегуай, решивший стать агентом новоявленной звезды, погнался вслед за журналистом с криком:

— Добавь немного денег, дай двести. Если дашь двести, он поест земли!

Однако, пересчитав наличность, полученную от журналиста, и обернувшись, обнаружил, что Зубастик уже исчез.

Однажды в город приехала очередная группа иностранных туристов. На автостоянке сгрудилось множество больших и маленьких машин. Повсюду толпились и перекрикивались люди. Кудрявый мужчина средних лет в солнцезащитных очках, выйдя из белой машины, тут же был замечен Зубастиком.

— Вы знаете Лун Гуя? — Хромая, опираясь на бамбуковый посох, он подошёл и завёл обычную песню: — «Лун» как «богатырский конь Лунма», «Гуй» как «богатый»…

Мужчина, запирая багажник автомобиля, небрежно ответил:

— Это я. В чём дело?

Ответа не последовало.

На некоторое время воцарилось молчание.

Казалось, дело на этом и кончится. Однако затем, обернувшись, мужчина увидел, что Зубастик застыл как статуя. Лицо его побледнело, внезапно он затрясся всем телом и начал задыхаться, словно перед припадком. Мужчина, безусловно, счёл, что ему не повезло наткнуться на сумасшедшего. Он отскочил на шаг, махнул двум женщинам с другой стороны автомобиля и быстро зашагал по горной тропе, беспрестанно оборачиваясь.

Наконец Зубастик то ли захныкал, то ли засмеялся. Догнав мужчину, он спросил:

— Вы… Вы… Вы действительно Лун Гуй?

— Отойди! Я тебя не знаю.

— Вы должны знать мою сестру.

— Я сейчас позову полицию.

— Вы разве не из Хуаншацяо?..

— Ты…

— Разве вы не средний брат Лун Тяньсяна?

Мужчина, услышав его слова, застыл, потрясённый, не в силах отвести взгляда от маленького нищего.

— Ты…

Не договорив, он помчался прочь, едва не опрокинув стоявшего рядом старика. Но Зубастику этого было достаточно. Он завопил, подпрыгнул и, шлёпая ногами, нагнал противника — только ветер засвистел. Позднее очевидцы рассказывали, что в тот миг он совсем не походил на калеку. Внезапно они увидели вспышку тёмного света. Бамбуковый посох взметнулся к небу, и нечто огромное, словно гигантский паук, опутало силуэт человека.

Обе женщины завизжали. У всех, кто был рядом, от испуга волосы встали дыбом. Люди вытягивали шеи, пытаясь разглядеть, что происходит. Два тёмных силуэта, не то обнимающихся, не то дерущихся, скрутились в тугой клубок на мосту Симэнь у берега реки. Прежде чем очевидцы поняли, в чём дело, воздух сотряс вопль:

— Лун Гуй! Лун Гуй! Лун Гуй…

Этот крик походил и на приветствие, и на проклятие — зеваки так и не разобрали. Всё произошло так быстро, что у них глаза разбежались. Лишь после того, как спустя пару минут две тёмные тени мелькнули на мосту, перевалились через перила и упали в реку с глухим всплеском, люди сообразили, что об объятиях и приветствиях речь не шла. Дела, похоже, обстояли плохо.

— Убийство…

— На помощь!

Двое полицейских наконец примчались из участка.

Заглянув под мост Симэнь, они заметили лишь постепенно затихающие круги на воде; следов упавших не было видно. На берегу находилось несколько лодок, полицейские бросились к ним и попросили владельцев подгрести к месту падения и прощупать его лодочными баграми. Водную толщу буравили там и здесь в несколько заходов, но так ни на что и не наткнулись. Вокруг продолжали собираться люди. Полицейские приметили в толпе нескольких хороших пловцов и привлекли их к поискам. Две плачущие в голос женщины тут же на месте выложили пачку денег, и несколько юношей, сбросив одежду и закрепив вокруг поясов страховочные тросы, попрыгали в воду друг за другом. Однако к тому времени, как наступила ночь и над восточными воротами взошёл диск луны, они смогли выловить лишь два кожаных ботинка, железную канистру, мотоциклетный шлем, полуразложившуюся свинью и облепленную глиной рыболовную сеть, так и не обнаружив ни одного человека. Добытый из воды мужской кожаный ботинок был опознан двумя содрогающимися от рыданий женщинами. Как непосредственно причастные к делу обе были приглашены в полицейский участок.

— Лун Гуй…

— Лун Гуй…

— Где же вы, господин Лун?

Ночь. В свете полной луны из-за рощи проступили очертания далёких величественных гор, на речной глади заколыхались мириады мерцающих бликов. Две женщины на берегу проплакали навзрыд до глубокой ночи. На каменные ступени пристани они кроме денег выложили снятые в спешке золотые кольца, ожерелья, серьги — вознаграждение тем, кто участвовал в спасательной миссии. Ещё больше лодок вышло на воду, потревожив лунный свет на поверхности реки. Ещё больше жителей небольшого городка собрались, чтобы поглазеть и обменяться сплетнями, потревожив при этом собак на обоих берегах. Река уносила с собой мерцающие отблески карманных фонариков, бумажных фонарей и факелов.

Тело Лун Гуя всплыло на поверхность три дня спустя среди зарослей камыша в низовье реки. Говорят, что труп весь распух, живот его вздулся, как барабан, и хотя конечности всё ещё были на месте, но его нос пропал, уши исчезли, верхняя и нижняя губа тоже отсутствовали. Казалось, что плотник снял рубанком верхний слой его лица, сострогал края и углы, обнажив окровавленную мясистую мякоть и белые кости. Судмедэксперты обнаружили на лице покойника несколько глубоких отметин, заключив, что это были следы от вгрызавшихся зубов. Не выжил и Зубастик. Говорят, что во рту у него была кровавая каша, а на теле — по меньшей мере четыре перелома.

Это было действительно странное и жестокое убийство.

Удостоверения личности Лун Гуя не нашли, и восстановить внешность иногороднего мужчины средних лет было невозможно. Две сопровождавшие его женщины, не сдержав слово, так и не пришли в полицейский участок, чтобы оставить заявление. Вместо этого они уселись в белый автомобиль и отправились в неизвестном направлении. У полиции почти не было зацепок. Они не знали, что за человек был покойный. По всей видимости, Зубастик, искавший Лун Гуя, не знал последнего в лицо. Должно быть, связь между ним и потерпевшим была непрямая. Ради кого он завёл с ним разговор? Ради своего отца? Матери? Сестёр? Братьев? Ради хорошего друга или земляка? Ещё большей загадкой было то, откуда взялась такая кровожадная ненависть. Имела ли она отношение к деньгам? К жизни? К любви или чести?.. Полиция, даже опросив всех жителей городка, так и не выяснила причину. Сын бабушки Цзю вспомнил, что он слышал, как Зубастик ругался на кого-то в бреду; кажется, бранил себя за никчёмность, но говорил он всё это на странном наречии, так что разобрать было трудно. Ли Тегуай сказал, что каждый год в начале июня Зубастик жёг жертвенные деньги на берегу реки, чтобы оплакать кого-то, но была ли в этом связь с делом?

Управление общественной безопасности также направило людей расследовать это дело, но те лишь выяснили, что человек по имени Лун Гуй принадлежал к зажиточной семье. В храме на горе нашлись по меньшей мере три записи о пожертвовании этой семьёй немалых сумм.

На этом дело застопорилось, и казалось, что оно кончится ничем. Полиция распорядилась, чтобы местные жители захоронили оба тела за мостом Симэнь.

Торговые кварталы города зажили своей жизнью. Запах благовоний, звуки колоколов и барабанного боя то и дело долетали с горы, рассеиваясь среди старинных зданий, заставляя оборачиваться иногородних туристов. Однако спустя какое-то время люди приметили на улицах подростка. Он тоже искал кого-то, обращаясь к каждому встречному: «Вы не Ван Хай?» Замечая нерешительность на лицах людей, тут же торопливо объяснял: «„Ван“ как в „Лунване, царе драконов“, „Хай“ как „море“». И даже писал слова на ладони, чтобы показать прохожим.

Более серьёзной ситуация сделалась, когда вслед за подростком на улице появились ещё два незнакомца. Одним из них был темнокожий верзила, который спрашивал всех подряд: «Вы знаете Чжоу Хуацзяня?» Второй — женщина в очках, которая интересовалась у каждого встречного: «Не подскажете, где живёт Ли Цзымин?»

Заслышав эти вопросы, прохожие пугались, будто их самих звали Чжоу или Ли. Холодок пробегал по их спинам, и люди бросались врассыпную, спешно утаскивая своих детей по домам, с грохотом и лязгом опускали железные решётки перед магазинами, приводя в изумление чужаков.

Все эти незнакомцы улыбчивы и безукоризненно одеты, они не походят на подосланных убийц. Кто знает, может быть эти люди разыскивают своих возлюбленных или благодетелей? Или желают возвратить потерянное имущество владельцу? А может, хорошие знакомые с Тайваня поручили им найти своих старых друзей?

Пока они бродили по городу, осматриваясь по сторонам, на улицах было гораздо тише, чем обычно.

*

Говорят, жители этого городка постепенно приспособились открывать двери по вечерам и запирать их с наступлением утра. Многие завели собак для охраны дома. До сих пор в городке бродят странные поговорки. Увидев, как кто-то совершает дурной поступок, люди в сердцах говорят: «Погоди, всегда найдётся тот, у кого зубы вперёд торчат». Или: «Даже если Бог ослепнет, тебе не пересечь мост Симэнь». А раньше любители розыгрышей пугали знакомых: «Плохо дело, сегодня на улице один незнакомец везде справлялся о тебе». И только когда, услышав нечто подобное, один человек забился в судорогах, пуская пену изо рта, и чуть не расстался с жизнью, до всех дошло, что с такими шутками стоит быть поосторожнее. С тех пор горожане в общении между собой стали гораздо осмотрительнее.

2007


Загрузка...