Магию - народу!

Глава 14. В которой я следую данному мне совету, но всё получается совсем не так как планировалось

Тюремная камера в подвале бывшего полицейского управления. Холодные стены, холодный пол. Вроде и не сказать, чтобы прямо сильно холодно, пока ходишь туда-сюда даже не замечаешь. Но стоит посидеть на месте, или того хуже, прилечь, как стены и пол начинают вытягивать из тела тепло по крохам, отбирать его, забирать себе, питая никогда не способную насытиться утробу. Единственное, что спасало это тюфяк и одеяло. Закутаешься, лежишь и только наблюдаешь как мимо проходят дни, недели. Главной радостью становится, когда приносят обед – хоть какое-то событие. Тем более, что кормили меня всяко лучше всех прочих заключённых под стражу. Полноценное трёхразовое питание. Гарантированная трёхразовое гастрономическое счастье. А сладкий горячий чай и вовсе настоящее блаженство. Сидишь с чашкой в руках, пока она не остынет, пьёшь мелкими глотками. И время, кажется, летит как прежде. Потому, что здесь, в заключении, оно обычно скорее тащится подобно хромой кобыле, чем летит.

Ещё одним событием выделяющемся на общем скучном фоне вынужденного ничегонеделания являлись появления дознавателя. Неизменно вежливый, но при этом страшно скучный, в том смысле, что если он задал вопрос, то будет крутить и так и сяк и уже не отцепится пока не получит хоть какой-то ответ. В целом я предпочитал с ним не спорить и сразу исчерпывающе отвечать на интересующие его вопросы. Проблемы начинались, когда я не мог точно ответить или вовсе не знал ответа. Тогда Андронов начинал допытываться, задавать один и тот же вопрос разным словами, как бы исподволь подводить к нему и так далее. Может быть ему казалось будто я запираюсь, и он пытался якобы вывести меня на чистую воду. А может быть просто проверял, желая удостовериться что я и правда не знаю, а не придуриваюсь.

У комиссара, напротив моей камеры, имелось даже собственное место. Стул, больше похожий на кресло, небольшой столик и лампа на нём. Масляную лампу Андронов попросил принести, когда ему потребовалось что-то записать по моему рассказу, а света категорически не хватало. Чтобы не носить всё это из раза в раз, его так и оставили.

Когда я оставался один, мой взгляд часто бродил по каменным стенам, иной раз перескакивая за решётку, на пустые стол и стул. И я с удивлением ловил себя на мысли что даже жду очередного появления комиссара. Всё-таки отличия от того быстрого темпа, которым я жил раньше и тюремной скукой слишком значительны. Прежде мне не хватало времени даже на самого себя. А теперь этого времени некуда было девать. Магические и физические упражнения, которые я выполнял занимали до обидного мало времени, особенно в сравнении с тем его огромным количеством, которое у меня было теперь.

Малый комплекс привычных магических упражнений по повышению контроля внутренней силы, расширению пропускной способности каналов и общему увеличению источника я отточил до совершенства. Нечто подобное выполняют все маги, кто не хочет останавливаться в своём развитии и желает, со временем, двигаться дальше. Ключевое понятие здесь «со временем». Ибо этого самого времени может уйти достаточно много, в пределе даже вся жизнь. Я слышал будто в некоторых благородных аристократических семействах хранятся более эффективные методики, но, честно признаться, не особенно в это верил. Нет таких тайных знаний, способных резко усилить себя без последовательного, каждодневного труда. Скорее тут более важную роль играет наследственность и количество предков, практиковавших управление внутренней силой. Например, моим детям, когда они у меня будут, управлять внутренней энергией получится чуточку проще. Самую чуточку, но это уже кое-что. А если таких практикующих предков не один, не два и даже не один и не два десятка? Вот отсюда и растут слухи о якобы чудодейственных методиках развития, тщательно охраняемых благородными домами. С другой стороны: может быть и правда есть в их хранилищах и библиотеках что-то, что помогает, облегчает и ускоряет процесс развития дара. Но вряд ли это какая-то чудодейственная штука. Ничто не способно избавить жаждущего будущего могущества неофита от постоянного, каждодневного труда. Даже будущие архимаги когда-то собирали своё могущество по крупицам и никак иначе.

С физическими тренировками всё проще. Я постоянно лежал и первые дни это было даже здорово. Потом стало протестовать привыкшее к нагрузкам тело. Просто бродить по камере оказалось категорически недостаточно. Пришлось нагружать себя дополнительными упражнениями вроде приседаний, бегом в малом замкнутом пространстве и боями с тенью. Последнее, наверное, выглядел особенно забавно.

Почему-то Андронов имел привычку приходить в обеденное время. Не всегда, но довольно часто. Может быть он надеялся, что лицезрение его лица улучшит мой аппетит? Или же, напротив, ухудшит?

Вот и сейчас он заявился через несколько минут после того, как мне принесли поднос с едой, я даже не успел доесть суп с клёцками на первое.

К моему удивлению, комиссар спустился, держа в руках поднос с едой. Водрузив его на свой столик, он принялся расставлять тарелки, явно готовясь отобедать прямо здесь.

-В столовых больше не кормят и трактиры наверху все закрылись? -поинтересовался я. -Или это кардинальное нововведение в методах ведения допроса? Что-то вроде: не лги во время еды, а то сам себе заработаешь несварение желудка?

-Времени совершенно нет даже поесть, -объяснил комиссар. -Но если ты против, то я уберу.

-Мне всё равно.

-Вот и отлично. Всё-таки повара в ближайшей столовой откуда приносят еду силам народной милиции прекрасно знают своё дело.

Мне оставалось только согласится с комиссаром ведь я ел тоже самое.

-Начнём? -поинтересовался Андронов. -Прошлый раз мы закончили на том, как ты лихо простил всех бывших представителей городского криминального дна пообещав им «жизнь с чистого листа» в обмен на службу. Самое забавное, что бывшие бандиты потом, да и сейчас, до сих пор, выполняют в том числе и функции поддержания порядка. Так сказать – отлавливают и не допускают возникновение своей смены, по крайней мере не позволяют ей объединиться в какое-то подобие организации.

Я промолчал. Что говорить, если мы всё это уже обсудили в прошлый раз. Правильным ли было моё решение оптом простить бывшим бандитам все их грехи, при условии дальнейшей верной службы или нет? С точки зрения абстрактной справедливости, наверное, нет. Однако оно позволило в моменте решить сразу несколько задач, получить готовую мини-армию знающих с какой стороны браться за пистоль и достаточно мотивированных открывшимися перспективами бойцов. Правильным ли было такое решение? По прошествии времени, оглядываясь назад, я твёрдо уверен, что оно было правильным в том времени и в тех обстоятельствах и остаётся верным учитывая все последствия.

Жаль только, что здесь не я судья своим поступкам, а комиссар.

Он, кстати, продолжил говорить: -Встретился с товарищем Глинкой. Так себе, товарищ - бывший бандит. Хитрюга. Но со своим, довольно своеобразным, кодексом чести, этого не отнять. Пока проявляет себя сугубо положительно, но он понимает, что первое время за ним будут следить особенно пристально, особенно сейчас, в связи с моим приездом в ваш замечательный город.

-То есть всё хорошо? -предположил я. -Та ситуация, когда и волки сыты и овцы целы?

-Сыты ли волки? Целы ли овцы? -Андронов перефразировал мои слова в открытые вопросы и усмехнулся. -Жизнь покажет.

С последним высказыванием трудно был не согласиться.

-Согласно последним новостям, самозванный генерал Комель, вместе с его людьми, пересёк границу и ушёл в Бритский доминион, где был хорошо принят, -пересказал последние новости комиссар.

-Ушёл, собака.

-Ну, зачем же наговаривать на верных четвероногих товарищей, -усмехнулся Андронов. -Тем более, я практически уверен, что он вернётся. Рано или поздно потянет генерала обратно к родным берёзкам. Иначе говоря: преступник всегда возвращается на место преступления.

Я только молча кивнул. Кажется мне удалось убедить своего дознавателя, что я не нашёл той штуки, которую искал товарищ Старшевой. Во всяком случае: вопросы на эту тему прекратились. Я так и не узнал, что это такое. Когда задал прямой вопрос, Андронов усмехнулся и ответил, что некоторых тайн лучше не касаться вовсе и закрыл тему. Я был с таким положением не согласен, но моё мнение не являлось определяющим в данных условиях.

Иногда я думал: что это и где оно могло сейчас находится? Лежит зарытое в лесном схроне, надолго потерянное для мира если не навсегда? Или греет карман какому-нибудь более удачливому искателю? А может быть эта шутка уже за границей, путешествует из двора во дворец в тонких и жилистых пальцах иностранных архимагов?

Как бы узнать?

Или же Андронов прав и есть тайны, которые лучше не трогать? Даже если и так, то я всегда предпочитал знание незнанию.

И снова, в который уже раз, Андронов пожаловал в обеденное время, сразу за тем, как принесли поднос с едой. Я даже как-то пошутил, что если он всё равно приходит примерно в это время, то и еду мог бы приносить тоже он, к чему зазря гонять лишнего человека?

-Смешно, -оценил тогда комиссар таким тоном, каким говорят «смешно», когда на самом деле вовсе «не смешно».

Что ты будешь делать? Как умею, так и развлекаюсь, чтобы совсем уж не деградировать.

Я почти сразу понял, что новый его визит отличается от всех прочих. Для начала Андронов не сел на свой стул стоящий перед моей камерой, а остался на ногах. Это уже нарушало привычный прядок наших бесед.

-В чём дело? -спросил я отрываясь от еды и чувствуя скрытую тревогу.

-Обедаешь? -переспросил комиссар. -Опять я забыл, что в это время у тебя здесь обед.

Что там было запоминать? В одно и тоже время, неделя за неделей.

-Что-то случилось? -спросил я.

Комиссар предложил: -Может сначала доешь? Я подожду.

Решительно откладываю ложку в сторону и сверлю его глазами: -Нет уж, говори сейчас. Мне так кусок в горло не полезет.

-Ты сейчас ешь суп, -резонно заметил Андронов.

-Значит ложка поперёк рта станет!

Комиссар пожал плечами как бы говоря: если ты сам хочешь…

Ключ вошёл в замок и повернулся там с отчётливым металлическим щелчком. Тяжёлая решётчатая дверь камеры чуть приоткрылась.

Андронов сказал: -Я закончил своё расследование.

Сначала не понимаю каким боком оно относится ко мне, тупо смотрю на приоткрытую дверь, на щель на свободу шириной в три пальца, не больше. Потом как-то резко и сразу всё понимаю, поднимаю голову и спрашиваю: -Каков результат?

-В совокупности, твои действия признаны идущими на пользу революции и народной власти, -объявил Андронов. –Выходи из камеры, забирай свой мандат и магопистоль обратно. Или сначала доешь?

Ну уж нет! Я и без того достаточно здесь насиделся, чтобы по доброй воле остаться ещё хотя бы на пять минут. Подхожу к двери, толкаю её от себя, ощущая руками холод железа.

Забираю мандат и магопистоль у Андронова. Хорошо, что последний он отдал вместе с кобурой, а то не знал бы куда его деть, пришлось бы держать в руках, как и мандат.

-Товарищ комиссар Безухов, -говорит мне Адронов, как бы признавая за мной право снова быть комиссаром и его товарищем по борьбе за революционное дело.

В свою очередь говорю ему: -Девять.

-Что? -не понимает он.

-Ну, девять. Ты говорил, что до меня провёл восемнадцать проверок и только восемь человек прошли её. А теперь, получается, девять из девятнадцати? Всё ещё меньше половины, но уже лучше, -объясняю я.

Мы поднимаем из подвального этажа с камерами наверх. Когда я спускался, то здание сил народной самообороны, бывшее полицейское управление, было почти разрушено после отражения нападения банды Ершова. За те несколько недель что я провёл внизу ситуация сильно изменилась. Обломки старого здания не только убрали, как и все прочие следы разгоревшегося здесь сражения. Новый, красивый, трёхэтажный дом высился на месте старого. Он ещё не совсем закончен, на верхнем этаже суетятся строители, но первый этаж уже рабочий. Попадающиеся по пути знакомы лица приветливо улыбаются мне или кивают, но видя идущего сзади комиссара Андронова не лезут с разговорами.

Выхожу из здания, оглядываюсь. Замечаю, что вокруг здания уже успели разбить газон и пересадили из леса маленькие ёлочки накрыв их деревянными треногами. Свежий воздух, солнце и ощущение свободы пьянит меня, но я продолжаю чувствовать некоторую растерянность как человек на какое-то время выпавший из жизни и теперь пытающийся в неё вернуться.

Поворачиваюсь к остановившемуся позади Андронову: -Мне нужно знать всё, что произошло пока я… отсутствовал.

-Узнаешь, -довольно легкомысленно отмахивается тот. -Проблемы, конечно, есть, но все шестерёнки, в целом, крутятся и процессы идут. Пожарных вопросов, которые требуется закрыть вот прямо сейчас нет, а с текучкой разберёшься

-А ты?

-Мои дела в Каменске закончены. Поеду дальше. Например, в «Родную Гавань». Мне тут намекнули, что неплохо бы съездить туда с проверкой. Всё-таки крупный порт, практически морские врата республики. Обязательно надо заглянуть, -ответил Андронов.

-Когда уезжаешь?

-Думаю… часа через два. Отправлю последний отчёт по телеграфу, соберу солдат и поеду. Провожать меня не надо, -усмехнулся столичный комиссар. -Да, и последнее. Если примешь мой совет: на днях в город приехала столичная театральная группа. Будут ставить новые пьесы, написанные народными авторами. Сам не смотрел, но кто ходил, те утверждают, что зрелище более чем занимательное. Как говорится: и уму, и сердцу. Рекомендую сходить. Может быть даже с кем-нибудь вдвоём.

-С кем вдвоём? -не понял я.

-Уж не со мной точно. Я – уезжаю, -рассмеялся Андронов.

Несколько озадаченный я отправился к себе на квартиру, здороваясь по пути с часто попадающимися знакомыми людьми.

Переодевшись и приведя себя в порядок, задумался что делать дальше. Проверить как дела на канатном заводе? Заглянуть на вокзал и заодно проводить Андронова (по крайней мере буду точно уверен, что он уехал)? Сходить на телеграф, просмотреть последние указания из столицы и заодно проверить нет ли там чего-нибудь лично для меня? Зайти к ткачам? К Давиду Аристарховичу? В бывшее имение Чайкиных, переделанное в детский дом? Отыскать Глинку и узнать у него свежие городские новости? С одной стороны надо и туда и сюда, а с другой – вроде бы нет ничего совсем срочного.

Мои раздумья прервал приход боевых товарищей – Коробейниковой Маши и Глыка Пахучего. Девушка сразу бросилась мне на шею, прижалась горячим и гибким телом и долго не отпускала. Орк в это время отнёс торт на кухню, успел нарезать и заварить чай.

-Хватит обниматься, давайте торт есть! -прозвучал из кухни его зычный голос.

-Наконец-то тебя отпустили, -прошептала Маша. -Я знала, что так и должно быть.

Пытаюсь уйти от разговора шуткой: -Откуда ты знала, если я сам не знал?

-Ты – герой, а не преступник. Они не могли не признать твоих подвигов.

-Подвигов! Скажешь тоже!

-Чай остывает! -позвал орк.

Дальше мы пили чай, и мои товарищи рассказывали все последние новости, которые я пропустил. Невесомый торт больше мялся под ножом, чем резался. Крем вылезал изо всех щелей и пачкал пальцы, которые всем хотелось облизать, и мы сначала вежливо переглядывались, а потом дружно плюнули на этикет.

-Откуда такая вкуснота? -спросил я про тортик.

-Кондитерская на площади перед железнодорожным вокзалом. Уже вторую неделю как открылись, -рассказал орк. -И знаете, может быть это лично моё мнение, но если открываются кондитерские, где на развес продают такие вот вкусные тортики, то значит всё в порядке с городом, да и со всей страной, по большому счёту, тоже.

-Аккуратнее при комиссаре, -вроде как в шутку одёрнула Коробейникова. -Начал тут мерить тортиками итоги революционных преобразований!

-Ничего страшного, -говорю я. -Андронов уже должен уехать из города.

-Ты сам комиссар, командир, -напомнила Маша.

-Точно, -соглашаюсь я. -И своей комиссарской властью разрешаю измерять итоги революционных преобразований в тортиках, чебуреках, котлетках и всём таком прочем.

И мы выпили за моё решение крепкого чая и заели остатками торта.

Засобиравшийся орк ушёл первым, а я никак не мог выкинуть из головы прощальные слова столичного комиссара. Что он там говорил о приезде столичной театральной группы с новыми постановками?

-Маша, -спросил я.

-Да, командир?

-А ты любишь всякие представления? Театральные, например?

-Просто обожаю, -призналась девушка. -Так давно не была в театре. Уже почти забыла, как там здорово.

…

В главном (и не важно, что единственном) театре Каменска было здорово. Может быть само здание уже чуточку маловато для разросшегося, особенного за самое последнее время, города, но всё равно очень здорово. В главном холле, где зрители общались между собой в ожидании начала спектаклей, на потолке висела шикарная люстра из полутора сотен светящихся с помощью магонакопителей шаров в окружении сотен сверкающих и блестящих подвесок. Многократно переломлюсь и интерферируя сам с собой, свет создавал удивительную картину. О том как данную люстру удалось сохранить во время гражданской войны спрятав в подвале, а после пришлось тщательно восстанавливать - есть целая история. Но рассказывать её сейчас нет ни времени, ни места.

В общем зале, среди прочих гостей театра в тот вечер, находился и я, полностью соответствуя общей праздничной атмосфере своим костюмом и открытой приязненной улыбкой, которую я никак не мог прекратить транслировать окружающим. Да и не хотел прекращать, ведь моей дамой сегодня была Коробейникова. Но не та Маша, которую я раньше видел по семь раз на дню, вместе с которой употребил внутрь пуд соли и прошёл самые разнообразные приключения, а совсем другая. Даже не Маша, а Марго – взятый ею революционный псевдоним как нельзя лучше подходил к её сегодняшнему облику. Сменив свой привычный рабочий наряд амазонки на тропе войны, сегодня Коробейникова появилась в платье и без арсенала колющих и стреляющих средств поражения ближнего своего и дальнего. То есть, под платьем, может быть что и было, но больше пары ножей под облегающей тканью особо не спрячешь.

-Что такое? -немного нервно поинтересовалась девушка пока мы шли по улице.

-Тебя не часто увидишь в платье, -заметил я.

-Редко их ношу. Дурацкий, неудобный наряд! Хуже только туфли на каблуках!

-Сам никогда не носил, поэтому без комментариев, -отшутился я. -Но выглядишь просто замечательно.

Мы вошли в зал и остановились очарованные размером и блеском люстры. Идущим сзади людям даже пришлось нас немного подтолкнуть, чтобы мы очнулись и уступили дорогу.

-Как во дворце или в главных залах богатейших и знатнейших аристократических домов, -со знание дела оценила Марго.

-Так и должно быть, -наставительно объяснил я ей. -Раньше, как было: аристократы и король сидели в своих дворцах стаскивая в них для себя любимых красивые, драгоценные и дорогие вещи. Картина какого-нибудь великолепного художника могла веками висеть на чьей-то стене и за все века ею имела возможность любоваться едва ли сотня людей.

Но теперь всё иначе! Согласно учению вершителя Драласа – в приоритете обычный человек. Для него должны строится дворцы. Именно его должны окружать красивые вещи. Великие произведения искусства не могут больше являться собственностью кого-то одного, даже их автора – они должны принадлежать и принадлежат народу. Всем людям нашей прекрасной страны.

Крестьяне и рабочие – становой хребет любого государства. Поэтому всё лучшее именно им – рабочим и крестьянам. Дворцы – переделать для свободного посещения, превратить их в музеи, театры, библиотеки, больницы и школы! Картины и прочие предметы искусства – выставить в галереях. Дать крестьянским детям возможность учиться бальным танцам и всему прочему, что раньше являлось исключительной прерогативой «дворянского сословия».

Наверное, я говорил, слишком громко увлёкшись рассуждениями, потому что незнакомый мне зритель удивлённо спросил: -Зачем крестьян учить танцам? Им лишь бы картошку и пшеницу посадить и не нужны крестьянам никакие дворцы, не нужны картины – они в них ничего не понимают и не поймут, хоть десять раз растолкуй.

-Вы сами, думаю, не крестьянин? -уточняю у него.

-Бог хранил.

-Тогда какого чёрта считаете себя вправе решать за крестьян и рабочих нужны им танцы с дворцами или нет? -довольно резко одёргиваю непрошенного собеседника. -Уж сделайте милость, позвольте людям самим решать, что им нужно, а что не требуется.

-Очень бы хотелось! -отвернулся собеседник, скрываясь в толпе.

Я всё никак не могу отойти от короткого разговора: -Посмотри на него, решатель нашёлся! Одним значит можно жить во дворцах и просыпаться под звуки арфы, а другим не положено. А решать, что и кому будет он сам – удобно, ничего не скажешь!

-Пойдём поедим мороженного? -предложила Коробейникова.

-Здесь есть мороженное?

-Ещё какое! Идём скорее.

И мы пошли и каждый из на получил по рожку прохладного сладкого лакомства. Было так вкусно, что хотели заказать ещё по порции, но не успели, началось представление, а когда дошло до антракта, то мороженное уже закончилось.

Когда спектакль окончился, кто-то ушёл домой, а остальным предложили остаться и обсудить пьесу вместе с актёрами. Действительно, из-за кулис вышли актёры и мы долго говорили с ними обсуждая поднятые в постановке животрепещущие вопросы. Например, о том, как теперь, после революции, будет жить простой человек. И что такое вообще значит «простой человек»? Кто это вообще: я, или ты, или кто-то рядом? Каждый считает себя сложным, никто не хочет считать простым, а если кто говорит будто он я и есть – самый простой человек, то он либо лукавит, либо что-то ещё.

Говорили долго, интересно. По времени – чуть ли не дольше чем шёл сам спектакль. Иной раз скатывались в такие споры, что только держись! Компания подобралась отличная, молодая, горячая. Зрители не стеснялись высказывать собственное мнение и отстаивать его. Актёры тоже не отставали, являясь, по сути, такими же людьми, как и зрители. По мере того как то вспыхивали, то затихали споры, Маша крепко сжимала мою ладонь своими пальцами, и я буквально чувствовал, как она относится к той или иной высказанной точки зрения.

После всех обсуждений, усталые, чувствуя некое внутреннее опустошение, словно после хорошей и плодотворной работы, мы покинули здание городского театра.

Я спросил у Коробейниковой: куда её проводить?

-Разве мы идём не к тебе? -переспросила Маша.

И столько обиды было в её голосе, столько несбывшихся ожиданий, что мне не оставалось ничего другого, кроме как ответить: -Конечно ко мне. Это я на всякий случай спросил.

Мы пошли быстро-быстро, практически бегом. Перепрыгивая через ступеньку, поднялись по лестнице. Вот мы у порога, а вот уже в кровати. Как только переместились так быстро – загадка!

Я боялся, что утром нам вдвоём может быть неловко, но ничего такого не было. Разве только Маше пришлось снова облачаться в платье потому, что другой её одежды у меня дома не имелось. Этот непорядок она пообещала исправить в самом ближайшем будущем.

Утро выдалось солнечным, светлым и таким же светлым было моё настроение. Открыв окно, я дышал полной грудью разглядывая постепенно просыпающийся город – живой, настоящий. Каким он был, когда я только приехал сюда и какой он сейчас – огромная, видимая невооружённым взглядом, разница. И это было прекрасно!

Бандиты Ершова частично уничтожены, частично рассеяны и больше не представляют значимой угрозы. Сам атаман погиб. Самозванный генерал Комель сбежал в Бритский доминион и пусть сидит там ещё хоть сто лет, без него только воздух чище. Главные угрозы устранены. Основные проблемы решены. Впереди спокойная плодотворная работа, направленная на то, чтобы с каждым днём жизнь становилась чуточку лучше. И как косвенное свидетельство того, что мы идём правильным путём – открывающиеся тут и там кондитерские. Тортики – как лучший индикатор верности избранного пути.

Чудесное утро! Оно запомнилось мне навсегда, может быть на контрасте, потому что уже через несколько минут в дверь рьяно заколотили крепкие кулаки.

В недоумении открываю. За дверью трое бойцов народной самообороны. Лица серьёзные, мрачные. Совсем не подходящие к такому светлому дню.

-Товарищ комиссар, вам срочно нужно пройти с нами.

-Что-то случилось?

-Срочное сообщение из столицы. Вам следует ознакомиться с ним лично на телеграфной станции.

-Но можете хотя бы в общих чертах сказать в чём дело? -рассердился я.

-Шесть часов назад войска Бритского Доминиона и Великого герцогства Павлецкого вторглись на территорию республики. Это война, товарищ комиссар!

Срочно одеваюсь и бегу на телеграфную станцию. Там уже собралось достаточно народу и постоянно подходят новые люди. Пробиваюсь вперёд. Видя меня, люди расступаются, пропуская.

Беру в руки исходное послание, переданное из столицы: война!

Соседи всё-таки решились на вторжение.

Может быть как раз наши успехи по преодолению оставленной гражданской войной разрухи напугали их и поторопили с вторжением.

Кто знает?

-Объявленная цель – вернуть трон его сбежавшему величеству, а власть благородным аристократам. Необъявленная – разделить страну на три части. По одной части возьмёт в управление каждое из государств, а оставшуюся часть оставят под управлением короля – марионетки.

Но это пусть они ещё попробуют! – стискиваю зубы.

Ведь так хорошо всё было. И тортики наконец появились. Но нет, надо было им развязать войну и напасть на ослабленного, как им кажется, соседа используя возвращение трона сбежавшему величеству как предлог для вторжения!

Только-только страна начала отходить после гражданской и вот тебе снова. Но не время раскисать. Мы пройдём все испытания, всё преодолеем! Людей, что однажды вкусили свободу обратно под ярмо, не загонишь. Их можно только перебить, всех до единого. Но и это будет совсем непросто что должны будут уяснить нежданные завоеватели на своей собственной шкуре.

Пока я стою над столом полный размышлений о самом ближайшем будущем, ко мне проталкивается телеграфист: -Товарищ комиссар, вам срочная телеграмма.

Ещё одна?

На этот раз личная, адресная.

Беру, читаю: -Товарищу Безухову. Срочно. Предписывается прибыть в столицу в кратчайшее время для прохождения ускоренных курсов переподготовки среднего командного состава в военной магической академии имени вершителя Драласа.

А в голове только одна мысль: началась война.