Любовь и Боль (СИ)

Глава 43

Хлоя

Спустя два года

— Хлоэ, — ласково щекочет кожу возле уха голос Антуана, пока его рука нежно гладит мои волосы. — Ты слышала про выражение «застенчивость деревьев», используемое в ботанике?

Отрицательно мотаю головой.

Пикник в укромном лесном уголке — его идея. Как и плед, на котором мы сейчас лежим. И та корзинка с едой и бутылкой розового вина.

Он старше меня всего на два года, но его всесторонняя образованность порой заставляет ощущать себя неграмотной дикаркой. И это, несмотря на все мои отличные оценки в школе.

Выросший в семье французских аристократов, где каждый родственник так или иначе связан с кинематографом, музыкой, литературой или архитектурой, он никогда не кичится своим происхождением. Только усмехается и качает головой, отмечая, что он одно большое разочарование в могучей кроне семейного древа Дюранов.

И да, он и правда уверен в себе, но ни капли не самоуверен.

— Видишь, кроны деревьев не соприкасаются между собой? Они образуют небольшие промежутки, светлые каналы, похожие на небесные реки. — длинные пальцы, придающие ему сходство с пианистом, устремляются вверх, давая направление моему взгляду. — Деревья, словно неопытные любовники, — размеренно звучит низкий голос, — Испытывают волнение и смущение, боясь прикоснуться друг к другу.

— Красиво, — отвечаю я, завороженно наблюдая за необычным явлением.

— Каждый раз, когда я смотрю на них, у меня щемит внутри, — тихо произносит он и бережно поворачивает меня к себе. — Тоже самое я испытываю, смотря на тебя. Но намного сильнее и глубже. — его дыхание опаляет кожу, и мягкие губы накрывают мои.

Закрыв глаза, я отвечаю на поцелуй и запускаю пальцы в растрепанные темные волосы. Горячая ладонь скользит по моему бедру, умело проникает под платье и сжимает ягодицу.

— Хочу тебя, Хлоэ, — чуть хрипло сообщает Антуант.

Провожу пальцем по его брови и улыбаюсь в знак согласия.

Когда он входит в меня, я запрещаю себе закрывать глаза, чтобы образ совершенно другого человека предательски не замерцал перед глазами.

Такова моя личная нездоровая и мучительная борьба с собой.

*

Лизи часто приезжает меня навестить. Он не приехал ни разу.

На протяжении первого года жизни во Франции сознание раз в месяц будило во мне необъяснимые навязчивые мысли о его присутствии. Заставляло то и дело нервно замирать на съемках, озираться кругом, ища его взглядом, или напрочь забывать выученные наизусть реплики. Тело покрывалось мурашками от стойкого ощущения, что он где-то рядом. Стоит где-то близко-близко и смотрит на меня.

Вот до чего может довести первая болезненная влюбленность.

Его номер я заблокировала в тот же день. Но разве это смогло бы остановить любящее сердце? Не верю, что лишь в книгах и кино герои способны на поступки ради своих возлюбленных. Не верю, потому что сама бы вылетела первым же рейсом, зная, что в этой ситуации я не права.

Но я знаю, что моей вины здесь нет.

Роль Вивьен была моим союзником, она помогала упиваться болью и страданием, и я высвобождала настоящие эмоции. При каждом воспоминании его слов, которыми я любила изводить себя, в тело будто впивались холодные иглы.

Но несмотря на все это… его невыносимо и мучительно не хватало. Не хватало настолько, что временами я просыпалась посреди ночи, дрожа всем телом, готовая кричать его имя, как запуганный ребенок в темноте, зовущий самого дорогого сердцу человека. Только ответом мне была тишина. Она насмехалась и давила, убеждая в моей нескончаемой слабости.

Но наступал новый день, и я находила отдушину на съемках.

— Клема-а-а-а-а-а-н! — не жалея себя кричала я.

Полностью отдавалась настроению кадра и горевала о возлюбленном, не поверившем моим словам. Съемочная группа восхищенно хлопала, и только до моего слуха доносилось искаженное беззвучное эхо, рисующее грустью моих голосовых струн неуверенное: «Райан…»

Он был глух и не слышал моего зова.

Лизи в день нашего примирения попыталась заговорить о брате:

— Райан, он… — начала было она.

— Нет. — я дернулась, словно меня ударили на электрическом стуле.

Все нутро гудело и хотело услышать о нем. Хотело задать бесконечное количество вопросов, связанных только с ним, узнать все детали.

Как он? Спрашивал ли обо мне? Чем сейчас занимается?

Но неужели во мне нет ни капли гордости?

Холодная внутренняя пощечина горячему возбуждению — если не спасла, то на пару секунд отрезвила.

— Если будешь о нем говорить, нам придется прекратить наше общение. — голос прозвучал резче, чем мне бы хотелось. — Пойми меня правильно.

*

Спустя полгода мы завершили первую часть съемок «Расколовшихся». И Дюран устроил что-то вроде вечеринки для съемочной группы. Закрыл для торжества фешенебельный бар «Rêves Аfricains», славившийся необычными коктейлями, а сам уехал в свою загородную резиденцию, прихватив с собой оператора Поля и моего Сэма. Правда, уговорить агента покинуть свою протеже удалось не сразу. Мужчина превратился в весы сомнения, изменив вопрос Гамлета на «ехать или не ехать?».

Ни один мой поступок за время нашей совместной работы не играл против меня, но он неприлично долго раздумывал над предложением режиссера и хмурил бровь, пролистывая «Любовника леди Чатерллей».

В итоге часа весов пошатнулась под уговорами самого Дюрана. Но перед тем, как сесть в машину, Тойлон свирепо пригрозил мне расправой «в случае чего», будто я уже успела пару раз ненароком сломать декорации.

— Завтрашнюю съемку никто не отменял, так что веди себя прилично.

— Не волнуйтесь, мистер Тойлон, — ангельски улыбался ему Антуан. — Я за ней присмотрю.

— Это-то меня и пугает, щегол.