Любовь и другие слова

Весь день — даже в нашем доме — пахло выпечкой, растопленным маслом и индейкой. Ветер доносил запахи готовящейся еды в наше окно, и мой желудок грыз сам себя.

Мисс Дина сказала нам приходить в три, и я даже не могла рассчитывать на то, что Эллиот будет развлекать меня до этого времени, потому что, без сомнения, его отправили на работу.

Я слышала, как работает газонокосилка, как работает пылесос. И, конечно, я слышала грохот футбола по телевизору в гостиной, проникающий из их дома в наш. К тому времени, когда мы пришли с вином и цветами в две минуты третьего часа, я была почти безумна от предвкушения.

Папа хорошо зарабатывал, и в нашем доме в Беркли были все материальные блага, в которых мы могли нуждаться или желать. Но чего мы никогда не могли купить, так это хаоса и суеты. Нам не хватало шума, раздоров, радости от переполненных тарелок, потому что каждый настаивал на приготовлении своего любимого блюда.

Едва мы вошли в их дверь, нас потянуло в безумие, как металл к магниту. Джордж и Андреас кричали у телевизора. В мягком кресле в углу мистер Ник с восторгом дул малину на животик Алекс. Ник — младший полировал стол в столовой, пока мисс Дина наливала растопленное масло на крестообразные верхушки булочек, чтобы поставить их в духовку, а Эллиот стоял над раковиной и чистил картошку.

Я подбежала к нему и потянулась, чтобы взять у него из рук чистилку. — Я сказала твоей маме, что почищу их!

Он удивленно посмотрел на меня и потянулся пальцем, покрытым картофельной кожурой, чтобы поднять очки. Я знал, что помощь ей с ужином была просто уловкой — в конце концов, я весь день чувствовала запах еды, — но по какой — то причине я не могла от этого отказаться.

Дело в том, что в четырнадцать лет я была достаточно взрослой, чтобы понимать, что многие из тех, кто жил в Халдсбурге долгие годы, не смогли бы позволить себе жить в Беркли. Хотя Халдсбург был поглощен деньгами района залива и винным безумием девяностых годов, многие люди, жившие здесь, по — прежнему работали за почасовую оплату и жили в старых, слегка подмоченных домах.

Богатство здесь заключалось в том, что было внутри: семья Петропулос, тепло и знания — передаваемые из поколения в поколение — о том, как приготовить такую еду для семьи такого размера.

Я наблюдала, как мисс Дина давала Эллиоту другую работу — мыть и резать салат — латук для салата, — которую он выполнял без жалоб и указаний.

Тем временем я чистила картофель, пока не пришла мисс Дина и не показала мне, как чистить его медленнее, длинными ровными полосками.

— Хорошее платье, — сказал Эллиот, когда она ушла, в его голосе прозвучал тонкий сарказм.

Я опустила взгляд на уродливый джинсовый джемпер, который был на мне. — Спасибо. Это мамино.

Его глаза расширились. — О, Боже, Мейси, я…

Я бросила в него кусок картофельной кожуры. — Я шучу. Папа купил его для меня. Я почувствовала, что должна когда — нибудь его надеть.

Он оскалился, а потом усмехнулся.

— Ты злая, — шипел он.

— Если ты связываешься с быком, — сказала я, подняв вверх указательный и мизинец, — ты получаешь рога.

Я чувствовала, что он наблюдает за мной, и надеялась, что он увидел мою улыбку.

У мамы всегда было злобное чувство юмора.