Любовь Адмирала

Глава 27

Глава 27

Я был на Балтике уже десятый месяц. Думал, не понравится совсем. Калининград мне всегда казался каким-то расхлябанным городом. Вернее, его люди. С двойным дном, не перестающие смотреть на Запад, то и дело презрительно оглядывающиеся на других соотечественников, закатывая глаза, мол, мы Европа, а вы… С детства в голове зудящим гвоздиком сидел факт- отсюда ведь и началось в свое время революционное движение во флоте в годы революции 1917 года. Не должно быть так. Неправильно это. Армия и флот- опора страны, ее стабильность, ее твердыня. Я ошибался. Балтика была другая, не такая, как Северное море, но не менее заслуживающая уважения.

Здесь и правда мятежный дух. Да, не суровый, как у нас, а именно мятежный. Балтийское море всегда беспокойно. Штормы - это круглогодичные реалии. Иногда даже летом так задувает, что волны достигают дюн, а на причале на пирсе в Балтийске перепрыгивают за дамбу- бетонные буи вдоль причала. Завораживающее зрелище. Оказывается, это такая традиция. Летом дети Балтийска прибегают сюда и встают на бетонный парапет, закрывают глаза и ждут, когда их окатит волной. Зимой отчаянные смельчаки- наверное, влюбленные или с разбитым сердцем, тоже умудряются это делать- кто ждет беспощадного и отрезвляющего удара моря, кто- с визгом и разливающимся по крови адреналином пытаются успеть увернуться от этого самого удара.

Мой первый и, видимо, последний май в Балтийске выдался дождливым. Местные говорили, что раз на раз не приходится. Погода в самый красивый месяц весны здесь очень переменчива- то солнце, озаряющее все вокруг янтарным блеском, то дождь со свинцовыми тяжелыми тучами. А тут- как назло, все время стеной ливни. И море агрессивное, неприветливое. Холодно, конечно, пацанам на дежурстве стоять. Многие тогда болели. Может быть, именно потому я и запомнил то 9 мая. Вру, конечно, я запомнил его совсем по иной причине.

Было солнце. Невесть откуда прорвавшееся через заслон непогоды, буйное, шальное. Опьяняющее людей радостью и долгожданной весенней свободой, когда даже самая скукоженная, сухая душонка норовит раскрыться и улыбнуться его игривым лучам. Мы участвовали в торжественном параде по случаю Дня Победы, а потом, счастливые и веселые, были отпущены в увольнительную. Наша команда была дружной. Особенно ее офицерский состав. С матросами было сложнее- они контрактники, только определяются со своим выбором. А мы реально испытывали друг к другу чувство братства и солидарности. Я старался соблюдать устав, не забывать о субординации, но и взаимоуважение ребятам прививал. Кто-то из руководства в Главштабе улыбался снисходительно и говорил, что все изменится спустя пару годков- мол, он совсем молодой капитан. Заматереет, очерствеет, забронзовеет. А я не хотел так. Я товарищ был своим ребятам. Слишком много всего мы проходили вместе, чтобы гадить и пользоваться своим положением. Город переливался всеми оттенками радости. Красивые женщины, дружелюбные мужчины, почет и уважение старикам в медалях, детишки, выряженные в военную форму… Шарики, цветы, Георгиевские ленты, идеально наглаженные стрелки на штанах и до блеска натертые звездочки на погонах. Мы были преисполнены сопричастности к великому делу, к великому наследию. Именно в такие дни и чувствуешь свою связь с Родиной, понимаешь свое истинное предназначение, в очередной раз уверяешься в верности своего жизненного курса.

Я узнал Ее сразу. Не знаю, как так получилось. Может по улыбке, а может по взгляду. Есть такие люди. С очень выразительными лицами. Проходит много-много лет, а ты все равно во взрослой красивой девушке с распущенными волосами, взлетающими на ветру от каждого ее легкого, как у балерины, движения, видишь ту маленькую девочку с фотографии, улыбающуюся на руках у матери.

Это случилось, когда мне было шестнадцать. Отец не ждал, что я зайду в комнату, думал, что сплю уже, наверное. Иначе бы я этого не увидел, он бы успел спрятать ту фотокарточку, которую держал в руках и плакал.

А я и не знал до этого, что он умеет плакать. Не помню, что меня тогда сильнее удивило- то, что плачет или то, что не стал скрывать от меня слез. Мама меня с детства учила, что даже если очень больно и приходится плакать, нужно сделать все, чтобы никто этих слез не увидел. С этим убеждением я прожил все школьные годы и уверенно вступил в этап курсанта в училище.

-Пап?- спросил я растерянно.

Он поднял на меня светящийся каким-то странным огоньком взгляд, печально улыбнулся. Потом, проживая свою жизнь, набивая свои шишки, я пойму, что так выглядит тоска на лице человека.

-Проходи, сынок.

Мама в эту ночь дежурила в больнице. У меня была увольнительная. Жуть как хотелось домой после сессии, но почему-то не спалось. Вот и решил к отцу податься. Я его в тот год мало видел- то я на учебе, то он в походе. Не пересекались.

-Все нормально?-спросил я слегка испуганно. А вдруг что-то с родными… Из-за чего еще можно плакать.

Утер нос, осушил глаза.

-Нормально? Да, сынок. Все нормально. Ты что так поздно не спишь? Дома нужно спать без задних ног. Это твоя гавань, у моряка должно быть хоть одно на свете место, где можно спать беззаботно, как в детстве, - похлопал по плечу, -совсем уже взрослым стал. И как так время пролетело? Я словно вчера на руках тебя держал, а сегодня, вон, ты меня одной левой уложишь.

Я и правда был немного крупнее отца.

-Это кто?-взгляд упал и не отцеплялся от фото, застывшего в руках у папы.

Тот снова улыбнулся. Опять печально.

-Ты уже не мальчик, сынок, но еще не мужчина. С годами лучше меня поймешь, надеюсь. Не хочу многое говорить, это будет неправильно. Скажу только, что это женщина, которую я любил.

-Любил?-спросил я с нарастанием першения в горле. За маму стало обидно. Фото не было старым. Значит, это было не до мамы…

-Любил, сынок. Ее больше нет. Не спрашивай ничего, я тебя прошу. Ты и так этого видеть не должен был. К маме твоей это не имеет отношения. Мои чувства и преданность ей вне обсуждения. Она для меня была, есть и будет главной женщиной, потому что это моя жена и твоя мать. Но… Судьба коварна, сынок. И путь ее очень извилист. Никогда не знаешь, каким путем она тебя поведет и где выведет, какие соблазны пошлет, какие испытания заставит проходить…

-Это… твоя дочь?- я не знаю, как это вырвалось из меня со рвано-каркающим придыханием. Эта девочка в руках у женщины. Сколько ей было? Год-два… Совсем малышка. А вдруг…

-Нет, это не моя дочь, сынок. Я же сказал тебе. У меня ничего не было с ее мамой. Наверное, со стороны это звучит странно, но как есть. Можно любить человека, чувствовать соблазн. Сила духа и воли человека именно в том, чтобы этому самому соблазну не поддаться. Это важная истина для моряка, Роман. Но девочка чудная. Посмотри на ее глаза… В них столько света.

-Красивый ребенок,- согласился я с отцом, почувствовав облегчение. Тогда я был еще слишком юн, чтобы в полной мере осознать силу трагедии утраты отца. Мне казалось, что раз он остался с мамой, все остальное неважно. С годами я пойму, как же он страдал. Наверняка, винил себя в смерти Виктории, винил себя в том, что, возможно, будь он рядом, всё бы было иначе. Несбывшееся не отпускало его.

Он еще какое-то время смотрел на фото, а потом спрятал его обратно к своим самым личным вещам, куда у нас никогда даже мысли бы не было залезть, потому что все уважали границы друг друга. Его армейский альбом, первые погоны, мое крестильное полотенце и… любовь к той, стоящей у моря с ребенком с глазами цвета северного сияния.

Когда он умрет, я осмелюсь, наконец, открыть старую потертую коробку из-под зимних сапог. И найду эту самую фотографию. Немного потемневшую с возрастом. И снова буду вглядываться в глаза этой девочки. Тогда я уже буду знать эту историю. Он успеет рассказать мне ее до конца. Отец знал, что высока вероятность, что меня переведут на Балтику. Так я узнал, что девочка на фото-Аврора. Так я узнал историю ее матери…

Но на Балтике я не спешил попадаться на глаза её семье, хоть и понимал, что с дедушкой её правильно будет пообщаться. Просто передать ему то, что отец его помнил и уважал до последнего. И в то же время, я понимал, что платоническая любовь моего отца и Виктории оставила свой нехороший след на судьбе девочки. Мама Авроры ведь развелась с ее родным отцом, так и не стала с ним жить.

Все придумывал себе отмазки месяц от месяца. Радовался очередному долгому походу- не нужно было искать оправдания.

А потом случилось 9 мая. И я увидел её. Узнал. Мы шли с офицерами с корабля по набережной, а они шумной компанией уворачивались от резвых брызг волн на дамбе. Четверо-пятеро девчонок. Все молоденькие, в аккуратных цветастых платьицах по точеным фигуркам. Все красотки. Мои орлы сразу хвосты распушили. То ли старшеклассницы, то ли первокурсницы- самый лакомый возраст для парней. Первая любовь, романтика, восторг в глазах. После портовых шлюх и похотливых гулящих жен сослуживцев, отчаянно ищущих адюльтера на стороне, они как глоток свежего воздуха…

Но я не смотрел на остальных. Я сразу узнал этот взгляд-сияние. Девочка из книг Александра Грея. Девочка, вышедшая из морской пены, подобно Афродите. Сама невинность и свежесть.

Мы присели в беседке на расстоянии метров тридцати. Ждали еще нескольких сослуживцев из Главштаба, чтобы пойти в ресторан- хорошо отметить большой праздник. А я все смотрел на то, как беззаботна и красива молодость в своем совершенстве, воплотившемся в девочке Авроре.

- Что, понравилась краля?-слышу рядом смешок Демида Пономарева,- это внучка Ефима Петровича Ряски, он как раз в Бурсе у моего отца преподает.

Я промолчал, продолжая смотреть не девочку. Но почему-то стало неприятно. Демид теперь тоже на нее пялился.

- Малолетка совсем. Свеженькая.

Посмотрел на него злобно. Хотелось врезать.

-Слышь, Пономарев, тебе баб мало? Если свеженькая и малолетка, так и иди мимо, не комментируй. Я не на нее смотрю, а думаю, куда родители их смотрят, опасно то, что они делают, вот так под волнами на дамбе.

-Так все здесь делают с детства. Родители ругаются, но и родители так же делали. Здесь все друг друга знают. Если не лично, то уж точно пальцем могут показать, за спиной что-то рассказать. Ничего так эта, да? Подкачу сейчас к ней…

-Пономарев, я тебе говорю, успокойся! Тебя очередная ждет ведь наверняка, раскинув ноги. Иди дальше,- я понимал, что звучу сейчас нелепо. Я был намного старше, вообще не при делах. Демид мог к ней подкатить Имел все основания. Только я ведь знал его личину. Типичный котяра, у которого при каждом заходе в порт потенциально могли бы народиться дети. Неизбирательно валил направо и налево каждую. Такие долго не могут остепениться. И для хороших девочек они уж точно вариант плохой…

- А мне кажется, Роман Алексеевич,- вмешался Игнат, наш старпом (прим.- старший помощник), - получит наш Ромео отворот-поворот. Девчонка-то красивая. И умная, наверняка, если Ефима внучка. Про Демида слава плохая гуляет. Хорошие девочки с таким не связываются…

-Так может я на ней жениться собрался…-усмехнулся Демид, закуривая задумчиво.

Все дружно прыснули. Демид и женитьба- верилось с трудом…

-Сюда слушайте,- торжественно заявил, откидывая сигарету щелчком пальцев,- не пройдет и полугода, как я на ней женюсь. Моя будет эта Аврора Ряска. Слово офицера.