Луны волшебное сияние

Глава четвертая

На следующее утро, даже не выглядывая в иллюминатор, Джейн поняла, что погода переменилась: сияющий, солнечный свет пробивался сквозь задернутые занавески, высвечивая лежащие на полу золотистые вечерние туфельки и переливаясь в хрустальных флаконах на туалетном столике.

Памятуя о вчерашнем промахе, она позвонила, чтобы принесли завтрак, и в ожидании понежилась в ванне. Потом надела шорты и белую шелковую рубашку и уселась по-турецки на кровать, держа в одной руке чашку кофе, в другой — намазанный маслом круассан и вспоминая вчерашнее сравнение Стефена.

Когда она вышла на палубу в поисках свободного места, там уже было полно загорающих. Какие-то пары приглашали сесть рядом, но она направилась к тому месту, где сидела вчера. Свободных шезлонгов не было и там, пришлось остановиться у поручня. Ниже находилась другая палуба, и, перегнувшись, Джейн с удивлением увидела выложенный голубой плиткой бассейн, наполненный мерцающей водой. Она быстро пошла обратно, спустилась по трапу и вскоре оказалась у края бассейна. Передний ряд шезлонгов у самого края оказался занят молодежью, которая почти вся здесь собралась; Джейн прошлась туда-сюда и остановилась, надеясь, что придет палубный стюард и найдет ей место.

— Мне это не нравится, — произнес женский голос. — Не нравится, и, к тому же, я боюсь.

— Вздор, — последовал ответ, — бояться решительно нечего.

Джейн узнала голос Колина Уотермена, громко кашлянула и шагнула вперед, опасаясь, как бы не подумали, будто она подслушивала. Над спинкой шезлонга тут же появилось лицо Колина.

— Привет. Давно пришли?

— Нет, только что.

— Я совсем недавно звонил вам в каюту, но никто не ответил, — укоризненно заметил он. — Так что вы не могли прийти только что.

— Просто была на другой палубе. Оказывается, здесь есть бассейн, а я и не знала.

— Плохо читали рекламный буклет! — Он встал. — Идите, садитесь сюда. Теперь я вас не отпущу, раз уж пришли.

Подойдя, Джейн с удивлением обнаружила, что собеседницей Колина была Клер Сондерс.

— Не хотелось бы занимать ваш шезлонг, — запротестовала она. — Должен же появиться стюард…

— Ерунда. Садитесь же, а я найду себе другой.

— Не суетись, Колин. — Клер поднялась, златокожая, в блестящем обтягивающем купальнике. На запястье тускло поблескивал золотой браслет, а на щиколотке — еще один, поуже, придававший ее облику еще большую экзотичность. — Хочу искупаться, но сначала пойду на ту сторону, на солнышко, и как следует прожарюсь.

Холодно кивнув Джейн, она удалилась, а Колин уселся в освободившийся шезлонг.

— Надеюсь, я не помешала, — смутилась Джейн.

— Нисколько. Впрочем, вы пришли кстати. Клер как раз оплакивала свою участь старой девы. Она вдруг перепугалась, что если не найдет себе мужа, то вскоре станет уже поздно.

Джейн откинулась на полотняную спинку шезлонга.

— Подобные чувства девушки обычно держат при себе.

— Просто вам не попадались девушки типа Клер. Сегодня считается светским всем и каждому рассказывать о своих душевных переживаниях.

— Что ж, значит, я — совсем не светская.

— Какое счастье! Именно за это, в частности, вы и понравились мне. — Он нагнулся поближе. — А вы действительно нравитесь мне, Джейни. Очень жаль, что вчера мы не виделись. Но я был не в состоянии даже поднять трубку. А что вы вчера поделывали?

— Болтала со Стефеном Дрейком — тем мужчиной, на которого Клер тогда обратила внимание.

Выражение нежности на лице Колина сменилось изумлением:

— Так вот, значит, кто это. Клер, наверное, еще не знает. Стефен Дрейк, ага! — И он повернул голову в ту сторону, где загорала Клер. — Ну вот, легок на помине! Вон идет.

Джейн проследила за его взглядом и увидела Стефена, взбирающегося на вышку. Тело его, силуэтом выделявшееся на фоне голубого неба, имело медный оттенок, и даже на расстоянии было видно, как на плечах и напряженных руках перекатываются мускулы. Потом он нырнул, почти без брызг, как стрела, войдя в воду. "Может, он, конечно, и устал и переутомился, но все недомогания были, скорее, душевного, нежели физического происхождения", — думала Джейн, глядя, как он выныривает и без малейшего усилия, мощными гребками плывет к бортику бассейна.

Клер Сондерс, тоже наблюдавшая за пловцом, поднялась и направилась к вышке. Все взгляды были прикованы к ней, пока она грациозно поднималась и стояла наверху, поправляя лямки купальника. Шапочку она не надела, и в сияющих лучах солнца черные волосы отливали синевой, словно вороново крыло. Ее прыжок был ничуть не менее изящным и умело исполненным, чем у Дрейка, и вызвал у окружающих шепот восхищения. Словно не слыша ничего, Клер лениво доплыла до края бассейна и выбралась на бортик — причем, по наблюдению Джейн, явно не случайно — именно в том месте, где сидел Стефен Дрейк. Ухватившись за край, подтянулась и хотела уже сесть, но неожиданно соскользнула и упала бы в воду, не наклонись Дрейк вперед и не подхвати ее вовремя. Джейн была слишком далеко и не слышала сказанных при этом слов, но зато потом могла лицезреть мирную картинку мужчины и женщины, сидящих бок о бок, болтая ногами в воде, и наслаждающихся припекающим, солнышком.

— Схожу-ка, пожалуй, за купальником. Самое время, — сказала Джейн и поднялась.

— Хорошая мысль, — Колин расстегнул рубашку. — Я-то раздеться не могу, — пояснил он, — иначе сгорю просто дотла. Не то, что этот Тарзан Дрейк!

Джейн улыбнулась и ушла. Очень не хотелось огибать бассейн с той стороны, где сидели Клер и Дрейк, но, опасаясь, как бы ее не заподозрили в попытке намеренно избежать встречи, и стараясь сохранять непринужденный вид, она направилась к трапу. Едва ее тень упала на лицо Дрейка, он тут же обернулся.

— Доброе утро, Джейни. Уже чувствуете себя лучше?

— Да, благодарю.

Клер ничего не сказала, но темные глаза смотрели с выражением, которое трудно было не понять.

— Собираетесь искупаться? — продолжал Дрейк.

— Да, как раз иду за купальником.

— Вы уверены, что это разумно? — засмеялась Клер. — Белинда говорила, вы терпеть не можете воду.

— Белинда?

— Ну да, Белинда Митчелл — моя кузина. Она училась с вами в школе.

— А, Белинда, — Джейн с усилием засмеялась. — Это было так давно. С тех пор я очень переменилась.

— Всего два года прошло, — заметила Клер. ― И на вашем месте я поостереглась бы лезть в этот бассейн. В нем нет мелкого места.

Поняв, что над нею посмеиваются, Джейн вздернула подбородок и двинулась дальше. Однако край бассейна оказался несколько ближе, чем казалось, и она поскользнулась на мокрых плитках. Окажись кто-нибудь рядом, она не потеряла бы равновесия, но никто не бросился на помощь и, покачавшись на краю с нелепо растопыренными руками, Джейн бесславно рухнула в воду. Камнем пошла ко дну, но тут же вынырнула, отплевываясь, с облепленным волосами лицом. Беспомощно заморгала, ослепленная, оглушенная, слыша общий смех, и больше всего желая провалиться сквозь землю. Рядом раздался всплеск, и сильные руки вцепились ей в плечо.

— Не страдайте, — произнес голос Стефена Дрейка. — Воды боятся очень многие.

— Я вовсе не боюсь, — невнятно проговорила Джейн и попыталась высвободиться.

— Прекратите, иначе еще раз окунетесь. Ведите себя спокойно — я подтолкну вас на бортик.

Джейн исполнила просьбу и через минуту уже стояла рядом с ним на твердой поверхности. Рубашка и шорты прилипли к телу, подчеркивая его соблазнительные контуры гораздо яснее, чем любой купальник. Стоящий рядом мужчина тоже заметил это и, искривив в усмешке тонкие губы, пошел к свободному шезлонгу, взял лежавшее там полотенце и набросил ей на плечи.

Подошла Клер с враждебным видом и преувеличенно ласково произнесла:

— Бедная девочка, как же это вас так угораздило нырнуть? Жаль, что я не захватила кинокамеру. У вас был ужасно смешной вид!

— Не сомневаюсь. — Джейн прокашлялась, а Клер ухмыльнулась с неприкрытой насмешкой:

— Утверждали, будто умеете плавать, — вот и поделом вам! Я-то знала, что Белинда права.

— Чтоб ей провалиться, этой Белинде, — вырвалось у Джейн в сердцах, а Дрейк хохотнул.

— Хотите — научу вас плавать? Надо только верить в себя. Раз уж вы смогли побороть инстинктивный страх, то дело пойдет.

— Очень мило с вашей стороны, — ответила она, раздумывая, насколько трудно будет притвориться ничего не понимающей в том виде спорта, которым владела прекрасно. Хорошо, еще она по растерянности не рванула скоростным кролем, вынырнув на поверхность! — Сегодня-то мне уж вряд ли захочется купаться, а вот завтра я воспользуюсь вашим предложением.

— Завтра утром мы приплывем в Канны, — некстати напомнила Клер.

— В таком случае отложим начало занятий еще на день. — Стефен Дрейк коснулся руки Джейн. — Если вы еще ни с кем не договорились, позвольте мне сопровождать вас на берег и показать окрестности?

Джейн даже застыла, пораженная этим неожиданным приглашением. Клер была поражена не меньше и тоже напряглась всем телом, хоть у нее и хватило присутствия духа сохранить невозмутимый вид.

— Нет, я ни с кем еще не договорилась, — едва дыша, отвечала Джейн, — и очень хотела бы пойти с вами.

— Вот и прекрасно, — он хлопнул ее по плечу. — А теперь идите переоденьтесь в сухое.

Обрадованная Джейн птичкой улетела прочь и в каюте, вытираясь полотенцем, все думала, какой же он необыкновенный человек: то учтивый и холодно почтительный, то очаровательно нелогичный и не предсказуемый. Одно лишь было очевидно: что бы завтра ни произошло, скучно не будет.

"Видел бы меня кто-нибудь из наших рядом с самим Стефеном Дрейком! Вот бы Фрэнк Престон оказался тут!"

При мысли о Фрэнке Престоне тут же вспомнилось, что, по мнению главного редактора, в круиз она отправилась с единственной целью: давать информацию. Поэтому, как ни хотелось, переодевшись и высушив волосы, отдохнуть, а пришлось отправляться на палубу и там фланировать между загорающими. На сей раз она уж не отказывалась присоединиться к кому-либо, и остаток дня прошел в болтовне с разными людьми.

После обеда, когда Грег Пирсон, ведущий герой-любовник на "Эйс Филмз", показывал Джейн, как правильно танцевать ча-ча-ча, Стефен Дрейк и Клер Сондерс, проходя мимо, остановились поглазеть, и на губах Клер появилась снисходительная усмешка.

"Странно, но в ее присутствии я чувствую себя этакой простушкой, — подумала Джейн. — И делает она это совершенно намеренно". Мысль почему-то грела душу, поскольку могла означать только одно: Клер опасается ее. С чего бы только? Из-за Колина Уотермена? Этот вариант Джейн отбросила сразу. Клер так давно знает Колина, что могла бы и раньше воспользоваться случаем. Нет, причина была явно в Стефене Дрейке, которого она решила прельстить и потому старалась нейтрализовать возможных соперниц. "С ума сойти, скромница Джейн Берри, ты — и вдруг соперница богатой светской леди!"

Впрочем, ситуация вовсе не так смешна, как кажется, и хотелось бы встречаться со Стефеном без всяких уверток и обмана. Джейн вдруг стало необыкновенно важно, чтобы он не думал о ней плохо; конечно, всегда можно оправдаться интересами газеты, на которую работаешь, однако же, судя по всему, Стефен не из тех мужчин, которые легко прощают попытки их одурачить.

— Эй, Джейни! — в размышления ворвался протяжный голос Грега Пирсона с псевдоамериканским акцентом. — Вы же, кажется, учитесь танцевать ча-ча-ча, а сами витаете где-то за тысячу миль отсюда!

— Простите, Грег, задумалась.

— Красивой девушке, вроде вас, незачем думать! — И он притянул ее поближе. — Давай, давай, детка, шевели бедрами!

К концу дня Джейн набрала уже вполне достаточно материала, чтобы, вернувшись в каюту, написать длинную статью. При таком разнообразии знаменитостей любой мало-мальски приличный репортер мог бы состряпать не один десяток историй, но ей-то приходится соблюдать крайнюю осторожность, расспрашивая новых знакомых, поскольку вопросы, естественные для журналиста, звучат дерзко и даже нахально из уст девушки, явно лишь снисходящей до светской болтовни.

Бальзамом для профессионального самолюбия послужило и то, что она ухитрилась выуживать нужную информацию, не возбуждая подозрений; теперь же перо с легкостью летало по бумаге, превращая полученные сведения в абзацы статьи, которая, без сомнений, будет с жадностью проглочена читателями "Морнинг стар". Например, из пустого, но откровенного разговора о косметике с леди Дианой Клиффорд, известной своей самовлюбленностью красавицей, без особого труда получилась премиленькая заметочка под заголовком "Знаменитая светская красавица делится секретом красоты", как раз на две колонки.

Утомительный урок ча-ча-ча с Гретом Пирсоном оказался еще более полезным. Этот герой-любовник, известный рекордной скоротечностью многочисленных брачных союзов, признался Джейн, что обожает блондинок, и не переставал многозначительно поглядывать на ее пшеничные волосы. Сочинить историю на тему "Почему оказались неудачными браки Грега Пирсона" оказалось проще простого. Все его жены были брюнетками!

Она так увлеклась сочинительством, что не слышала гонга на ужин, а когда оторвалась от страничек, часы показывали почти полдесятого. Голова болела, идти никуда не хотелось, и она заказала легкую закуску прямо в каюту. "Валлиец" должен был пришвартоваться в каннском порту завтра в девять утра, и следовало выспаться, чтобы выглядеть свежей.

Когда судно бросило якорь на рейде каннского порта, небо приобрело уже пронзительную синеву, более глубокими тонами повторявшуюся в море. Небольшие яхточки носились туда-сюда по гавани, подгоняемые легким бризом. С такого расстояния самой набережной Круазетт было не разглядеть, но зато хорошо различались разноцветные парусиновые тенты уличных кафе вдоль причала, а дальше по променаду [6] — две башни-близнецы отеля "Карлтон". Но даже отсюда Джейн ощущала волшебное очарование этой своей первой встречи с Лазурным берегом, которое особенно усиливали живительный чистый воздух и неяркие краски терявшихся вдали серовато-зеленых холмов.

— Прелестный вид, правда? — произнес голос сзади, и, обернувшись, она узнала того, кто вчера обещал ее сопровождать. На нем были все те же темно-синие брюки, но на этот раз белая шелковая рубашка, оттенявшая черные волосы. — Впрочем, вы, наверное, видите его не в первый раз?

— Как ни странно, в первый. Я бывала и в Париже, и на побережье Нормандии, но так далеко на юге — никогда.

— Что ж, тогда я с удовольствием приоткрою дверь в этом сияющем фасаде и покажу вам кусочек настоящей Франции.

Послышалось тарахтенье мотора, Дрейк перегнулся через перила.

— Скоро можно будет идти. Уже опустили трап.

— И все отправляются на берег?

— Думаю, да, хотя бы для того, чтобы накупить духов. Чем богаче люди, тем больше они экономят.

Джейн очень хотелось спросить, где Клер, но, спускаясь на катер, она и сама увидела ее, насупленную, рядом с Колином, которому было явно не по себе. Бедняга! Вот уж кто, видно, сполна вкусил милого нрава Клер!

Но, заняв место в небольшой лодке и слегка ежась от летящих со всех сторон соленых брызг, она вскоре забыла и Колина, и Клер.

— Надо было сказать, чтоб вы взяли шарф, — произнес ее спутник. — Морская вода испортит вашу прическу.

— Как много вам известно о женщинах!

Но смех замер на губах, едва она ощутила его напряженность и поняла, что знания эти — от женщины, любовь с которой так и не получилась.

Через несколько минут они уже были на берегу, и Джейн поразилась, сколько машин на набережной Круазетт, причем по большей части открытых двухместных, сияющих лаком или перламутром, в которых сидели бронзовокожие красивые мужчины и женщины, сплошь похожие либо на Бриджитт Бардо, либо на Софи Лорен. Джейн порадовалась, что надела один из самых изысканных нарядов своей тезки: плиссированное платье из китайского шелка, почти такого же голубого, как ее глаза. Вырез был непривычно глубоким, и Джейн с трудом удерживалась, чтобы не сутулиться от смущения. Иногда бикини, еле прикрывающее тело, не так привлекает взоры, как платье, открытое чуть ниже обычного и придающее вызывающе соблазнительный вид.

— Поедем на лошадях или на лошадиных силах? ― спросил Дрейк, подходя к шеренге фиакров и такси, выстроившихся в ожидании первых пассажиров.

— Пожалуй, на лошадях. — И, заметив его улыбку, добавила: — Наверное, считаете меня глупенькой?

— Не глупенькой, а молоденькой.

Он помог ей забраться в шаткий экипаж.

Джейн впервые в жизни ехала в фиакре, который, хоть лошадь шла и медленно, покачивался из стороны в сторону, создавая иллюзию быстрой езды и заставляя ее жаться, затаив дыхание, к стенке.

— Успокойтесь, — заметил Дрейк. — Вы в полной безопасности, гарантирую! — И взяв за плечо, заставил ее откинуться на спинку, при этом Джейн с какой-то странной остротой ощутила, как прижалось к ней его бедро. — Так-то лучше. — Рука его осталась лежать на спинке, ладонью касаясь ее плеча. — Шаг у лошадей очень уверенный, так что опасаться нечего.

— Я и не опасаюсь. Просто кажется, будто меня везут сквозь время.

Он рассмеялся:

— Нет, ну до чего же забавное дитя! И с такими странными выражениями.

— Больше не называйте меня так, мистер Дрейк.

— Между прочим, меня зовут Стефен. И прошу прощения, если это прозвучало покровительственно. Всё ваши светлые волосы виноваты — делают вас такой юной.

— А, по-моему, принято считать, что блондинки выглядят более взрослыми.

— Только не когда концы волос у них загибаются, словно утиные хвосты.

От этого ласкового поддразнивания у Джейн перехватило дыхание, словно рука сжала горло. Сильнее, чем обычно, ощущая на себе его взгляд, она отвернулась и принялась рассматривать проплывающие мимо пейзажи. Обсаженная пальмами набережная Круазетт выглядела бы прелестно, не будь запружена машинами, но даже и так восхищение вызывали расположившиеся в стороне от дороги роскошные отели, почти при каждом из которых имелись свои террасы, уставленные столиками под разноцветными яркими зонтами. Одетые в белое официанты уже разносили аперитивы, а по узкой полоске песка, сплошь покрытой шезлонгами и матрасами, бродили отдыхающие.

Между тем фиакр свернул с главной дороги на проселочную, и теперь взбирался вверх по холму между сосновыми рощицами. Подъем становился все круче, и через полчаса возница остановил фиакр и разразился быстрой речью, обращаясь к Стефену. Из-за сильного акцента Джейн не уловила смысла, поняла только по оживленной жестикуляции, что дело в лошади.

— Что-нибудь случилось?

— Он говорит, его лошадь не потянет такой подъем, — пояснил Стефен. — И как же это я, глупец, сам не сообразил.

— Жаль, что он не сказал раньше.

— Вероятно, не хотел лишаться заработка. — Неожиданно он выглянул из экипажа и махнул рукой. К обочине вильнула небольшая машина, он выпрыгнул на дорогу и подал руку Джейн. — Дальше можно ехать и на такси. По крайней мере, представление о езде в старинных экипажах вы получили.

Вскоре они уже мчались по Гран Корниш, Канны остались далеко внизу, а впереди зеленели оливковые рощи. Более часа летели по извилистой дороге, на такой скорости вписываясь в крутые повороты, что у Джейн замирало сердце. Стефен же, не обращая ни малейшего внимания, спокойно сидел в углу машины, покуривая сигарету. Вскоре они свернули с автострады и углубились в центр Прованса, ощущая, как неуклонно теплеет и густеет воздух. Мощеная дорога пересекла уже несколько деревень, и Джейн с удовольствием наблюдала за восхитительной игрой тени, которую отбрасывали деревья, где-то там, высоко над головою образовывавшие зеленый полог.

По дороге они остановились в маленьком бистро и сидели за столиком, выставленном прямо на мостовую, разглядывая прохожих: пышнотелых, загорелых до черноты женщин, направляющихся за покупками, небольшие группки мужчин, ведущих, размахивая руками, бесконечные беседы, пока дети играли в мраморные шарики вокруг небольшого фонтана.

— Вот уж сколько лет, я собираюсь, деревня за деревней, объехать весь Прованс, — произнес Стефен, отхлебнув дюбонне [7] и снова закурив. — По-моему, настоящая Франция — здесь. Именно здесь можно почувствовать, как бьется ее горячее сердце, а вовсе не в суматошном блеске Канн или Ниццы. Впрочем, вы, возможно, предпочли бы остаться там? Боюсь, я счел саму собой разумеющейся вашу любовь к покою и тишине.

— И были правы. Так приятно отдохнуть от людей. Кроме того, Канны мало чем отличаются от Борнмута, ну разве что едой и языком! Но здесь, — и она махнула рукой в сторону женщины, несущей батон длиной чуть ли не в ярд и одновременно покрикивающей на смуглокожего ребенка, ведущего в поводу ослика, — здесь все совершенно другое.

Он кивнул и, швырнув на столик несколько монет, поднялся.

— Пойдемте, Джейни. Мы еще не добрались.

— А куда вы меня, собственно, везете?

— В место, где самая лучшая на побережье кухня. Там не так претенциозно и роскошно, как в "Ла Мер Террас" или "Ла Бон Оберж"[8], но еда, пожалуй, даже лучше.

Они ехали еще с полчаса, забрались в самую глубь холмов и, наконец, остановились у невысокой виллы с выкрашенными розовой краской стенами, основательно заросшей бугенвиллеей.

Немолодой человек в белой куртке радостно приветствовал Стефена и провел их через выложенный плитами холл на большую террасу, уставленную столиками меж высоких колонн, увитых темно-зелеными листьями. Открывшийся вид был, захватывающе, великолепен. На долгие мили тянулись оливковые рощи, а там, впереди, в туманной дали мерцало море. Дивного покоя не нарушал шум машин, слышались лишь стрекотанье сверчков да звон цикад.

— Предпочтете заказать что-нибудь сами или предоставите это мне? — спросил Стефен, когда они уселись за столик у края террасы.

Понимая, чего хочет он, Джейн предоставила выбор ему, а сама с удивлением слушала, как он делает заказ. То был не обычный заказ, небрежно произнесенный и невнимательно выслушанный, нет, они с шеф-поваром долго и тщательно обсуждали каждую мелочь. Джейн понимала почти все, кроме названий самих блюд, о которых шел горячий спор, о чем и не замедлила сказать, как только они остались одни.

— А вы и не задумывайтесь над этим, — ответил Стефен. — Хотя, если, конечно, предпочитаете бифштекс с овощами…

Джейн рассмеялась и откинулась в кресле.

— Здесь просто изумительно. Кажется, будто мы совершенно удалились от цивилизации.

— Как раз здесь-то и есть цивилизация. Жизнь там, внизу, — он махнул рукой, — вовсе не жизнь, а бессмысленное кружение на месте, и люди, вовлеченные в него, похожи на белок в колесе, вечно бегущих куда-то и никогда никуда не добегающих.

— Но ведь вы и сами вертитесь в том же колесе, — напомнила она. — И ваше-то колесо и крупнее, и вертится быстрее, чем у кого бы то ни было!

— Знаю. Иногда хочется послать все к черту и уехать на какой-нибудь необитаемый островок подальше от всех.

— И что же мешает?

Он не ответил, но так помрачнел, что она наклонилась и коснулась его руки.

— Вы подавлены оттого, что устали, Стефен. Слишком многое отдали за последние несколько лет и ничего не получили взамен. Месяц отдыха — и вы окрепнете и сможете двигаться дальше.

— Двигаться дальше, — тоскливо отозвался он. — Куда и зачем? И для кого?

— Вот это — самое главное. Для кого — вот что имеет значение для многих. Если бы в вашей жизни был кто-то, для кого вы могли бы работать, то и жизнь обрела бы смысл. А сейчас она пуста не потому, что приходится работать, а потому, что некого любить.

— Как вы догадались, что я одинок?

— Без любви все мы одиноки.

— А как же великие святые? Или наши священники? Кого они любят?

— Бога. Не важно, кого любить, важно — любить. Только, разумеется, не себя.

И она улыбнулась.

Стефен долго молчал, а когда заговорил, его слова удивили Джейн.

— Никогда еще мне не доводилось вести такую беседу с женщиной. Словно я вас всю жизнь знал. Поначалу я думал, это оттого, что мы познакомились на корабле, а корабль и море странные вещи творят с людьми. Но сейчас-то мы на твердой земле, а я чувствую то же самое. — На лице его появилась слабая улыбка. — Как-то не верится, что вы — дочь Седрика Белтона. Совершенно не похожи на богатую наследницу, Джейни. Да вы, пожалуй, вовсе и не Джейни даже! Какое-то нелепое имя, совершенно вам не подходящее.

— Согласна. Зовите меня лучше Джейн.

— Джейн. Значительно лучше. Сдержанно и в то же время ласково.

Джейн прикрыла глаза, слушая не что, а как он говорит. Назвав ему свое собственное имя, она уже меньше чувствовала себя самозванкой, но возросло и желание открыться полностью. В своем нормальном облике… Джейн резко открыла глаза. В своем нормальном облике она для Стефена Дрейка — не более чем имя в списке персонала!

В этот момент появился шеф-повар с первым из множества заказанных блюд, и все мысли и о прошлом, и о будущем улетучились, осталось только настоящее. И какое настоящее! От него прямо слюнки текли: голубцы из виноградных листьев с рисом и оливками; moules farcies по-провансальски — моллюски, жаренные в яйце и хрустящих золотистых сухариках; cootes de volatile — цыплячьи грудки с копченой ветчиной; foie gras [9] во фритюре; и под конец трапезы — omelette soufflee flambee — легкие золотистые шарики из яйца, взбитого с "Гран Марнье" [10] и коньяком.

— По-моему, я наелась до конца дней своих, — произнесла Джейн, проглотив последнюю ложку восхитительного яства.

— И как, стоило сюда приезжать?

— О, да!

— Что ж, я рад.

И все-таки наслаждалась она не столько вкусной, изысканной едой, сколько этими несколькими часами, проведенными со Стефеном. И готова была обнаружить в нем и проницательный ум, и интеллигентность. А вот юмор, не сходившее с лица сочувствие и сердечное понимание многих проблем оказались неожиданностью.

Как выяснилось, он был ничуть не меньше удивлен ею. Они уже покинули террасу и прогуливались в ближней роще.

— Полагаю, жизнь вы вели совершенно беззаботную, — произнес он, — однако кажетесь прекрасно осведомленной в очень многих областях человеческого существования. Где же вы так много смогли узнать о жизни? Уж, наверное, не в школе!

— Разумеется, нет, — рассмеялась Джейн и подумала, как бы он удивился, узнав, что и сам послужил одним из источников ее знания.

Вспомнила утомительные недели в Глазго, выуживание информации для серии статей, когда приходилось целыми днями сидеть на жесткой скамье в суде, наблюдая буквально парад отбросов человеческого общества. В подобных обстоятельствах трудно было сохранить идеализм, еще труднее — по-прежнему изображать наивность и беззаботность.

Сколько журналистов, воспринимавших чужие трагедии как свои, утратили эту беззаботность.

— Джейн, вернитесь, — раздался, чуть насмешливый, голос Стефена. — Странная у вас привычка — уноситься в неведомые дали.

— Прошу прощения.

Она ускорила шаги, взволнованная и его близостью, и собственной реакцией на нее. Ноги скользили по земле, усыпанной сосновыми иголками, но рядом, готовый протянуть руку, был Стефен. Постепенно деревья стали редеть, и вот открылась поляна у подножия холма. Джейн уселась на сухую желтоватую траву, а он растянулся рядом, подложив под голову руки и запрокинув к солнцу худощавое лицо.

— Я и забыл, до чего здесь красиво. Как же давно я здесь не был.

— Иногда лучше и не возвращаться.

Он помолчал, словно обдумывая услышанное, потом сказал:

— На этот раз даже еще лучше. Тогда я был здесь один.

Джейн залилась румянцем и отвернулась, надеясь, что он ничего не заметил. Господи, что за глупость — краснеть только потому, что мужчина преподнес тебе комплимент! Возникшее между ними молчание углублялось, тяжелело от невысказанных мыслей, становясь напряженным; пришлось его прервать:

— А вы смелее меня, Стефен. Я всегда считала нелепым возвращаться по собственным следам.

Он улыбнулся:

— Что это вы вздумали быть циничной?

— И вовсе я не цинична, — возразила она. — Просто считаю, что нам свойственно идеализировать прошлое, или придавать нашим минувшим страданиям небывалую силу. Вернитесь на место, некогда осиянное для вас счастьем, и, наверняка найдете его тусклым и мертвым. Повстречайтесь с прежней любовью и, наверняка найдете ее…

Она оборвала себя на полуслове, сожалея о сказанном. Но слово — не воробей, вылетит — не поймаешь, да и забыть уже невозможно.

— Может, вы и правы. — Голос его был едва слышен. — Надеюсь, Господь пошлет возможность это выяснить.

— Возможно, вы встретите ее.

— Кого? — резко спросил он.

— Джорджину.

Джейн ожидала вспышки гнева, но услыхала только вздох.

— Если такая встреча произойдет, я вам сообщу. Обещаю. — И он вскочил на ноги. — Пойдемте, милая, уже пора, не то мы опоздаем на теплоход.

— Для моей репутации это было бы ужасно, — засмеялась она.

— Вот уж не думал, что вы, молодые, беспокоитесь об этом. Я-то старомоден, потому и беспокоюсь.

— Когда мужчина говорит, что старомоден, это, в общем-то, означает, что для себя он избирает одни правила жизни, а для своей подруги — другие!

Густые черные брови удивленно поднялись:

— А что это означает в частности?

— Просто мужчина предпочитает иметь свою собственную жизнь, а от жены требует безусловной верности и растворения в нем.

Стефен кивнул.

— Вы, разумеется, правы. Мужчина и женщина совершенно по-разному воспринимают акт любви. Для него это может быть просто физиологической потребностью, для нее же зачастую — способ восприятия самой жизни. — Несколько ярдов они прошли молча. — Корни того или иного отношения к женщине нередко находятся в детстве и отрочестве, — задумчиво продолжал он. — Мать моя, женщина очень гордая, перенесла бездну страданий из-за отца, которому неведомо было даже слово такое — "верность", и я вырос с твердым намерением никогда не относиться к женщине так, как отец относился к матери. Если женюсь, хочу, чтобы наше с женой уважение и доверие были взаимными.

— Понимаю, — мягко откликнулась Джейн и, повернувшись, улыбнулась Стефену.

Солнце превратило ее волосы в золотой нимб и затемнило глаза так, что они замерцали, словно сапфиры.

— Вы выглядите такой невинной и чистой, Джейн. Просто с трудом верится…

Он замолк, а она вопросительно подняла брови:

— С трудом верится во что?

— Ни во что, — был резкий ответ, и он быстрым шагом направился к машине.