Любовь и Смерть. Убийство Курта Кобэйна

8

Вернон Джеберт полагает, что существует формула того, как убийство может сойти с рук.

«Если вы хотите организовать убийство так, чтобы оно напоминало самоубийство, она помогает оставить след самоубийства, — объясняет бывший начальник Оперативной Группы Бронкса по Убийствам, который считается ведущим экспертом Америки по инсценированным местам преступления. — То есть она помогает вбить людям в головы, что жертва уже была склонна к самоубийству. Таким образом, следователи будут предрасположены к решению, что эта смерть — самоубийство».

Слова Джеберта, возможно, не дают объяснение необычному ряду событий, которые имели место 18 марта 1994 года — примерно за две недели до того, как умер Курт. В тот день в полицию на номер 911 поступил звонок от Кортни, заявившей, что её муж заперся в комнате с оружием и угрожает покончить с собой.

Когда полицейские прибыли в особняк на Лэйк Вашингтон, они действительно обнаружили, что Курт заперся в комнате. Однако, согласно полицейскому отчёту, открыв дверь, Курт тотчас же сказал полицейским, что он на самом деле заперся, «чтобы держаться подальше от Кортни». Он утверждал, что он не хотел покончить с собой или ранить себя. И, вопреки тому, о чём сообщила его жена, позвонив по 911, у него не было никакого оружия.

Когда полицейские расспросили Кортни о её телефонном звонке, она была вынуждена признать, что она «не видела его с оружием, и он не говорил, что собирается покончить с собой». Когда он заперся в комнате и отказался открывать дверь, сказала она, «зная, что он имел доступ к оружию, она позвонила по 911 ради его безопасности и здоровья». Просто для того, чтобы это гарантировать, полицейские конфисковали из дома четыре ружья, коробку с патронами и бутылку с таблетками Курта от боли в желудке.

Две недели спустя, конечно же, Кортни сделала ещё одно ложное сообщение в полицию, сообщение о пропаже человеке, представившись матерью Курта, Венди О`Коннор. В нём она также упоминала оружие и самоубийство, сообщив, что Курт «купил винтовку и может покончить с собой».

Могли эти два ложных сообщения в полицию быть попыткой оставить «след самоубийства»? Если это так, это было весьма эффективно. В сообщении о происшествии в Полицейское Управление Сиэтла, сделанном в день, когда было найдено тело Курта, первый полицейский, который прибыл на место происшествия, описал смерть как «самоубийство» и рассказал детективам по убийствам, что он знал о том, что семья Кобэйна заявила о пропаже человека в Полицейское Управление Сиэтла. Семья опасалась, что потерпевший может покончить с собой, и он недавно купил винтовку».

У Гранта не было абсолютно никаких сомнений относительно намерений Кортни. «Конечно, она пыталась оставить официальный след, показывающий, что Курт перед смертью был склонен к самоубийству, — говорит Грант. — Просто посмотрите на её действия. Она сделала даже не одно, а целых два ложных заявления менее чем за две недели до его смерти. В каждом упоминалось самоубийство, в каждом упоминалось оружие. Зачем ещё ей надо было это делать? Почему она лгала полиции? Она делала то же самое и по отношению ко мне, когда она меня наняла. Она постоянно говорила мне, что он хочет покончить с собой, он купил винтовку и что «все думают, что он мёртв». Проблема состоит в том, что когда я говорил с теми, кто знал его лучше всех, они все говорили мне одно и то же: что он не хотел покончить с собой, и что он любил оружие, поэтому тот факт, что он купил винтовку, совершенно не доказывало того, что он планировал покончить с собой».

Мы обнаружили в точности то же самое, когда провели месяц в Сиэтле в декабре 1995 года. Более года Курт изображался в СМИ как подавленный, ненавидящий сам себя, суицидально настроенный героинщик, который, в конце концов, стал жертвой соблазнов, которые преследовали его много лет.

В течение нескольких недель мы говорили с сиэтлскими музыкантами, торговцами наркотиками и с другими обитателями внешнего мира Курта. Хотя некоторые рассказывали, что он был «угрюмым», «замкнутым» или «необщительным», никто не считал, что он был склонен к самоубийству. Большинство соглашается с тем, что он стал другим человеком после того, как родилась Фрэнсис Бин. Но насколько хорошо на самом деле все эти люди знали Курта? Большинство из них были, в лучшем случае, шапочными знакомыми; некоторые, вероятно, преувеличивали их дружбу. Никто не казался особенно сведущим, чтобы говорить о душевном состоянии Курта на момент его смерти. В итоге мы решили добиться интервью с человеком, который, как утверждают, знает Курта лучше всех, с его самым близким другом, Диланом Карлсоном. В то время Йэн Гальперин был профессиональным музыкантом. Бывший член его группы, Касио, болгарин, который переехал в Сиэтл годом ранее, сказал нам, что он дружил с Диланом и, вероятно, сможет устроить встречу.

Они собирались на джем-сейшн на уик-энд, и Касио пообещал, что если мы туда заглянем, он нас познакомит. В то время двадцатишестилетний Дилан был лидером «Earth», пробивающейся сиэтлской «эмбиент-метал»-группы, которая несколькими годами ранее подписала контракт со студией звукозаписи «Sub Pop».

В назначенное время мы добрались до места джем-сейшна в университетском районе. Если бы Стивен Кинг когда-нибудь писал роман о грандж-сцене, он начал бы его в этом доме — трехэтажном, в стиле викторианской готики, который снаружи выглядел так, как будто там было полно привидений. Войдя внутрь, нам не понадобилось много времени, чтобы понять, что этот дом — «ширяльная контора» — место, куда приходят наркоманы, чтобы купить героин и уколоться. Повсюду в доме балдеющие наркоманы шлёпались на кушетки и потёртые матрацы. Мы нашли Касио, друга-музыканта Йэна, в подвале, усердно стучащим на комплекте старых барабанов «Tama», в то время как Дилан Карлсон джемовал на видавшей виды гитаре «Fender». Несколько минут спустя они сделали перерыв, и Касио представил нас как своих друзей из Монреаля. Чтобы объяснить наличие видеокамеры, мы сказали Дилану, что снимаем документальный фильм о закате сиэтлской сцены. (Тогда мы действительно планировали выпустить документальный фильм). Мы не упоминали Курта Кобэйна или то, что мы знаем, что Дилан был его лучшим другом. Именно Дилан, в конце концов, заговорил об этом. Как только он это сделал, он с большим желанием принялся рассказывать о своём старом друге и обстоятельствах, происшедших после смерти Курта. Он подробно описал нам тот день и при следующей встрече.

Они познакомились в Олимпии несколько лет назад, объяснил Дилан, и вскоре стали лучшими друзьями, хотя они во многом были очень разными. Мы попросили его привести нам пример.

«Ну, во-первых, я — республиканец. Я был большим поклонником Джорджа Буша [старшего]; мне нравились его убеждения. Курт его терпеть не мог. Ему очень нравился Клинтон». Действительно, Курту в значительной степени приписывали то, что он помог Клинтону победить на президентских выборах в 1992 году, убеждая поколение молодых американцев голосовать за играющего на саксофоне демократа. Впоследствии говорили, что Челси Клинтон была заядлой фанаткой «Нирваны».

После упоминания о пристрастии Курта к наркотикам («Он принимал не так много наркотиков, как думают люди»), о Кортни Лав («Я познакомился с ней всего за день до их свадьбы на Гавайях, когда я был шафером…. Я всегда весьма неплохо ладил с Кортни…. Она иногда платит за меня арендную плату…. Она освободила меня из тюрьмы, когда меня арестовали из-за наркотиков»), и о его любви к оружию («Я терпеть не мог всю эту толпу контроля за оружием»), Дилан, наконец, вернулся к теме последних дней Курта.

«Вы знаете, я — тот, кто купил ему оружие», — сказал он нам мимоходом. Когда мы спрашиваем, почему, он объясняет: «Его ограбили или что-то вроде того, и он сказал, что оно ему нужно для защиты. Он хотел, чтобы его купил я, потому что копы недавно конфисковали всё его оружие, и он боялся, что они снова заберут его, если оно будет зарегистрировано на его имя. Я думаю, что он также отчасти боялся упорных преследователей. Его героем был Джон Леннон, вы знаете, и годом раньше была убита Миа [сиэтлская панк-рокерша Миа Сапата], поэтому я считаю, что у него были свои причины».

Разве Курт, как известно, не был склонен к самоубийству? Разве он уже не пытался покончить с собой в Риме месяцем раньше?

«Тогда Курт определённо не хотел покончить с собой, иначе я никогда не купил бы оружие, — утверждает он. — Он был моим лучшим другом, поэтому я бы знал, была ли в Риме попытка самоубийства. Ничего подобного. Годом раньше я бы поверил в это из-за боли, но он больше так не говорил. У него было столько планов на тот момент, когда он вернулся из реабилитационного центра».

Комментарии повторили то, что Дилан сказал репортёру из «Seattle Post-Intelligencer» спустя неделю после смерти Курта: «Курт столкнулся с большим количеством довольно тяжёлых вещей, но он был на самом деле довольно оптимистично настроен. Он был готов иметь дело с тем, с чем он столкнулся…. Курт просто хотел заниматься музыкой и не хотел выполнять однообразную работу».

Дилан также сказал нам, что они с Куртом «обычно всё время ходили пострелять, только по мишеням и всякому такому. Курт не любил охоту. Мы шли в лес и стреляли по жестяным банкам».

Примерно то же самое Курт сказал Дэвиду Фрикке из «Rolling Stone» за несколько месяцев до своей смерти: «Я люблю оружие. Мне просто нравится стрелять… когда мы выбираемся в лес, на стрельбище. Это не официальное стрельбище … это очень большой холм, поэтому невозможно выстрелить выше холма и кого-то ранить».

Курт сказал Фрикке, что не думал, что иметь оружие в доме опасно: «Это защита. У меня нет телохранителей. Есть люди менее популярные, чем я, или Кортни, кого могут преследовать и убить. Видишь, я — не очень крепкий физически. Я не смог бы остановить злоумышленника с оружием или с ножом…. Это для защиты. И иногда забавно выйти и пострелять…. Это — единственный вид спорта, который мне нравится».

Однако, несмотря на то, что Курт открыто заявлял о своей склонности к оружию и его навязчивой идеей защитить свою семью, Кортни постоянно заостряла внимание на приобретении им винтовки как доказательстве того, что он планировал покончить с собой в течение недели, когда он пропал.

Когда Фрикке брал интервью у Кортни для «Rolling Stone» в декабре 1994 года, он напомнил ей о своём интервью с Куртом годом ранее: «Когда я прямо спросил его об оружии в нашем интервью, он стал говорить об учебной стрельбе».

Кортни ответила: «Он всё наврал, чёрт возьми. Он никогда в жизни не ходил на охоту. Однажды он сказал: «Я пойду пострелять». Ага. Во что стрелять? Он даже в тире никогда не попадал».

Почему Курт заставил Дилана купить ему оружие 30 марта, в день, когда он покинул реабилитационный центр, является одной из долгосрочных тайн в этом деле. Винтовка, которую купил Дилан — «Ремингтон», модель II 20-го калибра, «установленная на неполный заряд». Курт сказал Дилану, что боится злоумышленников, и что недавно на территории его дома на Лэйк Вашингтон побывало множество правонарушителей. Его выбор оружия, казалось, подтверждал это. Установка винтовки на неполный заряд — это то, что продавцы оружия часто рекомендуют своим клиентам для домашней защиты, потому что выстрел пули в одной комнате не пробьёт стены, и не будет подвергать опасности тех, кто находится с той стороны. Кроме того, очевидно, что и Курт, и Кортни в этот период действительно были заинтересованы в защите своего дома от злоумышленников, потому что они только что заключили контракт с «Veca Electric», чтобы установить систему полной безопасности дома. (Именно электрик этой компании обнаружил тело Курта 8 апреля).

Но наилучший признак того, что Курт купил винтовку для защиты, а не для того, чтобы покончить с собой — тот факт, что, когда полиция нашла оружие, оно было заряжено тремя патронами, включая тот, который убил его. Зачем Курт зарядил ружьё тремя патронами, если он намеревался выстрелить себе в рот? Несомненно, хватило бы и одного.

Однако к тому времени, когда полицейские отчёты стали доступными, эти и другие скрытые детали дела считали несущественными. В конце концов, говорили, что Курт забаррикадировался в своей комнате. К тому же, по словам Кортни, Курт уже пытался покончить с собой в Риме месяцем ранее. Он даже оставил записку, сказала она. Ни у кого не было никаких причин сомневаться в её словах.

Чтобы установить, что же на самом деле произошло в Риме, важно найти отличия между сообщениями его сверстников и более широко распространённой Кортни Лав версии событий, опубликованными после смерти Курта.

Мы знаем наверняка, что на следующий день после мюнхенского концерта «Нирваны» 1 марта Курт показался врачу, который определил, что у него бронхит, и порекомендовал, чтобы он отменил турне на два месяца. На следующий день, 3 марта, Курт вылетел в Рим, где он встречал Кортни и Фрэнсис Бин, которые прилетели из Лондона. Курт остановился в номере 541 с несколькими комнатами в римском пятизвёздочном отеле «Эксельсиор», чтобы ожидать их приезда. Примерно во второй половине дня Кортни приехала в отель с Фрэнсис Бин и Кэли Дьюиттом. О том, что случилось в этот период времени, известно немного, но где-то между 6:00 и 6:30 утром следующего дня консьержу «Эксельсиор» поступил звонок от Кортни с просьбой вызвать «скорую». Когда приехали врачи, они обнаружили Курта без сознания и поспешно отвезли его в римскую многопрофильную Больницу Умберто I, где ему сделали промывание желудка.

Спустя двадцать часов Курт пришёл в себя в римской Американской Больнице, куда его перевезли по просьбе Кортни. На следующий день его врач, Освальдо Галлетта, провёл пресс-конференцию, чтобы сообщить, что Курт оправился от «фармакологической комы, возникшей не из-за наркотиков, а из-за комбинированного действия алкоголя и транквилизаторов, которые в виде лекарства были прописаны врачом». Только в ANSA, Итальянском национальном информационном агентстве, сказали, что это за транквилизаторы, потому что люди начали задавать вопросы.

Сообщалось, что Курт смешал шампанское с прописанным транквилизатором под названием роипнол. В Риме этот препарат наиболее известен как успокоительное или снотворное средство, поэтому упоминание его наименования не привлекло большого внимания. Но в Соединённых Штатах роипнол был уже больше известен под своим зловещим прозвищем: «Препарат Насилия На Свидании». В особенности в университетских городках транквилизатор стал печально известен из-за использования в качестве незаконного средства сексуального завоевания. При добавлении в напиток таблетка без запаха быстро растворяется и может вскоре вызвать провал в памяти или уменьшить сопротивление. Придя в себя, жертва часто не в состоянии вспомнить, что произошло. В полицейские участки на всей территории Соединённых Штатов обращались женщины, просыпающиеся голыми в студенческих общежитиях или в незнакомой обстановке, жертвы сексуального нападения, будучи под воздействием этого наркотика. Только в 1996 году Американское Агентство По Борьбе С Наркотиками сообщило о более тысячи таких случаев в национальном масштабе. По сообщению Национального Института Наркомании, роипнол, особенно при смешивании с алкоголем или другими наркотиками, может привести к угнетению дыхания, аспирации и даже смерти.

Мог ли кто-то добавить дозу роипнола, сделавшую Курта недееспособным, в его напиток без его ведома? Именно об этом размышляет Том Грант: «Я думаю, что Кортни подмешала роипнол в напиток Курта, чтобы вызвать передозировку. Я твёрдо уверен, что это была её первая попытка убить его».

Поддерживая теорию Гранта, позже сообщалось, что роипнол на самом деле был прописан Кортни, а не Курту. После его смерти в британском музыкальном журнале «Select» сообщалось, что один из его журналистов брал интервью у Кортни в её лондонском гостиничном номере 3 марта, за час до того, как она вылетела в Рим к Курту. Один отрывок из этой статьи кажется зловеще многозначительным:

После смерти Курта, когда Кортни впервые заявила, что в Риме произошла неудавшаяся попытка самоубийства, транквилизаторы играли значительную роль в историях, которые она рассказывала об этом инциденте. По её версии, она «нашла две пустых прозрачных упаковки роипнола рядом с Куртом — он принял шестьдесят таблеток размером с аспирин, вынимая каждую по отдельности из контейнера из полимерной плёнки». Впоследствии она сказала в интервью «Rolling Stone»: «Я могу понять, как это случилось. Он принял пятьдесят чёртовых таблеток».

Конечно, если бы Курт действительно принял пятьдесят или шестьдесят таблеток роипнола, это было бы доказательством того, что в Риме действительно произошла попытка самоубийства. Однако нет ни одного свидетеля, который на самом деле видел пустые пачки роипнола — ни врачи, ни кто-либо из служащих отеля. СМИ и биографы просто признали за правду версию инцидента, рассказанную Кортни.

Когда мы взяли интервью у доктора Освальдо Галлетты, врача, который лечил Курта после его передозировки, он неистово отрицал, что Курт принял огромное количество роипнола, как рассказывала Кортни. И при этом он не думал, что передозировка Курта была преднамеренной. «Обычно мы можем говорить о попытке самоубийства, — сказал нам он. — Мне это таковой не казалась. Он смешал транквилизаторы и алкоголь, а когда вы это делаете, вы играете с огнём». После смерти Курта доктор Галлетта сказал репортёрам: «Последний его образ, оставшийся в моей памяти, который в свете трагедии теперь кажется патетическим, это молодой человек, играющий с маленькой девочкой [Фрэнсис]. Он не напоминал молодого человека, который хочет покончить со всем этим».

Сомнения Галлетты и отсутствие свидетелей не имели бы совершенно никакого значения, если бы Курт на самом деле оставил предсмертную записку в Риме. И тут появилось откровение Кортни о записке, которое убедило прессу и публику, что в Риме произошла попытка самоубийства. Но, как мы слышали, Кортни сказала Гранту, что письмо, которое оставил ей Курт, вообще похоже не на предсмертную записку, а на декларацию независимости мужа от жены, которую он терпеть не может. В этом письме, как призналась Кортни Гранту, Курт написал, что он уходит от неё: «Оно не очень хорошее. Мне так кажется…. Оно на самом деле не очень приятное. В нём говорилось о разводе». Одна часть записки разумно могла бы быть истолкована как имеющая отношение к самоубийству — та, где Курт заявляет, что «выбирает смерть» — полностью вырвана из контекста.

Даже сотрудники Полицейского Управления Сиэтла, которые видели римское письмо, не думали, что это была предсмертная записка. Согласно одному источнику из Полицейского Управления Сиэтла, который критиковал расследование, которое проводил его отдел, «Лав дала нам ещё одну записку, которую, по её словам, Курт написал в Риме. Она сказала, что это была предсмертная записка, но это было не так. Это было бессвязное письмо, которое было очень нелестным по отношению к ней. Есть некоторые скрытые упоминания, которые вы могли бы с натяжкой счесть относящимися к самоубийству».

Во время римской передозировки Курта компания «Geffen Records» сама сделала заявление, объявив, что смешивание Куртом алкоголя и транквилизаторов «определённо не было попыткой самоубийства — это произошло совершенно случайно». Но, возможно, самое существенное публичное заявление о римском инциденте сделала Джэнет Биллиг, представитель управляющей компании «Нирваны», «Gold Mountain». Биллиг рассказала «Rolling Stone» — после смерти Курта — что она говорила с Куртом о записке в Риме, и «Курт утверждал, что это была не предсмертная записка. Он просто взял все деньги, принадлежащие им с Кортни, и собирался убежать и исчезнуть». Это, казалось бы, подтверждало то, что Кортни сказала Тому Гранту 3 апреля, что в записке Курт «говорит, что он уходит от меня». В свете этого открытия особенно интересно читать то, что Кортни сказала в интервью журналу «Select» в то время, когда Курт всё ещё находился в римской больнице, оправляясь от комы: «Если он думает, что сможет так легко отделаться от меня, он может об этом забыть. Я за ним и в ад пойду».

В книге Чарлза Кросса «Тяжелее Небес» Розмэри Кэрролл впервые указывает на решающую часть хронологической загадки. Она уже дала понять Тому Гранту, что Курт хотел развестись с Кортни, но никогда не говорила ему точно, когда Курт впервые заявил о своих намерениях. Кросс восполняет отсутствующие данные: что произошло 1 марта в Мюнхене незадолго до его выхода на сцену, чтобы отыграть свой последний концерт, и за два дня до того, как он встретился с Кортни в Риме.

За кулисами он позвонил Кортни, и их разговор закончился ссорой, как и все их разговоры за последнюю неделю. Потом Курт позвонил Розмэри Кэрролл и сказал ей, что хочет развестись.

За шестьдесят часов этих телефонных звонков мы узнали, что Курт вылетел в Рим, написал Кортни письмо на трёх страницах, заявив, что он уходит от неё, и впал в кому после того, как проглотил препарат насилия на свидании, роипнол. Однако когда Кортни рассказывала об их встрече «Rolling Stone», она изобразила романтический сценарий:

История изобилует противоречиями, однако одна вещь всегда особенно беспокоила нас. Если, как утверждает Грант, Кортни намеревалась убить Курта в Риме, почему она вызвала «скорую» после того, как она нашла без сознания, таким образом спасая ему жизнь? Почему она просто не оставила его умирать? В сущности, мы всегда ссылались на её действия в Риме как на один из важнейших недостатков в теории убийства Гранта. И хотя это не опровергает того факта, что Курт был убит, это, казалось, делало саму Кортни невиновной в преступлении.

Мы уверены, что у Гранта нет никаких веских доказательств для подтверждения своего серьёзного заявления, что в Риме Кортни пыталась убить своего мужа, и мы критиковали его в нашей первой книге за то, что он сделал такое необоснованное заявление. В ответ он предложил множество сомнительных версий. Возможно, она слишком поздно поняла, что Курт проглотил недостаточно роипнола, чтобы убить его, предполагал Грант, и она хотела сделать так, чтобы она хорошо выглядела, будто бы спасая ему жизнь. Но спустя несколько лет с тех пор, как мы впервые открыто выразили свои сомнения, обнаружилась некоторая дополнительная информация, заставив нас переосмыслить наш первоначальный скептицизм.

Первое и самое серьёзное сообщение сделала сама Кортни. В многопрофильной больнице Умберто I подтвердили, что Курта привезли на «скорой» примерно в 7:00 утра, в это же время врачи немедленно сделали ему промывание желудка. Эта временная последовательность, казалось бы, соответствовала заявлению отеля «Эксельсиор», что консьержу поступил звонок из номера Кортни незадолго до 6:30 утра с просьбой вызвать «скорую». Однако восемь месяцев спустя Кортни сказала Дэвиду Фрикке из «Rolling Stone», как она нашла Курта без сознания приблизительно за два — три часа до того, как она вызвала «скорую»:

Почему она ждала более двух часов, прежде чем вызвать «скорую» в 6:30 утра? Она ждала, чтобы сначала убедиться, что он мёртв? Или её просто неверно процитировали в «Rolling Stone»? Вот версия, которую она рассказала в интервью журналу «Spin»:

Здесь она подтверждает, что она не только нашла его в 4:00 утра, но ещё и подумала, что он был «мёртв».

Когда «скорая» везла Курта в больницу примерно два — три часа спустя, Кортни ехала сзади вместе с мужем. Когда они приехали в больницу около 7:00 утра, и двери «скорой» распахнулись, знаменитый итальянский папарацци Массимо Сестини, предупреждённый об их прибытии, уже ждал, чтобы сделать моментальные снимки. На его фотографии, которая была повсеместно опубликована, запечатлена Кортни, полностью накрашенная. Многие из тех, кто видел эту фотографию, поражены тем фактом, что, хотя её муж был при смерти, у неё было самообладание, чтобы воспользоваться косметикой до того, как приехала «скорая».

Различные сообщения в СМИ рассказывали о первой просьбе Курта после того, как он пришёл в себя после комы: земляничный молочный коктейль. Только Чарлз Кросс пишет о первом из того, что сделал Курт. У него во рту всё ещё было полно трубочек, и он взял карандаш и блокнот и набросал записку для Кортни, которая ждала у его постели. Первые слова, которые он написал, это: «Твою Мать!». Потом он потребовал, чтобы трубочки были удалены у него изо рта, и попросил молочный коктейль. По-видимому, только Кортни знает, что означал недовольный жест Курта.

Кросс в своей книге «Тяжелее Небес» приводит ещё одну интригующую деталь об инциденте в Риме. В то утро «женщина, назвавшаяся Кортни, оставила сообщение [главе «Geffen Records»], в котором говорилось, что Курт мёртв». По-видимому, из-за этого звонка в некоторых выпусках американские СМИ, включая Си-Эн-Эн, неправильно сообщили, что Курт умер. После часовой паники и скорби в «Geffen», сообщает Кросс, «выяснилось, что звонившая была самозванкой». Кто это выяснил? И, что ещё больше беспокоит, как узнали, что та, кто звонил, на самом деле не Кортни? Она просто впоследствии это отрицала? Или к тому времени узнали, что Курт ещё жив и, таким образом, предположили, что звонок был мистификацией? Геффен не скажет, а Кросс не называет никакого источника этого разоблачения.

Если звонила Кортни, это показывает, что сначала она думала, что Курт был мёртв, и поэтому, возможно, вызвала «скорую», ошибочно полагая, что она уже достигла цели и убила своего мужа. В итоге сама Кортни впоследствии сказала репортёру, что она думала, что Курт был мёртв. Однако это просто догадка, и она далека от убедительного доказательства того, что она попыталась убить Курта в Риме.

Пока не появится более убедительное оправдание, вызов ею «скорой» не может быть самым неоспоримым признаком того, что Кортни невиновна в ужасном обвинении, которое публично выдвинуто против неё уже почти десятилетие.

В течение многих лет сторонники теории убийства утверждали, что Курт никогда не был склонен к самоубийству, а просто Кортни навесила ему этот ярлык после его смерти. Однако заявления самого Курта наводят на мысль, что он, по крайней мере, играл с этой идеей в определённые моменты своей жизни. Действительно, именно Курт, а не Кортни в 1993 году дал репортёру «Rolling Stone» Майклу Азерраду следующее объяснение того, почему он начал употреблять героин:

В другом интервью «Rolling Stone» год спустя он приводит в равной степени пророческую цитату:

Однако именно в этом интервью, вышедшем менее чем за три месяца до его смерти, Курт заявляет:

Часто ссылаются на тот факт, что Курт первоначально назвал последний альбом «Нирваны» «I Hate Myself and I Want to Die» («Я Ненавижу Себя и Хочу Умереть»), также, казалось бы, наводит на мысль, что в тот период Курт думал о самоубийстве. Только под давлением своей студии звукозаписи Курт согласился изменить название на «In Utero». Когда он спросил Дилана Карлсона, как тот мог сказать, что Курт не был склонен к самоубийству, учитывая явную масштабность таких упоминаний за эти годы, он пожал плечами. «Всё это было просто шуткой, — сказал он. — Курт сам так сказал. И когда он говорил о том, что вышибет себе мозги, любой из тех, кто знал его, знал, что когда он так говорил, он просто рассказывал о боли. Я не думаю, что он имел это в виду буквально. Это было выражение, которое он употреблял».

За несколько месяцев до смерти Курта репортёр «Rolling Stone» Дэвид Фрикке спросил его, что он буквально подразумевал под названием «I Hate Myself and I Want to Die»:

Объясняет ли это, почему столько близких друзей и коллег Курта утверждали после его смерти, что Курт не был склонен к самоубийству, даже притом, что он часто делал заявления, которые могли по понятным причинам быть истолкованы иначе?

«Вы должны помнить одно по поводу всех этих разговоров о том, что Курт был склонен к самоубийству, — объясняет его сиэтлский приятель, с которым они вместе принимали наркотики, Питер Клири, — то, что все эти разговоры начались только тогда, когда Кортни выступила после его смерти и сказала, что в Риме была предпринята попытка самоубийства, и СМИ подхватили все её примеры того, что Курт хотел покончить с собой. Вот когда все эти люди начали говорить: «Конечно он был склонен к самоубийству, только послушайте его музыку». Но это — полная чушь. Безусловно, он был угрюмым парнем и довольно часто был подавлен. То же можно сказать об очень многих людях, включая и меня. Но никто никогда не говорил о том, что Курт хотел покончить с собой до того, как он умер. Никто. Как вы думаете, почему все, кто его знал, был так удивлены, когда Кортни сказала, что в Риме была предпринята попытка самоубийства? Я читал всю эту невежественную чушь в СМИ, указывающую на тот факт, что Курт хотел назвать «In Utero» «I Hate Myself and I Want to Die». Это была шутка, блин. Это было его извращённое чувство юмора. Он был самым саркастичным парнем из тех, кто вам встречался. Он не был склонен к самоубийству, по крайней мере, в то время, когда я его знал, а я его знал в течение последнего года его жизни».

Однако кто должен говорить? Возможно, это наивно — не придавать значения частым упоминаниям Курта о самоубийстве, считая их юмором висельника или своего рода рокерскими шуточами, вообще свойственными молодежи, которой всегда доставляют удовольствие будоражащие вещи. Была ли его смерть результатом убийства или самоубийства, трудно отрицать, что у Курта была мятежная душа, и не выходит за рамки возможного то, что, как и многие молодые американцы, он мог думать о самоубийстве в разные периоды своей жизни.

Одна из давних подруг Курта, фотограф из Сиэтла Элис Уилер, говорит, что она никогда не подозревала о том, что Курт был склонен к самоубийству. Однако в отличие от Питера Клири Уилер твёрдо уверена в том, что Курт покончил с собой. На самом деле, говорит она, многие из окружения Курта, «оглядываясь назад», заключили, что он был склонен к самоубийству.

«После поминальной службы по Курту я пошла на поминки к Кристу, — вспоминает она, — и все люди, которые там были, пытались осмыслить всё то, что относилось к самоубийству. Крист подошёл ко мне и спросил: «Как мы могли не заметить этих симптомов, Элис?». А потом он начал анализировать тексты Курта и повторять всё, что он когда-либо говорил, и сказал, что это должно было быть очевидным. Я думаю, он на самом деле чувствовал себя виноватым».

Однако действительно ли эти «признаки» указывали на самоубийство, или они оповещали о другом жизненно важном решении? Мы знаем, что Курт уже сказал своему адвокату 1 марта, что он решил развестись со своей женой. Джэнет Биллиг, представитель его управляющей компании, подтвердила, что на той же неделе он написал Кортни записку, объявив о своём намерении «убежать и исчезнуть». Крист впоследствии рассказал об этом периоде биографу Курта Чарлзу Кроссу, объяснив: «В его личной жизни с ним что-то происходило, и это его очень беспокоило. Вот примерно такая была ситуация». Таким образом, даже его самый давний друг был не в состоянии точно определить эмоциональное состояние Курта как суицидальное в последние недели его жизни, вместо этого ощущая, что не в порядке было что-то другое.

После римской передозировки Дилан Карлсон первым из друзей Курта виделся с ним, когда он вернулся в Сиэтл. Впоследствии он рассказал о настроении Курта в интервью «Seattle Post-Intelligencer»: «Курт столкнулся с большим количеством довольно тяжелых вещей, но он был на самом деле довольно оптимистично настроен. Он был готов иметь дело с тем, с чем он столкнулся».

После смерти Курта его друг Марк Лэйнган, лидер «Screaming Trees», сказал в интервью «Rolling Stone»: «Я никогда не подозревал, что [Курт] был склонен к самоубийству, я знал только, что он переживал очень трудные времена».

Ещё один друг Курта, музыкальный фотограф из Сиэтла Чарлз Петерсон, столкнулся с ним на улице «за неделю или полторы» до его смерти. Курт был явно в приподнятом настроении, вспоминает Петерсон: «Он показался мне очень счастливым, гораздо счастливее, чем за долгое время, когда я видел его; не то, что обычно он был несчастным, но он часто был в значительной степени нездоров, и он выглядел так, словно ему намного лучше. У меня только что вышла первая книга, и он очень хорошо о ней отзывался: я думаю, что он был искренне рад за меня. Он носил такое тяжёлое пальто и солнцезащитные очки, чтобы появляться инкогнито, но по иронии это даже делало его гораздо более заметным. Мы отправились в «Linda Tavern» и выпили немного пива, и он дал мне свой новый номер телефона. Насколько я могу судить, не было и намёка не то, что что-то не так».

Покойная бабушка Курта, Айрис Кобэйн, говорила с ним незадолго до того, как он покинул реабилитационный центр в конце марта, и сказала в интервью «Seattle Times», что «казалось, что всё прекрасно» и что «он казался счастливым». Единственное, что Курт сообщил ей о римском инциденте, сказала она, это то, что это был несчастный случай. В ходе этого телефонного разговора он планировал в апреле отправиться на рыбалку со своим дедушкой.

Во многих исследованиях по самоубийствам утверждается, что некоторые люди непосредственно перед тем, как совершить самоубийство, кажутся очень счастливыми и находятся в приподнятом настроении, потому что они приняли решение, и от этого испытывают облегчение. Однако исследования также показывают, что эти люди редко строят долгосрочные планы. Кроме того, настроение Курта не казалось внезапно меняющимся с подавленного до приподнятого только в последние дни и недели его жизни. Точнее, как утверждают его друзья, он изменился за несколько месяцев до смерти, когда его невыносимые боли в желудке были, наконец, диагностированы и вылечены. Именно осенью 1993 года он сказал в интервью «Rolling Stone»: «Я никогда в жизни не был так счастлив».

Случилось ли что-то между этим интервью и его уходом из реабилитационного центра «Эксодус» 1 апреля, что изменило его настроение? Внезапно возобновилась боль в желудке? Возможно, «интервенция» 25 марта вызвало что-то мрачное в характере Курта? Был ли он особенно подавлен, когда он обратился в «Эксодус» 30 марта? За те два дня, которые Курт провёл в «Эксодусе», он говорил там с несколькими штатными психологами, ни один из которых не посчитал, что он склонен к самоубийству. Кроме того, последний из тех, кто навещал Курта в «Эксодус» 1 апреля, старый друг-артист по имени Джо «Мама» Ницбург, сказал в интервью «Rolling Stone»: «Я ожидал увидеть, что он хреново выглядит и подавлен. Он выглядел так чертовски здорово».

Тогда, за несколько недель до его смерти, очевидно, что большинство его друзей, коллег и даже специалисты-психиатры, которые его лечили, не думали, что Курт склонен к самоубийству.

Теперь Том Грант ставит плёнку с записью удивительного разговора с Кортни, который он записал в конце апреля 1994 года, доказывающий, что она тоже полагала, что Курт не хочет покончить с собой после того, как он вернулся из Рима.

Это поразительное признание совершенно отличается от того, о чём Кортни публично говорила в СМИ через несколько месяцев после смерти Курта — о суицидальных тенденциях своего мужа, а также от того, что она сказала сиэтлской полиции 4 апреля, когда она сделала сообщение о пропаже человека. Это также полностью противоречит тому, что она сказала Тому Гранту 3 апреля, как только наняла его, чтобы найти своего мужа: «У него склонность к самоубийству…. Все думают, что он умер».

К тому времени, когда Кортни в 1999 году сблизилась с Чарлзом Кроссом, было ясно, что теория убийства Тома Гранта не прекратит своё существование. Хотя над ним когда-то насмехались как над теоретиком заговора, вебсайт Гранта теперь регистрировал более миллиона посещений в год. Кроме того, фильм Би-Би-Си Ника Брумфилда об этой истории стал одним из самых вызывающих документальных фильмов всех времён. Грант начал привлекать внимание ведущих СМИ, и многие заслуживающие доверия журналисты, казалось, впервые задумались о том, что в его обвинениях могло что-то быть. Сам Джин Сискэл «отверг» фильм Брумфилда, потому что, сетовал он, фильм не исследовал возможность убийства так глубоко, как должен был, и оставил многие зацепки нерасследованными. Что ещё хуже, теория убийства начала приносить Кортни потери чистой прибыли. Ожидалось, что альбом «Hole» 1998 года, «Celebrity Skin», будет одним из бестселлеров года. Вместо этого он стал огромным коммерческим разочарованием. Многие приписывали его относительный провал тысячам фэнов Кобэйна, которые клялись в Интернет-чатах бойкотировать альбом. Что-то надо было делать.

Чарлз Кросс долгое время был редактором уважаемого сиэтлского музыкального еженедельника «Rocket», одним из первых написавшего на своих страницах о «Нирване». Кросс был не то чтобы другом Кортни, они просто знали друг друга много лет и неплохо ладили друг с другом. К тому времени, как Кортни сблизилась с ним, он уже решил написать биографию Кобэйна, но он никак не мог найти издателя. Ситуация изменилась, когда Кортни сделала ему предложение, от которого он не смог отказаться. Курт на протяжении многих лет поддерживал контакт с этим журналом, и теперь она предложила Кроссу исключительное право на чтение журнала и приведение выдержек из него в своей книге. Условия их соглашения, если таковые вообще имелись, никогда не раскрывались, и книга официально не характеризовалась как «авторизированная биография». Но когда она вышла осенью 2001 года, многие читатели были сразу же поражены тем, как тщательно книга адаптирована под версию событий, предлагаемую Кортни. Один рецензент на Amazon.com даже написал, что издатель «должен был указать, что автор — Кортни»».

В книге и в самом деле содержится множество фактов о смерти Курта, которые Кросс мог получить только от самой Кортни. Хотя он ни разу не упоминает о теории убийства Гранта, как будто книга в свою очередь исследует и опровергает каждое утверждение Гранта. Это было бы долгожданным вкладом в полемику, если бы Кросс признал это своим намерением, но он этого не делает. Вместо этого его книга является изящным сборником историй из частной жизни без ссылки на источник, которые приводились только для того, чтобы противоречить версии событий, предложенной Грантом. К сожалению, многие из этих историй явно ложны. Самый яркий пример имеет отношение к событиям 7 апреля, когда говорили, что Кэли в сумерках искал в доме Курта, хотя полицейские отчёты доказывают, что он поехал на такси в аэропорт в 16:00 того же дня, чтобы в Лос-Анджелесе присоединиться к Кортни. Аналогично Кортни была оправдана за то, что не сказала Гранту, что Курта видели в доме 2 апреля, потому что человек, который видел его там, сначала подумал, что это был «сон».

Хотя версия событий, предложенная Кортни, неустанно повторяется на протяжении всей книги, самый вопиющий пример подобострастия присутствует в заключительной главе, когда Кросс рассказывает о смерти Курта. Здесь Кросс пользуется тем образом, который нарисовала Кортни — своего мужа, одержимого самоубийством, и управляет им, придумав для Курта сцену почти в духе Нормы Десмонд:

Несколько рецензентов поинтересовались, как Кросс мог узнать, о чём думал и что делал Курт в последние минуты жизни. Кросс защищал свой повествовательный скачок, утверждая: «Любому, кто прочитал книгу до этого момента, ясно, что я провёл невероятно масштабное исследование, и что я не беру вещи с потолка. Я не создаю доказательства; я просто беру те доказательства, которые обнаружил … и соединяю их, чтобы попытаться рассказать о тех нескольких последних минутах.

Поскольку Кросс не подкрепляет свою точку зрения никакими доказательствами, это — в лучшем случае сомнительное истолкование, и есть фактическое доказательство того, что его рассказ противоречит тому, что произошло в последние мгновения жизни Курта. Например, Кросс рассказывает о том, что Курт взял «блокнот с листами бумаги стандартного размера», чтобы написать свою предсмертную записку. Однако на самом деле так называемая предсмертная записка была написана на обороте подставки для столовых приборов Международного Дома Оладий, как Кортни по секрету сообщила Тому Гранту в одном из разговоров, записанных на плёнку. Впоследствии полиция сделала фотокопию записки на бумаге стандартного размера, чем, возможно, и объясняется ошибка Кросса.

Тем не менее, Кросс — уважаемый музыкальный журналист, известный своей честностью, и его книга — это без прикрас его мнение, изобилующее ценным глубоким осмыслением детства, жизни и карьеры Курта — являющееся во многом лучшей и самой полной биографией, когда-либо написанной о рок-идоле. Кросс даже обнаружил одно важное новое доказательство, касающееся последних недель Курта, впервые рассказав о том, что Курт объявил о своём намерении развестись с Кортни за два дня до римской передозировки. По словам Элис Уилер, которая была одной из тех, кто помогал Кроссу в исследованиях, именно Кросс первым предложил Кортни опубликовать дневники Курта книгой. Уилер называет отношения Кросса и Кортни «тесными». Но нет никаких доказательств того, что Кросс просто действовал по указке Кортни или написал о том, что она ему рассказала. Вместо этого, он, кажется, принимает большую часть того, о чём она рассказала ему, за чистую монету, и позволяет манипулировать собой, чтобы написать о точке зрения, очень выгодной для Кортни.

В 1995 году музыкант «Nine Inch Nails» Трент Резнор, с которым у Кортни была непродолжительная связь годом ранее, сказал в интервью журналу «Details», что она — мастер по манипулированию прессой: «Она была одержима СМИ и тем, как её воспринимают. Чего я не понимал, так это то, что 95 % из них были редакторами, которые звонили непосредственно ей. У неё была целая действующая медиасеть».

Это отчасти объясняет, почему большинство СМИ отказалось реально смотреть на эти факты, вместо этого предпочитая одностороннюю версию событий, которую просто не стоит исследовать.