Хлоя
Спустя пару месяцев после начала съемок «Расколовшихся»
Я настолько увлечена процессом улучшения своей походки, что не замечаю, когда именно Антуан появляется в комнате или того, как он садится в затемненном углу и начинает наблюдать. Меня раздражает осознание не совершенства шага, так как всеми фибрами души хочется продемонстрировать Ему однажды свой феерический успех в мастерстве «идеальной походки».
Хочу стать лучше, несмотря ни на что. Потому что каждый день я стараюсь убедить себя в том, что совсем не жду его появления, но наивно поливаю все новыми ожиданиями болезненный цветок надежды, который никак не удается выдрать с корнем.
— Что ты делаешь? — голос разбивает накаленную моими одержимыми попытками тишину.
Заставляет вздрогнуть и обернуться.
Мой партнер по фильму сидит на стуле, положив нога на ногу, и с нескрываемым интересом ожидает ответа.
— Понимаешь…идеальная походка — это микс Софи Лорен, Одри Хепберн и Брижит Бордо. — неуверенно озвучиваю я, — Благодаря просмотру фильмов с их участием, я хочу со временем прийти к этому. К тому же, признаться, я никогда не посещала курсы актерского мастерства. Только наблюдала за игрой и мимикой таких великих актрис и…
Мне не удается договорить.
Антуан встает со своего места и подходит ко мне, эффектно покидая полумрак и постепенно давая свету возможность прикоснуться к своему телу. Он кусает губу — как и всегда, когда принимает для себя какое-то важное решение, и, чуть щурясь, смотрит на меня.
— Если хочешь, Хлоэ, я знаю одну женщину, которая преподает актерскую игру. Для тебя могу организовать частные уроки и в перерывах между съемками буду рад стать твоим личным водителем.
— Даже не знаю удобно ли это.
Ощущаю неловкость. Не хочется загружать кого-то своими проблемами. Ведь я поделилась с ним вовсе не для этого.
Сэм несколько месяцев пытается кого-то найти для оттачивания моего таланта, но пока особо не преуспел, отчего недавно с неприязнью захлопнул «Дракулу» Брэма Стокера и сердечно назвал книгу «посредственным чтивом».
— Конечно, удобно! — искренне улыбается Антуан. — Расскажешь ей про свои американские кино-приемы, а я понаблюдаю. Может, тоже найду для себя что-нибудь полезное. Думаю, хотя бы раз или два в неделю будет неплохо.
— Я не могу похищать твое время. — отрицательно мотаю головой.
График съемок и так слишком плотный, не оставляющий практически никакого окошка на личное пространство, а тут еще я… Нет. Слишком эгоистично с моей стороны просить Антуана. Наверняка, у него найдутся более интересные планы и занятия.
— Не можешь, — соглашается он, — Но можешь похищать меня.
— Буду сама добираться. — продолжаю протест.
— Нет, так совершенно неудобно. Ее зовут Агнес Филип. Это информация для Тойлона, — несмотря на все брюзжания моего агента в адрес Антуана, юноша всегда говорит о нем с улыбкой. — Ты ведь будешь советоваться с твоим ворчуном? — и предугадывая мои очередные возражения, он поднимает руку и твердо заявляет. — Завтра вечером я тебя отвезу.
*
— Аг-нес Фи-лип? — по слогам произносит Сэм, уткнувшись в «Марсианские хроники» Рэя Бредбери, словно пытается запомнить странное имя нового персонажа романа.
Я в это время сижу за круглым столом, поджав под себя ноги, и откусываю вкуснейший круассан. Затем делаю глоток ароматного чая с мятой, от которого он отказался, предпочтя диван и книгу. А значит, булка с шоколадом тоже достанется мне. Выпечка во Франции стала моей слабостью, хотя раньше я за собой пристрастия к сдобе никогда не замечала.
— Да.
— Он сказал тебе, кто она?
— Нууу… Она преподает актерское мастерство. Женщина, — озадаченно произношу я, и голову вмиг озаряет догадка. — Может, она актриса.
— Хммм, — неопределенно тянет Сэм.
Неспешно оборачивается и разглядывает меня несколько странно. Примерно такие взгляды кидала на меня Лизи, если я переспрашивала названия брендов духов из ее личной коллекции.
Мой агент хмыкает и бодро выносит вердикт:
— Съезди.
*
— Она с тобой побеседует, — инструктирует Антуан, когда мы подъезжаем на его черном кабриолете к освещенной мягкими лучами солнца вилле в пригороде Парижа.
Перед нашим взором дом мечты из белого камня, предназначенный для большой и дружной семьи. Стены, заросшие зеленой растительностью, придают зданию особую живописность, а садом вполне уместно хвастаться, как редким произведением искусства, настолько он приковывает взор.
— И может немного протестировать. — ловя в сачок своей уверенности мой нервный взгляд, спокойно продолжает мой друг. — Не волнуйся, ты обязательно ей понравишься.
Машина останавливается, и мы выходим из нее, встречаемые радостным лаем двух гончих собак.
— Клод, Моне! — радостно обращается к ним Антуан, на которого они, виляя хвостами поочередно прыгают.
Он ловит мой удивленный взгляд и спешит разъяснить.
— Хлоэ, знакомься, это Клод, — его рука опускается на голову той, у которой на спине два черных крупных пятна.
— А эта Моне. — ласкает вторую, успевшую пробежать вокруг него несколько кругов и вскружить мою голову. — У этой семьи своеобразное чувство юмора. — шепотом добавляет и приглашает пройти в дом.
Когда заходим внутрь, я ощущаю, как вокруг меня начинает плести паутину нервозность. Наверное, актрисы на то и актрисы, что могут всегда, в любую минуту подчинить себе эмоции, но мне до подобного уровня мастерства еще далеко. Играть перед камерой, это несколько другое. Там я вхожу в кожу персонажа, в которого перевоплощаюсь.
Хотя… если признаться, я не настолько верю, что являюсь хорошей актрисой, потому что в роли Вивьен многие эмоции мне даже не нужно играть. Мне больно также, как и ей. И все, что от меня требуется, это передача внутренней пытки и горести из-за потери любимого…
А ведь это совсем не талант. И каждый раз, когда коллеги или режиссер хвалят мою игру, становится ужасно стыдно. Словно я их обманываю и однажды они ужаснутся, увидев мой длинный, как у Пиноккио, нос.
— Дорогой, ты приехал, — к нам выходит женщина лет пятидесяти.
Она одета с изяществом герцогини. На ней элегантный темный костюм. В ушах сверкают бриллиантовые серьги, по форме напоминающие гроздья винограда, а на лице минимум косметики. Единственный акцент — красная помада на губах. Француженкам не свойственно краситься, как американкам. Они придерживаются естественной красоты, убежденные, что мужчин привлекает только натуральный макияж.
Она поочередно целует Антуана в щеки и поворачивается ко мне.
— Знакомься, это Хлоэ, — представляет нас юноша. — Я тебе о ней рассказывал. — Хлоэ, это Агнес. — глаза женщины изучающе смотрят на меня пару секунд, затем она мило улыбается и наклоняется к моей правой щеке для поцелуя.
*
Для своего тестирования хозяйка дома выбирает сад, не разрешая Антуану присутствовать. Он грустно опускает плечи, но не смеет ослушаться.
Мы садимся возле яблоневого дерева, и я с наслаждением ловлю звуки цикад. Сейчас очень красивый кадр, который смывает волной расслабления всю мою нервозность, и погружает в океан умиротворения и восхищения палитрой света вокруг. Мне не хватит слов для описания его мягкости и шелковистости. Но мне точно известно — он идеален для съемки.
С момента приезда в Париж, я снимаю почти безастоновочно. Практически все, что вызывает во мне немой восторг.
Хочется достать мобильник и включить режим видео, но это будет выглядеть кощунственно некультурно, поэтому я аккуратно складываю руки на коленях.
Агнес не просит меня изобразить грусть или смех и не дает для читки роль. Она только разливает нам в стаканы холодный цитрусовый лимонад и спрашивает о семье и моих планах. Несмотря на то, что внешне она производит впечатление французской королевы, скрывающейся вдали от назойливого народа, требующего ее постоянного присутствия, с ней оказывается легко и просто общаться.
— Я всегда думала, — задумчиво произносит женщина, поднося к губам запотевший от холода хрустальный стакан, — Какая француженка разобьет сердце моего сына? — сделав пару глотков, смотрит на окно, из которого, высунувшись, улыбается голова Антуана. — Оказалось, наполовину американка.