Глава 7

Обескураженный предложением князя, Падхар пробыл в кабинете до середины ночи. Подвыпившим гостям не возбранялось оставаться на ночь там, где застал их сон — в большом ли зале, в приватных ли кабинетах. Но Падхар, улегшийся прямо на ковре, не спал. Его то охватывал возбужденный жар при мысли об открывающихся перспективах, то трясло, словно от холода, в ожидании вездесущей и всевидящей стражи.

Он скорчился на ковре, подмяв под себя подушки. Он изгрыз ногти на своих ухоженных пухлых коротких пальцах. Он переворачивался с боку на бок, то отшвыривая подушки, то сгребая их под бок. Два раза во входную дверь тихонько стучали. Падхар в ужасе замирал, притворяясь спящим, и сквозь прищуренные веки наблюдал, как в комнату заглядывал ночной слуга. Убеждаясь, что гость спит, слуга неслышно закрывал дверь. А Падхар, выдохнув, снова тискал подушки.

Мучимый страхами и жуткими видениями своей возможной казни, евнух в итоге решил, что существующее положение его вполне устраивает. В конце концов, многие из тех, кого он знал, были бы счастливы оказаться на его месте. Тот же Сеймё. Падхар богат, имеет вес при дворе, многие блага и капризы доступны ему. Зачем ломать с таким трудом достигнутое благополучие?

Понемногу успокоившись, евнух воспрял духом, с осуждением покачал головой, взглянув на искусанные пальцы. Он с удивлением прислушался к царящей в Устричном доме тишине и только сейчас осознал, что уже глубокая ночь. А еще почувствовал нестерпимое желание опорожнить мочевой пузырь.

Дрожащий слабый свет ночных фонарей освещал пустой коридор и лестницу. Падхар спустился в уборную, миновав дремавшего на скамье в большом зале слугу. Мысленно благословляя ночное безлюдье, Падхар воровато огляделся и толкнул дверь в женскую уборную. На высоком стульчаке, позволяющем дамам не испачкать платье, сидеть было не в пример удобнее, чем неловко корячиться над дырой в полу мужского клозета. И потому Падхар избегал посещать подобные места при наличии там людей. Евнух сморщил лицо, сжал губы, терпеливо пережидая боль, сопровождающую его каждый раз при посещении уборной.

И внезапно подумал, что эта боль, эта стеснённость и унижение с ним навсегда. Он будет испытывать их до самой смерти. И никогда не покинет дворца. И пределов Дусан-Дадара. Он не познает во всей полноте женской ласки. Не оставит после себя ничего по-настоящему важного. После кончины его останки не будут похоронены в семейном склепе, и даже просто в могиле. Его изувеченное рыхлое тело, завернутое по статусу в шелковый отрез, канет в морской пучине, став пищей для рыб и крабов. Которых дусан-дадарские рыбаки однажды выложат на прилавок на рыбном базаре. Что его деньги… Что его влияние… Тлен.

Падхар долго сидел, всхлипывая, шмыгая носом и иногда утирая увлажненное слезами лицо краем рукава. От холода протекающей внизу смывной канавы озябли ягодицы. Он встал, натянул штаны и уныло поплелся темными коридорами в кабинет. Проходя мимо дремавшего слуги, Падхар остановился, подумал и пнул ножку скамьи, на которой тот сидел. Слуга открыл глаза, и, увидев евнуха, торопливо вскочил.

— Принеси бумагу, чернила и кисть. И скажи, чтобы приготовили паланкин.

Обмакнув кисть в чернила, Падхар занес её над листом и замер в раздумье. С кончика кисти на бумагу упала капля, расползлась по ней многоногой кляксой. Слуга торопливо заменил испорченный лист. А евнух все не мог решить, что же написать. Наконец ткнул кистью в лист, размашисто чиркнул на нем и бросил кисть на подставку.

— Передай это чужеземцам, которые остановились тут, — сказал Падхар слуге и быстро, словно убегая от кого-то, засеменил к ожидающему его паланкину.

Он успел вернуться на Лунный остров к началу утренней молитвы. В храме он возносил хвалу Дербетану, желал ему ночей Обновления, но думы Падхара были далеко не о долголетии владыки. Он прятал глаза от находящихся рядом вельмож. Покрывался холодным потом при бряцании наручей и позвякивании украшений на их нарядах, слыша в этих звуках лязг мечей явившейся за ним стражи. Вопреки его опасениям, всё шло обычным порядком.

И параллельно с тягучим, ознобным страхом в душе Падхара стало разгораться вожделение. Но возжаждал он не славы и почестей, не рукоплесканий и хвалебных песнопений. Молодости и присущих ей сил возжелал старый евнух. И если прежде подобные размышления отгонялись Падхаром с раздражением, как бесплодные, ни к чему не ведущие пустые мечты, то теперь появился шанс преобразовать их в некий план.

Яд страха, сковывавший мысли и леденивший кровь в жилах, понемногу вымывался, вытеснялся воодушевлением. Нависшая над Падхаром мрачная тень возможной кары постепенно растворялась в лучах открывающихся перспектив. К завершению молитвы евнух окончательно воспрял духом.

К его возвращению Сеймё, как всегда, накрыл стол к завтраку. Падхар положил в рот кусочек тонкой, как бумага, лепешки с завернутыми в неё маринованными водорослями, задумчиво прожевал.

— Скажи, Сеймё, на что ты мог бы решиться, чтобы снова стать молодым? И здоровым?

Слуга недоуменно взглянул на евнуха.

— Я не думал об этом, панжавар.

— Совсем? — Падхар устремил пытливый взгляд на старика.

— Я не смею отвлекаться на бесполезные мысли, — смущенно поклонился тот.

— Ну а всё же?

— Сейчас моя жизнь понятна и наполнена смыслом, — набравшись смелости, со вздохом ответил Сеймё. — Стань я завтра молодым — и придется преодолевать весь путь заново, совершать новые ошибки и переживать утраты. Будь у меня возможность, я бы попросил у богов умиротворения и покоя. Я слабый человек, панжавар. У меня не хватит сил прожить две жизни.

Падхар с некоторым удивлением выслушал Сеймё. Он ожидал другого ответа. Но старый слуга в чем-то был прав — не у каждого достанет силы духа на вторую жизнь. Некоторые и единственную спешат преждевременно завершить. Такая сила, такое стремление есть у владыки Дербетана. Но ему они даны по праву рождения.

Блюститель гарема самодовольно усмехнулся, подумав, что в полной мере обладает этим качеством. Его прежнюю судьбу когда-то определил отец. Новую Падхар создаст себе сам.

— Ты хороший слуга, Сеймё, — с милостивой улыбкой кивнул евнух. — Расторопный и сообразительный. Я уже сыт, можешь убрать со стола и доесть оставшееся.

— Благодарю, панжавар Падхар, — польщенный Сеймё покраснел от удовольствия.

— Да, еще кое-что, — старясь казаться небрежным, пощелкал пальцами Падхар. — Отправь весточку в Устричный дом этому… купцу с севера: завтра после полудня я буду ждать его в павильоне на рынке рабов.

За следующие сутки разгоряченный ум Падхара родил не одну идею, как осуществить задуманное дерзкими северянами дело. Но все они, даже самые фантастические, рассыпались в пыль, наталкиваясь на одно и то же препятствие — дворцовый уклад.

Исчерпав идеи и отчаявшись придумать что-то осуществимое, Падхар едва дотерпел до назначенного часа и отправился на Рыночный остров.

Неспешно пройдя по пустеющей рыночной площади, евнух заглянул в распахнутые двери павильона. Северян там еще не было. Переговаривающиеся и посмеивающиеся работники заканчивали уборку — сметали обрывки веревок и обрезки волос, отмывали пол от грязных следов. Евнух поморщился, ощутив еще не выветрившийся запах немытых тел — похоже, сегодня торговали «грубой силой». Увидев Падхара, уборщики замолчали, засуетились, живее орудуя метлами, скребками и мочалками. Евнух, помявшись на пороге, предпочел духоту павильона лишним взглядам. Прошел по мокрым доскам к стоявшему на неизменном месте креслу и сел, с неудовольствием косясь на нерасторопных, по его мнению, слуг. Это помогло — под его хмурым взглядом уборка быстро завершилась, и работники ушли.

Евнух утомленно прикрыл глаза, одновременно настороженно прислушиваясь к окружающим звукам. Шагов полуэльфов он всё же не услышал, и испуганно дёрнулся, когда рядом с ним прозвучал голос Гилэстэла.

— Приветствую, панжавар Падхар.

Падхар некрасиво хрюкнул-охнул, распахнул глаза и схватился за грудь.

— Вы меня в могилу сведете!

— Напротив, — усмехнулся князь. — Я обещал сделать вас молодым и здоровым.

Оглядев пустой зал, Гилэстэл повел бровью.

— Я думал, вам снова нужна моя помощь в исправлении изъянов кандидатки. Но вижу, что мы тут одни.

— Так и есть, — понизив голос, сказал евнух. — Именно что одни. Теперь наши встречи будут проходить или здесь, или в других местах, которые я укажу.

Астид скривился.

— Здесь? А чем плох Устричный дом?

— Тем, что там много лишних глаз и ушей, — прошипел Падхар. — Я едва сердца не лишился в последнюю нашу встречу! Произнести такое в том месте!

С минуту он буравил стоящего напротив полуэльфа укоризненным взглядом. Гилэстэл покаянно приложил руку к груди. Не дождавшись словесных извинений, Падхар вздохнул, глянул на Астида и указал пальцем на вход в павильон.

— Закройте дверь.

Полукровка чуть прищурился на тон, но просьбу выполнил. Евнух, не вставая с кресла, кивнул Гилэстэлу.

— Так что вы хотите, чтобы я сделал?

— Нам нужно попасть во дворец. Туда, где хранится артефакт.

— Вам? Во дворец? — опешил евнух. — Вы что думаете, дворец повелителя — как лавка? Зашёл по собственному желанию, и вышел, когда хочется? Существует порядок. Понимаете это слово? Порядок! Малейшее его нарушение — и вы висите прикованным на утесе, а чайки выклевывают вам глаза, — при этих словах Падхар содрогнулся.

— Мы готовы ему следовать, — сказал Гилэстэл. — И надеемся с вашей помощью познать все его тонкости и учесть нюансы.

— Тонкость в том, — язвительно протянул Падхар, — что нужная вам вещь находится в спальных покоях самого владыки, в Лунной комнате, которая отпирается только в новолуние. Ни мне, ни кому-то другому туда входа нет.

— Никому? — переспросил Гилэстэл.

— Никому. Кроме самого Дербетана и тринадцати его наложницам, Невестам Луны.

Гилэстэл в раздумье коснулся подбородка, походил взад-вперед.

— Что ж, список не так уж мал, — сказал он, наконец.

— Хотите узнать у каждой из них, не согласятся ли они вам помочь? — саркастически усмехнулся Падхар.

— Нет. Хочу кое-кого включить в этот перечень. С вашей помощью, разумеется.

— Кого? — не понял Падхар.

— Новую наложницу, к примеру.

Падхар, уставившись на беловолосого чужака с выражением крайнего удивления, раздраженно потряс руками.

— Вы ничего не поняли из того, что я сказал. Дворец живет обычаем, традицией! Новая наложница должна пройти долгий путь, прежде чем окажется в заветной комнате. Чтобы стать Невестой Луны, нужно быть исключительной женщиной. Они ждут годами. Годами!

— Это долго, — согласился князь. — Мне бы не хотелось растягивать дело на такой срок. Месяц, может два.

Падхар обессилено уронил голову на ладони.

— Мне казалось что вы — здравомыслящие люди, — простонал евнух вымученно. — Я так жалею, что согласился!

Гилэстэл усмехнулся.

— Мы здравомыслящие. И в подтверждение я прошу подробно просветить нас насчет дворцовых обычаев. Астид, будь добр, организуй нам какую-нибудь снедь и выпивку для продолжительной беседы, раз уж господин Падхар отказывается от встречи в Устричном доме.

Полукровка вышел, а Гилэстэл придвинул стол к креслу, в котором, нахохлившись, сидел Падхар. Сам устроился на одном из стульев и кивнул евнуху:

— Я весь внимание.

Вернулся Астид. Со снедью было негусто, но вина оказалось в достатке. Падхар, у которого от долгих речей пересохло во рту, жадно приник к бокалу. Отмахнувшись от предложенной закуски, продолжил рассказ. Гилэстэл, не притронувшись к вину и еде вовсе, слушал евнуха, ловя каждое слово, и иногда задавал вопросы. Астид налил себе половину бокала, откинулся на спинку стула, и, изредка отпивая, устремил взгляд на Падхара с тем же вниманием, что и князь.

Королевский евнух выдохся не скоро. Каждую мелочь, каждую деталь дворцовой жизни стремился он донести до сидевших напротив чужаков. Не столько для них, сколько для себя старался блюститель гарема — от того, насколько полно усвоят они правила, как глубоко проникнутся духом дворца и поймут сложность предстоящей задачи, зависела судьба самого Падхара.

— Вам придется понять наши традиции, научиться досконально им следовать, если хотите преуспеть, — осипшим слабым голосом подытожил Падхар и, вздохнув, доцедил остатки вина в бокале. — Я уже устал, а мне так много еще нужно объяснить. Если бы у вас уже был какой-то план… Я не знаю, что вам действительно нужно знать, а что — пустая трата времени.

— План будет готов к следующей нашей встрече, — уверенно сказал Гилэстэл. — А сейчас хватит о делах. Пойдемте в Устричный дом, панжавар Падхар. Хороший ужин нам не помешает. Обещаю — о делах ни слова. Только вкусная еда и развлечения.

И уставший голодный евнух не нашел сил отказаться.

Танкри, отвечающая на восхищенный взор Астида поощрительной полуулыбкой, посматривала на компанию с затаённым любопытством. Покидая зал, танцовщица насмешливо прищурилась на рьяное усердие обслуживающего их слуги — оценив щедрость северных гостей в присутствии Падхара, персонал Устричного дома втайне от хозяина разыгрывал меж собой право обслуживать их.

Как и обещал Гилэстэл, о делах за ужином не упоминали. Наговорившийся Падхар ел молча и много, с чувством человека, делающего одолжение зависящим от него иноземцам. С этим приятным согревающим ощущением он повелительным жестом указывал Астиду на необходимость наполнить чашу секкой или придвинуть ближе блюдо. Полукровка, храня на лице уважительное выражение, исполнял его веления. Ужин не затянулся — Падхар, употребивший в павильоне немало вина, опьянел и был отправлен на Лунный остров.

Проследив, чтобы евнух отбыл с должным комфортом и почтением, Астид в предвкушении поднялся на третий этаж. Остановившись перед дверью в комнату Танкри, прислушался. Сквозь пелену доносящихся снизу голосов и музыки он различил негромкое пение, сопровождаемое глубокими тягучими звуками инструмента. Её голос не был сильным или звонким. Приятный и мягкий, в созвучии с музыкой он действовал успокаивающе.

Астид прислушался к доносящимся из-за двери звукам инструмента и голосу Танкри и улыбнулся. Но в следующее мгновение улыбка пропала — в мелодичное звучание, ломая гармонию, вклинился подпевающий мужской голос — надтреснутый, резкий и явно хмельной. Полукровка постоял у двери несколько минут, а затем покинул коридор.

В комнате Гилэстэл, развернув на столе лист бумаги, чиркал какие-то схемы, сопровождая их пометками.

— Ты быстро, — отметил он, коротко взглянув на вошедшего Астида.

— Она сегодня занята, — равнодушно ответил полукровка.

— Хорошо. Ты нужен здесь.

Загрузка...