Глава 14

Ночь была безветренна и тепла. На небе дрожал тонкий серпик умирающей луны, едва заметный среди сверкающей звездной россыпи. Море, отвечая на брошенный небом вызов, источало собственное сияние. Астид, сдвинув плотный занавес, любовался, как серебристо-голубые облака клубятся вокруг весел при каждом их погружении в воду, как при взмахе опадают с них искрящимися бриллиантами капли.

Впереди из переливающейся серебром морской глади постепенно вырастал Лунный остров — нагромождение отвесных скал и крутых утесов. Астид забеспокоился, глядя, как лодка направляется прямо к вздымающимся темным скалам, у подножия которых свечение морской воды было еще интенсивнее. Он хотел уже окрикнуть лодочника, но увидел в освещаемых звездами и морем скалах широкий проход. Чем ближе подходила лодка к скалам, тем отчетливее можно было рассмотреть тусклый желтый свет внутри него.

Представший глазам полукровки грот, освещенный фонарями, с легкостью мог бы вместить десяток кораблей, подобных «Серому страннику». Под потолком пещеры, притягивая взгляд, сверкнул металл. Астид поднял голову и удивился. Над входом, накрученная на гигантскую бобину, нависала металлическая сетка с крупными звеньями, словно обрывок кольчуги исполинского воина. К свободному краю сетки были прикреплены увесистые ядра, покрытые пятнами ржавчины и клочками высохших водорослей. От бобины к механизмам воротов, установленных на боковых уступах у входа в грот, тянулись толстые цепи. Лодочник истолковал озадаченный взгляд «Падхара» по-своему.

— Успели до закрытия, слава Вечной луне. Еще и стражи воротной нет.

Ближе к выходу, у оборудованных внутри грота пирсов, стояли несколько лодок вроде той, на которой прибыл Астид. В глубине пещеры к потолку вздымались мачты трехпалубного судна внушительных размеров, с богато украшенными резьбой бортами и цветными витражами в окнах кают. По соседству стояли еще два корабля, чуть меньших размеров и отделанных менее вычурно.

Кормчий подвел лодку к свободному пирсу, бросил швартовочный канат подошедшему их встречать охраннику.

— Вы снова поздно, панжавар Падхар, — с укором произнес страж, опуская в лодку складную лесенку, прикрепленную к перилам причала. — До закрытия ворот всего три часа!

— Ай-й, не ворчи, — пробурчал «Падхар», хватаясь одной рукой за перила, а другой — за стойку навеса.

— Обопритесь на мою руку, — протянул ладонь страж.

— Я сам, — отмахнулся Астид и неуклюже вскарабкался на причал.

Теперь следовало найти дорогу к покоям евнуха, ориентируясь на объяснения Падхара и описанные им маршруты. Астид, ухватившись за перила и покачиваясь, скользил взглядом по проемам ходов, уводящих с пещерной пристани в дворцовый комплекс.

— Панжавар Падхар, — обеспокоенно заглянул ему в лицо страж. — Вам нехорошо?

Астид помотал головой.

— Укачало в лодке.

— Может, позвать Сеймё?

— Нет. Сам дойду.

Определив, наконец, нужный выход, Астид заковылял к нему. Острый слух позволил различить тихий вопрос стража, заданный лодочнику.

— Эк его заносит. Море вроде спокойное. С чего его так укачало?

— С чего? — хмыкнув, так же полушепотом ответил кормчий. — Уж точно не с морской водицы. Опять весь вечер, поди, секку цедил. Занавес в лодке когда он раздвинул, я уж решил, что стошнит его. Обошлось в этот раз, видать, жалко выпитое переводить. Ладно, хоть на ногах сам стоит, Сеймё и парням тащить его тушу через весь дворец не придется.

Астид лишь усмехнулся беззастенчивой речи лодочника.

Дворцовые коридоры и залы были тихи и полутемны. Лишь ночная стража да слуги, подрёмывающие у дверей в покои своих господ, поклонами приветствовали евнуха. Полукровка шел медленно, внимательно осматриваясь. Гэкеры-охранники у выхода из основного дворца окинули Падхара кто завистливым, кто пренебрежительным взглядом. Начальник караула — молодой, недавно получивший звание капитана и оттого мнящий себя едва ли не главнокомандующим, отпер ключом ажурную решетку и прищурился на евнуха.

— Добрые люди спят давно.

— Я не добрый, — отозвался «Падхар» и протиснулся в нешироко открытый проем.

За поворотом у входа на женскую половину дворца Астида встретила дежурная стража гарема.

— Панжавар Падхар! — почтительно склонил голову вооруженный мечом евнух с рябым, обильно испещренным оспинами, лицом: в охрану гарема набирали не отличающихся привлекательностью кандидатов.

— Все ли благополучно, Закей? — назвал Астид коменданта охраны по имени.

— Да, панжавар, — уважительный ответный взгляд подтвердил полукровке, что имя он запомнил верно.

В помещениях гарема, отведенных для евнухов, тоже стояла тишина. У двери в покой Падхара на тонкой стеганой подстилке, съежившись, спал Сеймё. Астид покосился на слугу, осторожно обошел его и, тихо открыв дверь, проскользнул в комнату.

На прикроватном столике горела предусмотрительно зажженная свеча, постель была заботливо расправлена. Астид поморщился, ощутив запах, схожий с тем, что исходил от одежды Падхара и распахнул окно. Ночной воздух ворвался в комнату и наполнил её свежестью, задув огонек свечи. Полукровка снял верхнее платье, швырнул его подальше от кровати и перевоплотился. Ложиться на пропахшие Падхаром простыни было противно. Астид сгреб их с кровати и кинул в тот же угол, куда минутой ранее отправил розово-голубой наряд. Улегшись на голый тюфяк, смежил глаза и, зная, что без стука сюда никто не войдет, позволил себе задремать.

Полукровку разбудил утренний свет и покалывание щек ворсинками шерсти, пробившимися сквозь оболочку тюфяка. Тюфяк был не из новых и впитал изрядное количество пыли. Невыносимо зачесалось в носу и Астид, не удержавшись, несколько раз чихнул.

— С легким пробуждением, панжавар Падхар! — в ту же секунду донеслось из-за двери. — Позвольте войти вашему слуге?

Астид поспешно принял облик Падхара.

— Входи, — просипел в ответ, садясь на кровати.

В покой, неся в руках поднос с бокалом, вошел Сеймё. Остановился, недоуменно глядя на гору тряпья у двери.

— Меня тошнило. Подай другое платье, — воздев подрагивающую словно бы в похмелье руку, Астид указал на грязное белье. — И застели чистые простыни.

— Вы снова перебрали секки? — укоряюще-жалостливо глядя на господина, Сеймё протянул поднос. — Выпейте пока это, а я сейчас приготовлю вам бодрящий настой.

Астид взял бокал, наполненый светлой жидкостью, а Сеймё, собрав тряпичный узел, вышел из комнаты. По словам Падхара, утренний напиток готовился из разбавленного водой сока и мёда. Полукровка, цедя питьё, осмотрелся теперь уже при свете дня.

Комната, служившая и спальней, и кабинетом, и приемной, была достаточно обширна. Ближе к выходу располагался письменный стол с набором канцелярских принадлежностей. Вдоль стены за столом высились стеллажи с разложенными на них книгами и свитками. Пространство у окна занимали неширокая кровать, столик возле неё и скамеечка. В угловой нише, неплотно задернутой шторой, на деревянных перекладинах висела одежда.

Астид допил, поставил бокал на столик и, подойдя к стеллажам, взял одну из книг. Она состояла из сшитых между собой листов, датированных разными числами. Полукровка вгляделся в текст на одной из страниц, отметив большое количество незнакомых слов. То, что ему удалось прочесть, гласило: «…по приказу владыки наложница Анумир касалась…, а также гладила…. Эти действия доставили повелителю большое удовольствие. После чего Анумир по приказу владыки … и приняла…». Астид перевернул несколько страниц. «Владыка не почтил наложницу Орон прикосновением. По его приказу Орон провела время, развлекая повелителя чтением книги «Сказания холодных земель».

Полукровка захлопнул книгу отчетов о визитах наложниц к Дербетану. У двери заскребся Сеймё.

— Панжавар Падхар, это я.

— Входи.

В качестве бодрящего напитка Сеймё подал горячий травяной отвар. Пока «Падхар» медленно его потягивал, слуга принес воды для умывания и извлек из ниши чистую одежду.

— Я помогу вам умыться и одеться, панжавар Падхар.

— Я сам, — ответил Астид.

Сеймё несказанно удивился, услышав эти слова и нерешительно уставился на господина.

— Как же…

— Не прикасайся ко мне, — полукровка одарил слугу суровым взглядом. — Лучше позаботься о свежей постели.

— Я чем-то огорчил вас? — дрожащим голосом спросил Сеймё. — Вы сердитесь, что я проспал ваше возвращение? Простите мою оплошность, главный евнух!

— Мне просто нездоровится, и я не в духе после вчерашнего, — неприветливо бросил евнух. — Постарайся не мельтешить лишний раз перед глазами.

— Как прикажете, панжавар, — огорченно поникнув, Сеймё забрал пустую чашу и покинул комнату.

Астид оделся. Перед тем, как выйти из комнаты, еще раз перебрал в памяти наставления Падхара. Предстоял не самый легкий день. А главное — следовало избегать чужих прикосновений. Но как сделать это в наполненном людьми храме?

Спеша за наложницей в главный дворец, «Падхар» важно принимал поклоны попадающихся навстречу евнухов и служанок. Никто из них не смел пересечь ему дорогу, обогнать или подойти слишком близко. Новый караул у входа в главный дворец заступил на рассвете, самодовольного капитана-юнца сменил угрюмый воин, почтительным наклоном головы приветствоваший главного евнуха. Служанки Дербетана уже ждали Падхара у дверей в главный дворец. Астид еще только подходил к воротам, а закутанную в покрывало наложницу уже отправили ему навстречу. Подойдя, она протянула евнуху листок. Беглого взгляд хватило, чтобы прочесть короткий отчет прошедшей ночи: «Владыка не принял наложницу».

Измученная бессонной ночью, униженная отказом, отягощенная грузом разбитых надежд девушка едва поспевала за Астидом. Он оглянулся, чтобы поторопить её, и увидел наполненные отчаянием и разочарованием темные глаза, обильно сочащиеся слезами — предоставленный судьбой шанс был упущен, и, быть может, навсегда.

— Не смей плакать и прибавь шаг, — сказал Астид. — У меня нет времени на вальяжные прогулки.

Испуганно вздрогнув, девушка вытерла лицо краем покрывала и ускорила шаг. Доведя её до покоев и оставив в руках служанки, Астид отправился в храм. Молельный зал был заполнен до отказа. Астид испытал смятение, окинув взглядом находящихся там людей. Задержавшись на входе, он судорожно пытался найти решение, чтобы ненароком не соприкоснуться с кем-то из вельмож. У алтаря засуетились монахи, ритмичными ударами в золотые гонги предваряя появление священника. На «Падхара», все еще мнущегося у входа, поглядывали с осуждением и непониманием. Астид вздохнул, и, окружив себя тонкой защитной оболочкой, пробрался к относительно свободному уголку за колонной.

— Несчетных ночей Обновления владыке Дербетану! — послышалось от алтаря.

— Да правит он долго! — колыхнувшись, откликнулось людское многоголосье.

Удержание морока одновременно с предохраняющим щитом отнимало много сил. Астид, подвывая молящимся, с нетерпением ждал окончания. Края одежд стоящих рядом вельмож, когда они, испрашивая у богов благословения повелителю, вздымали вверх руки, скользили по его невидимой защите. С завершающим ударом гонга полукровка рванулся к выходу, норовя успеть убраться подальше от выкатывающейся из храма массы народа. Далеко уйти не получилось.

— Панжавар Падхар! — раздался за спиной чей-то оклик.

Астид, торопясь, проигнорировал зов.

— Панжавар Падхар! Главный евнух!

Сбивающийся голос послышался ближе — человек почти бежал, желая непременно начать общение.

Полукровка, мысленно выругавшись, оглянулся. К нему, держа в руках два книжных тома, торопливо подскочил и поклонился человек, описания которого Падхар не давал. Астид, не зная, как ответить на поклон, застыл в замешательстве. Одежда смотрящего на него в ожидании человека не была формой какого-либо ведомства. Вместе с тем, шапку с высокой тульей венчала круглая пряжка, обозначавшая высший ранг служащего.

— Я Емчон, смотритель королевского зверинца, — видя смущение евнуха, представился собеседник.

— Да, помню, — спохватился Астид. — Как поживают зверушки?

— Хорошо, — растерялся Емчон. — У них все хорошо, сыты, здоровы. Но я хотел бы поговорить не о них.

— Я тороплюсь, панжавар Емчон. Сами понимаете — ночь Обновления грядет, нужно многое успеть.

— Я, собственно, к вам по этому поводу, — заметно смущаясь, Емчон подступил ближе. — Уделите мне несколько минут, главный евнух. Они не пропадут даром.

Астида заинтересовал многозначительный и лукавый взгляд, которым Емчон одарил евнуха, а затем перевел на книги.

— Слушаю, — развернувшись к смотрителю зверинца всем телом, полукровка милостиво кивнул.

— У меня есть сын.

— Вам повезло.

— Его зовут Ерчан. Он весьма умен и талантлив, проявляет особые успехи в литературе и истории.

Смотритель протянул Астиду две одинаковые книги. На обложке цветной тушью было выведено имя автора и название книги — «Прелесть весенних цветов».

— Это собрание стихов и поэм моего сына. Прошу вас оценить его талант лично, а также передать второй сборник панжасе Янсире. Надеюсь, ей понравится содержание сего труда.

Полукровка, помедлив, принял книги, оказавшиеся странно тяжелыми для своего размера.

— Чего же вы хотите? — Астид начал понимать, к чему клонит собеседник. — Какой оценки таланта своего сына вы ожидаете?

Смотритель неловко замялся, согнув по-куриному шею в поклоне и заискивающе косясь на «Падхара».

— Моя нижайшая просьба к вам и Восьмой Невесте Луны — протекция сыну в назначении его на должность помощника хранителя королевского архива. Могу заверить, что он не разочарует панжасу и оправдает доверие владыки, если тот сочтет возможным предоставить ему эту должность.

Астид чуть приподнял обложку одной из книг. В углублении, аккуратно вырезанном по периметру листов, блеснул серебряный слиток. Закрыв книгу, полукровка благосклонно улыбнулся.

— Я передам ваш подарок. Думаю, эта книга порадует панжасу Янсире высоким слогом и богатством содержания. А также создаст нужное впечатление от таланта вашего сына. Покровительство такому достойному юноше — дело не только благородное, но и приятное.

— Благодарю вас, панжавар Падхар! — расплылся в благодарной улыбке смотритель королевского зверинца.

Так… Астид, покачивая на ладони драгоценные тома, с прищуром смотрел вслед удаляющемуся бодрой походкой Емчону. О подобных нюансах в канун знаменательного дня Падхар умолчал… Возможно, следует ждать и других визитёрев, ищущих королевской милости при посредничестве главного евнуха.

Он не ошибся. Часом позже его, завтракающего в своей комнате, вызвал заместитель казначейского ведомства по делам снабжения дворца. Заставлять чиновника такого ранга ждать было бы верхом невоспитанности и полукровка, разрешив Сеймё доесть остатки трапезы, поспешил в Казначейство.

Астида проводили в кабинет к человеку в зеленом одеянии. Его описание Падхар давал очень подробно, и полукровка, помня о наставлениях, приветствовал его глубоким поклоном.

— Панжавар Сонту! Могу ли быть полезен вам?

Сонту глянул на слугу и тот удалился, плотно закрыв за собой дверь.

— Падхар! — чиновник улыбнулся и махнул Астиду ладонью, приглашая сесть на свободный стул по другую сторону стола. — Конечно, ты можешь быть полезен! Оставь официоз, нас никто не слышит.

Фамильярный тон подсказал Астиду, что с этим человеком Падхар был если не в дружеских, то в приятельских отношениях. А Сонту тем временем выжидательно уставился на евнуха.

— Я насчет твоей последней идеи.

Полукровка поднял брови. Падхар, скотина. Ничего, кроме описания внешности этого человека и значимости его ранга, он не пояснял.

— Какой конкретно? — косясь на дверь, осторожно спросил Астид.

— Хватит бояться, — усмехнулся чиновник. — Нет там никого, все на пересчёте в кладовых. Я имею в виду закупку припасов для дворца. Идея была отличная. Я просчитал экономию на закупщиках и нашу с тобой прибыль, и уже набросал намётки закона. Взглянешь?

Сонту подал полукровке свиток. Читая написанное, Астид едва сдержался от улыбки. Как в разных частях мира, в странах с разной религией, мировоззрением и культурой, рождаются одинаковые, словно под копирку списанные, идеи? Проект, разработанный заместителем казначейского ведомства по делам снабжения, обязывал закупать все товары для дворца не у отдельно взятых крестьян и ремесленников, а только у крупных торговых домов. Похожий порядок снабжения королевского дворца действовал и в Маверрануме, и Астид даже знал имя владельца торговых домов, которым было дано право снабжать двор Менэлгила и сумму дохода, получаемую за посредничество. В голове мелькнула мысль, что, возможно, пока он учился у Танкри, Падхар тоже поднабрался знаний.

— Очень содержательный проект, — уважительно оценил полукровка труд. — Рад, что моя скромная мысль нашла воплощение в столь внушительном труде.

Сонту самодовольно улыбнулся.

— Мои доверенные люди уже получили регистрацию на торговый дом и начали закупать товары. Прибыль разделим пополам, согласен?

Астид кивнул, изобразив удивленно-радостное лицо.

— Но ты должен, Падхар, сделать так, чтобы этот проект нашел поддержку у Дербетана. Поговори с панжасой Янсире. Пусть пожалуется владыке на плохое качество какой-нибудь еды, на задержку поставок, скажем, ниток для вышивки. Она имеет некоторый вес в его глазах. Попроси её, Падхар. Пообещай ей долю от прибыли. Скажем, десять процентов.

— Десять? Из моей части прибыли? — Астид насупился, ибо именно так должен был среагировать Падхар.

— Не жмись, евнух, — усмехнулся Сонту. — С тебя идея и немного помощи в продвижении закона. Сорок процентов с такого дела — солидная сумма. Заметь, при том, что на мне увольнение дворцовых закупщиков, создание торгового дома и налаживание сети поставок, я не претендую больше, чем на половину.

— Хорошо, — кивнул Астид. — Я постараюсь убедить Восьмую Невесту в необходимости и полезности этого закона.

Отказавшись от предложенного Сонту чая, Астид вернулся в свою комнату. Приказав не беспокоить по пустякам, он закрылся в комнате, вернул истинный облик и позволил себе немного расслабиться. Отдых не затянулся — не прошло и получаса, как к нему с посланиями от жен и наложниц явился старший евнух. Перечитывая четыре десятка свитков — с жалобами, кляузами, просьбами, Астид начал отчасти понимать Падхара, решившегося сбежать. Прочитав все, он отправил их в мусорную корзину. Другой евнух принес списки служанок, которых следовало повысить, понизить или перевести на другие работы. Астид просидел с бумагами до обеда, шлепая на всех подряд штамп «Одобрено».

После обеденной трапезы его посетила наложница предстоящей ночи — хрупкая, черноволосая, с миндалевидным разрезом глаз и кожей цвета топленого молока. На вид Астид дал бы ей лет двадцать шесть — двадцать семь. Женщина была хороша, но все же, по мнению Астида, не чета Танкри.

— Подготовь свою госпожу, как следует. Надеюсь, ты знаешь, что делать? — полукровка строго взглянул на служанку, сопровождающую панжасу.

— Да, главный евнух, — низко поклонилась та.

— Считаете, в этом есть смысл, панжавар Падхар? — усмехнулась наложница. — Скорее всего, я проведу эту ночь перед закрытой дверью владыки. Его немощность в последние дни перед новолунием неожиданность разве что для тех, кто провел в «Цветнике» меньше месяца. Вам следовало бы предложить почтенному старцу не обременять в эти несколько дней ни себя, ни наложниц. И он бы не чувствовал себя дряхлым мшистым пнем, и девочки бы высыпались.

Служанка распахнула глаза и в испуге прижала к губам ладонь. Астид сжал зубы и напряг мышцы лица, чтобы не расхохотаться. Усилием воли он свел брови, изобразив сердитую мину.

— Твои слова крайне резки и неучтивы. Ты говоришь о владыке Дусан-Дадара! Знаешь, к каким последствиям может привести тебя болтовня?

— К смерти? — равнодушно бросила наложница, разворачиваясь, чтобы уйти.

Служанка открыла перед ней дверь. Астид, глядя вслед смелой женщине, не сдержался.

— Что, если в такие дни он жаждет не плотской любви, а подобен ребенку, грустящему без материнской ласки?

Женщина удивленно оглянулась. Удивление сменилось задумчивостью, и, признательно поклонившись «Падхару», наложница удалилась.

Вечером, провожая её в главный дворец, Астид обратил внимание на интенсивный аромат, исходящий от её одежды — приятный, но доселе незнакомый.

— Уверена, что владыка оценит? — полукровка принюхался и повел в воздухе рукой, описывая неровную линию вокруг её фигуры.

— Вы про запах? Я знаю, что его мать, Пятая Невеста Луны, была родом из Кирджабы. Это духи из цветов алеции, которые растут только там. Думаю, она наверняка пользовалась ими.

Проводив находчивую, жаждущую внимания и привязанности Дербетана, наложницу до ворот главного дворца, Астид вернулся в свой покой. Он измучился за прошедший день, был вымотан напряжением магических сил и суетливыми бессмысленными обязанностями главного евнуха. Устало опустившись на стул, Астид взглянул на Сеймё, подобострастно взирающему на него.

— Принеси ужин сюда.

Сеймё рванулся исполнять поручение, а полукровка, опустив голову на ладони и кусая губы, взволнованно принялся размышлять о том, как пережить следующий день. Если не удастся за короткую ночь восстановить потраченные силы, может статься, что его миссию будет ждать провал.

Вернулся слуга с ужином.

— Иди к себе, — махнул Астид рукой, давая понять, что хочет остаться один.

— Я подожду, пока вы закончите трапезу, и расправлю постель, — согнувшись, сказал Сеймё.

Нехотя ковыряясь в чашках, Астид не съел и половины. Отодвинув тарелку, он встал из-за стола, доплелся до застеленной чистыми простынями кровати и плюхнулся на неё. Развязывая тесьму, Астид удивленно осознал, что его руки дрожат. Он кое-как стащил хламиду, развязал шнурки, скинул туфли и потряс ногой в попытке сбросить с неё носок.

Убирающий со стола Сеймё внимательно следил за его действиями. Носок никак не хотел сползать с пухлой щиколотки, зацепившись за край штанины.

— Позвольте мне, панжавар Падхар!

И Сеймё, в надежде избавиться от утренней немилости, кинулся снимать с ног усталого господина носки. Прикоснувшись к щиколотке, слуга вдруг увидел, как истончается, вытягивается нога. Он в испуге поднял голову и встретился глазами с черноволосым худым незнакомцем, облаченным в одежду Падхара. Астид коротким движением ткнул Сеймё в точку на шее, и тот свалился на пол, стянув с ноги полукровки зажатый в пальцах носок.

— Я же просил не прикасаться ко мне, — зло прошипел Астид.

Коснувшись босой ступней обездвиженного слуги, полукровка сделал так, как учил его Гилэстэл. Жизненная сила лежащего на полу человека наполнила полукровку энергией, возвращая оптимизм и бодрость духа. Он не смог сдержаться, не смог остановиться и выцедил из Сеймё жизнь до последней капли. Серые алчные глаза под черной челкой — последнее, что видел в своей жизни старый слуга.

С телом нужно было что-то делать. Полукровка подумал и сделал то, что, по его мнению, сделал бы Падхар — перевоплотившись, громко закричал, зовя на помощь. В комнату вбежали двое молодых евнухов.

— Ему плохо! — тыча пальцем в Сеймё, верещал «Падхар». — Да зовите же лекаря!

Один из вбежавших склонился над телом, приложил ухо к груди.

— Он умер, панжавар Падахр, — взглянул снизу вверх на сидевшего на кровати полуодетого главного евнуха.

— Умер? — с горестным недоумением выговорил толстяк. — Какое несчастье. Бедный Сеймё.

Падхар покачал головой, слез с кровати, нагнулся и вытащил из пальцев Сеймё носок.

— Бедный Сеймё, — повторил печально и повел рукой. — Унесите его.

Загрузка...