После бессонной, проведенной в слезах, ночи лицо Людмилы стало серым, казалось совсем увядшим, как осенний древесный лист. Глаза глядели тускло, бледные губы складывались в непобедимую гримасу рыдания...
Отчаянье овладело ею, -- тупое, бессильное отчаянье, без надежды, без выхода. Втянувшись в однообразие своих дней, Людмила уже, казалось, привыкла к нему, привыкла не думать о себе, не мечтать о счастье, о едином женском счастье -- любить и быть любимой. И вдруг явился какой-то внешний толчок, разбудивший ее от апатии, поднявший в ней желанья, возбудивший жажду беспечной, легкой, красивой жизни. И Людмила взглянула на себя, на свою бедную жизнь удивленными от страха и печали глазами.
Стиснув зубы, глотая слезы, работала она в парикмахерской, наружно сохраняя свой обычный, спокойный вид, равномерность движений, холодное, равнодушное выражение лица. Только ее голос чуть звенел, когда ей приходилось говорить с посетительницами и, ее заметно дрожавшие пальцы роняли на пол то гребенку, то локон, то шпильки... И глаза заволакивались временами прозрачной, влажной пеленой...
День тянулся долго и, наконец, наступил вечер. Перед тем как уйти из парикмахерской Людмила осторожно приподняла в витрине занавеску и посмотрела в окно. Конечно, смешно было предполагать, что тот господин и сегодня будет стоять за окном! Он может найти для себя более интересное занятие, чем преследование немолодой девушки!..
Людмила внутренне горько посмеялась над собой, но все же вышла из парикмахерской с волнением и дрожью, боязливо глядя по сторонам...
Она подходила уже к воротам своей квартиры, когда перед ней, словно из земли, вдруг вырос вчерашний незнакомец. Он стоял, слегка наклонив голову, приподняв цилиндр и мягко, серьезно смотрел на нее сквозь стекла пенсне, выражая лицом и всей фигурой глубокое уважение, почтительную настойчивость.
Его неожиданное появление испугало, ошеломило Людмилу. Она остановилась, потупилась; он загораживал ей дорогу, она не могла пройти в ворота. Его взгляд, обнимавший ее с головы до ног, казалось, парализовал ее волю, лишил ее способности рассуждать, действовать. Она дрожала от волнения и страха, готова была заплакать, как испуганное дитя...
Подняв на него глаза, блеснувшие слезами и снова беспомощно потупившись, она чуть слышно сказала:
-- Пустите...
Незнакомец, приподняв цилиндр, почтительно посторонился...
Людмила бросилась в ворота, задыхаясь от слез...