Любовь Адмирала

Глава 31

Глава 31

Провожать в последний путь родных очень больно. Это особая боль. Щемящая, изощренная. И в то же время, какая- то сюрреалистичная. Мне словно бы и не верилось, что все это происходило с нами. Казалось, сейчас я зайду в гостиную- а там деда со свежей газетой и чашкой чая. Гантеля пузатая у стены, которую он тягал до последнего дня, хоть бабушка и причитала, что вредно, начатая партия в шахматы, в которую он мог играть неделями…

Бабушка все время плакала, а я вот не могла из себя выжать и слезинки. Казалось, плач застрял студнем в горле. И дышать нормально не дает- грудь спирает, выплеснуть всю боль утраты наружу не получается…

Я всё делала на автомате- бесчисленное количество гостей с соболезнованиями, готовка еды, бесконечное заваривание чая… в такие моменты деятельность помогает. И это не у психологов вычитываешь. Это само собой приходит. Из подсознательного. Всё не со мной. Как в тумане.

Я даже на сообщения Ромы отвечать нормально не могла. Он пытался утешить и говорил правильные слова, но в такие минуты понимаешь, что все эти правильные слова- соболезнования- это скорее для говорящего. Это он пытается себя чувствовать менее нелепо и растерянно на фоне страха смерти, которая вдруг оказывается так близко. Ты все равно остаешься один на один со своим горем, кто бы ни был рядом и как бы ни утешал.

Возможно, именно поэтому я не сразу поняла, что к нам нагрянул он. Отец Демида. Человек, которого я теперь ненавидела всеми фибрами души. Кого винила в смерти деда… Он не пришел на похороны, хотя его все ждали, конечно, перешептываясь у нас за спиной. Дед сросся с Бурсой кожей и сердцем. Скольких он выпустил в свободное плавание… Кто его не знал из военных моряков. Отсутствие Директора училища не могло не насторожить.

Тем удивительнее мне было увидеть Алексея Петровича спустя пять дней после похорон, когда люди потихоньку разошлись, оставив нас в переполненной одинокой тоской, опустевшей квартире.

-Галя, я сожалею,- услышала я в дверях гостиной, вернувшись с прогулки, куда бабушка меня насильно вытолкнула с полчаса назад. «У тебя цвет лица, словно ты асфальта наелась с мелом. Иди, подыши. Страданиями теперь делу не поможешь…»

Я особо не артачилась. Подумала, что хочу поговорить с морем, но оно сразу подуло на меня такой невыносимой ностальгией и тоской по деду, что не выдержала и вернулась домой, забраться в свою скорлупу, свернуться калачиком…

-Перестань, Ген! Не нужно было тебе приходить!- голос бабушки какой- то другой, более женственный что ли, более молодой.

-Ты знаешь, Галь! Я его вообще терпел в Бурсе только потому, что ты просила! Весь разваливался! Так что не чувствую я своей вины! Хоть тресни! И про нас всё он прекрасно знал! Претворялся, глаза закрывал!

-Перестань! Хватит уже! Ничего он не знал! И слава Богу! Накуралесили мы с тобой по жизни! Ввек не разгрести! - ее голос дрогнул.

Я не дышала. Не верилось, что это не сон… о чем они говорят? Что это вообще?

-Я всю жизнь только тебя любил, Галя. Поэтому больше и не женился после смерти жены. И ты меня любила, я знаю. Только твой мешал… - судя по нервному скрипу стула, встал, расхаживает по комнате,- скажи, он зачем тебе был нужен? Он же изменял тебе с той шваброй калиниградской- все сплетничали! Я был успешнее, красивее, моложе! Да что говорить! Как можно было выбирать вообще между нами?! Он мне что ли соперник?! Любовь Адмирала и любовь капраза на пенсии… Да он вообще бы даже и капраза не получил, если бы не я!

-Молчи, Гена!- почти кричит,- хватит! Всё! Конец фильма! Нет нас и никогда не было! Не надо сейчас из себя изображать Ромео! Я что, не знала про твоих вечных молоденьких секретуток?! Да ты сам не святой, чтобы рот на Ефима открывать! Ни одну юбку на Балтике не пропустил! Ты правда думаешь, что поверю, что я нужна тебе была?! Это ты сейчас так запел, потому что совесть мучает, что Ефим из- за тебя умер! Уходи, Геннадий! Не тереби раны прошлого! Не о чем вспоминать! А о чем вспоминается- всё стыд! Не судьба нам с тобой была. Не судьба…

Бабушка заплакала. Горько.

Я не выдержала. Что- то внутри буквально толкнуло меря вперед. Зашла, даже забежала в комнату к ним, застыв в дверях. Под ногами жалобно скрипнули деревяшки паркета. А мне привиделось, что это моя душа стонет…

-Бабушка, все нормально?- обращаюсь к ней, шмыгающей носом, а сама смотрю на него враждебно. Не здороваюсь.

А он на меня. Вот только нет в его взгляде злости, а лишь пренебрежение, надменность и… снисходительность что ли. Такая, ироничная. А я за это его ненавижу еще больше.

Покашливает, встает, тоже скрепя полами.

-Аврора очень на тебя в молодости похожей становится, Галина…- проходит к дверям. Снова останавливается и поворачивается к бабушке,- мое предложение в силе. Если что нужно, в любой момент готов помочь…

Потом смотрит на меня. Уголки рта чуть поднимаются в скрытой иронии. Просто вылитый Демид сейчас. Он тоже так делал.

-Сын тебе приветы и соболезнования передавал из Питера.

Снова осматривает меня с головы до ног и выходит, громко стукнув входной дверью.

Он ушел, а между нами повисла такая невыносимая тяжесть, что впору было упасть на пол от давления на грудь. Там, где сердце.

Бабушка не смотрела на меня, потупив взор в пол. Она, как и я сейчас, была разбита. Мне было жаль ее, хоть услышанное только что и пугало меня. Я стала свидетельницей какой- то страшной, неприглядной правды. Той правды, какую лучше никогда не знать.

-Ты многое ведь услышала, Аврорка,- подняла на меня глаза и замерла, ожидая моей реакции,- ужасно это все, конечно. Но ты теперь сама взрослая.

Бабушка вышла на балкон и вернулась с сигаретами. Дед давно не курил, иногда, изредка, как сам говорил, «баловался» по старой памяти.

Закурила умеючи, выпустила струю дыма, смотря в пустоту. А я поймала себя на мысли, что эту ее сторону я тоже никогда не знала. Это было то, ее, такое же мне незнакомое, как и история с Пономаревым.

-Твой дед был старше меня, когда мы познакомились. Двенадцать лет- маленькая разница, когда тебе двадцать, а ему тридцать два. Самый красивый возраст у мужчины. Тем более военного. Не могу сказать, что я влюбилась без памяти. Ефим был статный, веселый, надежный… Мне тогда казалось, что таким должен был быть муж. Отец погиб на войне, когда мне было три, ты знаешь. Я не знала, что такое мужское плечо, но отчаянно хотела этого чувства- защищенности, заботы, чтобы как за каменной стеной… Мы поженились спустя три месяца после знакомства. Для моряка это не быстро- в самый раз. Сама не поняла, как забеременела. Мамка твоя родилась. Ушла с головой в детские пеленки и ползунки. Я ведь тогда была уже совсем одна- мама скончалась рано, тетя старенькая, помощи от нее никакой… Ефим в походах, я ночами у окна. На море смотрю. В те редкие моменты, когда он был дома, просто отсыпалась от усталости. Где там было время думать о себе как о женщине. Вика подросла… Стало полегче. В сад пошла. Помню тот год- Ефим как раз ушел в межфлотский. Долго их не было, кажись, не меньше полугода. Вернулся к маю. Красота! Вокруг все цветет! Все веселые, радостные! Весна, наконец! Скоро лето. Ребята сошли с корабля в парадной форме, потому что под 9 мая аккурат… Тогда я впервые увидела Гену. Знаешь, любовь с первого взгляда- это как солнечный удар… ты и сама не понимаешь, как такое происходит в душе. Хотя что это я… Ты ведь в Романа также втрескалась.

Пауза, еще одна глубокая затяжка…

-Он был душой компании. Весельчак, балагур, повеса и бабник. Ни одной юбки не пропускал. Взгляд этот его- с поволокой флирта. Как же девки от него с ума сходили, а он… Он на всех вроде бы смотрел, вот только когда на меня- всё. Почва из- под ног уходила. Плыла я. За ним плыла… Наверное, так все влюбленные дурочки. Я верила, что у него ко мне по- особенному. Сейчас анализирую, вспоминаю… конечно, обманывалась я. Да только как такое донести до дурехи, впервые втрескавшейся в красавца, да еще и после трех лет недосыпов, стрессов и истощения материнства.

Я ожила, знаешь. Женщиной себя почувствовала. Ведь лето почти было- хотелось красоты. Прическа, туфельки на каблуке лакированные, платья солнце- клеш. Я помню наш первый поцелуй. Рывком, позади дома офицеров, куда мы с Ефимом на танцы пришли. Жутко стыдно, неправильно. В первый раз. А потом….

Снова пауза. Одинокая слеза по подбородку.

-Я не буду, Аврора, рассказывать тебе всю неприглядную историю моей измены Ефиму. И даже как женщина ты не должна меня понять и простить. Осуждать можешь. У него тоже была любовница тогда, но это меня не оправдывает. И это тоже та история, какую я не хочу ворошить сейчас, когда его уже нет. Просто знай, что я выбрала твоего деда. Ради твоей мамы. У меня не было отца. Но его забрала война. Я не хотела лишать отцовского плеча и твою мать. Потому что тогда бы виновата была я и мои грешные желания, а не обстоятельства. Спустя годы я даже не сомневаюсь, что поступила правильно. Ты послушай все это, Аврорка, и сделай выводы. Конечно, мне кажется, что Демид хорошим был бы вариантом, перспективным. Для него море- это временная история. Он не моряк душой. И хитрый он, ушлый. Такие неплохо в жизни пристраиваются. Но если сердце другое говорит, дерзай, море уважает правду и искренность. Пусть Роман твой и заставляет меня все время вспоминать того, кто отнял мою дочь, это твой выбор.

Я слушала бабушку и ощущала, как голова кружится все сильнее, а тошнота посылает спазм за спазмом к горлу. Когда стало совсем невыносимо, рванула в туалет. Перед глазами мошки. Слабость. Что- то съела не то или лихорадка… вирус?

Отрываюсь, наконец, от унитаза. Поднимаю расфокусированный взгляд на оклик бабушки сзади…

-Сколько?- спрашивает она серьезно,

-Что?- не могу я понять вопроса.

-Срок сколько? Это ребенок Демида или Романа?