6

«Подожди-ка, — говорит Грант после того, как по радио сообщили, что Курт Кобэйн был только что найден мёртвым в оранжерее. — Мы же там были. Что это за оранжерея?».

«Это просто грязная маленькая комната над гаражом, — отвечает Дилан. — Я думаю, там хранили всякий хлам или что-то вроде того».

Они разворачивают машину, чтобы ехать назад к дому на Лэйк Вашингтон, чтобы узнать об этом побольше. Грант вспоминает, что был озадачен поведением Дилана.

«Он только узнал, что умер его лучший друг, однако он почти никак на это не отреагировал. Моё внутреннее чутьё подсказывало мне, что Дилан вёл себя так, будто он уже знал, что Курт был мёртв, хотя я не был уверен, что он имел к этому отношение».

Когда к полудню они добираются до дома, там уже толпятся представители СМИ. В небольшом парке рядом с домом устанавливают свои камеры бригады из «Entertainment Tonight», «Hard Copy», «A Current Affair», Эн-Би-Си и «MTV», а потом приезжают и репортёры из «Rolling Stone», «Spin», «People» и «Village Voice». Табита Сорен с «MTV» по чистой случайности находится в городе и берёт на себя полномочия в течение двух дней транслировать живые эфиры в режиме нон-стоп, дополняя их несколькими часами репортажей Си-Эн-Эн, «Fox News» и большинства телестанций Сиэтла. Они наполнены общим горем молодой Америки; Кобэйн стал Кеннеди нового поколения.

Пока они паркуются на противоположной стороне улицы, Дилан указывает на местных представителей СМИ, которых он знает, и советует Гранту, кого избегать, а кому доверять. Он отказывается выходить из машины, зная, что в тот момент, когда он появится, репортёры столпятся вокруг него, чтобы получить от него комментарий по поводу смерти своего друга. «Я не пойду в этот зоопарк», заявляет он. К тому времени на место происшествия прибывает группа детективов Полицейского Управления Сиэтла и бригада из управления судебно-медицинской экспертизы.

Гранту удаётся пробиться через кордон СМИ к маленькому зданию с оранжереей, до которой можно было добраться только по лестнице снаружи гаража. То, что выясняется вспоследствии, включая все разговоры, которые у него могли быть с полицейскими и судебно-медицинскими экспертами, которые прибыли на место происшествия, по-прежнему является тайной, потому что он отказывается дать нам послушать эту плёнку. «Я не могу вдаваться в слишком подробные детали того, что я узнал, когда приехал тем утром, — объясняет он. — Некоторые из этих деталей будут очень важны для обвинителя, который в итоге возьмётся за это дело, и я не хочу слишком рано раскрывать свои карты».

После полудня Грант звонит в свой офис и говорит с Беном Клагманом, который рассказывает ему, что по сообщению компании, использующей кредитные карточки, кто-то продолжал попытки воспользоваться аннулированной кредитной карточкой Курта до раннего утра 8 апреля, незадолго до того, как было обнаружено его тело.

Но когда Грант звонит детективу Кэмерону из Сиэтлского Полицейского Отдела по Убийствам, чтобы рассказать об этом сообщении, он обнаруживает, что Кэмерон до странности равнодушен. Кэмерон рассказывает Гранту, что Курт сам заперся в комнате. Пожарники должны были разбить стекло в двери, чтобы войти. Вывод Кэмерона ясен. Запершись таким образом, Курт должен был быть совершенно один, когда он умер.

Грант остаётся в Сиэтле ещё на день, чтобы побеседовать с несколькими друзьями Курта до того, как вылететь в Лос-Анджелес в субботу, 9 апреля. «Меня поразило то, что все, с кем я говорил, те люди, которые очень хорошо знали Курта, казались удивлёнными, — вспоминает Грант. — Они все говорили одно и то же — что он не хотел покончить с собой. Все от Марка Лэйнгана до Дилана Карлсона и многих сиэтлских друзей и партнеров. Было не похоже, что они просто не хотели признавать очевидного или что-то в этом роде; они все были категоричны. Но я не уверен, что тогда полагал, что это всё-таки было убийство. Было много странностей, и я начал сомневаться, но я думал, что дам большинству из них рациональное объяснение, говоря: «Ну, такова судьба Кортни. Всё время случаются странности». Её окружают странности, так что я, возможно, сперва дал рациональное объяснение всем несоответствиям».

* * *

К тому времени, как Кортни узнала об этой смерти в пятницу вечером от своего адвоката, СМИ по-прежнему не знали, что днём раньше она была арестована в своём номере в «Пенинсуле» после того, как неизвестный позвонил из отеля по номеру 911 о возможной наркотической передозировке.

После того, как врачи транспортировали её в лос-анджелесскую городскую больницу «Century» для неотложной терапии, полиция обвинила её во владении контролируемым веществом (они полагали, что маленький мешочек с белым порошком являлся героином), наркотическими принадлежностями, включая шприц для подкожных впрыскиваний, и похищенной собственностью (пачку врачебных рецептурных бланков). Она была доставлена в тюрьму Беверли Хиллс, оставив своего ребёнка в отеле с одной из нянь, Джекки Фэрри. Несколько часов спустя Кортни была освобождена под залог в размере 10 000 $ после обещания явиться в суд Беверли Хиллс 5 мая для предъявления обвинения. Вечером того же дня она зарегистрировалась в реабилитационном центре «Эксодус», том самом, откуда Курт сбежал неделей ранее.

Именно там на следующее утро её адвокат Розмэри Кэрролл сообщила ей новость о смерти Курта. Час спустя Кортни на частном самолёте «Лирджет» направлялась назад в Сиэтл с Фрэнсис Бин, Розмэри Кэрролл, Джекки Фэрри и гитаристом «Hole» Эриком Эрландсоном.

Приземлившись, Кортни немедленно взялась за дело. Были наняты охранники, чтобы защищаться от СМИ, и, чтобы помешать фотографам, поверх оранжереи, где всё ещё лежало тело Курта в ожидании, когда судебно-медицинский эксперт заберёт его на вскрытие, был помещён брезент. Как раз перед тем, как был натянут брезент, фотограф «Seattle Times» Том Риз сумел сделать несколько фотографий оранжереи с применением увеличительного объектива. Один запоминающийся снимок, обошедший весь мир, запечатлел распростёртую ногу, одетую в джинсы, кеды и открытую коробку из-под сигар на полу.

Тем временем на место происшествия приехала мать Курта, Венди О`Коннор, где она сказала репортёру из «Associated Press»: «Теперь он ушёл и вступил в этот дурацкий клуб. Я просила его не вступать в этот дурацкий клуб», имея в виду список безвременно умерших легендарных рок-звёзд, включая Джими Хендрикса, Дженис Джоплин и Джима Моррисона.

За домом репортёры наткнулись на шестнадцатилетнюю Кимберли Вагнер, которая сидела, плача, на стене сада. Никто из должностных лиц не отвечал на вопросы, поэтому СМИ обращались за интервью о том, что повлияло на смерть Курта, друг к другу, а также к любым фэнам, случайно им попадавшимся. «Я пришла сюда как раз для того, чтобы найти ответ, — сказала им Вагнер. — Но я не думаю, что его найду».

Тело Курта забрали на вскрытие вскоре после полудня. Хотя полиция уже осторожно сообщила множеству репортёров, что он покончил с собой, Управление Судебно-Медицинской Экспертизы Округа Кинг в тот же день сделало заявление, подтверждающее это сообщение.

Тем же утром Кортни объявила множеству людей, включая руководителей «Geffen Records» и «Gold Mountain», что передозировка Курта в Риме месяцем ранее на самом деле была попыткой самоубийства, а не несчастным случаем. Эту версию они услышали впервые. Это известие вскоре стало известно множеству представителей СМИ, которые ждали снаружи дома, отчаянно нуждаясь в любой информации. Вскоре СМИ пришли к единодушному мнению, что самоубийство Курта было трагическим, но неизбежным. Группа обезумевших подростков у дома пыталась примириться с этой мыслью. Пятнадцатилетний Стив Адамс сказал репортёрам: «Иногда я бываю подавлен и сержусь на свою маму или своих друзей, и я иду и слушаю Курта. И моё настроение улучшается…. Я тоже недавно думал о самоубийстве, но потом я подумал обо всех людях, которые будут подавлены этим». На сиэтлской рок-радиостанции «KIRO-FM» один из ди-джеев проворчал: «Он умер трусом и оставил маленькую девочку без отца».

Той ночью Кортни разделила постель с Венди и, как сообщают, надела вельветовое пальто, которое было на Курте, когда он был найден. На следующее утро, когда она впервые согласилась поговорить с репортёрами, она начала интервью с Табитой Сорен с «MTV», заявив: «Все, кто чувствует себя виноватым, поднимите руки». Она сказала Сорен: «Из смерти Курта может получиться что-то хорошее. Я пока что не знаю, что, что-то хорошее может быть». Тут Кортни воспользовалась случаем, чтобы разрекламировать свой альбом «Live Through This», который теперь планировали выпустить в следующий вторник. Словно внезапно поняв, как непристойно это может показаться зрителям, она самоуничижительно спросила Сорен: «Ну, что, разве не больная?».

Несколько минут спустя она дала согласие на ещё одно интервью «MTV», говоря с Куртом Лодером по телефону. В ходе этого разговора она сказала Лодеру, что в своей предсмертной записке её муж написал: «Для меня это больше не забавно, я не могу жить этой жизнью». Но когда записка несколько месяцев спустя была обнародована, оказалось, что Курт не указал в ней ни этой, ни какой-то другой прямой ссылки на самоубийство. Кортни также сказала Лодеру, что повреждения на теле Курта были настолько серьёзными, что его смогли опознать только по отпечаткам пальцев. Это также, как впоследствии выяснилось, было фальсификацией.

Позднее в тот же день она посетила помещение для гражданской панихиды, где тело Курта ожидало кремации. Кортни отдала такое распоряжение вскоре после того, как тело было найдено, несмотря на то, что Курт, по-видимому, никогда не просил его кремировать. Когда её провели в зал для прощания, Крист Новоселич тут же ушёл, рыдая, после того, как он в последний раз провёл несколько минут со своим старым другом. Курт лежал в костюме, с зашитыми закрытыми глазами. Несмотря на то, что впоследствии в сообщениях СМИ утверждалось, что его лицо было разнесено в результате выстрела из винтовки, на самом деле пуля причинила удивительно небольшое повреждение. По наблюдению выпускающего менеджера «Нирваны» Джеффа Мэйсона, Кортни, как сообщают, погладила Курта по лицу, методично отрезала локон его волос, затем расстегнула молнию на его брюках и отстригла волосы с его лобка. Потом она вскарабкалась на его тело и несколько раз выкрикнула: «Почему?».

Впоследствии Кортни говорила с рок-критиком сиэтлского «Post-Intelligencer» Джин Стаут, и у неё на уме, очевидно, была по-прежнему Кейтлин Мур. Не называя имени Кейтлин, Кортни сказала Стаут, что она неоднократно звонила в Полицейское Управление Сиэтла, чтобы заставить их арестовать дилершу Курта, жалуясь, что она не могла прикрыть источник снабжения наркотиками своего мужа. «Это как яблоки в саду, — сказала она о героине. — Они падают с деревьев. Полиция Сиэтла ничего с этим не сделает. Я спросила их: «Разве вас не смущает, когда вы слышите, что Сиэтл славится гранджем, каппучино и героином?» Более года спустя Дилан Карлсон познакомил нас с торговцем наркотиками по имени Уолтер, который сказал, что считает эту обстоятельную цитату иронической. «В то время, когда она говорила это, она кололась героином за несколько сотен долларов в день, — сказал нам он. — Я знаю, потому что я ей его продавал».

Днём 10 апреля около семидесяти гостей, включая дюжину членов семьи Курта, присутствовали на закрытой поминальной службе в сиэтлской Церкви Единства Правды. На каждой скамье гости обнаружили фотографию улыбающегося им шестилетнего Курта. Преподобный Стивен Таулз сказал присутствующим: «Самоубийство ничем не отличается от засовывания пальца в тиски. Боль становится такой огромной, что её нельзя больше выдерживать».

Крист Новоселич произнёс панегирик, в котором он говорил о панк-рок-этике Курта, которая предписывала: «Ни одна группа не является уникальной, и ни один музыкант не является великим…. Если у тебя есть гитара и большое сердце, просто играй на чём-нибудь что есть мочи и имей в виду: ты — суперзвезда». Он убеждал собравшихся «помнить Курта за то, что он был — заботливый, щедрый и милый…. Его сердце было его приёмником … и его передатчиком…. Давайте хранить его музыку, и да пребудет она с нами навеки».

Потом Кортни, одетая в чёрное, зачитала строфы из Библии и отрывки из любимой книги стихов Курта, «Озарение» Артюра Рембо. Она рассказала, что однажды за кулисами Курт признался ей, что на самом деле ему никогда не нравился рёв толпы, как и вокалисту «Queen» Фредди Меркюри.

«Так зачем же ты стал рок-звездвой, придурок?» — спросила она своего мёртвого мужа, а затем продолжила читать отрывки из предсмертной записки Курта, которая ещё не была обнародована.

Она рассказала гостям, что он написал: «У меня есть дочь, которая слишком во многом похожа на меня», и «Лучше сгореть, чем угасать». Она сказала, что записка заканчивается словами: «Я люблю вас, я люблю вас».

После службы Кортни пригласила гостей на поминки обратно в дом на Лэйксайд Вашингтон, но многие вместо этого предпочли посетить альтернативные поминки в доме Криста и его жены Шелли. Безусловно, со смертью Курта раздражение между Кортни и [его] группой не уменьшилась. Элис Уилер присутствовала на тех и других поминках: «Я думаю, многие считали Кортни в известной степени виновной в смерти Курта. Многие из его друзей хотели знать, почему она никому не сказала, что происшедшее в Риме было попыткой самоубийства. Если бы люди знали, они, возможно, сделали бы всё возможное, чтобы спасти его». Друг Курта, гитарист Ли Рэналдо, повторил слова Уиллер в интервью «Rolling Stone»: «Я чувствую, что мы с Куртом были достаточно хорошими друзьями, чтобы я мог позвонить ему и сказать: «Эй, как дела? Ты хочешь поговорить?»

Кит Ричардс высказал свои соображения одному из репортёров: «После того, как парень попытался порешить себя в Риме, я был удивлен, что люди, которые, как предполагалось, проявляли заботу, позволив ему купить винтовку и несколько дней хандрить. Едва он сбежал, они уже знали, что он отправился на тот свет».

Тем временем по всему городу тремя местными радиостанциями было организовано ночное бдение со свечами в парке рядом с башней Спейс-нидл в Сиэтле. Тысячи людей собрались для того, чтобы отдать последний долг покойному, пока из репродукторов гремели песни «Нирваны». Пока фэны сжигали свои фланелевые рубашки и бросались в фонтан, из громкоговорителя слышался отчётливый голос Кортни Лав — не вживую, а с магнитофонной ленты, которую она записала заранее в этот же день:

Я не знаю, что сказать. Я не знаю, что сказать. Я чувствую то же, что и все вы. Если вы все думаете, что … сидеть в этой комнате, где он играл на гитаре и пел, и не чувствовать, что это такая честь — быть рядом с ним, вы сумасшедшие. Тем не менее, он оставил записку, она больше похожа на письмо грёбаному редактору. Я не знаю, что случилось. Я имею в виду, что это случилось бы, но, могло случиться, когда бы ему было сорок. Он всегда говорил, что переживёт всех, и ему будет сто двадцать. Я не буду читать вам всю записку, потому что всё остальное — это не ваше собачье дело. Но кое-что в ней — для вас. Я на самом деле не думаю, что прочесть это — значит, унизить его достоинство, считая, что это адресовано большинству из вас. Он — такой придурок. Я хочу, чтобы вы все громко сказали «придурок».

Толпа прокричала: «Придурок!». Затем она начала зачитывать записку:

Понять эту записку будет довольно легко. Все предупреждения из 101 урока панк-рока за эти годы, начиная с моего первого знакомства с [ним], скажем так, этика, связанная с независимостью и вовлечением всего вашего сообщества, оказалась стабильной. Я не испытывал волнения как от прослушивания, так и от создания музыки, наряду с тем, что я всё-таки писал уже слишком много лет. Я не могу выразить, насколько я чувствую себя виноватым в этом. Например, когда мы находимся за кулисами, зажигаются огни и начинается безумный гул толпы, не меня это не действует, точно так же, как это было с Фредди Меркьюри, который, казалось, любил, наслаждался любовью и обожанием толпы.

Как и прежде, сравнение с Фредди Меркьюри, кажется, вызывает у Кортни особое раздражение: «Курт, тогда какого чёрта — ну, и не становился бы рок-звездой, придурок». Она продолжает:

Это то, чем я полностью восхищаюсь и завидую. Дело в том, что я не могу вас обманывать, каждого из вас. Это просто нечестно по отношению к вам или ко мне. Я не представляю худшего преступления, чем насаживать людей, притворяясь и делая вид, что я оттягиваюсь на все 100 %.

Кортни: «А я, Курт, не представляю худшего преступления для тебя, если бы ты просто продолжал быть рок-звездой, раз ты так чёртовски ненавидел это, просто остановись, чёрт возьми».

Иногда я чувствую себя так, словно я должен запускать таймер перед выходом на сцену. Я пытался делать всё, что в моих силах, чтобы быть благодарным за это (и я благодарен, Боже, поверь мне, я благодарен, но этого недостаточно). Я ценю то, что я и мы затронули и развлекли многих людей. Я, должно быть, один из тех самовлюбленных людей, которые ценят что-то только тогда, когда остаются одни. Я чересчур чувствителен. Мне надо быть слегка безразличным, чтобы снова вернуть энтузиазм, который у меня был когда-то в детстве. В наших последних трёх турах я стал намного больше ценить всех тех людей, которых я знаю лично, как и фэнов нашей музыки, но я по-прежнему не могу справиться с неудовлетворением из-за чувства вины и сопереживания, которые я испытываю по отношению к каждому. Во всех нас есть что-то хорошее, и я думаю, что просто слишком люблю людей.

Кортни: «Так почему же ты просто не остановился, чёрт возьми?»

Настолько, что я ощущаю себя крайне, чертовски ужасно. Несчастный, маленький, чувствительный, неблагодарный, Рыба, Иисус.

Кортни: «Да молчи уж, ублюдок».

Почему бы тебе просто не получать от этого удовольствие? Я не знаю.

Кортни: «Дальше он говорит мне кое-что личное, и это никого из вас не касается; кое-что личное для Фрэнсис, что никого из вас не касается.

… мне повезло, очень повезло, и я благодарен …

Эта строчка означает, что Курт решил больше этим не заниматься. Но когда копия записки была обнародована несколько месяцев спустя, оказалось, что Курт на самом деле написал «мне везёт». Некоторые задавались вопросом, имеет ли какое-то значение то, что Кортни неправильно прочитала в частности этот отрывок.

… но когда мне исполнилось семь лет, я стал ненавидеть всех людей вообще. Людям кажется, что жить так легко, потому что у них есть сочувствие.

Кортни: «Сочувствие?».

Думаю, только потому, что я слишком люблю и слишком жалею людей. Спасибо вам всем с самого дна моего пылающего, вызывающего тошноту желудка за ваши письма и участие в последние годы. Во мне слишком много от эксцентричного, капризного ребенка! Во мне больше нет страсти. Мир любовь, сочувствие,

Курт Кобэйн.

Кортни: «Тут ещё немного личного, и это вас никак не касается. И просто помните, что это всё ерунда, и я лежу в нашей постели, и мне очень жаль. И я чувствую то же, что и вы. Мне очень жаль. Я не знаю, что могу сделать. Жаль, что я не здесь. Жаль, что я не слушала других, но это так. Каждую ночь я сплю с его матерью, и я просыпаюсь утром и думаю, что это он, потому что его тело вроде бы здесь. Теперь мне надо идти».

* * *

Час спустя двадцативосьмилетний мужчина из Сиэтла по имени Дэниел Каспар вернулся домой с ночного бдения и покончил с собой выстрелом в голову. Его сосед по комнате, который тоже был там, сказал полиции, что Каспар по настоящему обезумел из-за смерти Курта. С тех пор, как два дня назад было обнаружено тело, горячие телефонные линии экстренной связи по самоубийствам по всей стране были затоплены звонками подавленных подростков. Кризисная Клиника Сиэтла отвечала на триста звонков в день, что на 50 процентов больше, чем обычно. Специалисты-психиатры опасались вспышки самоубийств-подражаний. Сообщения уже со всего мира означали, что смерть Курта стала ударом для всего мира. Сообщалось, что в Австралии застрелился подросток в знак уважения к Курту. На следующий день шестнадцатилетняя турецкая девочка, друзья которой рассказали, что она была очень подавлена с тех пор, как услышала о смерти Курта, заперлась в своей комнате, включила на полную громкость компакт-диск «Нирваны» и выстрелила себе в голову.

Чем же Курт Кобэйн и его музыка вызвали такую эмоциональную реакцию его фэнов? Местная музыкальная газета Сиэтла «Rocket» сравнила жизнь и смерть Курта с теми двумя другими великими творцами, которые также умерли в самом своём расцвете, с Дженис Джоплин, которая умерла от передозировки в двадцать семь лет — столько же было и Курту — и с Сильвией Плат, которая сунула свою голову в духовку в тридцать лет: «Все трое жили с ошеломляющей, постоянной болью, которая была результатом и обстоятельств их измученных жизней, и даже больше — чувствительности, которая позволяла им в первую очередь создавать свои красивые и ужасные повествования из самых недр преисподней».

Тем не менее, ни их смерть, ни любая из других бесчисленных рок-н-ролльных трагедий за эти годы не вызывали такой волны печали и безысходности, которая теперь, казалось, поглотила молодёжь по всему земному шару.

Потому ли, что за охваченными тревогой текстами Курта скрывалось послание надежды в мире, где доминировали те, кто родилися во время демографического взрыва? На самом ли деле Курт был «голосом, разбудившим новое поколение», как его описывала «Los Angeles Times»? Вскоре после его смерти один четырнадцатилетний мальчик разместил в Интернете свои размышления о том, что значил для него Курт: «Он словно был моим гуру. Я чувствовал себя так, словно он вёл меня к чему-то лучшему».

Теперь миллионам его поклонников казалось, будто Курт предал их, говоря им: «Зачем волноваться?» или, что более уместно, «Nevermind» («Фигня»). Энди Руни обобщил это лучше всего в своём еженедельном комментарии в «60 Minutes»: «Когда тот, кто является голосом своего поколения, пускает себе пулю в лоб, что же должно думать это поколение?»

* * *

Том Грант был встревожен, не зная точно, почему. Когда в субботу он вернулся в Лос-Анджелес, он знал, что его задание было официально закончено. Он был нанят Кортни, чтобы найти её мужа, и теперь Курт был найден. Однако он не мог не думать о том, что что-то не так. Во вторник утром он договорился на следующий день встретиться с адвокатом Кортни, Розмэри Кэрролл, с которой он неоднократно разговаривал неделей раньше. Он думал, что она, возможно, прольёт свет на события вокруг исчезновения Курта.

Среда, 13 апреля

На момент смерти Курта Розмэри Кэрролл была больше чем просто адвокат Кортни Лав. Более двух лет она одновременно работала адвокатом и Курта, и Кортни, а заодно и «Нирваны». Ей также посчастливилось быть замужем за Дэнни Голдбергом, президентом управляющей компании Курта, «Gold Mountain», и человеком, которого часто связывают с «открытием» «Нирваны». Но супруги были для Кэрролл гораздо больше, чем клиентами. Она с мужем стали очень близки и к Курту, и к Кортни, и их даже сделали крёстными Фрэнсис Бин. И Курт, и Кортни говорили, что они доверяют Кэрролл и Голдбергу больше, чем собственным родителям. Курт даже сказал друзьям, что он считает Кэрролл своей суррогатной матерью. Розмэри очень многое знала о беспокойных артистах. Прежде чем встретить Голдберга, она много лет была замужем за Джимом Кэрроллом, печально известным бывшим наркоманом-героинщиком и поэтом, написавшим в 1978 году ставшие культовыми «Баскетбольные Дневники». Теперь она была одним из самых влиятельных в Лос-Анджелесе адвокатов в индустрии развлечений и главой собственной фирмы.

Когда Грант приезжает в среду утром в адвокатскую контору Кэрролл на бульвар Сансет, он сразу же рассказывает ей о том, что его «очень смущает» многое из того, что окружает смерть Курта.

«Сперва я выслушал её. Я должен был узнать, где она находилась, — вспоминает он. — Потом, после того, как мы поговорили несколько минут, она вздохнула, обхватила голову руками и просто всё выложила».

Кэрролл говорит Гранту, что смерть Курта была совершенно нелогичной, настаивая на том, что Курт не хотел покончить с собой. «Я его слишком хорошо знала», — говорит она.

Когда Грант сообщает ей, что газеты пишут о том, что Курт постоянно хотел покончить с собой, она отвечает: «Нет, нет», и продолжает рассказ о том, что ей известно.

Кэрролл признаётся, что и Курт, и Кортни хотели разводиться. Они были «полны ненависти» друг к другу, говорит она. Недавно Кортни позвонила ей и попросила найти для неё «самого блестящего, самого клёвого адвоката по разводам», которого она знала. Кортни сказала, что Курт уходит от неё. Она также хотела выяснить, знает ли Кэрролл, как можно аннулировать предсвадебное соглашение супругов 1992 года.

Вскоре после этого, продолжает Кэрролл, ей позвонил Курт и попросил вычеркнуть Кортни из недавно составленного проекта своего завещания, которое на момент его смерти так и осталось недописанным. Находиться в центре разрыва пары было для неё большим эмоциональным истощением, жалуется Кэрролл Гранту. «Я любила их обоих».

Этот разговор делает намного яснее интервью, которое дала кинорежиссёру Би-Би-Си Нику Брумфилду в 1997 году женщина по имени «Дженнифер», которую Курт и Кортни наняли в марте 1994 года в качестве одной из нянь Фрэнсис Бин сразу после того, как они вернулись из Рима после передозировки Курта. Она уволилась в конце марта. В интервью бывшая няня рассказала Брумфилду, что Кортни в этот период была помешана на завещании Курта. До прослушивания нами плёнок это откровение всегда озадачивало, потому что Курт не оставил завещания, когда умер:

НЯНЯ. Просто было слишком много разговоров о завещании. Довольно много раз. Главным образом, о завещании. Просто говорили о его завещании, и …

БРУМФИЛД. О каких пунктах?

НЯНЯ. Кортни говорила о его завещании — я имею в виду, нашла о чём говорить.

БРУМФИЛД. И это было как раз перед тем, как он …

НЯНЯ. Да, я имею в виду, где-то месяц, пока я там была, уехала домой на недельку, а потом он умер. Где-то через неделю я уволилась.

БРУМФИЛД. Почему вы уволились?

НЯНЯ. Потому что я не могла там оставаться.

БРУМФИЛД. А что вы думали о самом Курте?

НЯНЯ. М-м-м-м …

БРУМФИЛД. Я слышал, что он был очень заботливым отцом.

НЯНЯ [кивая в знак согласия]. Да, более заботливым, чем ему позволяли.

БРУМФИЛД. Что вы имеете в виду?

НЯНЯ. Просто она полностью контролировала его — по возможности, каждую секунду.

БРУМФИЛД. Как вы думаете, чего он хотел?

НЯНЯ. Уйти от Кортни. И я думаю, что у него просто не было выхода, потому что она …

БРУМФИЛД. Если он любил так Фрэнсис, и для него семья имела большое значение, как вы думаете, почему он покончил с собой?

НЯНЯ. Я не уверена, что он покончил с собой.

БРУМФИЛД. Вы думаете, его мог убить кто — то другой?

НЯНЯ. Я не знаю. Я думаю, что если он не был убит, его довели до самоубийства.

* * *

После того, как Кэрролл признаётся Гранту, что Курт и Кортни были на грани резкого развода на момент его смерти, Грант рассказывает ей, что Кортни говорила о разводе в отеле «Пенинсула». Затем он сообщает ей о некоторых подозрительных поступках Кортни, свидетелем которых он был неделей раньше и удивился, почему она никогда не говорила ему, что Кэли говорил с Куртом в доме на Лэйк Вашингтон 2 апреля.

И Грант, и Кэрролл также считают странным, что Кортни тогда не отправилась в Сиэтл на поиски Курта в течение недели, когда он отсутствовал.

Грант рассказывает ей, что Кортни поведала ему, что у неё в Лос-Анджелесе есть дело, и поэтому она не могла уехать.

У неё не было никакого дела в Лос-Анджелесе, отвечает Кэрролл.

Но больше всего Кэрролл беспокоит предсмертная записка. Кортни отказалась дать ей взглянуть на неё, когда они были в Сиэтле вместе. Потом она добавляет к делу ещё один неожиданный поворот: она говорит Гранту, что той ночью, когда позвонил Дилан, чтобы отключить сигнализацию (в среду, 6 апреля), она случайно услышала, что Кортни сказала ему, чтобы он «проверил оранжерею».

«Когда Розмэри рассказала мне об этом, я знал, что это очень подозрительно, — вспоминает Грант. — Курт уже тогда лежал мёртвый в оранжерее. Я задавался вопросом, почему [Кортни] не попросила Кэли до этого проверить оранжерею».

Грант и Кэрролл быстро пришли к выводу, что он должен лететь обратно в Сиэтл, чтобы выяснить, что происходит. Она просит, чтобы он не рассказывал Кортни, о чем они говорили: «Пусть это останется между нами».

Грант возвращается в свой офис и заказывает билеты на вечерний рейс.

Четверг, 14 апреля

Утром 14 апреля Грант приезжает к дому на Лэйк Вашингтон, где Кортни находилась с тех пор, как вернулась в Сиэтл в день, когда было найдено тело Курта. Охранник, дежуривший у двери, провожает его внутрь. Кортни сидит за обеденным столом.

«Думаю, что на этот раз я нашла очень хорошего частного детектива», — по-дружески говорит она ему.

Хотя Грант считает её похвалы озадачивающими с тех пор, как он фактически был не в состоянии найти её мужа, тогда он этого не сказал. Вместо этого он выражает ей соболезнования и спрашивает её, как она держится.

«Не слишком хорошо», — отвечает она.

Когда Кортни встаёт, чтобы взять сигарету, подходит женщина, одетая в чёрную футболку с надписью «Грандж Мёртв».

Женщина спрашивает Гранта, что он думает обо всей этой ситуации.

Он отвечает, что не знает, что и думать. А что думает она? — спрашивает он.

Тут женщина представляется матерью Курта, Венди О`Коннор, и говорит, что ей кажется, что что-то здесь не так. «Почему Дилан не посмотрел в оранжерее?» — спрашивает она.

Грант говорит ей, что он хотел бы знать то же самое. Он спрашивает Венди, могут ли они как-нибудь в ближайшие несколько дней встретиться и поговорить. Она соглашается и говорит, что хотела бы побольше поговорить с ним об этом.

Тут Кортни подходит к матери Курта и что-то шепчет ей на ухо.

«После этого Венди стала избегать меня, — вспоминает он, — и у нас так и не было того разговора, на который она согласилась».

Гранту очень хотелось прочесть предсмертную записку. Зная, что Кортни не позволила взглянуть на неё своей близкой подруге Розмэри Кэрролл, он решил, что должен обмануть её, чтобы она разрешила ему на неё посмотреть.

Кортни проводит его наверх, где они смогли бы поговорить, чтобы их не слышала Венди. Они садятся на кровать, на которой она некогда спала с Куртом. Грант говорит: «Я слышал, что ты на днях читала записку по телевидению [намекая на её записанное на плёнку обращение на ночном бдении в субботу]. Меня кое-что смутило. В записке говорилось: «Я лежу здесь на кровати». Если Курт лежал на кровати, когда писал эту записку, почему постель выглядела такой аккуратной, когда я пришёл сюда следующей ночью? Было непохоже, что на ней кто-то лежал».

«Нет, Том, это я лежала на кровати, — говорит она. — Я лежала на кровати, записывая обращение к фэнам Курта».

«Ты уверена, что это сказала именно ты?» — спрашивает он. — У меня создалось впечатление, что именно Курт сказал, что он лежал на кровати».

«Нет, я сейчас тебе покажу, — говорит она, доставая из-под подушки сложенный листок. — Это просто копия. Оригинал у полиции. Он написал её на подставке для столовых приборов Международного Дома Оладий».

Грант притворяется, что изучает записку, потом говорит: «Я не могу прочесть её без своих очков. Могу я спуститься вниз и сделать копию на твоём факсе? Я посмотрю на неё позже».

С запиской в руке он спускается вниз и делает копию, прикарманив её так, чтобы он мог впоследствии изучить её во всех подробностях.

В тот же день Кортни говорит, что хотела бы посетить загородный дом в Карнэйшне, чтобы посмотреть, был ли там Курт в течение того времени, когда он пропал. Её давняя подруга, Кэт Бьёлланд, лидер «Babes in Toyland», приходит к ней и решает поехать вместе с ней. Кэт резко отзывалась о Кортни в печально известной статье в «Vanity Fair» в 1992 году, сказав Линн Хиршберг: «Кортни бредит. Прошлой ночью мне приснилось, что я убила её. Я была очень счастлива». Но, по-видимому, теперь всё было забыто, пока они в течение часа едут в арендованной Грантом машине.

Кортни раздражена из-за недавней истории в новостях о том, что у неё была передозировка в Лос-Анджелесе 2 апреля, и клянётся, что она узнает, кто, чёрт возьми, распространил эту историю «и подам в суд на этого ублюдка за клевету». Она говорит, что может доказать, что она тогда была в гостинице, потому что люди видели её там. «Это была полная ложь», — говорит она.

До Гранта дошло, что Кортни намекает на историю, которую она рассказала неделей ранее, чтобы якобы привлечь внимание своего пропавшего мужа. Он напоминает ей, что она призналась ему, что на самом деле она подбросила эту историю «Associated Press»».

«Что? О…», — говорит она, прежде чем переключиться на вероятность того, что Курт был в Карнэйшне с того момента, когда он покинул реабилитационный центр, и до момента, когда его тело было найдено. Лучше бы его там не было с какой-нибудь «страхолюдиной», сказала она самой себе.

Из собственности в Карнэйшне были две лачуги, одна видавшая виды изба, заполненная подержанной мебелью, которая была в доме, и ещё один по-прежнему пустующий недавно построенный особняк.

Трое входят в старую лачугу, и Кэт с Кортни поднимаются наверх, спустившись всего через несколько минут, и у Кортни был тряпочный мешочек. Она открывает мешочек, чтобы показать, что внутри шприц, утверждая, что это доказывает то, что Курт недавно был здесь.

Они направляются к новому дому, где находят спальный мешок, несколько сигаретных окурков и банок с газированной водой, разбросанных по комнате. Кортни собирает предметы, чтобы отложить, объяснив, что она хотела бы снять с них отпечатки пальцев, чтобы определить, был ли там Курт.

На обратном пути в Сиэтл известный в стране по различным передачам радиокомментатор Пол Харви по радио сообщал о слухах насчёт договора о совместном самоубийстве между Куртом и Кортни. Она ничего не говорит.

«Это звучало как одна из типичных историй, подброшенных Кортни, — вспоминает Грант. — Скоро я начал слышать много слухов об этом так называемом договоре о совместном самоубийстве. Впервые я стал размышлять, что, возможно, история, подброшенная Кортни «Associated Press» о своей передозировке 2 апреля, или её мнимой передозировке 7 апреля, за день до того, как было найдено тело Курта, имеет какое-то отношение к Кортни, которая пыталась убедить людей, что это всё было неким романтическим договором о совместном самоубийстве, и что её часть договора просто не удалась».

Пятница, 15 апреля

В 1997 году представитель Полицейского Управления Сиэтла Шон О`Доннелл рассказал в передаче Эн-Би-Си «Неразгаданные Тайны» о расследовании длиной в месяц, которое проводил его отдел в отношении обстоятельств смерти Курта. Его детективы, сказал он, сперва начали расследование с предположения, что Курт был убит, прежде чем официально исключить такую возможность: «Так они проводили это расследование для того, чтобы с самого начала это было очень полное, всестороннее расследование, и всё, с чем столкнулись детективы, указывало им на то, что это было самоубийство. Мы на самом деле не обнаружили ничего, что бы указывало на то, что это было что угодно, только не самоубийство».

Но долговременные свидетельские показания наводят на мысль, что следователи вообще никогда не принимали всерьёз мысль о том, что Курт был убит. Действительно, источник в Полицейском Управлении Сиэтла, хорошо осведомлённый о расследовании, рассказал нам в 1996 году, что сержант Кэмерон в то время дал понять, что так называемое расследование убийства было только видимостью: «Нам запретили воспринимать это всерьёз». Этот источник, который сказал, что поневоле не верил, что Кобэйн был убит, рассказал о «фальшивом расследовании», в ходе которого Кэмерон даже не потрудился проявить фотографии с места происшествия. Он сказал, что посторонний орган юстиции должен повторно расследовать эти обстоятельства, потому что «Кэмерон никогда не признает, что совершил ошибку. Он очень дорожит своей репутацией».

Полицейские отчёты, которые мы получили согласно законодательству о Свободе Информации штата Вашингтон, как выяснилось, укрепили его обвинение в том, что отдел по убийствам никогда не принимал всерьёз своё расследование. Согласно первоначальному сообщению о происшествии, зарегистрированному детективами по убийствам, они были вызваны к особняку на Лэйк Вашингтон патрульным офицером в 9:50 утра 8 апреля, спустя менее часа после того, как было найдено тело Кобэйна. Диспетчер сообщил детективам, что сотрудники полиции в форме «находятся на месте, где произошло самоубийство. Имеется предсмертная записка, и оружие также на месте». В своём официальном сообщении о происшествии, сделанном позднее в тот же день, детективы по убийствам Полицеского Управления Сиэтла написали «Самоубийство» на бланке в графе «Тип происшествия». Это явно противоречит утверждению представителя Полицейского Управления Сиэтла, что инцидент с самого начала расследовался как убийство. Это доказывает, что с самых ранних часов 8 апреля каждый член Полицейского Управления Сиэтла уже официально отнесли эту смерть к категории самоубийств.

Конечно, собственные попытки Гранта поделиться информацией с Кэмероном не внушали доверия. Грант провёл уже немало времени в оранжерее, фотографируя со всех сторон снаружи и изнутри. На его взгляд, особенно выделялась одна деталь. На дверях был простой замок типа «вставь и поверни». 8 апреля Кэмерон сообщил ему по телефону, что Курт был «заперт в комнате», намекая на то, что никого не могло быть внутри вместе с ним. Это, казалось, наводило на мысль, что единственным возможным сценарием было самоубийство. Теперь, впервые встретившись лицом к лицу с Кэмероном, Грант спрашивает опытного детектива по убийствам, почему он сказал ему, что дверь была заперта изнутри. (С тех пор, как Грант на самом деле увидел и сфотографировал замок, он понял, что утверждение детектива было несущественным).

«Любой мог открыть эту дверь после того, как она была заперта», — говорит Грант.

У Кэмерона есть готовое объяснение: «Дверь была подпёрта табуретом». Это — деталь, о которой уже сообщали и на «MTV», и на ток-шоу «Geraldo», а также в многочисленных газетных статьях по поводу этого дела. Например, в «Rolling Stone» писали: «Днём 5 апреля Кобэйн забаррикадировался в комнате над своим гаражом, подперев застеклённую створчатую дверь табуретом». Любой, читая это, конечно, предположил бы, что Курт должен был быть с ним в оранжерее, а потом вышел из комнаты с табуретом, подперев ею двери. Следовательно, Курт должен был поставить табурет перед дверью непосредственно перед совершением самоубийства.

Грант спрашивает сержанта Кэмерона, может ли он изучить фотографии, которые полиция сделала на месте происшествия. Детектив отказывается, что лишний раз доказывало, что он никогда не относился к своему расследованию убийства всерьёз. «Мы не проявляли эти фотографии и, возможно, никогда не будем их проявлять. Мы не проявляем фотографии при самоубийствах», — говорит Кэмерон.

Грант делится частью информации, собранную им и Беном Клагманом, включая детали относительно использования кредитной карточки Курта после его смерти.

И снова Кэмерон отмахивается от него: «Ничего из того, что вы сказали, не убеждает меня в том, что это вовсе не самоубийство».

Тогда у Гранта не было никаких причин сомневаться в словах Кэмерона, что табурет подпирал двери. Но когда несколько месяцев спустя он получил сообщение о происшествии, зарегистрированное первыми детективами, которые прибыли на место происшествия, оно наводило на мысль, что Кэмерон или лгал, или очень плохо работал над своим расследованием. Сообщение гласит:

Кобэйн найден в оранжерее размером 19` x 23` над изолированным сдвоенным гаражом. Лестница в западной части ведёт ко входу с застеклёнными створчатыми дверьми, а другие стеклянные двери в восточной части ведут на балкон. Эти двери незаперты и закрыты, но перед дверью помещается табурет с коробкой садово-огородного инвентаря.

Сообщение ясно демонстрирует, что табурет на самом деле вообще не подпирал выходную дверь. Скорее всего, он стоял перед стеклянными дверями с другой стороны комнаты — дверями, которые даже не служили выходом. Хотя настоящая выходная дверь была действительно заперта, она могла быть заперта и захлопнута кем угодно, когда тот уходил с места происшествия. Почему Кэмерон повторял явно ложную историю о табурете, подпирающем дверь — вопрос, на который он отказывается отвечать и по сей день.

Вне зависимости от причины, полицейский отчёт, без всякого сомнения, доказывает, что Курт никогда не баррикадировался в комнате, и это ясно демонстрирует, что другой человек мог без труда находиться в оранжерее во время смерти Курта. Таким образом, одна из наиболее убедительных составных частей так называемого доказательства, указывающего на самоубийство — ни что иное, как миф. Это миф, который никогда не развеивал ни один биограф и ни одно СМИ, которые первоначально сообщали о забаррикадированной двери. Это миф, за который многие обезумевшие подростки цеплялись в последующие месяцы и годы.

* * *

После своей встречи с Кэмероном Грант наносит очередной визит в дом на Лэйк Вашингтон. Кортни в столовой обсуждает предстоящий тур «Hole» со своим гитаристом Эриком Эрландсоном. Грант спрашивает её, может ли она организовать его встречу одновременно и с Диланом Карлсоном, и с Майклом «Кэли» Дьюиттом.

«Кэли в реабилитационном центре в Эль-Пасо, или в Джорджии… нет, он в Лос-Анджелесе с друзьями», — отвечает она. Потом она кричит Эрику в другую комнату: «Позвони Кэли и скажи, чтобы он летел сюда ближайшим рейсом».

Примерно час спустя, пока Грант находится на кухне, готовя себе бутерброд, приходит Дилан Карлсон. Они не виделись с 8 апреля, когда они вместе вернулись в дом после того, как услышали, что найдено тело Курта. Гранту не терпится подтвердить утверждение Розмэри Кэрролл, что Кортни сказала Дилану «проверить оранжерею». Когда Грант выходит из кухни, Эрик говорит ему, что Дилан наверху разговаривает с Кортни в её спальне. Они спускаются вниз примерно через двадцать минут. Грант понимает, что Дилан только что укололся. Грант ведёт его на кухню, чтобы их разговор не слышала Кортни.

«Когда мы начали говорить, я сразу же заметил, что его ответы звучали отрепетировано, словно его только что подготовили к тому, что говорить, — вспоминает Грант. — Он засыпал, я предполагаю, что от героина, и я посчитал, что впустую тратил время, пытаясь с ним говорить».

Когда Грант, наконец, уезжает, чтобы вернуться в свой отель, он просит Эрика позвонить ему, когда приедет Кэли. До вечера не было никаких вестей, поэтому он звонит в дом. Эрик говорит Гранту, что вскоре после того, как он уехал, Кортни заставила его позвонить Кэли и сказать ему, что он не должен возвращаться в Сиэтл несмотря ни на что.

«Я не знаю, что здесь происходит, чувак!» — говорит Эрик.

* * *

Когда Грант прикарманивал копию предполагаемой предсмертной записки Курта, он заметил письмо, которое Кортни только что отправила кому-то факсом, и быстро захватил и его тоже, чтобы позже сравнить почерк. Потом он ушёл, как только смог, горя желанием прочесть записку — таким, что он даже повернул машину к парковке приблизительно в миле от дома и достал эти два письма. В течение следующих двух часов он изучал текст предсмертной записки:

Для БоддЫ произнесено

Говорю на языке обученного идиота, который очевидно предпочёл бы быть кастрированным, инфантильным нытиком. Понять эту записку будет довольно легко. Все предупреждения из 101 урока панк-рока за эти годы, начиная с моего первого знакомства с [ним], скажем так, этика, связанная с независимостью и вовлечением всего вашего сообщества, оказалась стабильной. Я не испытывал волнения, как от прослушивания, так и от создания музыки, наряду с тем, что я всё-таки писал уже слишком много лет. Я не могу выразить, насколько я чувствую себя виноватым в этом. Например, когда мы находимся за кулисами, зажигаются огни и начинается безумный гул толпы, не меня это не действует, точно так же, как это было с Фредди Меркьюри, который, казалось, любил, наслаждался любовью и обожанием толпы, это то, чем я полностью восхищаюсь и завидую. Дело в том, что я не могу вас обманывать, каждого из вас. Это просто нечестно по отношению к вам или ко мне. Я не представляю худшего преступления, чем насаживать людей, притворяясь и делая вид, что я оттягиваюсь на все 100 %. Иногда я чувствую себя так, словно я должен запускать таймер перед выходом на сцену. Я пытался делать всё, что в моих силах, чтобы быть благодарным за это (и я благодарен, Боже, поверь мне, я благодарен, но этого недостаточно). Я ценю то, что я и мы затронули и развлекли многих людей. Я, должно быть, один из тех самовлюбленных людей, которые ценят что-то только тогда, когда оно уходит. Я чересчур чувствителен. Мне надо быть слегка безразличным, чтобы снова вернуть энтузиазм, который у меня был когда-то в детстве. В наших последних 3 турах я стал намного больше ценить всех тех людей, которых я знаю лично, как и фэнов нашей музыки, но я по-прежнему не могу справиться с неудовлетворением из-за чувства вины и сопереживания, которые я испытываю по отношению к каждому. Во всех нас есть что-то хорошее, и я думаю, что просто слишком люблю людей, настолько, что я ощущаю себя крайне, чертовски ужасно. Несчастный, маленький, чувствительный, неблагодарный, Рыба, Иисус. Почему бы тебе просто не получать от этого удовольствие? Я не знаю! У меня есть богиня — жена, от которой исходит честолюбие и сочувствие… и дочь, которая слишком во многом похожа на меня, каким я был раньше, переполненная любовью и радостью, целуя каждого человека, которого она встречает, потому что все хорошие и не причинят ей вреда. И это ужасает меня до такой степени, что я едва ли смогу что-то сделать. Для меня невыносима мысль о том, что Фрэнсис станет несчастным, разрушающим самого себя, гибельным рокером, которым стал я.

Мне повезло, очень повезло, и я благодарен, но когда мне исполнилось семь лет, я стал ненавидеть всех людей вообще. Людям кажется, что жить так легко, потому что у них есть сочувствие. Думаю, только потому что я слишком люблю и слишком жалею людей. Спасибо вам всем с самого дна моего пылающего, вызывающего тошноту желудка за ваши письма и участие в последние годы. Во мне слишком много от эксцентричного, капризного ребенка! Во мне больше нет страсти, поэтому помните, что лучше сгореть, чем

угасать. Мир любовь, сочувствие. курт кобэйн

Фрэнсис и Кортни, я буду у вашего алтаря.

Пожалуйста, живи, Кортни,

ради Фрэнсис

ради её жизни, которая будет намного счастливее

без меня. Я ЛЮБЛЮ ВАС, Я ЛЮБЛЮ ВАС!

Когда Грант тщательно изучает текст записки, ему кажется, что что-то не так. Она не похожа ни на одну предсмертную записку из тех, которые он когда-либо читал. Действительно, нигде в записке Курт на самом деле даже не упоминает самоубийство. И единственная часть, которая могла бы быть так истолкована — последние четыре строчки — казалось, написана совершенно другим видом почерка. Грант вынимает другой документ, который он присвоил, письмо, написанное от руки, которое Кортни отправила факсом ранее в тот же день. Что-то в этом почерке кажется необычайно похожим, но Грант — вовсе не почерковед. Он заводит машину и уезжает.

«Я добрался до шоссе и просто продолжал ехать, — вспоминает Грант. — В моей голове возникало так много вопросов после того, как я прочёл эту записку, и я просто должен был их обдумать. Я даже не знал, куда я еду. Следующее из того, что я понял, это то, что я проделал весь путь до Портленда, штат Орегон. Поэтому я просто развернулся направо и вернулся. Всё это время я действительно не знал, как это понять. Я всё ещё понятия не имел, что это всё означает».

К тому времени, как Грант возвращается в Лос-Анджелес, он более чем когда-либо, озадачен. Он едет в офис Розмэри Кэрролл с копией записки. Кэрролл пятнадцать минут внимательно изучает её, а потом говорит, что «очевидно», что Курт этого не писал. Она читает записку «снова и снова», но в ней не упоминается самоубийство.

Только в конце, замечает Грант.

Однако Кэрролл говорит, что строчки внизу явно написаны «другим почерком». Она сообщает Гранту, что на её взгляд записка не похожа на то, что мог бы написать Курт. На самом деле это больше похоже на Кортни, чем на Курта, говорит она, объяснив, что в записке есть множество фраз, которые раньше она слышала от Кортни. Тут что-то не так, говорит Кэрролл, явно встревожившись. Она делает паузу, потом присоединяется к выводу Гранта: Она не думает, что Курт покончил с собой.

Грант не знает, что и думать. Как бывший полицейский детектив, он был обучен не делать каких-то поспешных выводов, а придерживаться доказательств. Это доказательство появилось на следующий день, когда ему звонит Кэрролл, которая кажется слегка взволнованной. Она говорит, что хочет ему кое-что показать — какие-то «письма», которые Кортни оставила у неё дома. Она никогда не думала о том, чтобы просмотреть их, до вчерашнего вечера. Грант спрашивает: это письма Курта? «Нет, это её письма», — отвечает Кэрролл.

Когда Грант приезжает к ней домой час спустя, Кэрролл пребывает в состоянии шока. Она показывает ему рюкзак, который оставила Кортни после своего посещения дома Кэрролл вечером 6 апреля. Терзаемая сомнениями после прочтения предсмертной записки Курта, Кэрролл заглянула в рюкзак. То, что она там обнаружила, напугало её. Она достаёт лист бумаги. Почерком Кортни были написаны слова: «Попасть Под Арест». Это — одна из типичных записок Кортни самой себе о том, что нужно сделать.

«Она это всё спланировала», — говорит Кэрролл, намекая на арест Кортни 7 апреля.

Досконально оба ещё раз рассматривают то, что произошло после визита Кортни в дом Кэрролл двумя неделями ранее, вечером 6 апреля. Спустя несколько часов после того, как Кортни покинула дом Кэрролл, чтобы вернуться в свой отель, она была на самом деле арестована. Отвечая на звонок по «911», сообщающий о «вероятной жертве передозировки», полиция Беверли Хиллс, должностные лица отдела пожарной охраны и спасатели приехали в номер Кортни в отель «Пенинсула» утром 7 апреля, обнаружив Кортни в состоянии физического недомогания. Её отвезли на «скорой» в «Century City Hospital», где она рассказала докторам, что просто перенесла аллергическую реакцию на свой препарат ксанакс. После выписки она была немедленно арестована, помещена в тюрьму Беверли Хиллс и обвинена во владении контролируемым веществом, наркотическими принадлежностями и владением/приобретением краденого имущества.

«Когда она в итоге предстала перед судом, — говорит Грант, — у неё было логическое объяснение всего того, что полиция нашла в её комнате. Оказалось, что белое порошкообразное вещество, которое, как думали, являлось героином, на самом деле было индуистским пеплом удачи; пачка рецептурных бланков, которая, как полагали, была украдена, на самом деле, по её словам, была по ошибке забыта её врачом. Но тогда это обеспечило ей идеальный повод для ареста безо всяких реальных неприятностей. В объяснении Розмэри, что она «всё спланировала», есть много смысла. Она нуждалась в алиби». Теперь Грант полагает, что Кортни спланировала собственный арест 7 апреля так, чтобы документально подтверждалось, что она была в тюрьме в Лос-Анджелесе в тот день, в день когда, по её предположениям, будет найдено тело Курта.

«Это был тот самый день, когда она внезапно захотела, чтобы я и Дилан вернулись в дом, чтобы поискать в кладовке винтовку, хотя она могла бы попросить Кэли поискать её в любое время на той неделе, — объясняет он. — Теперь я убеждён, что она хотела, чтобы мы нашли тело в тот день». Гитарист «Hole» Эрик Эрландсон впоследствии признался биографу Курта Чарлзу Кроссу, что Кортни уже просила его поискать в кладовке винтовку днём во вторник, 5 апреля. Так почему же она попросила Дилана и Гранта сделать то же самое два дня спустя?

Тогда Кэрролл рассказывает Гранту, что она нашла ещё один листок бумаги в рюкзаке Кортни, который встревожил её даже больше, чем записка «Попасть Под Арест». Она отдаёт листок Гранту. На нём кто-то тренировался писать разными видами почерка. На каждой строчке он экспериментировал с различными формами всех букв алфавита, словно в школьных прописях. Но этот почерк был явно в стиле взрослого, а не ребёнка. Справа вверху страницы, в колонке, обозначенной как «комбинации», этот человек тренировался писать комбинации из двух и трёх букв:

ta re fe ur you te

Когда Грант стал изучать листок, он похолодел. «Я понятия не имел, что это означает или кто это писал, — вспоминает он, — но Розмэри нашла это в вещах Кортни. Для нас было очевидно, что она тренировалась, как подделать письмо».

Загрузка...