Любовь в смертельной прогрессии

Глава 2

На работу пришлось добираться на старом Опеле, милостиво переданном мне во временное пользование Усовым. У Петра имелось два автомобиля, один — солидный Порше, на котором художник ездил на вернисажи и презентации. Он с готовностью предложил именно его для моих поездок в офис, однако пришлось категорически отказаться от такой роскоши. Учитывая несчастливую судьбу своей Тойоты, рисковать чужим имуществом я, естественно, не стал.

Едва я переступил порог, испуганная секретарша прошептала:

— Вас там ждут, — указала она пальчиком на приоткрытую дверь.

Кто мог меня ждать прямо в кабинете, я догадывался. Вопрос, так сказать, один — по какому конкретно вопросу.

— Да? — выдавил я улыбку и щелкнул пальцами у нее перед носом, как будто ждал прихода Деда Мороза. — Хорошо, что ждут.

— Ага, — глупо улыбнувшись в ответ, кивнула девушка.

Я решительно распахнул дверь кабинета. Высокий молодой человек атлетического сложения, в джинсах и темном джемпере, со скучающим видом стоял у окна, опираясь руками на дерматиновую папочку для бумаг.

— Доброе утро, — бесцветно произнес он, обернувшись в мою сторону. — Старший следователь прокуратуры Василий Александрович Демин.

Я был готов к подобному повороту дел. Еще спасибо, что прокуратура, а не бандиты. Хотя, говорят, криминал водится везде, в том числе и в этих органах.

— Доброе, — в тон ему ответил я и жестом указал на стулья у длинного стола. — Прошу.

Мы сидели некоторое время в полной тишине. Молодой, но уже старший, следователь будто гипнотизировал меня, переводя то и дело взгляд с лежащей на столе раскрытой папки на меня. Весь его вид, уверенный, самодовольный, откровенно действовал мне на нервы. Похоже, парнишка выдерживал мхатовскую паузу, рассчитывая на какой-то особый, одному ему известный эффект. Он не знал, что я был глух к подобного рода мастерству.

— Если честно, — наконец разродился он, — мы вас, Алексей Викторович, ждали вчера.

— С чего вдруг? — искренне удивился я.

— Разве не ваша машина вчера взорвалась неподалеку от офисного здания на Стрельниковой?

— Да, моя. Увы, — кивнул я и скорбно опустил голову. — Вот и заявление написал в полицию. Даже не думал, что такими вещами сразу прокуратура занимается, — расстегнув портфель, вытащил исписанный лист и протянул Демину. — Хотел только с утра наведаться на работу, проверить, что да как, а то ведь там, сами знаете, неизвестно, сколько времени придется провести.

Следователь нервно дернул бровями и, пробежав глазами заявление, отодвинул его от себя. Я прекрасно понимал, что подобные заявления пишутся в кабинете, в полиции. Однако умышленно нацарапал отсебятину, на всякий случай. Случай, как оказалось, не заставил себя ждать.

— А что ж не вчера? Почему скрылись с места происшествия?

Я откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди.

— Скрылся? Разве это так называется? Помилуйте, я же ничего не взрывал, всего лишь помогал девушке поменять колесо. Думаю, что это может подтвердить кто-нибудь, — продолжал я валять дурака, нисколько не сомневаясь, что свидетель, как минимум один — охранник, — был уже допрошен.

— И все-таки, — не унимался дотошный, — почему вы укатили с барышней, никак не прореагировав на преступление?

— Почему же не прореагировал? — тяжело вздохнул я. — Еще как прореагировал. Я жутко испугался. Где гарантия, что никто не стал бы стрелять в меня там же? — я уверенно посмотрел следователю в глаза.

— А что был повод?

— Какой повод?

— Стрелять в вас, — прищурился он.

— Вот про это я как-то меньше всего думал в тот момент, — со злостью огрызнулся я. — Был взрыв, было опасно…

— Да-да, это я уже слышал, — перебил он. — И куда же вы умчались?

— На работу. Но потом, — уловив оживившийся взгляд Демина, — я передумал и поехал домой. На метро.

— Почему?!

— Да потому, что у меня был стресс! Шок, короче.

Следователь замер с улыбкой на лице. Абсолютно неуместной, на мой взгляд. Постепенно его улыбка превратилась в гримасу не то боли, не то разочарования.

— Возможно, — кивнул он и поднялся со своего места.

Мне показалось, что стало легче дышать, будто чья-то невидимая рука приоткрыла форточку, и в нее хлынул свежий воздух. Неужели все? Однако Демин вовсе не собирался уходить, он подошел к окну и присел на подоконник, его лицо оказалось в тени, а мне пришлось повернуться к нему, оказавшись таким образом, как будто под светом софитов. Воздуха опять не стало, внутри появилась мерзкая дрожь, в горле пересохло, жутко хотелось сделать глоток воды, но я не рискнул даже глянуть в сторону графина.

— Может, кофейку? — ласково протянул я.

Следователь склонил голову набок и с интересом посмотрел на меня.

— А вы молодец.

— В каком смысле? — решил уточнить я.

— Держитесь хорошо. За кофе спасибо, конечно. В другой раз.

Не хотелось бы, мысленно возразил я и тоже поднялся со своего места, чтобы как-то поменять эту неудобную для меня дислокацию. Засунув руки в карманы, я обошел вокруг стола и остановился рядом с Деминым, прислонившись к стене.

— Просто сегодня уже немного пришел в себя, а вчера… Никогда спиртным не увлекался, но с соседом вечером пришлось снимать стресс, — хихикнул я. — В конце концов, что такое машина? Железяка. Я же не знаю, может там что замкнуло, и она загорелась.

— Она взорвалась, это не одно и то же, — не вставая с подоконника, следователь повернулся ко мне.

— Ну, я, если честно, не в курсе взрываются ли горящие машины. — Не сталкивался. В кино, вроде, бывает.

— А вы не в курсе, за что убили Сергея Петренко?

Я ждал этот вопрос, готовился к нему, но прозвучал он все равно неожиданно. Как гром среди ясного неба. Наверное, потому, что где-то в глубине души все-таки надеялся, что Серега жив…

Спина, казалось, прилипла к стене. С трудом приняв горизонтальное положение, я сделал несколько шагов и рухнул на ближайший стул.

— Как это — убили… за что, — едва ворочая языком, спросил я и поднял взгляд на Демина. — И почему вы спрашиваете меня об этом. Я что, тот самый последний, кто видел его живым?

Во многом я был сейчас достаточно искренним. Конечно же, полно свидетелей, что я приходил к Петренко в офис, но что касается бара — это мой полный провал, вряд ли я что-то смогу доказать. Теплилась надежда, что если этой ночью на меня не нацепили наручники — значит, в баре меня, скорее всего, не запомнили.

— Вряд ли вы были последним, — протянул он мне спасительную соломинку, за которую я ухватился немеющими пальцами. — Однако хотелось бы узнать, за какой надобностью вы приходили вчера к Петренко? Насколько известно, друзьями вы не были, дел общих не вели. Или я неправильно информирован?

Я протянул руку к графину, стоявшему на столе, налил полный стакан и осушил его залпом. Имел полное право.

— Да, мы не закадычные друзья, но в добрых приятельских отношениях, — я с трудом провернул языком слова. — Мы давно и прекрасно знаем… знали друг друга, учились на одном факультете в институте, жили в одном дворе…

— Это мне известно, — прервал он мое блеяние. — Я спрашиваю: какова цель вашего прихода к Петренко?

— У меня через месяц в некотором роде юбилей намечается, тридцать пять, — прокашлялся я. — Вот хотел пригласить, заодно узнать, нет ли у него на примете приличного местечка для большой компании. Серега любитель всяких тусовок и праздников.

Эта версия — первое, что пришло мне на ум еще дома, когда я обдумывал возможные ответы на неотвратимые вопросы.

— Ну и как, подсказал?

— Вы про что?

— Местечко, спрашиваю, подсказал?

Следователь теперь сидел верхом на стуле и буравил меня ледяным взглядом.

— Да нет, сказал, что подумает, потом сообщит.

Неожиданно мне стало спокойно, безразличие буквально разлилось по телу. Так всегда бывало на трудных экзаменах, когда вытаскиваешь хороший билет. На этот раз билет оказался не слишком мудреным, вполне себе терпимым.

— А как убили Серегу? — ровным голосом спросил я. — Не взорвали же?

— Не взорвали. — Он поднялся.

Было видно, что на Демина навалилась усталость. Он сейчас как рыбак без улова — и время потрачено, и толку ноль. Медленно пройдя вдоль стола, он остановился.

— Я не прощаюсь, — сказал он, поглаживая пальцами свою коричневую папочку. — Сегодня у нас с вами, Алексей Викторович, была просто беседа. Для дачи показаний и составления протокола вас вызовут повесткой. До свидания, — он холодно улыбнулся и тихо, по-кошачьи, вышел из кабинета.

Не знаю, сколько прошло времени. Раза три в кабинет порывалась войти секретарша с какими-то вопросами. В конце концов, я в бешенстве рявкнул:

— Катя! Неужели не ясно, что меня нет?!

— Алексей Викторович, тут надо…

— Нет!!! Ты русский язык понимаешь?! Меня ни для кого нет. И для тебя тоже! Умер. Сдох. Околел. Так понятно?

Дверь захлопнулась. Но не хватало тишины. Фантом прокурорского пижона все еще витал в пространстве кабинета.

— Какая гадость! — не выдержав, сказал я вслух и, подойдя к окну, распахнул одну створку. Свежий ветер ударил в лицо, зашуршали жалюзи.

Сформулировать свои ощущения в ясной форме не получалось. И чего я взъелся на этого бравого молодца? Логичнее всего было бы довериться ему и попросить помощи. Однако, исходя из опыта моего несчастного отца, я почему-то решительно доверился не логике, а интуиции. И она мне как раз подсказывала, что надо быть осторожным, предельно осторожным. В наше время попасть за решетку — как дважды два. Это им проще всего. Папочку с делом захлопнуть и удовлетворенно потереть руки — вот мечта этих пинкертонов.

Когда я вспоминал отца, сердце которого не выдержало испытаний несправедливостью, у меня возникало состояние полной безнадеги, тупика. Виталий Иванович рассказывал мне ту жуткую историю, которая перечеркнула все надежды нашей семьи, лишив нас права просто жить и любить. В тот злополучный вечер они с друзьями собрались устроить вечеринку с шашлыками у Бородича на даче. Дом, доставшийся ему от бабки артистки, был большой, участок тоже приличный, с запущенным, «почти английским», как он говорил, садом. Виталий Иванович был закоренелым холостяком, таким, собственно, он и остался по сей день. Потому, наверное, дача долгое время была излюбленным местом для разного рода мужских попоек и приватных встреч с дамами. Для этих целей в укромном месте хранились ключи от дома, и достаточно было лишь предупредить хозяина о своем визите. Постепенно все обзавелись кто женами и детьми, кто строгими любовницами. Использовать дачу стали все реже, а со временем Бородич отремонтировал старинный дом и переселился туда окончательно.

Тот день был особенным для отца — он хотел наконец представить Тамару своим друзьям и объявить о предстоящей свадьбе. Однако к вечеру все обернулось трагедией. Виталий Иванович с отцом по старой традиции занимались подготовкой мяса для шашлыков и прочей закуской. Когда же стали съезжаться остальные приятели, отец попросил «увольнительную» и поехал за Тамарой, которая должна была ждать его у своей матери в соседнем поселке. Езды туда было всего ничего — минут пятнадцать-двадцать от силы.

По двору уже разносился запах поспевающих шашлыков, гул голосов от выпитого для разминки спиртного, становился все громче, а отца с Тамарой так и не было. В конце концов, приятели стали волноваться. К сожалению, мобильники в ту пору не водились, и найти человека по первой прихоти не было никакой возможности. Когда терпение компании уже иссякло, неожиданно в калитку во двор зашла соседка Бородича по даче, у которой в доме был проведен телефон и время от времени им пользовались все, кто приезжал к Виталию Ивановичу в гости. Женщина отвела Виталия Ивановича в сторону и тихо, почти шепотом сообщила, что звонили из милиции, просили подъехать в отделение для дачи показаний, так как Соболев попал в очень неприятную ситуацию.

Всех, кто хоть мало-мальски знал Виктора Соболева, случившееся повергло в глубокий шок. Оказывается, приехав к матери Тамары, отец с удивлением узнает, что никто его там не ждет. По словам взволнованной Александры Леонидовны, Тамара заезжала, давно, еще утром, очень нервничала, а потом вдруг сказала, что ей срочно надо куда-то отлучиться, обещала вскоре вернуться. Ничего не понимающий отец безуспешно названивал ей на городскую квартиру, подругам, коллегам по работе. Но Тамара как сквозь землю провалилась. Просидев в доме битый час, он решил съездить все-таки в город, зайти к ней домой. Ведь телефон мог и не работать. Александра Леонидовна просилась взять ее с собой, но отец заверил, что позвонит ей из города, да и, мало ли, Тамара приедет сюда. Так и порешили. А потом, на въезде в город, машину остановил гаишник за высокую скорость, проверил документы, попросил открыть багажник, а там… Тамара, задушенная галстуком отца. Этот галстук был куплен как-то по случаю за границей, ни у кого такого не было, и все его потом признали как любимую вещь отца…

Дело закрыли быстро, все улики были налицо, никакие адвокаты не смогли внести даже малейшего сомнения в правдивость этого чудовищного преступления. На машине в тот день отец разъезжал с самого утра — и на работе был, и домой возвращался, и около магазинов останавливался. На крышке багажника никаких других отпечатков, кроме его собственных, обнаружено не было.

Мать Тамары так и не смогла прийти в себя после этой трагедии. Долгое время она пролежала в больнице, рассудок ее помутился, она перестала узнавать людей, и доживать свои дни ее отправили в психиатрическую лечебницу.

Эти воспоминания я держал в самом дальнем, потайном уголке моего сознания, но время от времени они все-таки непроизвольно всплывали на поверхность, принося страдания и делая меня на какое-то время угрюмым и недоверчивым. Еще несколько лет назад у меня была навязчивая идея попытаться провести собственное расследование, но Алина встала передо мной на колени и взмолилась, чтобы я этого никогда не делал. «Я устала от потерь, — причитала она, — я не вышла замуж, не завела детей, потому что мне страшно, у меня нет сил переживать за близких. Понимаешь ты?» Я не хотел понимать, однако заверил ее, что ничего делать без ее ведома не собираюсь.

Потом она еще пожаловалась Виталию Ивановичу. «Ну и что мы можем? — сказал тот. — Попросить через связи достать из архива это дело? Так его уже, знаешь, сколько раз мы изучали. До дыр. К тому же, для этого основания нужны. Решение прокурора. Столько лет прошло, все возможное сделали, денег уложили уйму! На суде обвинитель сказал, что знакомые характеризовали его как человека вспыльчивого, ревнивого… Кто знает, может, этот факт тоже повлиял как-то. На мои слова, что это поклеп, никто даже внимания не обратил. Адвокат, правда, сказал потом, что это уже не повлияло бы на ход событий. Слишком все очевидным выглядело.

Витя познакомился с Тамарой случайно, — сказал Бородич, — в аэропорту Москвы, вместе ожидали задержавшийся рейс. Роман их был такой бурный и молниеносный, что мы и узнать про эту женщину ничего не успели. Да что узнать! Мы увидели впервые ее уже в морге, куда нас водили по одному на опознание. Никто из нашей компании ее никогда раньше не видел. И потом, мой тебе совет, не буди лихо. Как знать, откуда беду накличешь. Я вот, честно тебе скажу, не знаю, с какой стороны и подступиться».

Он тогда сильно рассердился. «Я старый уже, — увещевал он меня, — нет тех знакомств, не к кому обратиться за профессиональной помощью». По большому счету, он, конечно, был прав, но обида за отца осталась занозой в моем сердце.

Теперь, получается, и вовсе не до этого, теперь как бы самому не попасть в подобную ситуацию. Я с досадой стукнул кулаком по столу. Дверь в кабинет тут же распахнулась.

— Звали, Алексей Викторович? — в проеме двери показалось сердитое личико Кати.

Умница, улавливает настроение начальника. Нахмурив брови, я пронудил на одной ноте:

— Завари-ка кофейку, покрепче. Ну и сладенького чего. Есть у нас?

— Конечно, Алексей Викторович, — отчеканила, не моргнув глазом, Катерина и тотчас скрылась за дверью.

Я достал из стола блокнот, в котором хранил достаточно много всякой нужной и ненужной мне информации. Я так и не научился доверять всевозможным современным носителям и, как показал вчерашний вечер, это пошло на пользу. Никто меня к этому не приучал, привычка сформировалась сама собой, на каком-то, возможно, генетическом уровне. Пролистав несколько страничек, я нашел то, что искал. Подмазов Никита Романович, частный детектив. Как нельзя кстати его номер телефона сохранился. Теперь самое время встретиться с ним.

Когда что-то очень надо, судьба дает подсказку. Пару лет назад, одержимый идеей расследования дела отца, я искал себе помощника. Конечно же, хотелось настоящего профи. Куда и к кому конкретно обратиться за помощью, не знал. Но получилось так, что я стал невольным свидетелем разговора моих деловых партнеров, с которыми мы летели на презентацию в Мюнхен. Один из них интересовался, где можно найти хорошего детектива, чтобы проследить за своей любовницей. Второй упомянул фамилию Подмазова. Однако, заметил он, сыщик этот серьезный и будет ли заниматься бытовухой, еще вопрос. Меня это заинтриговало, и я решил попросить телефон детектива. «Так, — сказал я тогда, — на всякий случай».

Потом у меня была встреча с этим человеком. В первое мгновение он мне не понравился. Хмурый, немолодой человек, в глазах которого я не заметил той искорки любопытства, которая, на мой взгляд, должна была свидетельствовать о живом, пытливом уме профессионального сыщика. Одет был старомодно, в какой-то изрядно поношенный костюм, видавший не одну химчистку. Не заработал что ли? Когда я начал рассказывать ему свою историю, он, казалось, даже не слушал меня. Перебирал бумаги на столе, пару раз прерывался на телефонный звонок, затем кивал в мою сторону и снова копался в каких-то квитанциях, счетах, фотографиях. Когда я замолчал, он еще некоторое время занимался своими делами, затем поднял на меня ничего не выражающий взгляд.

— Я все понял, — изрек он. — Вы предполагаете, что отец ваш не виноват в убийстве той женщины.

— Что значит, предполагаю! — возмутился я. — Я знаю, что он ни в чем не виноват!

— Откуда? Он сам вам сказал?

— Почему сам?! Мне было всего десять лет. Что он мне мог сказать? Да мне даже не сказали, что его посадили. Я про все узнал уже после его смерти.

— То есть, со слов ваших родственников, он невиновен.

— Со слов моей тети и друга отца… — тут я запнулся. — Понимаю, что вы мне не верите, считаете все это сказками обиженного мальчика, которого лишили полноценного детства.

Я нахмурился и приготовился уходить. Сыщик неожиданно улыбнулся, и глаза его, тоже неожиданно, сверкнули молодым, озорным огоньком.

— Извините, это первое, что приходит на ум, выслушав вашу историю.

Я не выдержал и поднялся со стула.

— С другой стороны, — никак не прореагировав на мое телодвижение, продолжил он, — я вполне могу предположить, что отца вашего, как сейчас говорят, подставили.

Я смущенно вернулся на место, надеясь, что сейчас начнется разговор по делу, выработка плана действий, ну, или что-то в этом роде. Но лицо сыщика тут же вновь обрело хмурое, скучное выражение. Мне казалось, что он вот-вот начнет зевать. Мысленно я уже жалел, что обратился к этому человеку, кляня своих приятелей за такое знакомство.

— Можно, конечно, взяться за это дело. Но я хочу, чтобы вы прежде хорошенько еще раз подумали — стоит ли. Объясню почему, — надавил он на голос, очевидно предвидя всплески моих эмоций. — Такие убийства, как показывает опыт, не совершаются в порыве, а спланированы заранее, причем очень тщательно. С другой стороны, убийство могло быть совершено и под влияниями эмоций, то есть непреднамеренно, а это еще больше запутывает ситуацию. Такие преступления расследуются по горячим следам. Везде, как ни крути, нужно найти мотив. Даже улики здесь отступают на второй план.

Лицо Подмазова стало печальным, как будто улик у него куча, а мотивов — ни одного. Тем не менее, он продолжил:

— Прошло практически четверть века с того времени. Так ведь? Если сейчас разыскивать свидетелей дела, то не факт, что все найдутся, а может, не все живы. Дальше, учитывая, что отец ваш занимался бизнесом, это направление тоже следует тщательно изучить. Что касается всех следственных материалов и людей, которые вели это дело, то, сами понимаете, маловероятно, что сейчас они работают и с радостью пойдут на сотрудничество со мной. И это так, в общих чертах, всего сейчас не учтешь…

— Вы хотите сказать, что средства нужны большие, что это дорого обойдется, — перебил я. — Меня это не останавливает.

Подмазов с сочувствием кивнул.

— Да, это немалые деньги, и дело не в моих гонорарах, а в том, что придется привлекать к работе других людей.

— Я понимаю.

— И, наконец, самое главное, — вздохнув, произнес он и прикрыл веки. — Бывает так, что правда связана с какими-то семейными тайнами, раскрытие которых усугубляет и без того тяжелые страдания родственников. Вы готовы к этому? — Он потер лицо ладонями и с грустью в глазах посмотрел на меня.

Я растерялся, совершенно не зная, что ответить. К такому повороту беседы я откровенно не был готов и чувствовал себя как на приеме у психолога. Какие, к черту, тайны? Внутренне я готов был уже взорваться, но что-то сдерживало меня от резких высказываний. Уловив мое состояние, Подмазов поспешил меня заверить:

— Я всегда к вашим услугам. Но давайте договоримся, что вы остынете, еще раз все обдумаете, посоветуетесь с сестрой…

— Тетей, — поправил я.

— Вот именно, — кивнул он. — Она, можно сказать, была в гуще тех событий. Во всяком случае, в курсе многих деталей, которые вам, тогда еще ребенку, не могли быть известны. Поверьте, что на данный момент месяцем раньше или годом позже — существенной роли в расследовании уже не сыграют.

На этом мы расстались. Я вышел из конторы Подмазова совершенно раздавленный, как мальчишка после беседы с директором школы. Поговорив на следующий день с Алиной, я вынужден был отложить этот вопрос. Но для себя я решил, что рано или поздно обязательно разберусь с преступлением. С помощью Подмазова или другого человека — не важно.

Вошла Катя, принесла кофейник, чашку и тарелку с заварными пирожными. Это незамысловатое лакомство я полюбил с детства. Конечно, казенные изделия не были такими вкусными, как те, что пекла Алина, но все равно я их предпочитал любым другим изыскам.

— Спасибо.

— На здоровье. Что-нибудь еще?

Я посмотрел на свою секретаршу с откровенным умилением. Худенькая, маленькая, рыженькая пигалица, никакого внешнего шика, но я ни за какие коврижки не согласился бы работать с кем-то другим. Я ценил в ней ум, деликатность, деловое чутье и преданность. Не знаю, откуда такая уверенность, но я всегда характеризовал ее как преданного сотрудника. Трудно, конечно, быть в ком-то уверенным на все сто, но в жизни случается, что, порой, сам себе не очень доверяешь. Так что…

— Нет, больше ничего, спасибо, — прервал я затянувшуюся паузу.

Девушка кивнула и направилась к дверям. Однако, взявшись за ручку, она обернулась и неуверенно произнесла:

— Алексей Викторович, можно спросить?

Я сделал глоток из чашки и кивнул:

— Валяй.

Катя плотно притворила дверь и приблизилась к краю стола.

— Скажите, это правда, что вашу Тойоту вчера взорвали?

Откусив пирожное, я прикрыл глаза от удовольствия.

— Подчистую, — подтвердил я и широко махнул рукой для пущей убедительности.

Секретарша невольно отшатнулась, личико ее заострилось.

— Как же так… почему? И вы такой спокойный.

— Главное, что не покойный, — сострил я, как последний жлоб.

Катя глянула на меня так, будто сомневалась в моей дееспособности на данный момент.

— А откуда, собственно, ты знаешь? — решил я поинтересоваться ее столь глубокой осведомленностью.

— Об этом все говорят, — уклончиво ответила она.

— И кто радуется, если не секрет?

— Что вы?! Да кто может такому радоваться? Среди наших людей таких нет.

— Кто тут наши, Катя? Ты можешь с уверенностью сказать, что вот эти наши, а те — не наши?

Катя, совершенно несчастная, стояла передо мной, как на экзамене у преподавателя-идиота, которого хлебом не корми, только дай поиздеваться над студентом.

— Нет, не могу, — дрожащим голоском пропищала она и шмыгнула носом.

— То-то и оно! — буркнул я и, долив остатки из кофейника, исподлобья посмотрел на свою жертву.

— Извини, Катерина Игоревна. Нервы. Знаешь, мне кажется, что тебе лучше сейчас пойти в отпуск.

Зачем я это сказал — сам не знаю. Очевидно, подсознание подкинуло мне это решение неспроста. Действительно, никто не знает, что последует за этим взрывом. Не стоит рисковать невинными. А предположить то, что я в чем-то виноват, пусть и невольно, вполне реально.

— О чем вы говорите? — она вскинула свои невидимые брови. — Я только месяц назад из отпуска.

— Ну и что? Устала отдыхать?

— Устала! — рявкнула рыжая бестия. — Еще кофе сделать или хватит пока?

Такого я не ожидал, и от удивления на какой-то момент не нашелся, что ответить. Вот уж точно, «в рыжем болоте черти водятся» — тут же придумал я афоризм.

— Хватит, напился.

Секретарша с надменным видом подошла ко мне и собрала на поднос посуду. Я попытался заглянуть ей в глаза, но ответной реакции не последовало, я для нее внезапно перестал существовать.

— Советую все же подумать, — сказал я ей в спину, когда она уже выходила из кабинета.

Катя обернулась с выражением холодной вежливости на лице.

— Что, Алексей Викторович?

— Насчет отпуска.

Дверь с грохотом закрылась.

Что вообще происходит? Я реально теряю контроль не только над событиями, но и над подчиненными. С этим что-то надо делать.

Подмазов назначил мне встречу поздним вечером. После работы, чтобы скоротать время, я решил заехать домой, поужинать, отдохнуть, прикинуть схему разговора с сыщиком. Закупив в ближайшем супермаркете продукты, я направился к дому. На стоянке напротив подъезда к моему великому огорчению оказались две машины, с владелицами которых я никак не был склонен сейчас встречаться. Красный Ситроен Анны и черный Фольксваген Алины стояли рядышком, как нежная парочка влюбленных. Что случилось? Эти женщины терпеть не могли друг друга, так какого черта они здесь делают вместе?

Первым желанием было включить заднюю скорость и смыться пока не поздно. Оказалось, поздно. Они ждали на скамейке у подъезда и каким-то непостижимым образом заметили меня в машине Петра. Скрываться у них на глазах я не рискнул. К тому же Алина явно этого не заслуживала. Мы с ней давно не виделись, по телефону, правда, общались довольно часто.

Припарковав машину, я насильно вытащил свое тело из салона. Мои гостьи резвой походкой уже направлялись навстречу.

— Аня, ты что, ключи от квартиры потеряла? — поинтересовался я, когда они приблизились ко мне. — Торчите тут на улице.

— Представь, похоже, потеряла, — растерянно сообщила она.

Я с удивлением услышал в голосе Анны робкие интонации, что меня обескуражило. Даже воспаленные, заплаканные глаза Алины на меня не произвели впечатления. Всегда уверенная, энергичная и довольная собой Анна сейчас была в роли кроткого ягненка. С ужасом понимаю, что это меня отнюдь не радует. И вообще, в контексте последних событий, я стал вдруг замечать за собой явную трансформацию личности. Я стал циничнее, грубее что ли… Как хорошо, что ты потеряла ключи, со злорадством подытожил я.

— Леша, здравствуй, родной. — Алина чмокнула меня в щеку и спрятала глаза.

— Здравствуй, Аля. У тебя тоже, если мне не изменяет память, должны быть мои ключи. Устроили тут встречу с пропавшим солдатом. Телефоны тоже отменили в этом мире?

Быстрым шагом, заставляя женщин почти бежать за собой, я вошел в подъезд.

— Телефоны, как ты говоришь, отменил ты сам. Все время недоступен, — в спину мне прогудела Алина. — Позвонила Кате, та сказала, что уже поехал домой. На Опеле.

Вот черт! Совсем забыл, что телефон мне оператор заблокировал, чтобы воришки из парка не смогли воспользоваться.

— А, да, извини. Телефон у меня новый, номер тоже другой.

— Со старым что? Он остался в той машине?

Я обернулся, чтобы убедиться, что это спросила Анна. А еще говорят, чудес не бывает. Кто эта милая, нежная женщина? Не знай я другой Анны, подумал бы, что ангел спустился с небес.

— Нет, потерял. Случайно.

Не рассказывать же им, что вчера я дважды мог лишиться жизни.

Анна после ужина, приготовленного Алиной, ушла в гостиную, включила телевизор. Я сидел у окна, смотрел, как синий вечер окутывает город, как зажигаются огни фонарей и окна домов. Алина мыла посуду.

— Леша, ты должен переехать жить ко мне, — тихо, с плохо скрываемой мольбой в голосе, произнесла она. — Ну, хотя бы на какое-то время.

— Не утрируй. Все образуется. Возможно, это просто хулиганская выходка. Не приходило такое в голову?

— В мою голову, Лешик, приходит всякое. В основном плохое. Я с этим уже давно живу.

— Напрасно, — холодно ответил я.

Мне было бесконечно жаль Алину, но утираться слезами и соплями в ее присутствии никак нельзя.

— Надо найти специалиста. Виталий Иванович, я думаю, сможет помочь нам.

— Бог мой! — воскликнул я. — И Виталию Ивановичу уже успела доложить?

Алина закрыла кран и обернулась ко мне.

— Зачем что-то докладывать? Разве ты не в курсе, что в городских новостях по телевизору рассказали про этот кошмар? Кто-то даже на мобильник снял, как горела машина. Кстати, Бородич хотел с тобой увидеться, звонил, наверное…

Теперь понятно, как они все узнали.

— Хорошо, я свяжусь с ним. Заеду на днях, — пообещал я.

Время поджимало, надо избавляться от непрошенных гостей. Для чистоты эксперимента я решил пока не посвящать в свои планы Алину, тем более что конкретных планов, по сути, и нет. Кто знает, что сыщик скажет мне сегодня. Я подошел к тетушке и, озираясь на дверь, прошипел ей на ухо:

— Аля, скажи, а за каким дьяволом ты притащила сюда Анну?

Перекинув через плечо кухонное полотенце, она удовлетворенно кивнула головой и, глядя перед собой, негромко произнесла:

— Знаешь, племянничек, тебе все не в масть. Я никогда не понимала твоей связи с этой красивой пустышкой, ты прекрасно знаешь. И сегодня, поверь, не моя инициатива была. Она позвонила мне, так как не могла связаться с тобой. Я в это время ехала к тебе, она примчалась следом. Вот и все. Что я могла сделать?

Я с шумом вздохнул и скрестил руки на груди.

— И потом, — многозначительно добавила она, — мне так будет спокойнее.

— В смысле?

— Ты же не хочешь пожить у меня. Если с тобой кто-то будет рядом — мне будет не так тревожно. В конце концов, не я вас сватала.

Я притянул ее к себе и громко в ухо заявил:

— Делай что хочешь, но чтобы через полчаса вы ушли отсюда вместе, так же дружно, как и пришли. Ясно?

Алина оттолкнула меня.

— Сдурел? Так и оглохнуть можно! — Она поморщилась и приложила ладонь к уху.

На пороге кухни появилась Анна.

— Вы ссоритесь?

— С чего ты взяла, детка? — Я состроил счастливую мину и повернулся к Алине. — Вот спрашиваю, когда она познакомит меня со своим женихом.

Анна глянула на тетушку и заливисто засмеялась, выставляя напоказ свои безупречные зубки. Бедная Алина не ожидала такой гнусной выходки от меня, она покрылась ярким румянцем, глаза блеснули. Конечно, это было хамством с моей стороны. Тема замужества Алины у нас как-то давно сошла на нет. Я и сам не понял, что на меня нашло.

— Свинство! — припечатала она и замахнулась полотенцем. Я едва увернулся.

— А что такого? Имею я право иметь дядюшку? Посмотри на себя в зеркало — стройная, красивая, умная, — сделал я ударение на последнем слове, умышленно, искоса глянув на Анну.

И я не врал. Видит Бог, Алина в свои тридцать девять действительно была очень интересной женщиной. Природа щедро одарила ее роскошными волнистыми волосами, красивой кожей и завораживающими светло-карими глазами. Анна перестала смеяться, по ее лицу разлилась плохо скрытая зависть. Ей я таких комплиментов никогда не делал. Может, зря. Женщин надо баловать не только подарками, но и своим восторженным взглядом и словом.

— Мне пора, — сказала Алина и плюхнула полотенце мне на плечо. — Анна, ты остаешься?

Нет, ну это же откровенная подстава! Да, заслужил, но мы же не чужие…

— Я думаю, что Анне лучше поехать к себе, — решительно возразил я.

— Почему?! — не согласилась та. — Я думала, что ты рад мне. Мы так давно не виделись. И вообще, хватит уже дуться, — протянула она тоном доброй родительницы.

Это что-то из ряда вон. Я не переставал удивляться новому амплуа Анны. Из капризного ребенка она невесть почему превратилась в сердобольную мамашу. Это вызывало у меня откровенный ужас. Даже Алина не позволяла себе подобных интонаций.

— Знаешь, детка, — обдав ее ледяной улыбкой, сказал я, — сегодня не лучший день для выяснений отношений. Я занят серьезным делом этим вечером. К тому же, здесь небезопасно.

Алина выглянула из коридора.

— Да, Аня, и вправду, тебе лучше уехать. Сегодня к Леше должен прийти детектив, пусть они поговорят спокойно.

— Ты нашел детектива? — вытаращила она свои голубые глазки.

— Нет, это я нашла, — отозвалась Алина.

Вот это называется — родственные души. Умничка! Решила подыграть мне и все сказала правильно, в самую точку, не подозревая даже об этом.

Я медленно ехал по улицам вечернего города, прохлада вливалась в приоткрытое окно, приятно остужая голову. Ехать надо было достаточно далеко, но время позволяло не спешить. В какой-то момент показалось, что за мной увязалась следом машина, ксеноновый свет фар которой назойливо светился в зеркале заднего вида. Решил прибавить скорость, огни в зеркале исчезли.

Подозрительность, недоверие, осторожность — это новые составляющие моей теперешней жизни. Можно только предположить, как живут детективы. Я передернулся, представив себя на месте сыщика. Это ведь надо постоянно находиться в таком напряжении, плюс ко всему — риск, зачастую неоправданный. А ведь люди не просто коварны, но еще и крайне изобретательны в выражении своей ненависти друг к другу. Попробуй понять, что происходит в их воспаленном мозгу. Да и понять — это полдела. Главное, опередить, иначе будет еще одна жертва. А что может быть дороже жизни, своей и своих близких. Да ничего.

Как же тогда, к примеру, Подмазов? Вся воображаемая романтика работы сыщика улетучилась из головы, стоило только мне самому попасть в передрягу. Вот тут то и приходит на ум закон равновесия. Такие, как Никита Романович, являются тем самым балансом, без которого общество неминуемо скатилось бы в пропасть. Кстати, похоже, дела у сыщика шли неплохо, раз до ночи не нашел для меня времени. Ну что ж, будем надеяться, что на этот раз он не будет меня отговаривать выяснить правду.

Так называемый офис Подмазова представлял собой убогую комнатушку на первом этаже с выходом на улицу в старом, еще довоенном, доме.

За письменным столом, древнем, как сам дом, сидел Никита Романович все в том же, видавшем виды костюме, что и в последнюю нашу встречу. Во всяком случае, мне именно так показалось. Однозначно, это удручало, ведь что ни говори, а встречают все-таки по одежке. Но были два обнадеживающих обстоятельства, которые меня, зануду, несколько успокаивали: на столе светился экран приличного, современного моноблока, а в воздухе витал роскошный аромат дорогого кофе.

Сыщик в этот раз не перебирал свои бесчисленные бумажки, стол был убран, и только дымящаяся чашка на маленьком серебристом подносе дополняла натюрморт.

— Рад вас видеть, — улыбнулся мужчина.

Я с удивлением отметил, что у него очень приятная улыбка, странным образом меняющая весь его облик — молодит что ли? — даже глаза приобретают загадочный блеск. Наверное, такой тип мужчин нравится женщинам в возрасте.

— Рады? — бросил я. — Неужели в работе простой? Не похоже.

Он махнул в мою сторону рукой и деланно нахмурился.

— Что вы, не продохнуть. Но отказываться от интересного дела не в моих правилах. Кофе хотите?

Кофе мне хотелось.

— Гавайский?

— А вы знаток. Гавайский.

— Нет, спасибо. Только что дома пил, — вопреки желанию отказался я.

— Зря, — он отхлебнул из чашки и вытащил сигареты.

— Я так понимаю, что вы уже знаете, какое дело привело меня к вам.

— Ну так, в общих чертах.

— Из телевидения.

Подмазов выпустил густую струю дыма и отрицательно качнул головой.

— Некогда мне телеки смотреть. А вот в курсе криминальных событий в городе, естественно, стараюсь быть.

— Сегодня ко мне приходил следователь прокуратуры, — я замялся, не зная, как сформулировать дальше свою мысль.

Сыщик, молча, кивнул.

— Мне не очень это понравилось, — по-детски пожаловался я, понимая всю глупость своего поведения. Подмазов сыщик, а не мой личный адвокат, решающий все проблемы без моего личного участия.

— Еще бы, — неопределенно согласился тот.

— Понимаете, кроме того, что взорвали мою машину, убили человека, который, как мне казалось, конкретно причастен к этому взрыву.

Сыщик глубоко затянулся и потушил сигарету. Достав из стола блокнот, он сделал какие-то пометки.

— Вы Петренко имеете в виду?

— Ну да, — удивился я его осведомленности. — Только почему-то им хочется представить дело так, будто в этом был заинтересован я.

На лице сыщика не мелькнула даже тень удивления. Похоже, они все тут заодно, с неприязнью подумалось мне.

— Само собой, — подтвердил он мою догадку, чирикая в своем блокноте.

— Что само собой?

— Если после разговора с Сергеем Петренко взрывают вашу машину, и вам кажется, что причастен к этому он, то, само собой, смерть этого человека в тот же день невольно ассоциируется с вашей персоной.

— Да мало ли с кем он еще встречался в тот день? Кстати, про то, что я считаю его причастным к взрыву, прокурорскому следователю я не говорил. Здесь у вас я озвучил свою версию впервые.

— Получается, прокуратура на верном пути, — вбил он последний гвоздь.

Я сидел оглушенный подобным выводом.

— И по какому поводу вы встречались с Петренко?

У меня возникло ощущение де жа вю, тошнота подкатилась к горлу. Повторять то, что я сказал следователю, не имело никакого смысла. Это будет тупик. Будь что будет…

— У меня не было никакого повода для встречи с ним. Он меня буквально вынудил прийти к нему.

— Он вас запугивал?

— Ну, не то чтобы запугивал, он выманил меня. Уже разговаривая по телефону, я чувствовал, у него какая-то странная истерика, и ему действительно надо было встретиться со мной. А когда встретились, Серега начал нести всякую ахинею, совершенно бессмысленную, на мой взгляд. Короче, я ушел.

— Почему же вы не рассказали все это следователю?

Мы встретились взглядом с Подмазовым. Вид у него был серьезный, никакой издевки я не прочитал в его глазах.

— Не рискнул. Побоялся, — честно признался я.

— Правильно сделали, — кивнул он.

Я выдохнул с облегчением.

— А теперь, пожалуйста, как можно подробнее про ахинею и все прочее…

Мы закончили разговор уже в двенадцатом часу ночи. Еще никогда мне не доводилось отвечать на такую кучу вопросов. Его интересовали всякие мелочи, не имеющие ничего общего, на мой взгляд, с этим делом. Он составил подробный список моих сотрудников, приятелей, соседей, туда же попали Анна с Алиной и Виталием Ивановичем. Как можно со всем этим разобраться, сколько потребуется времени — я даже представить не мог.

— Кстати, вам невероятно повезло в том плане, что камера видеонаблюдения в баре расположена на входе, и в зону обзора дальние закутки не попадают. — Снял он с моей души камень, когда я рассказывал про свою встречу с мертвым Серегой. — Скорее всего, убийца знал об этом, — пробормотал он себе под нос. — Да, о нашем сотрудничестве распространяться спешить не стоит. Те, с кем придется контактировать, сами обо всем узнают, если мне это будет нужно. Надеюсь, это вам понятно.

— Да, конечно, — заверил я.

На этом мы расстались. Во дворе была кромешная тьма, дом спал, и лишь окно подмазовской конторы тускло светилось сквозь плотные жалюзи. Я огляделся по сторонам, пытаясь угадать в размывах лунного света, какая из многочисленных машин, плотно стоявших на скупо выделенной стоянке, принадлежит сыщику. Увы, талантом дедуктивного метода анализа меня господь, похоже, не наградил. Ни одного варианта так и не возникло и, постояв еще с минуту, я трусцой направился к своему автомобилю, стоявшему за углом.

В салоне машины было прохладно. Энергично потерев ладони и подвигав плечами, я попытался разогнать кровь. Никаких тебе подогревов сидений и прочих элементарных удобств в петюнином Опеле, естественно, не наблюдалось. Но за техническим состоянием своего авто, как ни странно, художник следил исправно, что меня несказанно радовало. Тронув машину с места, я сразу же решил по пути заехать в ночной супермаркет «Удобный», чтобы купить там свежий кофе, возможно даже гавайский «Кона» найдется, аромат которого до сих пор витал где-то рядом. В предвкушении обжигающего напитка, я придавил на акселератор.

Улицы были пустынны, светофоры уныло моргали оранжевым светом, демонстрируя свое безразличие к редким водителям и запоздалым пешеходам. Чувство одиночества мерзко расползалось по душе. Уже давно заметил, что в самые неприятные моменты своей жизни, я ощущал себя почему-то космонавтом, тоскливо бредущим по неизвестной планете, пустой и безжизненной. Становилось страшно, но жаловаться нельзя, потому что сама мысль о страданиях близких была невыносимой.

Подъехав к супермаркету, празднично сверкавшему огнями, я с удовлетворением отметил, что ночная жизнь, судя по скопившимся на стоянке автомобилям, в городе все-таки имеется. Бодрым шагом я прошел по торговому залу и остановился у витрины с кофе, но, пробежав глазами ассортимент, разочарованно отошел в сторону. Судя по всему, найти то, что хотелось мне, можно только в специализированном магазине. Забросив в пакет чипсы и бутылку пива, просто так, в запас, я направился к кассе, где стояло человека три. По залу разносилась приятная музыка, и я, покачивая головой в такт ритму, бессмысленно уставился себе под ноги.

— Рассчитываться будете карточкой или наличными?

— Карточкой, если можно.

Услышав голос покупательницы, я вздрогнул, как от удара током. Подняв голову и вытянув шею в сторону кассы, я увидел свою вчерашнюю спасительницу. На ней была темная ветровка, синяя бархатная повязка на волосах, подобранных кверху — она казалась несколько другой, и при иных обстоятельствах я бы не сразу узнал ее, но голос и этот ее профиль…

— Селена! — довольно громко позвал я, боясь, что она может исчезнуть.

Она обернулась, спустя мгновение удивленно подняла брови и улыбнулась.

— Подождите меня, пожалуйста! — Я поприветствовал ее взмахом руки.

Она согласно кивнула и, рассчитавшись за продукты, отошла в сторону.

Мы сидели за столиком в кафетерии, пили горячий эспрессо и разговаривали, несколько напряженно, правда, как обычно бывает у людей едва знакомых. За моими ничего не значащими фразами стояло острое желание остановить время или хотя бы чуточку придержать его. Я не боялся быть смешным, не пытался скрыть, что безмерно рад встрече, и что, в конце концов, нахожусь во власти ее удивительного обаяния. Я старался запомнить каждую мелочь в ее облике и ту удивительную, необычную, как мне тогда казалось, атмосферу, царившую за этим столиком.

— Никак не ожидал вас здесь встретить, тем более в такое время, — едва сдерживая охватившую меня эйфорию, сказал я.

Она пожала плечами, спрятав взгляд за опущенными ресницами.

— Здесь недалеко мой дом, — пояснила она. — Сегодня на работе задержалась, вот пришлось заехать.

Я смотрел на нее, ладонью прикрывая невольно расползавшуюся по лицу улыбку.

— А я тоже задержался по делам…

Она посмотрела на меня, обдав чудной грустью своих необыкновенных глаз.

— Как, кстати, ваши дела? Что-нибудь прояснилось?

— Да как вам сказать, — я замялся, обдумывая свой ответ. — Пока ничего конкретного. Правоохранители занимаются. Что-нибудь раскопают, надеюсь.

— Главное, вы остались живы. А остальное, наверное, не так уж и важно. Правда?

— Наверное. Моя тетка тоже так считает.

— Тетка? А что говорят ваши родители, они знают про случившееся? — осторожно спросила она.

— Ну, скорее всего, знают. Если верить тому, что умершие все видят с небес, то, безусловно, знают. Моих родителей давно нет в живых, — решил я быть откровенным.

Мы посмотрели в глаза друг другу. Если она начнет сейчас сочувствовать мне, то все испортит, решил я для себя в эту минуту. Тема родителей была для меня очень болезненной, и я ревностно относился к любым высказываниям на этот счет. Особенно меня раздражали сочувствия. Глупо, конечно.

Она отодвинула от себя чашку, облокотилась на стол и отвернулась к окну.

— Печально, — наконец отозвалась она и вновь замолчала, думая о чем-то своем.

Не знаю, как бы выглядела наша встреча в иной ситуации, но сейчас я безмерно благодарен был судьбе за этот случайный поход в магазин. Несмотря на все неприятности, мысль позвонить этой странной женщине меня не покидала ни на мгновение, и листок с заветным номером, предусмотрительно запрятанный мной в книгу, грел душу. Я уже представлял себе неуклюжие фразы, которые я произношу в трубку, придумывая повод для разговора. Но кто-то «сверху» решил помочь и устроил эту встречу здесь, случайно.

Меня удивляла та метаморфоза, которая произошла с Селеной всего лишь за сутки. Еще вчера она производила впечатление уверенной в себе женщины, четко знающей, что ей в этой жизни нужно. Сегодня я видел в ней хрупкость и нежность, прикрытую какой-то неясной завесой тайны. Возможно, атмосфера ночи создавала такую иллюзию. Меня это смущало и будоражило одновременно. Невольно чувствовал себя назойливым юношей, который пристает к взрослой женщине, а та терпит, пытается быть деликатной, чтобы не навредить ранимой психике подростка. Как ни странно, но даже это обстоятельство меня не останавливало. Пусть будет так, я согласен на все, лишь бы иметь возможность побыть рядом. А вдруг это последний раз? Необъяснимый страх потери незримо витал где-то рядом.

— Знаете, а я тоже живу не так далеко отсюда, — решил сменить я тему. — И ужасно хочу пригласить вас в гости.

Моя прямолинейность, похоже, сбила ее с толку. Губы Селены невольно дрогнули.

— Кто ходит в гости по ночам, тот поступает мудро. Так считаете?

— Представьте себе — да! — с детской уверенностью подтвердил я. — Или вас дома грозный муж заждался?

— Мужа у меня нет. Надо понимать, что вас тоже дома никто со скалкой в руке не дожидается?

Мы одновременно рассмеялись. Спустя минуту, Селена сделалась серьезной.

— Если честно, то я ужасно устала, — отмела она жестом мое предложение. — Да и поздно, а завтра мне рано вставать. — Она коснулась рукой сумки с продуктами, давая понять, что аудиенция окончена.

— Да, понимаю. Можно подвезти вас домой? — ляпнул я.

— Меня? — Ее брови взметнулись вверх. — Я же на машине. А вы как?

— Ну да, следовало предположить, что вы на машине, — я поднялся из-за стола. — Я тоже с транспортом. У приятеля одолжил. На днях займусь покупкой.

Мы вышли из супермаркета, перекинулись на улице несколькими ничего не значащими фразами и разошлись каждый в свою сторону. Все закончилось. Настроение стремительно падало. Полчаса, проведенные с Селеной, вызвали в душе сумятицу, а неуверенность в себе нарастала с каждой минутой. Теперь, почему-то считал я, трудно будет найти повод позвонить ей, попросить о встрече. Разве что выяснить завтра, как она доехала. Примитивно.

Уже сидя в машине и перебирая в памяти нашу недолгую беседу, пришел, в конце концов, к выводу, что вел себя как жалкий мальчишка. Я не сумел стать интересным для нее. В ее облике по-прежнему, как и вчера, сквозила отстраненность. Как будто невидимая стена стояла между нами. Что это — наваждение? Или я начисто лишился способности разговаривать с женщинами? Тронув машину с места, я оглянулся на окна кафетерия, светившиеся бегающими огоньками. Оттуда веяло откровенной грустью. Я придавил педаль газа…