Людмила

VIII.

В следующий вечер повторилось то же. Людмила уже собиралась ложиться спать, как вдруг на лестнице послышались шаги. Кто-то поднялся на площадку шестого этажа, постоял с минуту у двери и пошел -- девушка не могла разобрать -- вверх или вниз. Она подошла на носках к двери и, затаив дыхание, стала слушать, держа рукой дверную ручку...

Кто-то осторожно спускался с чердака и к двери подошел почти неслышно. Людмила слышала частое, сдерживаемое дыханье запыхавшегося человека, а затем вдруг ощутила в руке движение ручки, которую старались повернуть с той стороны. И тотчас же это движение прекратилось. Он как будто почувствовал, что ручку держат изнутри и оставил ее...

"Сейчас уйдет", -- подумала Людмила, -- и, действительно, на лестнице зазвучали шаги...

Подождав немного, почти успокоившись, она повернула ключ и когда звук шагов уже едва доносился снизу до ее слуха -- открыла дверь. На освещенной площадке прямо перед дверью стоял Лунц. Людмила тихо вскрикнула и отшатнулась. Он приподнял цилиндр и поклонился с таким видом, словно ожидал, что она откроет дверь...

Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Людмила тяжело дышала, ее губы дрожали. Лунц снова приподнял свой блестящий цилиндр.

-- Я ошибся этажом. Простите... -- сказал он, продолжая стоять на месте, не сводя с Людмилы глаз.

Девушка сделала движение, чтобы закрыть дверь. Лунц как будто спохватился и торопливо проговорил:

-- Мне нужно поговорить с вами. Это важно...

Но Людмила уже закрыла дверь и, повернув ключ, стояла, дрожа всем телом, Подождав немного, он сказал за дверью:

-- Придите завтра в Таврический сад... До трех часов...

Затем он стал спускаться...

Это было похоже на сон. Людмила долго не могла прийти в себя от страха и волнения... Ночь прошла в тревожном, лихорадочном полузабытьи. Людмила часто поднимала голову, прислушивалась, не идут ли по лестнице. Бледный свет петербургской весенней ночи, лившийся в окно, наполнял комнату мутным, неясным сумраком, сообщал таинственность каждому шороху, каждому звуку, доносившемуся с лестницы или со двора. Казалось, кто-то крадется к двери, кто-то ходит по комнатам, кто-то смотрит в окно большими, неспящими глазами...

Встала Людмила поздно, с головной болью. День был воскресный, ей не нужно было идти на службу. Лунц на это, по-видимому, рассчитывал, назначая ей свидание днем. Она, конечно, не пойдет. Все это дико, странно, бессмысленно. Она до сих пор не могла разобраться в этом ночном происшествии. Зачем он приходил? На что рассчитывал, стоя у двери? Если бы она случайно не открыла дверь -- неужели он простоял бы на площадке всю ночь?.. Что это -- безумие или настоящая любовь?..

В это утро она не получила от Лунца записки, была лишена обычной дозы любовного яда, к ежедневному приему которого привыкла в последний месяц. Она чувствовала упадок сил, скуку, раздражение. До часу дня, не признаваясь себе в этом, она ждала почтальона, вздрагивая каждый раз, когда за стеной ее комнаты, на лестнице, раздавались шаги. После часу ее охватило беспокойство. Она подумала: "Вдруг он опять придет и будет стоять за дверью!"... Она томилась, не находила себе места, не могла ничем заняться...

Мать, с тревогой следившая за ней, сказала:

-- Пошла бы погулять, Лила. Довольно, что по будням сидишь за работой...

-- Да, я пойду... -- упавшим голосом проговорила девушка...

С лихорадочной поспешностью она оделась и в два часа вышла из дому...

Ей все время казалось, что сзади идет Лунц, и она боялась оглянуться. "Это неприлично, я его совсем не знаю. Бог знает, на что он способен!" -- говорила она себе и ускоряла шаги, потому что время подходило к трем часам...

В саду она пошла медленней, обессилев от волнения, опьянев от солнца, воздуха, зелени. Она опустилась на скамью у канала и задумалась, глядя в бездонную глубину воды, где сияло опрокинутое небо. И вдруг она увидела приближавшегося к ней Лунца. Он издали поклонился ей и улыбнулся, как будто знал, что найдет ее именно на этом месте. Но ни в его улыбке, ни во взгляде, обращенном к ней, не было выражения торжества одержанной победы. Напротив, он казался немного сконфуженным, смущенным, даже робким, -- и это располагало к нему.

Подойдя к Людмиле, он снова поклонился, но протянуть руку, видимо, не смел. Он сел рядом с ней и просто, как старый знакомый, сказал:

-- Я ищу вас все утро. Сад большой -- это было нелегко...

Людмила молчала, потупившись, борясь со своим волнением, от которого она задыхалась. Лунц искал ее, был уверен, что она придет! О, значит, он плохо думает о ней. Пусть же он узнает, что она вовсе не из тех женщин, которые бегут по первому зову мужчин на свиданье!..

Людмила заставила себя поднять голову и взглянуть Лунцу прямо в лицо строгими, холодными глазами, а затем, с трудом преодолевая дрожь губ, сказала:

-- Я пришла только затем, чтобы просить вас... оставить меня в покое... Я не знаю вас, вы также не знаете меня. Вы преследуете меня, как уличную женщину. Мне это неприятно, обидно... вы оскорбляете меня...

Людмила густо покраснела и поднялась. Лунц также поднялся, растерянно глядя на нее.

-- Вы уже уходите? Вы не хотите, чтобы мы поговорили? -- спросил он, протягивая к ней руки.

Девушка испуганно проговорила:

-- Не провожайте меня... И не пишите мне больше... Это ни к чему... не приведет...

Она повернулась и быстро пошла по аллее...

Он нагнал ее, пошел с ней рядом и взволнованно произнес:

-- Хорошо, я не буду больше писать, не буду провожать вас на улице. Но знайте, что каждый вечер я жду вас. Вы должны прийти, это не может быть иначе. Подумайте, на что вы обрекаете себя!.. Я не ловелас, ищущий женщин ради препровождения времени. Я люблю вас и хочу, чтобы вы были моей. Вы пришли сюда, и я принял это за добрый знак. Я думал: если она придет, то, значит, и она хочет этого. И в этом нет ничего позорного, преступного, как и в том, что вы отдаете свое тело ласкам солнца. Это так просто, ясно, что даже не нужно говорить... Помните же, что я всегда жду вас... днем и ночью. Я один во всей квартире. Никто не увидит вас, никто ничего не узнает... Сегодня вы еще не решитесь прийти, но завтра, может быть, вы будете думать так, как я. Хотя бы одно мгновение счастья, за которое можно было бы отдать всю жизнь!.. Нет, будьте благоразумны. Я желаю вам только добра. Я люблю вас...

Он остановился и, приподняв шляпу, низко поклонился.

Людмила прошла мимо с пылающим лицом, с потупленным взором...