Любовь и прочие обстоятельства

Глава 31

Генри везет нас обратно, к дому Каролины, чтобы забрать чемоданчик, который Соня собрала для Уильяма и оставила в коридоре. Мы не говорим, куда поедем потом, поэтому я прошу Генри остановиться на Семьдесят шестой улице. Названия парковых ворот используются в речи весьма редко. Только благодаря Уильяму я знаю, что эта брешь в каменной стене — один из немногочисленных входов, что названы не в честь какой-либо профессии либо призвания (Ворота ученых, моряков, изобретателей, инженеров, художников). Это — Детские ворота.

Когда мы выходим из такси, я подтягиваю шарф. На улице холодно и ветрено, и я притоптываю, чтобы согреться.

— Куда хочешь пойти? — спрашивает Джек.

— Давай просто погуляем.

— Хочешь в маленький домик в Рэмбл?

— Мы не можем туда пойти, потому что я не в состоянии найти эту чертову хижину. Мы с Уильямом бог весть сколько времени болтались по Рэмбл. Если я не смогла найти хижину средь бела дня, то, разумеется, не найду ее в сумерках!

— Я знаю, где она.

— Что? Откуда ты можешь знать?

Джек смотрит в сторону парка, повернувшись спиной ко мне, изящный и гладкий в своем темном пальто. Синий клетчатый шарф развязан, один конец болтается на уровне пояса. Я подхожу к нему — тихо, но не беззвучно. На дорожке лежат веточки и сухие листья, они трещат и ломаются под ногами. Я знаю, что Джек слышит меня, но он не оборачивается. Когда я приближаюсь, то обвиваю его руками, прикасаюсь щекой к грубой шерстяной ткани пальто и дышу в унисон.

— Откуда ты знаешь, где эта хижина? — повторяю я.

— Мы с Уильямом отправились ее искать в среду.

— И нашли? Как?

— Я купил карту.

— Ах да. Карта. Но это жульничество.

Наверное, если бы я купила карту, как Джек, мы с Уильямом нашли бы домик в Рэмбл с той же легкостью. Мы бы вообще не отправились к Гарлем-Меер. Мы бы избежали ссоры — но тогда не было бы и всего остального. Каролина не поговорила бы со мной про смерть Изабель, а Уильям не позвонил бы, когда нуждался в помощи.

Ветер не затихает, пока мы идем по петляющим дорожкам, под деревьями. Он дует в спину и гонит нас, словно два неуклюжих воздушных змея. Выискивая в северной части парка тропинку, ведущую в Рэмбл, к мосту, мы слышим громкие голоса детей. Это детская площадка на Семьдесят седьмой улице. Как и прочие площадки в Центральном парке, она заполнена детьми, их матерями, темнокожими няньками, младенцами, которые теребят игрушки, подвешенные к коляскам. Когда мы проходим мимо площадки, Джек украдкой смотрит на меня, оценивая мою реакцию. Я заглядываю в ворота. Вижу маленького мальчика, четырех или пяти лет, слишком маленького для того, чтобы смотреть поверх коляски, которую он толкает. Малыш в коляске восторженно визжит и хохочет оттого, что его возит по площадке старший брат. Мать идет рядом и время от времени твердой рукой направляет коляску, предотвращая столкновение.

Я думаю об Уильяме и Изабель. Представляю, как он мог бы катать ее в коляске. Интересно, какой ребенок будет у Каролины. Какой брат или какая сестра появится у Уильяма. Но прежде чем подумать о чем-то еще, я беру Джека за руку, и мы идем дальше, в Рэмбл.

Мы молчим и наблюдаем за тем, как наше дыхание паром повисает в воздухе. Чтобы найти хижину, уходит всего десять — пятнадцать минут. Моя проблема заключалась в том, что я пыталась подойти к ней не с той стороны. Все, что нужно было сделать — сначала идти по дорожке к озеру, а потом свернуть на север. Хижина стоит буквально в двух шагах.

Это маленький деревянный домик, что-то вроде беседки с арками и дырявой крышей. Стены сложены из бревен — точнее, из стволов деревьев. Домик действительно похож на хижину, но назвать его укромным трудно, потому что к нему со всех сторон ведут дорожки.

— Поверить не могу, что он здесь, — говорю я.

— Поверить не могу, что ты его не нашла.

Джек запахивает на мне пальто. Внутри домика гораздо холоднее, чем снаружи.

Мы садимся на маленькую скамейку. Я вытягиваю ноги на середину пола, Джек тоже, причем куда дальше меня. Он маленького роста, но все-таки выше, чем я. Мы отличная пара и подходим друг другу. Чудесный союз? То, о чем я всегда твердила Джеку: наша любовь — это каббалистический башерт, предначертанный ангелами.

Боюсь, отец прав: я придумала сказку, которая так же нереальна, как и фантазия, за которой гонялся он сам.

Я окружала нашу любовь тайной, чтобы оправдать причиненный ею вред. Чудесная сказка сделала возможным позабыть о принятых решениях и произнесенных клятвах, рожденных детях и доверии. Мы с Джеком предназначены друг для друга, а следовательно, не имели иного выбора, кроме как обрушить шквальный огонь на тех, кто стоял между нами. Мы были обречены это сделать, не по собственному желанию, а по велению свыше. Мы бессильны перед лицом судьбы — а значит, безгрешны.

Но Джек стал отцом до того, как я стала матерью, а значит, он верил в сказки не так легко, как я. Чувство отцовской вины тянуло к земле, и я чувствовала себя воздухоплавателем, который постоянно прибавляет огня и наполняет шар горячим воздухом, чтобы крошечная корзина не теряла высоту. Но шелк порвался, умение меня подвело, и мы рухнули наземь, ломая кости и выворачивая суставы.

Теперь я вижу, что наша жизнь вовсе не глава древнего мистического текста, начертанного Богом. Мы сошлись не по воле рока. Мы любим друг друга так, как и надлежит любить мужчине и женщине. Любовь — это труд и страх, усилия и непонимание. А еще — минуты облегчения. И, разумеется, доверие.

Я собираюсь объяснить это Джеку, сказать, какой должна быть наша любовь, попросить о снисхождении и раскрыть свою душу, но он заговаривает первым:

— Отличные джинсы. У тебя в них классная попка.

— Ты обратил внимание на мою попку?!

— Я всегда обращаю на нее внимание.

Я улыбаюсь и забрасываю ногу ему на колено. Муж обнимает меня и похлопывает по попке, которая так ему нравится.

Нам многое нужно сказать, многое пообещать, за многое извиниться. Но мы молчим. Небо темнеет, эта часть парка освещена только фонарями и светом близлежащих домов.

Потом Джек говорит:

— Пойдем домой. Здесь холодно.