Магию - народу!

Глава 3. Где мы узнаём, насколько всё плохо, но не теряем присутствие духа

Утро встретило нас оставшейся с ночи стылой прохладой и пеленой тяжёлых серых облаков, закрывших горизонт. Каменск, центральный город одноимённой губернии и цель нашего путешествия появился неожиданно, не дав себя толком рассмотреть, скрытый за каплями ленивого дождя, зарядившего ещё ночью и продолжившегося утром.

Вместо покрытых лесом зелёных холмов, по обе стороны от поезда, вдруг выросли мрачные здания из мокрого серого камня. Сначала одноэтажные и редкие, по мере продвижения к центральному вокзалу Каменска, дома становились выше, основательнее и начинали тесниться, друг подле друга образуя каменный лабиринт и полностью оправдывая название города. Даже в столице мне не доводилось видеть такое множество каменных домов, почти не разбавленное весёлыми деревянными срубами. Близкое месторождение дешёвого камня позволяло даже не слишком богатым семьям обзавестись собственным каменным домом, но по той же причине город целиком казался одноцветным, мрачным, сердито нахохлившимся словно толстый голубь недовольный скудными подачками прогуливающихся мимо пар.

Впрочем, это всё дождь, серое небо и непроизвольная дрожь бьющая меня то ли от холода в это непогожее утро, а может быть от того, что мы, наконец, приехали и следовало начинать выполнение возложенных на меня Вождём и советом заданий, а я, признаться честно, немного дрейфил.

Соберись, боец! – отдаю мысленную команду сам себе. -За дело революции будь готов сражаться хоть днём, хоть ночью и даже таким, совсем не по летнему промозглым, утром тоже будь готов!

Почему-то в ушах звучит голос ревкома Каботкина, интересно как он там? Зажила ли рана? Наверное зажила, если не растревожил.

И сам же себе отвечаю: -Есть быть готовым!

Поблагодарив машинистов за то, что довезли в целости, сохранности, да ещё и с ветерком, беру своих спутников и иду к начальнику вокзала. Предъявляю ему бумагу за подписью и печатью самого товарища Вождя, а после прошу сопроводить к местному революционному совету мастеров, солдат и крестьян.

Начальник вокзала, слегка седой, дородный мужчина с усталым лицом почему-то в мундире смотрителя долго смотрит на предъявленные ему бумаги, потом переводит взгляд на нашу честную компанию и внимательно осматривает уже нас самих.

За спиной гул недовольных голосов, словно рой рассерженных пчёл, жужжат и жужжат. Это все те, кто столпился в приёмной, мимо кого мы прошли без очереди, разрезая толпу нашитыми на наших рукавах звёздами, знаками принадлежности к боевым революционным отрядам. Не имевший подобного отличительного знака орк двигался позади, прикрывая тылы могучей спиной. Естественно, наше беспардонное вторжение не понравилось никому из собравшихся и сейчас они гудели и гудели, будто пчелиный рой встревоженных вторжением в их уютный улей.

Чья-то наглая вихрастая голова сунулась в проём открытой двери и вопросила, вращая глазами: -Петрович, это что тут за перцы без очереди лезут? Может их важности немого поучить и уважению?

-Уйди Глинка, -устало отмахнулся начальник вокзала и он же, видимо, Петрович. -Тут товарищи из самой столицы прибыли понимаешь. Скажи там всем чтобы подождали и дверь закрой.

-Вижу, что из столицы, -согласился Глинка, прикипев взглядом к обтянутым кожей, с блестящими металлическим вставками, задним полушарием товарища Марго.

С грохотом закрылась дверь в кабинет начальника вокзала, но через неё всё равно донёсся разборчивый голос Глинки, объясняющий остальным сложившуюся диспозицию: -Такая фифа - чисто валькирия! Они там все в столице полуголыми ходят. А некоторые, слышал говорят, совсем голые – потому, что свобода теперь, понятно. Захочет какая девица сиськами потрясти – никто ей мешать не может. Такой новый закон вышел, тремя лунами клянусь! Ой что в столице делается! Но это ещё что, вот захочет какая старушенция свои обвисшие достоинства на свежем воздухе выгулять, вот тогда самое главное лунопредставление и начинается!

И то ли этот Глинка орал как на митинге, а может стенки здесь были тонкие, только все его разглагольствования были слышны отчётливо и ясно, будто он стоял рядом с нами, в той же комнате.

--Конец Петровичу, -продолжал разоряться местный бутозер. -Сейчас его эта столичная фифа расстреливать будет. А я ведь говорил, я ведь предупреждал!

-За что расстреливать? -спросил другой голос.

-Так за самоуправство, -охотно разъяснил Глинка. -Кто ему позволил должность начальника занимать? Никто! Вот и прислали из столицы бой-бабу, чтобы, значит сиськами перед лицом потрясла, а потом застрелила. Бабах и нет больше Петровича!

-Как это нет? Нельзя же так! У меня состав третий день стоит, угля ждёт. Вчера хотели на запасной путь перегнать, так еле отбился. На запасной путь встанешь – потом неделю не уедешь. А у меня сроки! Мне уголь нужен! Если Петровича расстрелять, то кто тогда уголь выписывать будет? Я тут для чего второй день в очереди сижу? Нет уж, пусть сначала Петрович мне уголь выпишет, а потом, хотите – стреляйте, хотите – вешайте или там сиськами трясите, мне уже всё равно будет! Сроки горят, угля нет, а с кого спрашивать будут – с меня горемычного. Поэтому сначала уголь мне выпишите, а потом что хотите, то и делайте.

-Балда ты! -возразил ему Глинка. -Совсем не понимаешь политической обстановки. Может тебя тоже в расход пустить? Эта столичная валькирия, она может. Легко! Ей что сигаретку закурить, что сиськами потрясти, что человека застрелить – всё одно и в радость.

Неизвестно сколько бы всё это продолжалось. Признаюсь, я будто впал в какой-то ступор не в силах прервать разглагольствования этого прохиндея за дверью. Коробейникова тоже стояла с таким непроницаемым лицом, словно это не её сись… то есть не её саму там обсуждают. Вот не понимаю я этих «новых амазонок». Сначала оденутся так, будто самого предвечного решили совратить, а после обижаются, когда мужчины на них соответственно реагируют. В чём вообще смысл? Сиськами, как выражается местный горлопан, на людях посверкать?

В общем неизвестно чего бы ещё этот Глинка там успел наговорить, но сидевший за столом начальника вокзала Петрович вдруг громко рявкнул так, что лично я чуть было не подпрыгнул от неожиданности.

-А ну тихо там! -выдал Петрович во всю мощь лёгких и даже вроде бы немного силы непроизвольно или произвольно вложил. -Ещё одно слово услышу и всех выгоню! Никого принимать сегодня не буду! Крутитесь сами, как хотите!

Угроза подействовала. По крайней мере со стороны двери больше не доносилось ни звука.

-Простите, -извинился Петрович. -Бардак. Полный бардак! Ничего кроме бардака и чем больше пытаешься его разобрать, тем только больше становится.

-А вы – начальник вокзала? -на всякий случай уточнил я.

-Никак нет. Станционный смотритель, -отвёл глаза мужчина. -Андрей Петрович Босяков.

-И что же вы, Андрей Петрович, делаете в кабинете начальника вокзала?

-Давайте я всё объясню по порядку, -вздохнул станционный смотритель.

-Было бы неплохо.

Похоже рассказ предполагался долгий, а в кабинете начальника вокзала, кроме продавленного кресла владельца имелись только пара совсем не подходящих под обстановку стульев, как будто стоявшую здесь раньше качественную мебель вынесли, а вместо неё занесли то, что попалось под руку. Да и в целом, если окинуть кабинет внимательным взглядом, видны следы некоторого разграбления. Висящая на стене картина совсем не вписывается в интерьер и, судя по белому квадрату, оставшемуся на стене, раньше здесь висело полотно больших размеров и, видимо, совсем другого качества. Сломанная и затем не слишком аккуратно починенная дверца шкафа и так далее. Всё это наводило на мысль, что кабинет начальника вокзала был недавно разграблен, а после его кто-то привёл снова в более-менее пристойный вид. И сдавалось мне, что этот «кто-то» сейчас как раз и сидел перед нами.

-Глык, -попросил я. -Пожалуйста позаботься о стульях.

Орк кивнул и вышел. В приёмной послышались возмущённые голоса, потом такой звук будто упало ведро с песком, а, может быть, крепкий кулак орка встретился с чей-то не самой сообразительной головой и вскоре Глык вернулся со стулом в каждой руке. Теперь их имелось даже больше, чем нужно.

-Там сейчас чай ещё сделают, -пообещал орк.

-Правда?

Косясь на чуть-чуть приоткрытую дверь в приёмную, ровно настолько чтобы, при желании, снаружи можно было подслушать о чём будут говорить внутри, Глык с угрозой произнёс: -Пусть только попробуют не сделать, я тогда снова выйду.

Ровно после его слов снаружи раздался топот нескольких ног и снова всё затихло.

Когда мы втроём расселись вокруг стола, я мягко попросил: -Рассказывайте Андрей Петрович.

-Что там рассказывать, -отмахнулся смотритель. -С тех пор как банда Ершова захватила город…

-Стоп-стоп-стоп, -попросил я. -Город захвачен бандитами?

-Сейчас уже нет. Почти нет. Кто-то из бандитов, конечно, остался, но основную часть Ершов увёл в леса. Говорят, у них лагерь в районе старой каменоломни, но сам не знаю, врать не буду.

Хмурюсь. Теперь ещё какой-то Ершов со своей бандой. И, судя по тому, что они пусть и временно, но сумели захватить целый город – банда совсем не маленькая.

-Ладно, об этом позже. Так куда делся настоящий начальник вокзала?

-Сбежал он. Открыл кассу, забрал бумаги, так и сбежал. Ничего не осталось, ни денег, ни бумаг. Потому и бардак.

-От этого бандита Ершова сбежал?

-Нет, то раньше. Когда товарищ Старшевой приехал, точнее, когда стало известно, что он приезжает, то начальник вокзала и сбежал. Многие сбежали, -пожал плечами Андрей Петрович.

Услышав про первого посланца ставки Вождя в Каменск, убийство которого мне было приказано расследовать со всей тщательностью, я мысленно подобрался, но виду не подал.

-Значит, узнав о приезде товарища Старшевого, кое-кто решил, фигурально выражаясь, сделать ноги? И куда они все, интересно, подались?

-То не секрет. Кто заграницу нацелился, но большая часть к генералу Комелю подалась.

Право слово, в этой странной беседе каждый ответ порождал новый вопрос.

-Что ещё за генерал Комель?

-На самом деле он полковник, -поправился смотритель.

-Пусть полковник, -покладисто согласился я. -Пусть хоть обезьяна с шутихой. Кто он такой и почему прихвостни старого режима бегут к нему как надрессированные собачки, которым показали желанную косточку?

Однако ответил мне не Андрей Петрович, а тихонько вошедший в кабинет наглый всезнайка, недавно объяснявший местным тугодумам политику новой власти в отношении раскрепощения женского пола. Как его там? Глинка, кажется.

Поставив поднос на стол и сгрузив с него исходящие горячим паром чашки, а также тарелку с грубо, по мужски, нарезанными бутербродами с копчённой грудинкой и маленькую, чуть больше наперсника, сахарницу, Глинка не торопился уйти, а вместо этого уселся на свободный стул как будто кто-то просил его к нам присоединиться.

-Комель Серго Амилович – бывший полковник королевских войск в отставке, почётный гражданин Каменска, видимо тоже бывший и так далее, - удивительно чётко и по делу доложил Глинка. -После получения известий об осаде народными войсками столицы и бегства его Высочества собрал стражников и поселившихся в городе ветеранов. После чего объявил себя генералом, а собранных им людей – армией освобождения страны от революционной угрозы. В отличии от главаря Ершова, собравшего настоящий сброд, «армия освобождения» Серго Комеля более чем наполовину состоит из бывших солдат или стражников и представляет из себя грозную силу, хотя их и меньше, чем бандитов Ершова.

-Значит в округе действуют две банды?

-Крупных две, а мелких – кто их считает. Да и не только в округе, в городе тоже приходится с оглядкой ходить, а порой и платить разным мутным личностям, - усмехнулся Глинка, а Андрей Петрович вздохнул.

-За что платить?

-Да за всё! За то что дорогу перешёл которую они объявили «своей». За то, чтобы не мешали спокойно заниматься своим делом. За то чтобы твой дом как-то ночью случайно не сгорел и так далее.

-Что же со всем этим собирается делать ревсовет?

-А нет у нас ревсовета.

-Как нет? -поразился я.

-Кого Комель расстрелял, кого Ершов проредил, а остальные сами из него повыходили от греха подальше. Особенно как привезли тело товарища Старшевого, так последние храбрецы сами себе самоотводы написали, и друг дружке их заверили. С тех пор нет у нас в Каменске революционного совета мастеровых, солдат и крестьян – вообще нет.

-Кто же тогда управляет городом?

-Да кто придётся! Вот, начальником вокзала, у нас Петрович стал. Хотя так-то он станционный смотритель только, но никого другого желающего не нашлось. Денег в кассе нет. Угля на складах сущие крохи. Документов тоже никаких не осталось. Да ещё время от времени или освобожденцы Комеля приходят или бандиты Ершова и что-нибудь требуют. Попробуй им откажи – тут же дырок наделают. Хорошо ещё если они примерно одного и того же хотят. А если разного? Одному угодишь – другой расстреляет. Второму угодишь – первый осерчает. Собачья, по нынешним временам, должность.

-Кому-то всё же работать надо, иначе поезда совсем встанут, -смотритель вздохнул.

Я с большим уважением посмотрел на этого, не слишком героически выглядевшего, человека.

-От лица народной власти благодарю вас за труд и проявленную инициативу. В переходное время сохранить железную дорогу рабочей, а ниточку, связывающую Каменск и другие города дальше со столицей целой – дорого стоит. Уверен, что ревсовет, когда он будет восстановлен, захочет вас наградить.

Андрей Петрович вздрогнул как будто я предложил ему взять у меня пистоль и пойти вдвоём против банд Ершова и Комеля.

-Лучше не надо, -открестился он.

Глядя ему в глаза, я прямо спросил: -Боитесь бандитов?

-Не в этом дело, -отмахнулся смотритель. -Вы наградите. Они меня за это расстреляют. А кто вокзалом будет управлять? Следить чтобы поезда худо-бедно ходили? Вокзал, поезда - всё встанет.

-Гхм, -я не нашёлся что на это сказать.

Зато в беседу, впервые с её начала, вступила Коробейникова.

До этого момента она пыталась прожечь взглядом наглого Глинку чей липкий взгляд не отлипал от её груди, но тому было всё равно. Такого отпетого прощелыгу одним только строгим взглядом не проймёшь, даже если это взгляд «новой амазонки».

-Правду говорят, что в столице теперь девушки голыми ходят? -поинтересовался Глинка, не отрывая сального взгляда.

-Кто говорит? -уточнила Маша.

-Ну, допустим, я и говорю, - нагло заявил тот.

-Может и ходят, -пожала плечами Коробейникова. -Лично не видела.

Облизав губы, не отрывая взгляда от налитых, точно спелые дыньки, Машиных достоинств, Глинка спросил: -А потрогать можно?

-Потрогай, коли охота.

Он осторожно, видимо ожидая будто столичная штучка сейчас взвизгнет или залепит ему пощёчину, протянул руку, касаясь пальцами тонкой кожи, не скрывающей в общим ничего. Маша не отдёрнулась, напротив, расправила плечи отчего её грудь даже чуть выпятилась вперёд буквально сама вкладываясь в протянутую ладонь.

Не знаю почему, но мы все молча и завороженно наблюдали за этим действием. И седой смотритель, и зелёнокожий орк и даже я. Хотя лично я в этот момент больше крутил мысли и пытался свыкнуться с новостями, что ревсовета в городе оказывается нет, зато в нём орудуют бандиты, а где-то поблизости квартируются «армия освобождения» Комеля и разбойничая вольница Ершова. Приезжая в Каменск я, конечно, ожидал что всё будет не просто. Но не настолько же!

Тем временем Глинка осмелел и уже вовсю мял грудь новой амазонки.

Сама Маша продолжала сидеть с непроницаемым, возможно даже немного скучным, выражением лица.

-Ну как? -поинтересовалась она словно они сейчас разговаривали о погоде или, допустим, о ещё какой-нибудь ерунде. -Приятно на ощупь?

-Не то слово, -расплылся в похабной улыбке наглец, но вдруг выражение его лица резко изменилось.

Я сначала не понял в чём дело, а потом догадался слегка отклониться на стуле, так, чтобы заглянуть под стол, где товарищ Марко крепко схватила и держала в руке личную мужскую гордость нашего нового знакомого, отчего тот не смел и пикнуть, затаив дыхание, словно внезапно обернувшаяся мышка которая увидела у себя за спиной готовую к броску кошку.

-В чём дело? -спросила Маша, опять же словно ничего такого не происходило. Хорошо ещё что её вопрос относился не ко всем присутствующим, а исключительно к Глинке. -Если сам хочешь потискать, то будь готов что и тебя потискают тоже. Свобода – она вещь обоюдная.

Коробейникова уже отпустила беднягу, а тот продолжал сидеть будто в прострации забыв убрать урку с её груди.

-Ты мни, мни, не стесняйся, -подначила она его, и Глинка отдёрнул руку словно от раскалённой паровозной топки. Видимо никогда ещё ни одна девушка не позволяла себе подобного в обращении с ним. Честно говоря, и со мной тоже, хотя я не большой специалист в любовных амурах. Эти новые амазонки совсем сумасшедшие.

Чтобы как-то прервать образовавшуюся паузу я озвучил первую крутящуюся в моей голове мысль: -Если ревсовета пока нет и городом управляет непонятно кто, то нам сначала требуется решить вопрос с местом проживания и уже потом что-нибудь с этим делать. Может быть сможете что-нибудь посоветовать в не самой людной части города так как, подозреваю, к нам могут нанести визит не самые приятные гости, возможно даже те, кто посещал товарища Старшевого.

Глинка сейчас похоже не был способен ни о чём думать, а вот Андрей Петрович кивнул в ответ на мои слова о том, что дом требуется отдельный – его и защищать будет проще и в самом худшем варианте хотя бы случайные люди не пострадают. Только где такой бы найти? А, впрочем, по словам станционного смотрителя многие бывшие господа сбежали, едва услышав о приезде товарища Старшевого. И пусть всё ценное они увезли с собой, но сами дома утащить не могли? А именно это нам и нужно.

Правду говорят, что мысли умных людей часто идут в схожем направлении.

Немного подумав, Андрей Петрович предложил: -Заселяйтесь в имение Чайкиных. Дом, конечно, за городом, но не далеко, пешком дойти. Это даже лучше, что за городом. Может быть не всю мебель вынесли и не так много поломали. На месте уже будет точно видно.

-Что ещё за Чайкины?

-Один из наших местных аристократических домов в Каменске. Раньше они сильны были, даже то ли один, то ли два архимага из рода Чайкиных вышли, но то совсем давно. Род выдохся. Кто остался – в магии понимали не сильно больше простых людей. Последний Чайкин работал чиновником в мэрии. Вот вместе с другими чиновниками и сбежал.

-Куда сбежал? -поинтересовался я. -Заграницу или к этому вашему генералу Комелю?

-Думаю к генералу, -решил Андрей Петрович: -Кому он там заграницей нужен? Да и не настолько он был богат, чтобы в других королевствах нормально устроится. Род выдохся. Сокровища предков, какие были, давно потрачены. Имение вот неплохое имелось, да только землю с собой в кармане не унесёшь.

-Добро. Скажите только как к этому имению добраться.

-Вот, Глинка проводит, -явно обрадовался нашему уходу смотритель.

-Я? -удивился тот. Потом встретился с насмешливым взглядом Маши и снова попытался распустить перья: -А что, и провожу! Почему бы не проводить дорогих гостей из самой столицы! Тем более, это, народ должен во всём помогать народной власти, так говорил Вершитель?

На самом деле не совсем так, но не спорить же здесь и сейчас.

-Благодарю, товарищ, твоя помощь будет оценена по достоинству. Любой поступок: к добру или к худу, будет тщательно запротоколирован, взвешен и учтён. Ничто не будет напрасно, -пообещал я ему.

Кажется, Глинку мои слова не очень-то обрадовали. Ну и ладно. Я вообще приехал сюда чтобы как следует разворошить местный муравейник. А то развели у себя бандитов, да ещё какого-то недоделанного генерала на шею повесили и теперь сидят бедные, мучаются. Значит нам и придётся их спасать. А знаете, что самое главное в спасении утопающих? То, что это дело рук самих утопающих. Я такой плакат видел на массовых купаниях, которые каждое лето в столице устраивали на чудинских прудах. Очень правильная мысль. И, самое главное, что с революцией и сменой старой прогнившей власти на новую народную – всё абсолютно тоже самое.

Спасение утопающих - дело рук самих утопающих.

А нам, нам в первую очередь нужно будет найти единомышленников, на кого мы могли бы здесь опереться и начать с ними работать.

Но то дело хоть и ближайшего, однако всё равно будущего. Сейчас же мы едем на извозчике которого поймал Глинка, предварительно уточнив есть ли у нас деньги, чтобы этому самому извозчику заплатить? Деньги были, что порадовало и нас самих и извозчика, а больше всех самого Глинку, которому не пришлось тратить личные средства.

Сидя на продавленных сиденьях, сложив вещи в багажное отделение, но самые важные держа при себе, мы двигались через город Каменск наслаждаясь его провинциальными видами. Цветущая сирень и дикие яблони словно соревновались между собой наполняя улицы белыми и фиолетовыми лепестками. Волны запахов плыли как слоённый пирог, и мы прорывались через них слой за слоем. Одуряющей яблоневый запах сменяется резким ароматическим шлейфом цветущей сирени и затем снова яблони, а потом снова сирень.

Успевшее подняться по лестнице небосклона солнце прогнало утренние тучи, светило ласково и мягко. Пока мы ехали прямо, солнечный зайчик какое-то время лежал у меня на руке согревая её, заставляя думать всякую ерунду о том, что весна – время цветов, время любви. Но вот извозчик свернул в сторону. Солнечный зайчик пропал с моей руки и также пропало сонное провинциальное очарование. Вдалеке послышались отрывистые, резкие звуки очень сильно напоминающие выстрелы из ручных пищалей. Где-то близко, может быть прямо на соседней улице, кто-то закричал, однако крик подозрительно быстро оборвался. Прежде чем я успел сориентироваться и приказать остановиться, извозчик успел отъехать и возвращаться уже не имело смысла.

Нет, Каменск только притворялся, причём не слишком успешно, тихим провинциальным городком. Однако, под тонким покровом внешней добропорядочности здесь кипят нешуточные страсти. Бандиты или кто там стрелял, не стеснялись действовать даже в середине дня чувствовали себя хозяевами в городе. Запуганный давлением и угрозами физической расправы ревсовет самораспустился, буквально вручив власть над городом и его жителями в руки бандитов. Не удивлюсь если здесь уже начались войны банд за территорию и ресурсы, и мы как раз слышали сейчас звуки одного из сражений этой необъявленной войны.

Поймав встревоженный взгляд Глыка я успокаивающе кивнул помощнику. Ситуация, конечно, сложная. Но нас сюда и прислали, чтобы мы тут разрешили все имеющиеся сложности, не так ли?

Выехав за пределы города извозчик повёз нас мимо полей и крестьянских домишек. Ехать было и вправду недалеко так как вскоре показались сломанные ворота в частично развалившейся стене, собранной из дикого камня. Проехав в имевшийся проём и объехав валяющуюся прямо на дороге одну створку выломанных ворот (второй, кстати, нигде не было видно) извозчик привёз нас к большому, хотя и обветшалому, трёхэтажному дому поострённому из красного кирпича, впрочем несколько тронутого временем и небрежным отношением прежних хозяев.

-Бывшее имение рода Чайкиных, -объявил молчавший всю дорогу Глинка словно был экскурсоводом. -Сим вынужденно оставляю вас так как дела железнодорожные не ждут, а Петровичу сложно справляться со всем одним. Однако по первому зову готов…

-Езжай уже, -посоветовал я ему. -А если сам захочешь вступить в милицию или в новый ревсовет, или кто другой у вас там захочет, то приезжай и пусть приезжают сюда завтра. Поговорим, посмотрим. Каждому найдём дело и применение сообразно его способностям.

Глинка в ответ только криво улыбнулся, а извозчик выпучил глаза, видно не зная кого и зачем он вёз и только сейчас догадавшись об этом.

Когда они уехали обратно в Каменск, а мы втроём остались стоять перед заколоченным не струганными досками крест-накрест входом в имение, Глык вполголоса заметил: -Не придёт он, боится.

-И хорошо, что не придёт, -решил я. -Если в милицию много таких прохиндеев набрать, то это не милиция будет, а ещё одна разбойничья банда, только со звёздами на рукавах. А если в ревсовет подобный прохиндей пролезет, то считай вместо ревсовета у тебя шиш с маслом.

-Так что же? -подала голос Маша. -Такие люди революции не нужны? Не для них она делается?

-Нужны, -сказал я. -Революция – она для всех. И таких вот «Глинок» перевоспитаем, дай только срок.

Амазонка только хмыкнула, но спорить не стала.

-Товарищ Пахучий, -попросил я. -Будьте так добры: освободите вход.

-Лучше просто Глык, -смутился орк, отрывая доски вместе с заколоченными в них гвоздями. -У нас, орков, так принято, чтобы просто по имени.

-Хорошо, товарищ Глык, учту на будущее, -пообещал я. -А пока давайте посмотрим можно тут жить или только переночевать, а завтра другое место искать придётся.

Но другого места искать не пришлось. Внутри, конечно, оказалось всё поломано. На первом этаже, в двух местах, видны следы поджога, но такого неумелого, что пламя толком и не разгорелось, так, немного стены подкоптило.

Вот я, если честно, не понимаю зачем, если свергли прошлую власть, тут же начинать всё вокруг ломать, крушить и жечь? Оно же теперь не сбежавшим господам принадлежит, а тебе. Или даже не тебе лично, а всему народу и тогда, получается, уже народное имущество ломаешь и сжигаешь, а это ещё хуже.

Чем какой-нибудь несчастный шкаф, или тумбочка, или, допустим, стул перед тобой провинились? Только тем что этот стул раньше держал на весу господские задницы? Так не было у него, у стула, выбора. Чью задницу на него посадишь, ту поддерживать и будет. Но тот же стул или кровать чьи порубленные топором остатки мы нашли в одной из комнат – это ведь чей-то труд. Кто-то старался, делал. Для людей делал. Чтобы люди пользовались его творением. Хоть и господа. А ты – топором. Зачем? Для чего? Не понимаю.

Ревком Каботкин мне как-то пытался объяснить: дескать это проявление пролетарского гнева. Веками угнетаемый народ наконец получил возможность хотя бы так, опосредованно, отомстить тому, кто всю жизнь его угнетал. Что это не бессмысленный вандализм, а чуть ли не святая месть. Не знаю. Не могу полностью согласиться со своим командиром. Мстить… стулу? Бессмысленно, если спросите меня. И ещё как-то: мелко и даже чуточку подло, словно удар исподтишка, песок в глаза или спрятанный в рукаве кастет, когда договорились решить дело по-честному, на кулаках, один на один.

Как бы то ни было, а святой пролетарский гнев изрядно разгулялся на первом этаже бывшего имения дома Чайкиных, не оставив ни одного целого предмета мебели. Что не утащили, то или порубили, или сожгли или ещё как испортили. Уж честное слово: лучше бы утащили!

Лестница на второй этаж устояла, хотя и на ней были видны следы топора. Видимо пытались рубить, но тяжёлое, крепкое дерево сопротивлялось и силы вандалов иссякли. Лестница заканчивалась таким же массивным и даже на вид неподъёмным люком. По моей просьбе Глык попытался открыть его, но только зря потратил время. Люк сидел крепко, похоже запертый на хитрый замок или же кто-то сверху навалил на него столько мебели, что даже силы орка не хватило чтобы открыть его. Ладно, со вторым и третьим этажами разберёмся позже.

Хотя мебель была переломана, но стены стояли крепко и, в целом, здесь можно было жить, если, конечно, как следует прибраться и достать где-нибудь новую мебель. Зато кухонная печь осталось цела, да и родниковый фонтан вроде можно было легко починить. Я не специалист в артефактостроении, но самые основы изучить успел ещё в королевском инженерном институте для недомагов, а потому был уверен, что справлюсь с починкой фонтана.

Решено – остаёмся здесь. Бывший дом Чайкиных теперь становится нашей базой в городе Каменске. Именно отсюда мы зажжём ту искру и поднимем такую волну, что она снесёт всю накипь, всю грязь, бандитов, воров и подсобников старой власти.

А пока, засучив рукава, я, вместе с Глыком Пахучим, принялись за починку артефактного фонтана, который должный тянуть чистую возу из земных глубин для кухонных и прочих нужд дома. Коробейникова в это время приводила в порядок выбранные нами для ночёвки комнаты. Ей, с её развитыми навыками телекенетики это было проще сделать чем мне или орку. Так я и объяснил, доказывая, что в моей просьбе немного убраться нет никаких признаков мужского шовинизма и пренебрежения ею как членом команды только потому, что она женщина.

Не дослушав меня и до половины, Маша сказала: -Сделаю. И не надо под каждую просьбу подводить идеологическую базу. Чай не дура.

Мне хотелось сказать, что она, может быть, и не дура, но зато амазонка, а это, как бы, не хуже. От простой дуры хотя бы знаешь, чего ожидать, а новые амазонки что шутихи с обрезанным фитилём – не знаешь когда, на какое слово или действие они взорвутся. Однако я успешно удержал лишние комментарии при себе, таким образом сохранив мир в команде и каждый из нас занялся тем делом, которое у него лучше получалось.

Надо сказать, что Маша управилась быстрее нас с Глыком и потому именно она отправилась к тем крестьянским домикам, мимо которых мы проезжали по пути в имение и вернулась оттуда, закупившись продуктами и свежими новостями по городским раскладам. Рассказанное Глинкой, в целом, подтвердилось и теперь мы могли планировать что нам делать дальше. Понятно, что скоро бандиты и люди этого недоделанного генерала узнают про наше появление в Каменске и, в связи с этим, предпримут какие-то действия. Может захотят сначала поговорить. А может быть сразу придут убивать. И к тому, и к другому варианту нам требовалось сначала подготовиться. Но вряд ли они отреагируют настолько быстро. Пара дней в запасе у нас точно была, и я собирался использовать их максимально эффективно.

К Машиному возвращению от крестьян фонтанчик был наконец починен, а также прочищен и весело журчал стоило только поднести руки к каменной чаши. Сверху у неё был скол, но неведомый вандал схалтурил и отколол только самый верх чаши так что пользоваться ею было всё равно можно.

Кроме того, мы поставили на место малую печь, которая оставалась совершенно целой, только перевёрнутой и трубу от неё оторвали и, видимо, унесли с собой. Печь хоть и малая, но тяжёлая. Один человек не справится. Видимо поэтому её и оставили, и особенно даже не ломали. А вот человеку и орку возиться с ней вдвоём вполне удобно. Трубу мы использовали от большой печи, поэтому дышать дымом не придётся. В общем немного привели в порядок место, где собирались какое-то время жить.

Затем, уже под вечер, наблюдая из разбитых окон яркую палитру закатывающегося солнца я пожарил на всех яичницу из принесённых Машей яиц, заварил чаю, нарезал хлеба. Мы хорошенько поужинали, напились горячего чаю и разошлись по выбранным комнатам. Спать пришлось на досках, с окнами без стёкол, но те, кто посвятил себя революции, люди не изнеженные. Пару раз можно переночевать и так, а после уже и мебелью обзаведёмся и окна вставим.