Магию - народу!

Глава 11. Ловушка для разбойников

Это что ещё за новости? Я многое мог ожидать от товарища Старшевого, начиная с поисков каких-то важных персон, спасающихся бегством от угроз бушующей в то время гражданской войны. Или поиска пропасших и так до сих пор не найденных королевских регалий. Или, может быть, какого-то умника, сработавшего штуку вроде магопистоля, только ещё мощнее.

Но девицу?

У нас тут что, водевиль или какая-то любовная история?

Забросив в рот и похрустев огурчиком, я призадумался. Будь здесь Коробейникова, она точно отвесила бы мне подзатыльник полностью наплевав на то, что она моя подчинённая. И даже была бы абсолютно права в своём рукоприкладстве. С чего я вообще взял будто искомая «девица» кто-то вроде тайной любви целого комиссара? С тем же успехом эта «девица» может быть и важной персоной и придумавшем какую-нибудь штуку умником о чём я размышлял совсем недавно. Времена нынче такие, что вот так просто, сбрасывать девиц со счёта только потому, что они девицы явно не стоит.

Я потребовал: -Подробнее.

-Что там подробнее! -отмахнулся Глинка. -Искал её, искал, узнал, что она уехала за город и сам поехал следом. А потом привезли его тело и тела его бойцов.

-Ты сам видел тело комиссара Страшевого? -быстро спросил я.

-Сам не видел, -признался он. -Делать мне больше нечего, на мёртвых мужиков лишний раз ходить смотреть. Но доверенные люди сказали точно – он и мёртвый, мертвее не бывает.

-А девица правда была? -поинтересовался я. -Что про неё можешь рассказать?

-Тоже немногое. Сам понимаешь, что заинтересовала она нас только когда стало понятно, что именно её разыскивает приезжий комиссар, но это было уже слишком поздно. В общем удалось выяснить: в Каменск она прибыла на поезде в сопровождении ещё трёх человек – двух молодых мужчин и одной женщины средних лет. Большого багажа при себе никто из них не имел. Сняли комнату, неделю пожили, потом сняли другую и переехали. Ещё через пару недель собрались за город, приобрели лошадей и всё.

-Что всё?

-Всё, что на её счёт известно, -пояснил Глинка.

-Ну а хотя бы в каком направлении вся дружная компания уехала?

-В юго-западном, -уточнил Глинка. -Аккурат туда, где сейчас, по слухам, лагерь атамана Ершова стоит. Раньше он там, понятное дело, не стоял, но его бандиты в тех местах тогда уже пошаливать начали. Поэтому сказать что-то более определённое невозможно.

-И снова Ершов, -пробарабанив пальцами по столу я хлопнул ладонью по тёплому гладкому дереву: -С этой разбойничьей вольностью давно пора кончать. Усиль наблюдение за армией генерала Комеля. Не хочу, чтобы она неожиданно ударила нам в спину пока мы будем заниматься атаманом Ершовым. А с разбойничьей ватагой пришло время решать вопрос окончательно. Что у Ершова по людям?

-До четырёх тысяч человек, -отчитался Глинка. -Но в основном лагере не более полутора тысяч.

-Много, -неприятно удивился я.

-Много, -согласился Глинка.

-И что будем делать?

-Давай думать, командир, давай думать.

…

В дверь забарабанили. Стучали тяжело, да ещё так, что крепкая дверь чуть не ходила ходуном. Когда так стучат то сразу дают понять: если хозяева не откроют, то дверь им выломают и всё равно войдут внутрь.

Сам хозяин сидел за столом, ел деревянной ложкой из котелка мясную похлёбку с добавлением жаренных грибов, а рядом, на расписном блюде, покорно дожидалась своей очереди запечённая свиная нога, только из печи, ещё истекающая горчим салом и пахнувшая так обворожительно, что кажется даже у мышей в подполе текли слюнки стоило им только лишь учуять божественный аромат.

И вдруг резкий, требовательный стук в дверь.

Деревянная ложка выпала из рук хозяина, бородатого мужика средних лет, средних пропорций и вообще мало чем выделяющегося из общей массы крепких крестьянских хозяйственников держащих под своей рукой значительную часть земельных наделов сравнимую с общим количеством земли обрабатываемой всей деревней. Выпав из руки, ложка угодила прямо в котелок с похлёбкой и стала медленно втягиваться туда словно попавший в трясину путник.

-Кто там? -испуганно крикнула хозяйка – дородная баба в теле из числа тех, кто, при необходимости и в горящий дом войдёт и какого пришлого орка вывернет наизнанку и даже с троллем, явись тот вдруг ко двору, может поспорить.

-Открывайте немедленно! -потребовали из-за двери. -Именем революции!

-Ох ты божечки, что же делается, -запричитала хозяйка. На дверь обрушился ещё один мощный удар и внутренним чутьём ощущая, что следующего воздействия так-то крепкая дверь может не выдержать, хозяйка отперла замок, засов и распахнула дверь.

В избу ворвались солдаты. При всей её дородности, хозяйку как-то быстро и просто задвинули в угол, а вышедший вперёд командир бойцов потребовал от её мужа ответа: -Сидор Петрович? Владелец полей в весенней долине и на правой половине поместных холмов, а также собственной прядильни?

За спинами бойцов маячила фигура старосты и ещё нескольких любопытных парней из деревни. Отрицать очевидное было очевидно бессмысленно, и сидевший за столом хозяин признался: -Я буду.

-Идём! -его довольно грубо выдернули из-за стола.

-А что, собственно, происходит? -заголосила баба.

Кто-то из бойцов снизошёл до объяснений: -Судить твоего мужика будут.

-Господи, за что это?

-Сговорились со скупщиком и, гады такие, вместо нормального материала гнильё сплошное давали, а денежки забирали как за первоклассный продукт.

-Боец Вишнёв, если у тебя рот никак не закрывается, то мой кулак всегда готов ему помочь, -дружески предупредил слишком говорливого подчинённого командир.

-Никак нет! -вытянулся боец. -Мои уста сомкнуты и нерушимы как наши границы!

-Последний раз предупреждаю Вишнёв. Будешь и дальше болтать направо и налево так я тебе сам наглядно объясню почему молчание называют золотом, а слова всего лишь серебром.

Вытащив слабо упирающего мужика, посадили его в телегу и повезли в город. Привезли, но не в тюрьму и не в сторону бывшего жандармского участка, а досавили на склады. Там было полно людей. В стороне отдельно лежали тюки с подгнившим сырьём которое Сидор Петрович сдал вместе с нормальным по фиксированной цене предварительно пообещав государственному скупщику отдать треть полученных денег ему. Оный скупщик также находился здесь – сидел с самым понурым видом на деревянной скамье под охраной двух бойцов с пылающими красным цветом звёздами на рукавах и шапках.

Совершенно дезориентированный Сидор послушно уселся рядом со скупщиком. Тот только покосился на него, вздохнул, но ничего не сказал. Сидору тоже не до разговоров. Только-только он сидел у себя дома, кушал мясную похлёбку с грибами и на столе его внимания дожидалась запечённая свиная нога. Дожидалась-дожидалась да только не дождалась! Его хватают, вытаскивают из собственного дома едва дав одеться, везут сюда. А тут люди бегают по своим делам, что-то пишут, что-то считают и время от времени бросают грозные и презрительные взгляды в их сторону. А когда Сидор хотел попросить воды промочить горло, ему строго сказали – оставайтесь на месте подсудимый.

Подсудимый! Это слово обрушилось на Сидора как крыша старого амбара чьи стены раскрошились, а удерживающие столбы повело в стороны. Подсудимый? Он?

Эх, надо было начинать обед со свиной ноги, а похлёбку оставить на потом, -мелькнула странная в таких обстоятельствах мысль. А может быть и не странная. Ведь действительно надо было начинать со спинной ноги, а так пропадёт или жена стрескает.

-Чрезвычайная тройка в сборе, -объявил какой-то парень чуть ли не втрое моложе Сидора Петровича. -Начинаем заседание срочного революционного трибунала по делу о подлоге с целью хищении народных средств, выделенных государством на закупку сырья местных производителей по установленной высшим советом цене.

Не успел Сидор толком оглянуться, как его уже осудили. Мешки с гнильём вот они, лежат вдоль стенки. И пара вскрытых валяется чуть ли не под ногами, распространяя ароматы гнили и разложения. Пойманный с поличным скупщик не стал запираться и выгораживать подельника – запел соловьём. И так складно у него выходило будто это Сидор Петрович главный злодей первым предложивший записывать порченный товар как нормальный и получать за него отпущенные на покупку государственные деньги.

-Сидор Петрович, -позвал молодой обвинитель. -С обвинениями согласны?

-Нет, -закивал как припадочный Сидор. -Не согласен.

-Тогда вам слово. Объясните чрезвычайному трибуналу свою позицию.

-Я ведь как, -начал было Сидор. -Никого не трогал, никому вреда не причинил. Что гнильё за хороший товар выдавал – мой грех. Но кому от того плохо? Никому…

-Никому говоришь! -возмутился обвинитель. -Ты, гад, надурил нашу, народную власть почти на две сотни новыми ассигнациями и утверждаешь будто никому вреда не причинил? Да ты весь наш народ надурил. Всех, кто есть здесь и не только. Меня, его, его и его тоже- всех надурил и говоришь будто вреда нет?

Подавленный экспрессией обвинителя Сидор растерянно молчал.

-Деньги – мера труда, -наставительно продолжал обвинитель. -Откуда взялись вот эти деньги, которые ты получил за своё гнильё? Кто-то и где-то хорошо поработал, чтобы произвести материальных или нематериальных благ на эту сумму. Кто это был? Углежоги? Шахтёры? Солдаты? Строители? Или даже такие же крестьяне как ты сам, Сидор Петрович. Вот их ты пытался ограбить и надурить. И очень хорошо, что у тебя не получилось.

-Что со мной будет? -мрачно поинтересовался Сидор. Мысленно он прикидывал, что лучше: отделаться штрафом или перетерпеть десяток плетей, как это было положено в прежнее время при короле? С одной стороны денег на штраф жалко. А с другой он уже не молодой и рассечённая на спине кожа будет долго заживать постоянно ноя, да и спать первые несколько ночей будет сущим мучением.

Чёрт с вами, крохоборы проклятые – заплачу штрафом! – решил он.

-За свои преступления приговаривается к расстрелу, -объявил председатель чрезвычайного трибунала.

-Как к расстрелу? -не понял Сидор. -Почему это?

-Ты вину признал?

-Ну, признал. Раньше всегда плети были или штраф. Почему сейчас-то расстрел?

-Раньше, говоришь, -прищурился председатель. -Значит не в первый раз уже проворачиваешь подобное? Не пугает тебя штраф с плетями? Или пугают, но недостаточно, жадность сильнее? И уверен, что ты не один такой хитрый, далеко не один. Много таких, кто думает: «сговорюсь со скупщиком или обману его и отдам гнильё вместо качественного товара. А может камней в мешки подложу, чтобы вес больше был? Если поймают – выплачу штраф. Ну а не поймают, так я в большой прибыли!». Так, мыслите сволочи?!А у нас, может быть, нет времени за каждым из вас следить, вашу пропитую совестью заменять. Нет на это ни людей, ни времени. Поэтому надо чтобы вы сами за собой следили. А если совести нет, то пусть будет страх. Штрафа или плетей не боитесь, так пусть хотя бы угроза оказаться у стенки других таких как ты, Сидор Петрович, хитрованов останавливает!

-Так нечестно! -завопил Сидор. -Сам говоришь – я не один такой. Тогда почему остальных будет угроза останавливать, а меня и правда расстреляют? Чем я хуже всех остальных? Я ведь не хуже, я всего лишь первый попался. А мог попасться кто-нибудь другой. Вот его и расстреливайте, меня-то за что?

-Суд окончен. Приговор вынесен, но его вступление в силу откладывается на два дня.

Ещё и откладывается. Почему?

Но больше никто не стал ничего объяснять Сидору Петровичу. Растерявшего всю важность землевладельца, хозяина полей, складов и прядилен, повели в тюрьму, в здание бывшей жандармерии.

Однако никто не заметил, как присутствовавший на процессе неприметный человек одетый в что-то среднее между городом и деревней вывел лошадку, да и погнал её дальше и дальше. Городской костюм сочетался с высокими, по колено, сапогами и довольно простыми брюками, которые так и хотелось назвать «штанами». Неприметный человек несколько раз оглянулся и один раз даже спешился едва только свернув за угол и для верности подождал несколько минут, прежде чем продолжить путь. Только убедившись, что за ним никто не следует, он облегчённо вздохнул и погнал лошадку уже целенаправленно, к юго-западу от города, туда, где стоял основной лагерь атамана Ершова.

…

-Ну как, клюнуло? -всё-таки не смог сдержать любопытства и спросил я.

-Клюнуло! Клюнуло, командир! Мои люди доложили, что сразу после процесса над обманщиком резко выехал один всадник. Следить за ним не стали, как и было обговорено, чтобы не спугнуть раньше времени, -доложил Глинка.

Я уточнил: -Это точно соглядатай Ершова? Мало ли, может кто по своим делам куда поехал. Могут быть у человека срочные дела, о которых он забыл, а потом вдруг резко вспомнил?

Глинка посмотрел на меня как на неразумного дитятю: -Командир!

-Ладно, ладно. Волнуюсь просто. Весь план ведь построен на одних только предположениях. Ошибись в одном месте и всё развеется как соломенный домик на сильном ветру.

Идею выманить Ершова на живца, вынудив того напасть на нас там, где это было бы выгодно нам и в удобное для нас время предложил Глинка. Сначала хотели пустить слухи о плохо охраняемой богатой добыче, но как-то это было слишком наигранно, и бандиты могли отказаться участвовать в рискованной авантюре. Затем Глинка вспомнил, по старой памяти, и указал на несколько человек которых Ершов мог бы использовать для продажи награбленного, как скрытых агентов или как хранителей части бандитских богатств. Понятно, что всё это были не самые честные в мире люди и поймать каждого на том или ином серьёзном правонарушении было не слишком-то сложно, тем более если те самые правонарушения устраиваешь ты сам. Так один из способных парней Глинки сыграл роль государственного скупщика, пока настоящий скупщик наслаждался ассортиментом предоставляемых Каменском развлечений. Фальшивый скупщик легко нашёл общий язык с предполагаемой жертвой подтолкнув ту в тенета противоправных действий. По его словам – даже подталкивать вступить на кривую дорожку не пришлось так как персонаж сам по себе давно и прочно на ней прописался.

С Сидором Петровичем нам определённо повезло. Судя по всему, его арест и предполагаемый расстрел должны будут сильно обеспокоить атамана Ершова. А значит следовало предполагать, что бандиты попробуют отбить своего подельника из тюрьмы и там-то мы их зажмём и сможем изрядно проредить.

-А что после всего этого делать с самим Сидором Петровичем, невольным живцом?

-Да привести приговор в исполнение и всего делов, -отмахнулся Глинка.

-Как-то неправильно получается. Мы ведь его вроде как подставили.

-Подставили, -согласился Глинка. -Но он сам зачем подставлялся? Мы создали условия, однако шагнул туда Сидор сам. Поэтому приговор вполне справедлив. Да и надо что-то делать с попытками обмана скупщиков. Если цена фиксирована, то и качество тоже должно быть зафиксировано. Так нет же – каждый третий крестьянин хитрить пытается. Благо что ещё по мелочи. Ну, обычно по мелочи. Надо им всем показать, что мы тут дело делаем, а не шутки не шутим.

Со вздохом признаю его правоту.

Вот так, Сидор Петрович, твоя судьба решена.

А может быть она была решена, когда ты решил нагрет руки на народном добре?

Или ещё раньше, когда начал сотрудничать с разбойниками атамана Ершова?

Сейчас не до философских разговоров. Нужно готовиться принимать дорогих гостей. Ох мы их примем, так примем! На лучшие места посадим, вдоволь попотчуем свинцом, чтобы никто из дорогих гостей не чувствовал себя обделённым.

…

Юная Екатерина Огнёва не любила заниматься огородничеством или, того хуже, ухаживать за живностью. Глупые и крикливые курицы вызывали у неё только раздражение. Кроликов, напротив, было жалко учитывая какое будущее их всех ожидало. А козу Милку она элементарно боялась так как та умела больно и неожиданно кусаться. Меняя ей воду или чистя загон нельзя отвлекаться так как от её укусов остаются здоровенные синяки.

Честно говоря: Катя не до конца понимала почему она вообще должна учиться этим заниматься. Объяснения феи Марины, вроде как самой старшей в их королевстве потерянных детей, как фея назвала бывшую усадьбу Чайкиных переделанную под сиротский дом о том, что «кто не работает – тот не ест» не слишком хорошо усваивалась Екатериной.

Понятное дело, что кто-то всё-таки должен копаться в земле выращивая овощи для стола и убирать и ухаживать за животными тоже. Очень даже здорово получать свежие яйца каждое утро, пусть и несут их куры одна глупее другой. Частичная продуктовая независимость – как много значат эти слова для тех, кто действительно голодал и у кого животы липли к хребтам. Кате в этом плане повезло. Она настоящего голода не испытывала, но ума догадаться какая это неприятная штука ей вполне хватало. Поэтому против самого огородного и прочего хозяйства на территории бывшей усадьбы урождённая Огнёва ничуть не возражала. Только вот пусть им занимается… кто-нибудь другой, а её пожалуйста освободите от этих недостойных её положения обязанностей.

-То есть считаешь себя выше копания в земле? -ехидно спрашивала Марина. -А ничего что я даже саму себя не исключила из графика и работаю наравне с остальными, хотя у меня и без того хлопот полон рот.

Екатерина зыркнула глазами, но промолчала. Крыть было нечем. К вопросу составления графика работ фея и правда подходила крайне ответственно и не давала никаких поблажек даже самой себе.

-Думаешь ты лучше других?

-Но я действительно лучше, -доказывала Екатерина. -Лучше в уроках. Лучше в управлении внутренней силой.

В последнем она и правда делала значительные успехи опережая более старших детей и, можно с правом сказать, была лучшей в приюте.

-То есть за успехи в одном тебя надо освободить от другого? -продолжала допытываться Марина.

-Каждый должен делать то, что у него лучше получается, -важно заметила Катя.

-Знаешь почему ты лучше? -рассердилась фея. -Тебя всем этим с самого детства пичкали. Как же, голубая кровь! Не чета нам – грязной нелюди. Хотя аристократы вроде тебя и чистокровных людей тоже не особенно жалуют. Называете нас зверьми и зверёнышами. Пытаетесь дрессировать с помощью дубинки и плёнки, а когда человек, не выдержав скотского отношения, действительно начинает вести себя как дикий зверь, то безжалостно отстреливаете его и вывешиваете шкуру на заборе, чтобы другие холопы боялись поднять головы. Так хочешь, так?!

Катя расплакалась, и Марина сразу пожалела о своих словах. Взрослая девушка, да, почти уже девушка несмотря на то, что ростом фея даже немного ниже сильно вытянувшейся за последнее время Огнёвы, кричит на ребёнка обвиняя ту в грехах её родителей, но не её собственных.

-Прости, прости, -фея обняла и прижала Катю.

Глупо было бы говорить будто она не хотела. Не хотела бы – не сказала. А если сказала, значит хотела. Тем более это всё долго, очень долго копилось внутри Марины. Может быть всю её не такую долгую жизнь копилось. Но ребёнок, конечно, не виноват. Огнёвой самой не сладко. Вываливать на неё всё это – настоящее свинство.

-Прости, -повторила фея потому, что не знала, что ещё можно сказать.

-Вы меня тоже ненавидите, -сказала Катя. Она говорила и плакала, но плакала без звука и слёз, разве что где-то глубоко внутри.

-Это не правда.

-Значит будете ненавидеть, -решила Огнёва. -Я лучше вас. Все ненавидят тех, кто лучше их.

-Неправда.

Она промолчала.

-Неправда что ты лучше меня, -уточнила фея и Катя удивлённо подняла голову.

-Разве ты можешь сделать вот так, -фея легонько взлетела, коснувшись вытянутыми кончиками пальцев потолка. Её эфирные крылья приглушённо сияли.

-Ты говорила про уроки. В уроках ты хороша, спору нет. Но что насчёт умения прополоть картошку? Здесь ты скорее последняя, чем первая. Видишь, ты далеко не лучшая. И повода для общей ненависти нет.

Странный аргумент и всё-таки он сработал. Каждый оставшийся без родителей ребёнок всё равно что открытая рана. Некоторых получается залечить. Другие, со временем, излечиваются сами. Вырастая, люди живут даже с неправильно сросшимися костями. С неправильно сросшейся душой тем более получается жить.

…

Старая городская тюрьма разгромлена. Новой так и не построили. Поэтому под неё использовались помещения в подвальных этажах здания бывшей жандармерии, только ныне оно называлось штабом сил народной рабочей самообороны.

На самом деле довольно универсальное название, ведь существуют не только одни внешние угрозы, но и внутренние тоже и от всех от них следует защищаться. Тот факт, что в отдельно взятой стране народ взял власть в свои руки и пытается строить новый, справедливый мир – очень многим стал поперёк горла. У молодой народной республики много врагов. И только добрая винтовка в хороших, умелых руках может помочь рабочему человеку защитить всё то, чего он уже добился и чего сможет добиться в будущем.

Это и многое другое написано на выставленных у входа агитационных стендах. Сейчас правда их пришлось временно убрать, чтобы ничего не загораживало обзор.

Здание бывшей жандармерии – крепкий четырёхэтажный дом с толстыми кирпичными стенами. Окна узкие, словно бойницы. Хотя, почему «словно» - бойницы и есть. Это здание строилось с расчётом на то, что его могут штурмовать и сей факт сейчас играл нам на руку.

План относительно прост. Бандиты знают, что внутри томится в ожидании расстрела их подельник и попытаются вытащить его. Обязательно попытаются – как заверил меня Глинка. Сидор Петрович не только крупный землевладелец, он также служил ниточкой, по которой бандиты обделывали свои дела с внешним миром и вроде бы даже приходился каким-то там родственником атаману Ершову. Достаточно отдалённым, но всё равно. Атаман не мог проигнорировать его расстрел и хотя бы не попытаться спасти.

Проблема была в том, что разбойничья ватага достигала численности до четырёх тысяч человек. Это очень много. Конечно, вся эта масса людей не сосредоточена в одном месте, но всё равно много.

В моём распоряжении было что-то около трёх тысяч человек и это включая людей Глинки, отряды рабочей самообороны и четыре сотни человек, по моей большой просьбе, на время, прислал Зименко из Родной Гавани за что я теперь был крупно ему должен и пока ещё понятия не имел чем и как буду отдавать этот долг. Одно хорошо: мои люди обучены не хуже Ершовских, а вооружены так даже может быть и получше.

Пока значительная часть бандитов будет изо всех сил штурмовать здание бывшей жандармерии, оно же дом-штаб сил народной самообороны, я, во главе крупного отряда, нападаю на их главный лагерь и предаю там всё огню лишая разбойников наиболее обжитой и укреплённой их базы. В идеале было бы захватить в плен приближённых Ершова или, чем архимаги не шутят, самого атамана. Также пригодились бы накопленные разбойниками богатства. А ещё я надеялся разузнать хоть что-то о судьбе товарища Старшевого, который вроде как нашёл свою смерть примерно в тех местах, где сейчас стоит бандитский лагерь.

Посидев с Глинкой, Глыком Пахучим и прочими командирами ревотрядов оставленных защищать город и ценного пленника в подвале дома-штаба мы придумали много неприятных сюрпризов для нападавших. Городские алхимики две недели кряду занимались только созданием гранат и мин, разных взрывчатых смесей, газов и всего прочего, что только пришло в сумрачную голову бывшего мастерового орка. Даже приведи сюда Ершов всех своих людей, вообще всех, то вряд ли сможет пробиться в подвалы.

Жителей ближайших домов пришлось временно переселить и такие больше движения наверняка были замечены бандитами, но я надеялся на горячность Ершова и на то, что для полноценного анализа ситуации ему не хватит времени. Вторые сутки, отведённые Сидору Петровичу, истекали уже этим утром.

Возглавляемый мною отряд призванный захватить бандитское стойбище состоял из восьми сотен штыков. Отборные бойцы, на которых можно положиться в абсолютно любой ситуации.

Накануне выбранного дня в Каменске уже чувствовалось напряжение. Целый район город опустел. Жители временно расселены по другим районам, но и там совсем не чувствуется столпотворения. На улицах необычно мало прохожих. Большая часть ткацких мастерских закрылись на несколько дней. Маленькие мастерские закрылись, а большие наоборот, собрали своих работников и членов их семей и превратились в миниатюрные крепости готовые дать отпор каждому, кто только попробует вломиться к ним силой. Практически не видно детей. У взрослых либо хмурые, либо напряжённые лица. Если где-то слышен смех, то наверняка напряжённый и нервный. Вокзал, телеграф и прочие важные городские объекты дополнительно укреплены, переведены на круглосуточные дежурства и тоже представляют собой маленькие крепости внутри большой крепости.

Дополнительно телелеграфисты постарались связать все важные городские объекты между собой локальными линиями связи, что позволяло управлять городской обороной как единым целым. Если где-то возникнут сложности, туда можно направить дополнительные силы, а если появится возможность ударить по разбойникам с тыла, то такая возможность обязательно будет реализована.

Скорее всего атаман нападёт только завтра, но, на всякий случай, всё и все готовые отразить внезапное нападение уже сегодня или ночью. Командиры ревотрядов по несколько раз проинструктированы. Их люди знают, что делать и куда бежать каждому из них в случае внезапной атаки атамана Ершова.

Я, с ближайшими соратниками и командирами тех отрядов, кого беру с собой на штурм главного лагеря бандитов – обитаем в трактире. Хозяин трактира с большой радостью сдал нам всё своё заведение за половину цены, тогда как сам, с домочадцами, уехал к родне в деревню, решив переждать смутное время вне города. Трактир небольшой, но уютный. Впрочем, нам всем сейчас нет никакого дела до ощущения уюта, мысленно все находятся уже в завтрашнем дне.

В большом камине горит огонь. Натоплено очень жарко, как будто люди пытаются вобрать в себя излишки тепла и сохранить их. Долго сидеть этим вечером никто не будет. Все понимают, что нам завтра очень рано вставать. А может быть и вовсе придётся вскакивать среди ночи, если разбойники решат напасть на нас под покровом ночной темноты.

У вездесущего Глинки вроде бы имелись среди бандитов несколько своих человек, но атаман Ершов отнюдь не дурак и он точно проследит за тем, чтобы никто из разбойников не покидал расположения и не мог бы предупредит нас, уточнив время нападения или раскрыв планы атамана.

Если честно, меня сильно беспокоил генерал Комель, вернее его кажущееся бездействие. Если армии разбойников и ренегатов объединятся, то они почти наверняка смогут захватить Каменск несмотря на все наши уловки и несмотря на личную отвагу подчинённых мне людей. К счастью, генерал и атаман постоянно пакостили друг другу ещё до моего появления в городе, с тех времён, когда их армии оставались единственными крупными воинскими соединениями на пару сотен километров вокруг. А после того случая в лесу, между Ершовым и Комелем и вовсе словно кошка пробежала. Их взаимная борьба и постоянные, хоть и мелкие, не перестающие во что-то большее, столкновения сильно облегчали мне жизнь. Оставалось только надеяться, что и сейчас Комель лишь порадуется уничтожению Ершова, а там, глядишь, и до самозванного генерала доберёмся с его армией бывших стражников, солдат королевской армии, беглых аристократов и иностранных наёмников.

Вот только… чего ждёт Комель? На что надеется и какие строит планы? Дорого бы отдал чтобы хотя бы на минуту заглянуть в мысли самозванного генерала, но увы, без личного контакта, да ещё с одарённым немалой силы, не справился бы и архимаг-менталист. Куда уж мне – недомагу, да ещё и специализирующемуся на ином разделе, на работе с энергиями. Нет, всё-таки надо, надо повышать уровень самообразования. Вся эта катавасия когда-нибудь закончится, и я тогда вернусь в университет. Доучусь на инженера, по специальности, например, проектирование и обслуживание силовых установках. Буду управлять огромными паровыми машинами или пойду работать на новомодную электростанцию о которых пишут в научных журналах, что за ними большое будущее и вопрос генерации больших объёмов электроэнергии совсем скоро станет очень важным и насущим вопросом. Эх, какая жизнь наступит тогда! Спокойная! Размеренная! Можно будет просто спокойно и честно работать и всё.

Размечтавшись о будущей спокойной жизни, я даже представил себе небольшой домик, обязательно каменный, сильные энергомаги всегда предпочитали камень дереву и прочим горючим материалам. В своём воображении я знакомился с хорошей девушкой, может быть тоже активисткой революционного движения, мечтающей о спокойной, размеренной семейной жизни.

Должно быть я настолько замечтался, что сам не заметил, как начал проговаривать свои фантазии вслух.

Сидевшая рядом Коробейникова в своём обычном наряде внимательно слушала, а потом осуждающе сказала: -Вот уж не ожидала от тебя, командир.

Насильно выдернутый из приятных фантазий я довольно ворчливо спросил: -Чего именно не ожидала?

-Настолько мещанских фантазий. Семья – отживающий своё инструмент женского закрепощения. Только свободный союз необременённый навязываемыми священниками моральными терзаниями…

-Даже не начинай, -попросил я её. -Сегодня не подходящий момент для обсуждения теоретических основ учения новых амазонок. И вообще – не лезь в чужие фантазии. Могут быть у человека его собственные, личные фантазии?

-У революционного командира не может быть таких мещанских фантазий, -укоризненно высказала Маша.

-А у меня вот есть, -говорю я и отворачиваюсь к камину. Тот трещит и ярится. Чтобы дрова не прогорали быстро, в пасть ему забросили не разрубленное, цельное брёвнышко, и оно сейчас лежит в ворохе ярко-красных углей постепенно обугливаясь и обгорая по краям.

Маша похоже не поняла или не захотела понять моего нежелания обсуждать мои сокровенные и слишком личные мечты, потому что даже не подумала перевести разговор на что-нибудь другое, а лучше вовсе оставить меня в покое. Вместо этого девушка с интересом спросила: -А какая она должна быть?

-Кто?

-Твоя невеста.

-Да нет никакой невесты! -вспылил я. -Не встретил я пока её. И с такой жизнью, наверное, не встречу вовсе.

-Что не так с нашей жизнью? -удивилась Маша.

-Постоянно то от кого-то убегаешь, то за кем-то гонишься. Что-то спешно строишь или, напротив, разрушаешь. Крутишься как белка в колесе. Решаешь глобальные исторические вопросы, а свои личные вечно откладываешь до лучших времён.

-Наши жизни принадлежат революции, -пожала плечами Коробейникова. -Если даже ты найдёшь кого-нибудь со стороны, то неизбежно втянешь её в этот круговорот.

-Наверное ты права, -согласился я. -Что-то немного расклеился. Прости что вот так вывалил это всё. Нам выпало жить в великое время. Время подвигов и свершений. А тут я со своими фантазиями… мещанискими.

-Ничего, командир, у всех бывают минуты слабости.

-Благодарю за поддержку, товарищ Коробейникова, -сказал я намеренно официально всё ещё лелея надежду, что удовлетворённая амазонка от меня отстанет и позволит мне вернуться в мир моих мечтаний. Даже если те немного мещанские или слишком простые и приземлённые, всё равно они – мои. И погружаться в них хотя бы даже мысленно всё равно что купаться в ванне из тёплого молока. А может быть и нет. Никогда не принимал ванны из молока. Но ощущения, полагаю, должны быть в чём-то схожие.

-У меня, кстати, есть для тебя одна невеста на примете, -подала голос Маша. Положительно, эта девушка от меня сегодня не отстанет. Надо было с самого начала в приказном порядке велеть ей отдыхать перед завтрашним трудным днём и не грызть мой мозг.

-Что? -удивился я и задал более конкретный вопрос: -Кто?!

Хитро улыбнувшись, амазонка сказала: -Юная Огнёва.

-Она же ещё ребёнок.

-И тем не мене твёрдо намеренна взять в мужья одного комиссара. Разумеется, когда подрастёт. Мы с ней как-то болтали, и Екатерина поделилась своими планами.

-Не уверен, что хочу знать подробности.

Но мне, разумеется, их тут же выложили: -Огнёва вбила себе в голову, что выйдет за тебя замуж, когда вырастит. А до этого момента она доверила тебя мне.

-В смысле «доверила»?

-Я немного просвещаю девочек из приюта. Рассказываю им об учении новых амазонок, -призналась Коробейникова. -Поэтому Екатерина, несмотря на относительно малый возраст, понимает, что амазонка и понятие обычного, ветхозаветного брака не совместимы. При этом сама она хочет выйти за тебя именно замуж. И чтобы ты, командир, дождался пока она вырастит, чтобы никакая другая вертихвостка тебя не окрутила, Екатерина попросила меня, как амазонку и свою подругу, проследить за этим.

-То есть вы банально поделили меня, разумеется, за глаза и без всякого спроса! -догадался я.

-Именно так, командир. Когда Огнёва вырастит, то заберёт тебя. А до этого момента ты весь мой.

Не зная, что на это можно сказать, я выбрал простой путь и промолчал.

В камине особенно громко щёлкнуло то крупное полено. Видимо наконец-то как следует загорелось.

Неожиданно Коробейникова предложила: -Командир, хочешь пить?

-Что? – не понял я.

-Ну знаешь, кружка воды и всё такое.

Я сначала не понял. А потом как-то сразу понял. Но не успел ничего ответить, как в гостиную, где мы до этого были вдвоём спустился хмурый и мрачный Глинка.

-Не спится? -спросил бывший член городского криминального мира, причём далеко не из последних. -Мне вот тоже никак. Вроде далеко не мальчик и в разных делах побывал, порой таких, что… о них лучше не рассказывать и даже не вспоминать. Но каждый раз волнуюсь словно сопляк впервые взявший отцовский пистоль.Слушай, командир, ты же вроде из магов? Можешь пошаманить так, чтобы глаза сами закрылись и в голову всякая ерунда лезть бы перестала?

Я усмехаюсь: -Если бы это было так просто, думаешь я здесь бы сидел?

-Тоже, верно, -пожимает плечами Глинка. -Тогда может быть по маленькой? Исключительно чтобы лучше спалось?

Качаю головой: -Никакого алкоголя. Завтра слишком важный день.

-Зверь ты, командир.

-Ничего, ничего, только злее завтра будете. И вообще: хватит сидеть, расходимся спать. Не можете уснуть – лежите так, не мешайте остальным. Все расходимся, -уточнил я намеренно выделе голосом слово «все».

Казалось, только положил голову на подушку и закрыл глаза, как тут же тормошат за плечо и требуют вставать.

-Что такое, что случилось?

В окнах рассеянная лунным светом темнота. До рассвета ещё часа два или даже больше.

-Нападение на город!

-Ершова видели?

Разбудивший меня боец пожимает плечами. Если и видели, то явно ему не спешили доложить.

-Где остальные?

-Так внизу уже почти все.

Плещу в лицо холодной воды из заранее оставленной на столе чаши. Помогает плохо, поэтому окунаю лицо в воду и после вытираю полотенцем падающие на пол капли. Собираю приготовленное с вечера оружие. Всё, я готов.

В общем зале трактира шумно, хотя здесь только командиры, но и так набралось почти четыре десятка человек. Нахожу взглядом Глинку. Тот, не дожидаясь моего вопроса, докладывает: -Пока всё по плану. Бандиты действительно атакуют, это не какая-то хитрость или обходной манёвр. Определить их численность сложно, но не меньше тысячи человек, вероятно даже вдвое больше. Сам атаман пока замечен не был, хотя его ближайшие приближённые уже отметились. Бойцы особого отряда построены и готовы выступать. Ожидаем только команду.

-Выступаем, -приказал я давая эту самую, ожидаемую и бойцами и командирами команду.

Дальше восемь сотен конных всадников, разбившись на отряды, осторожно обходят кипящий в некотором отдалении бой. Обойдя его стороной, мы ускоряемся передвигаемся быстро, делая ставку на скорость и на то, что даже если Ершов решит прямо сейчас повернуть назад, то у него не получится так просто выйти из уже завязавшегося боя. Какое-то время в нашем распоряжении есть, и мы должны будем его использовать до самой последней минуты.

Лошадь подо мной шумно дышит, но идёт ровно, как будто бы прогуливается на свободном выгуле, а не скачет во всю прыть. Большое, сильное, доброе животное.

Ночная скачка то ещё развлечение, поэтому, как только нас от города и кипящего там боя закрывают лесистые холмы, всадники зажигают факелы и лампы. Рассвет наступит только через час и примерно в это время мы достигнем главного лагеря разбойников. Если они нас там ждут, если Ершов каким-то чудом разгадал наш план, то это будет побоище. Если же нет, то у нас неплохие шансы застать бандитов врасплох и захватить лагерь сходу, не давая охраняющим его силам организоваться. Ещё важный вопрос: сколько всего людей атаман оставил охранять лагерь? Вряд ли много. Ведь большую часть он должен был взять с собой идя на штурм города и полицейского участка. Но всегда остаётся вероятность каких-нибудь изменений или вмешательства неучтённого фактора.

Эта ночь должна будет решить если не всё, то очень и очень многое.