Любовь и жизнь леди Гамильтон

Глава вторая

Всю ночь она не сомкнула глаз. Как решиться последовать за незнакомцами и оставить все — мать и надежность своего существования? Этот вопрос мучил, как ночной кошмар. Она слышала легкое дыхание детей, спавших рядом с нею в своих кроватках. Тихо шелестела в парке листва — и больше ни звука.

Ах, как ненавистна была ей эта тишина! Она заперта здесь, как в тюрьме. Дни неслись один за другим без всяких перемен — и ни единого глотка свежего воздуха. И господа, и слуги — все они были стары, никогда ни один из них не ускорял шага, никогда никто не произнес громкого слова. Они не смеялись, не волновались. Были добры, но той равнодушной добротой, которая не вызывала в другом отклика. В своем бесстрастии они представлялись Эмме существами другого мира, в котором не было ничего человеческого.

Прогулки с детьми — всегда по одному и тому же маршруту, к одной и той же цели. Взбирались на холм, чтобы поглядеть на море, до которого никогда не доходили. Или прохаживались по парку, по его посыпанным белым песочком, тщательно выровненным дорожкам, на которые и ступить-то было страшно. Между живыми изгородями тиса, тень которых ложилась на сердце тяжелым черным камнем, мимо клумб с бледными растениями, до которых нельзя было дотронуться. Все было бескровным, тусклым, неподвижным.

Внезапно Эммой овладел страх: ей почудилось, что еще мгновение — и наступит смерть. Под легким одеялом ей стало вдруг нестерпимо жарко. Она вскочила с кровати, едва держась на ногах добралась до окна и отворила его. Но под густыми деревьями парка еще застоялась духота минувшего вечера. Горячий влажный туман ударил в лицо, и Эмма почувствовала, что задыхается. И все-таки она не вернулась в постель, а стоя у открытого окна, ждала наступления дня.

Это был тот день, когда ее отпускали с садовником на еженедельную ярмарку в Хадн. Там она встречалась с матерью, привозившей на продажу фрукты и птицу с фермы своего хозяина.

В их распоряжении было два коротких часа. Они разговаривали, глядели друг на друга, держась за руки. Они любили друг друга и были счастливы, что могут побыть вместе. Только это и не давало им почувствовать себя окончательно затерянными в холодном, равнодушном мире.

Рассказать все матери? Матери, которой разлука разорвет сердце.

С нетерпением ждала она первого луча солнца, но когда он наконец появился, она почувствовала страх: решение, которое она уже готова была принять, показалось невозможным.

Она медленно оделась и препоручила детей старой служанке. Садовник уже ждал во дворе. Эмма нерешительно забралась в повозку и уселась рядом с неразговорчивым стариком.

Они подъехали к трактиру, садовник распряг лошадей. Из дверей вышел Том Кидд. Он неизменно поджидал здесь Эмму, когда она приезжала в Хадн.

Сколько она себя помнила, он всегда был около нее. Когда она пасла овец мистера Блосса, он был подпаском на соседней ферме. Когда она училась в школе миссис Баркер, он нанялся конюхом на почту напротив. Ну, а с тех пор как она стала нянчить внуков миссис Томас в городке у залива Ди, он начал работать с одним из рыбаков, ловивших рыбу у ближних рифов.

Она нередко видела его, взбираясь с детьми на холм. Он стоял вдалеке и украдкой кивал ей. Она запретила ему приближаться к ней, боясь людских пересудов.

В городе их, однако, никто не мог увидеть, здесь он имел возможность поговорить с нею. И каждый раз у него был для нее какой-нибудь подарок; изящное маленькое украшение, шелковая ленточка, несколько пестрых перьев. При этом он всегда, несмотря на их родство, обращался к ней уважительно-официально; особенно с тех пор, как она побывала в школе миссис Баркер.

Он помог Эмме сойти с повозки и пошел с ней рядом к рыночной площади. На нем был его лучший костюм. Пестрая матросская шапка лихо сидела на его темных вьющихся волосах, а расстегнутая белоснежная рубашка открывала загорелую сильную и широкую грудь. В свои восемнадцать лет это был красивый коренастый парень, который мог бы, пожалуй, помериться силами с любым противником.

— Я освободился на сегодняшний день, мисс Эмма, — сказал он со своей плутоватой улыбкой. — Славный мне выпал денек.

Она дружески посмотрела на него.

— Что же сегодня случилось. Том? Твой день рождения?

— Ну, в моем дне рождения не было бы ничего особенного. Гораздо лучше, мисс Эмма, намного-намного лучше.

Он позвенел монетами в кармане широкой куртки.

— Хочешь пойти на танцы? Сегодня вечером, к майскому дереву?

Он покачал головой.

— Это я сделал бы лишь в том случае, если бы со мной пошла одна девушка — единственная, с которой мне приятно танцевать. Нет, мисс Эмма, я накопил денег для чего-то совершенно замечательного, просто великолепного.

Его светлые голубые глаза смеялись. Он медленно и торжественно вынул руку из кармана и протянул Эмме раскрытую ладонь. На ней лежало довольно много денег, золото и серебро вперемешку.

Эмма смотрела на него с удивлением.

— Так много? Как тебе это удалось, Том? Ведь рыбной ловлей столько не накопить.

Ее дружеское обращение делало его счастливым. Он засмеялся.

— Это правда, золото в сети не попадается. И все-таки деньги заработаны честно. Правда, мне нельзя говорить об этом, но ведь вы никому не расскажете. — Он таинственно наклонился к ней. — Богатым купцам в Честере и Ливерпуле нравится, когда минхеры из Голландии и месье из Франции приводят свои бриги, полные всяких дорогих мелочей, не опечатанных свинцовым портретом короля Георга[3].

— Контрабанда? — испуганно воскликнула она. — Боже мой, Том, ведь ты не стал контрабандистом?

Он самодовольно кивнул.

— Не пугайтесь, мисс Эмма. Это не так опасно. Немного внимательнее понаблюдать за таможенными катерами короля Георга, выбрать ночь потемнее да ветер посильней — для парня с хорошими глазами и крепкими руками здесь и говорить не о чем. А за это неплохой куш, еще и удовольствие. Потому что это не овец вам пасти или лошадей чистить, тут ведь дело!

Он сдвинул шляпу на затылок и расправил плечи. С блестящими глазами, твердо стоящий на земле, он выглядел олицетворением силы.

Эмма почувствовала зависть.

— Да, ты живешь полной жизнью, — сказала она глухо, с затуманившимся лицом. — А я…

Она сердито замолчала и пошла дальше.

— А знаете ли вы, мисс Эмма, почему я называю сегодняшний день счастливым? — спросил Том, шагая с нею рядом. — Потому что теперь я скопил столько, что могу говорить с вами о миссис Баркер.

Она обернулась к нему, внезапно побледнев.

— Не называй этого имени! Ты же знаешь, что я не хочу его больше слышать!

Они подошли к углу, от которого улица поворачивала к рыночной площади. Обнесенный каменной стеной, посреди маленького парка стоял весьма внушительный дом. Рядом с дверным молотком висела железная вывеска: «Миссис Аделаида Баркер, учебное заведение для благородных девиц».

Эмма мрачно смотрела на дом.

— Я никогда не забуду того, что там со мной творили. Только я вошла туда, сразу поняла, как презирают меня дочери баронов и лордов. Им казалось позорным дышать одним воздухом с дочкой служанки. Но если они были высокомерны, то я была горда. Училась день и ночь. Я решила стать выше них. И я увидела, что мне это удалось. Они не разговаривали со мной, но глаза выдавали их зависть. Я радовалась: ведь к тому-то я и стремилась. Но потом, когда меня выставили в эту дверь, а они смеялись мне вслед…

Она умолкла. Она скрипела зубами, сжав кулаки. Страшный гнев Эммы напугал Тома.

— Почему это до сих пор так вас волнует? — сказал он мягко, стараясь успокоить ее. — Не могу я этого понять. Если кто-то не хочет иметь со мной дела, я ухожу и ищу себе другое место.

С горьким смехом она пожала плечами.

— Ну, это ты!

Он покорно кивнул.

— Я знаю, вы из другого теста. Вы нежнее, да и кровь у вас горячей. Вы все время носите обиду в себе. Но так же, мисс Эмма, нельзя. Я и копил деньги, чтобы вы могли снова открыть дверь этого проклятого дома и войти туда. И занять там место среди этих надутых дочерей баронов и лордов: «Вот я здесь — и здесь я останусь!» Вот так я все придумал.

Он с улыбкой взглянул на нее сияющими глазами, наслаждаясь ее удивлением.

— Ты хотел это сделать. Том? — воскликнула она и, схватив его руку, крепко ее пожала. — Ради меня ты подвергал себя опасности, чтобы я могла продолжать учебу?

Он растроганно смотрел на тонкие пальцы, почти исчезнувшие в его грубой мозолистой ладони.

— Об опасности и речи нет, мисс Эмма. Просто развлечение, детская игра. Как вы думаете, не войти ли нам и не покончить ли с этим делом сразу?

Она невольно сделала шаг по направлению к дому. Ее лицо сияло. Но потом она внезапно остановилась в раздумье.

— Сколько же ты скопил, Том? У миссис Баркер дорого.

Он, смеясь, успокоил ее.

— Вот они, деньги. Завтра вечером будет ровно десять фунтов.

Она резко выпрямилась, ее пальцы выскользнули из его руки.

— Моя мать платила за меня восемь фунтов в месяц и это не считая одежды.

Теперь он смотрел на нее, пораженный.

— Восемь фунтов ежемесячно, — повторил он медленно. Потом сделал попытку вернуть мужество ей, а, пожалуй, и себе. — Эти десять фунтов — только начало. Пока их хватит, а тем временем я заработаю еще. Ливерпульцам всегда нужен контрабандный товар. Денежки так и поплывут ко мне.

— А если тебя поймает таможенник?

Он принужденно засмеялся.

— Король Георг — славный старый джентльмен и окажет бедному парню любезность, направив своих таможенников по другому фарватеру. Ну а если нет — Том Кидд не позволит себя изловить! Он лучше выбросит за борт весь хлам минхеров и месье, да и себя в придачу.

Он старался казаться беззаботным и веселым, но это плохо ему удавалось.

Эмма покачала головой.

— Ты очень добр ко мне, Том, и я благодарна тебе всей душой. Но если с тобой что-либо случится, и я должна буду еще раз пережить оскорбление… Да к тому же я не хочу отвечать за твои дела. Прошу тебя. Том, позволь мне самой все решить. Я знаю, что делаю тебе больно, и меня огорчает это, но поступить иначе я не могу. Не думай больше обо мне. Том, и ищи свое счастье в другом месте.

Она протянула ему руку, прощаясь с ним. Но он удержал ее, как бы желая никогда больше не отпускать. Его глаза робко всматривались в ее лицо, и он невольно заговорил простодушно, как в детстве.

— Что ты задумала, Эми? Ты собираешься сделать что-то такое, что заставит тебя страдать. Скажи мне, Эми. Позволь мне помочь тебе.

Она отвела глаза.

— Я и сама еще не знаю, что буду делать. Я совсем запуталась. Но я не могу жить и дальше так, как жила до сих пор, я погибну! Ты мне помочь не можешь, ни ты и никто иной. А теперь, Том, оставь меня, не иди со мной дальше. Я должна поговорить с матерью с глазу на глаз.

Она мягко высвободила свою руку и пошла вперед. Но он по-прежнему шел с нею рядом.

— А когда ты решишь, Эми, что тебе делать, ты мне скажешь? Ты скажешь мне, прежде чем предпринять что-нибудь?

— Может быть, — пробормотала она, не глядя на него. — Может быть.

Она свернула на площадь. Ее красивая, стройная фигурка смешалась с рыночной толпой. Том смотрел ей вслед пока она не исчезла из виду. Потом медленно двинулся следом за ней.

Эмма нашла мать в лавке мистера Блосса, где та обслуживала покупателей среди блестящих кувшинов с молоком, выложенных зелеными листьями корзиночек с маслом и громоздящихся друг на друге клеток с птицей. Она крепко обняла дочь, прижала ее к груди и поцеловала в лоб. И тут же хлынул поток жалоб. Мистер Блосс арендатор, с каждым днем становится все невыносимей. С тех пор как она потеряла доставшееся ей наследство, он придирается ко всему, что бы она ни сделала. Ничем ему не угодишь. Он называет ее бездельницей, говорит, что она даром ест хлеб, держит он ее по доброте и из милости.

Эмма слушала молча. Она видела, как поседели у матери волосы на висках, какие глубокие морщины прорезали на ее щеках и лбу тяжкие думы и заботы.

Довольно нужды! Довольно!

Во время перерыва, когда покупатели не докучали им, она рассказала все матери.

— Если я отправлюсь к мисс Келли, — взволнованно закончила она свой рассказ, — тебе больше не придется обо мне заботиться. Да я, наверно, и тебе смогу высылать деньги, чтобы освободить тебя от мистера Блосса.

Мать охватил страх.

— Мисс Келли! Да ты ведь ее не знаешь! Как ты можешь доверять ей? От знатной дамы впору ждать чего угодно. Сегодня она нарядит тебя в шелк и бархат, а завтра выбросит на улицу, если ей больше понравится другая.

Эмма засмеялась.

— Тогда я пойду к мистеру Ромни. Он хочет писать мой портрет. За каждый сеанс он дает мне больше, чем я теперь зарабатываю за целый год. Ему понравилось во мне все, он влюбился в меня до безумия. Я стану знаменита! Понимаешь, знаменита!

Она сияла. Однако с лица матери не сходила тревога.

— Вот, вот — знаменита! Ты только этим и бредишь с тех пор, как побывала у миссис Баркер. А знаешь ли ты, что это такое — знаменитая натурщица? Разумеется, люди тебя знают. Знают все о тебе. Ты стоишь перед ними, раздетая и потерявшая стыд. Встретив тебя, они станут показывать на тебя пальцами: вот Эмма Лайен, самая красивая девка в Лондоне!

— Матушка!

— Конечно, девка. Натурщицу можно купить. Каждый может купить тебя за несколько фунтов, которые он тебе швырнет. И это длится до тех пор, пока ты молода и красива. А потом уже никому до тебя и дела нет. И ты оказываешься на улице, в отрепьях, опозоренная, измученная. А я, твоя мать, — боже мой, для того ли я тебя родила? Для того ли растила, терпя унижения, надрываясь в трудах и заботах?

Она закрыла лицо руками и зарыдала. Совершенно убитая, она села на ящик в глубине лавки, стараясь спрятаться от взглядов прохожих.

Эмма угрюмо уставилась в одну точку.

— Перестань плакать, матушка, — сказала она наконец через силу. — Если тебе так тяжело отпустить меня, ну что ж, попробую и дальше терпеть эту жизнь.

Она отвернулась, чтобы скрыть слезы, невольно набежавшие на глаза. Ее взгляд скользил по идущим мимо людям, по пестрой толчее рынка.

Внезапно она вздрогнула. Что это там появилось в узком проходе между лавками?

Она вспомнила тот день, в который впервые пришла к миссис Баркер. Перед ней вновь совершенно отчетливо пронеслось все то, что тогда произошло. Ей казалось, что она и сейчас слышит слова, которые, как уколы кинжала, поражали ее сердце.

Джейн Миддлтон, сестра лорда, вдруг обратилась к Эмме:

— Мисс Лайен, скажите нам, кем был ваш высокочтимый батюшка?

И тут Анна Грей, племянница баронета, стала напевать на мелодию старой народной песни:

Вновь вступила Джейн Миддлтон:

— Мисс Лайен, а кто же ваша высокочтимая матушка?

Анна Грей:

Снова Джейн Миддлтон:

— Мисс Лайен, в каком прекрасном замке вы родились?

И опять Анна Грей:

И с глубоким поклоном она представила Эмму остальным девочкам:

— Сударыни, это наша новая подруга, которая будет жить вместе с нами, Эмма Лайен, прекрасная пастушка из Хадна, дочь дровосека и коровницы, рожденная под забором.

Сколько ни суждено Эмме прожить, никогда не забудет она этот час.

И вот обе они шли по проходу. Джейн Миддлтон — маленькая, изящная, с узким лицом, глаза ее высокомерно сверкали. Анна Грей — высокая, гибкая, светловолосая, с круглой кудрявой кукольной головкой. Джейн сопровождал ее жених лорд Галифакс, долговязый худой человек с застывшим, лишенным выражения лицом. Они шли смеясь и болтая и не обращали никакого внимания на людей, раболепно уступавших им дорогу.

Внезапно Эмма увидела, что взгляд Джейн Миддлтон остановился на ней. Как бы случайно Джейн подошла к лавке матери Эммы.

— Мне кажется, Анна, нам следует что-нибудь купить для миссис Баркер. Что ты думаешь насчет индюка? У вас есть с собой деньги, Огастес?

Лорд Галифакс высокомерно пожал плечами.

— У меня никогда их не бывает, дорогая Джейн. Для этого есть дворецкий. Тем не менее мы можем купить все, что захотим.

Он посмотрел на мать Эммы своими сонными глазами.

— Ты знаешь меня, голубушка?

Она торопливо вышла из лавки и с глубоким поклоном смиренно ответила ему:

— Как же я могу не знать вас, ваша светлость? Мистер Блосс, мой хозяин, — арендатор милорда.

— Блосс? Арендатор? — он произнес имя так, как будто никогда его не слыхал. — Ну вот голубушка, эти дамы… купить индюка… выбрать самого лучшего… деньги получить у дворецкого… индюка взять сразу… отнести его вслед за дамами и мною… к миссис Баркер. Понятно?

— Вполне, ваше лордство! Я сочту за честь снести клетку с индюком к миссис Баркер, но прошу вашу светлость милостиво извинить меня… могут прийти другие покупатели, и я не могу оставить лавку. Если милорд позволит, я позову одного из тех мальчиков.

Она хотела позвать какого-либо мальчугана из тех, что праздно слонялись по рынку, но Джейн остановила ее.

— В этом нет нужды, милая моя. Индюка может отнести та девочка. — И устремив свой злобный взгляд на Эмму, она приказала:

— Возьми клетку и ступай за нами!

Эмма вздрогнула как от удара, ее лицо покрылось смертельной бледностью.

— Мисс Миддлтон, — выкрикнула она хриплым голосом, задыхаясь, — если вы заставите меня… Мисс Грей, я прошу вас, не допускайте этого, не допускайте!

Анна Грей пожала плечами и отвернулась. Джейн Миддлтон с притворным удивлением рассматривала Эмму в лорнет.

— Что с этой девчонкой? — спросила она. — Она нездорова?

Услыхав имена, старая женщина все поняла.

— Мисс Миддлтон, — сказала она дрожащим голосом, — нельзя без всякой нужды так унижать свою бывшую соученицу. Незаслуженное несчастье должно находить сочувствие даже у богатых и знатных.

Мягкий, полный достоинства тон вызвал легкую краску на щеках Джейн. Она готовилась сказать что-нибудь резкое, но лорд Галифакс ее опередил.

— Ты просто бесстыдница, — сказал он, как обычно, монотонно. — Мой управляющий скажет моему арендатору, чтобы тот получше подбирал себе работников. Понесешь ты клетку или нет?

Она вновь заговорила с ними подобострастно:

— Конечно, милорд! Я лишусь куска хлеба, если не послушаюсь приказа милорда.

И поспешно схватив клетку, она повернулась к Эмме:

— Останься здесь, дитя мое, пока я вернусь.

Эмма хрипло рассмеялась и взяла клетку из рук матери.

— Разве ты не видишь, матушка, чего хочется мисс Миддлтон? Ей надо, чтобы Эмма Лайен, красивая пастушка из Хадна, дочь дровосека и коровницы, родившаяся под забором, смиренно шла позади нее и предстала перед своими бывшими соученицами в роли простой служанки. — И с низким поклоном она язвительно добавила: — Пожалуйста, леди, ступайте впереди, я последую за вами.

Она шла сзади с клеткой в вытянутых руках, выпрямившись, пристально глядя перед собой, сжав губы.

Джейн приказала ей остаться во дворе школы и вошла с Анной и лордом Галифаксом в дом. Сразу же со всех сторон набежали школьницы; они окружили Эмму, разглядывая ее, злорадно смеясь, забрасывая ее насмешливыми вопросами.

Она не отвечала. Ни один мускул на ее бледном лице не дрогнул. Как воровка у позорного столба, стояла она у дверей того дома, который некогда был целью ее самых страстных надежд.

Джейн Миддлтон вернулась в сопровождении служанки.

— Возьми этого индюка у своей коллеги, Мери, — приказала она и обратилась к Эмме: — А тебя, девчонка, как зовут?

Эмма молча на нее взглянула. Они стояли лицом к лицу и смотрели друг другу в глаза.

— Мисс Джейн, да ведь вы ее знаете, — воскликнула Мери удивленно. — Это же Эмма Лайен! Наша красавица Эмма Лайен!

Хор двадцати хохочущих, насмешливых голосов повторил это имя.

— Эмма Лайен, красавица Эмма Лайен!

Джейн Миддлтон раскрыла кошелек.

— Протяни руку, Эмма Лайен. Я тебе кое-что подарю, чтобы ты могла купить себе приличное платье.

Как бы в оцепенении Эмма протянула руку Джейн Миддлтон, вложила в нее шиллинг, затем указала на ворота.

— Можешь идти, Эмма Лайен!

Эмма медленно вышла за ограду. Серебряная монета жгла ей ладонь. На улице она остановилась и, обернувшись, посмотрела на дом. Ей пришло на память библейское: «Положу врагов твоих в подножие ног твоих».

Как глухая стена, закрывшая от нее небо, поднялась в ней ненависть.

В конце улицы она встретила Тома. Когда она его увидела, ее застывшее лицо просветлело.

— Час тому назад ты предлагал мне деньги, Том, чтобы я могла вновь поступить к миссис Баркер. Это оказалось невозможным. И тем не менее — готов ли ты дать мне эти деньги? Даже если никогда не получишь их обратно?

Он опустил руку в карман, но Эмма остановила его.

— Обожди. Я не хочу, чтобы ты делал что-нибудь такое, в чем впоследствии можешь раскаяться. Меня только что вновь оскорбили и выставили к позорному столбу, как воровку, лишь потому, что я бедна и незнатного рода. И еще потому, что богатым и знатным дозволено все. Я хочу стать богатой и знатной, чтобы отплатить им за то зло, которое они мне причинили!

Глаза ее сверкали.

— Что вы собираетесь делать, мисс Эмма? — испуганно спросил Том. — Не лучше ли вам посоветоваться сперва с матерью?

— Моя мать так же беспомощна, как и я. И надо мной она уже не властна. Я еду в Лондон, это решено. И либо вернусь богатой и знатной, став леди, как Джейн, либо погибну. Ну что же. Том, даешь ты мне свои деньги?

Он видел, что поколебать ее решимость невозможно. С глубоким вздохом он вручил ей деньги. Она тщательно их спрятала.

— Я никогда не забуду, Том, что, кроме моей матери, ты единственный человек, делавший мне добро. А теперь простимся. Не сердись на меня и сохрани хоть немного любви ко мне.

Она взглянула на его грустное, удрученное лицо и нежно, как бы лаская, провела по нему рукой. И ушла.