Малая: Жизнь после тебя

79

Тот самый понедельник

— Ты снова от меня сбегаешь? — Уткнувшись лицом в подушку я наблюдаю за привычной картиной того, как Север одевается. — Начинаю подозревать, что ты уезжаешь так рано, чтобы от меня отдохнуть.

— Если бы, малыш. — Он вздыхает. — С удовольствием бы дрых у тебя под боком, но работа сама себя не сделает.

— И надолго ты сегодня?

— Не знаю пока. В обед постараюсь к тебе в офис подъехать.

— А я сегодня не работаю. Елена в командировке, так что я решила отдохнуть.

— Хорошо. Чувствуешь себя как? — Север скептически меня оглядывает.

— Думаешь, меня с одного выпитого коктейля до сих пор мутит? — иронизирую я.

— На всякий случай решил удостовериться. Ты что-то похудела.

— Это все регулярный секс, — повторяю я сказанное Вике.

Он задорно смеется.

— Надо, видно, меньше стараться.

— Только попробуй.

— Какие планы сегодня?

— Нужно завезти документы в деканат, и кое-что по мелочи доделать. Использую выходной день с пользой.

— Умница. — Наклонившись, Север быстро целует меня в губы. — Я позже тебе позвоню.

Проводив его взглядом, я обессиленно падаю на подушку. И как это раньше мне удавалось гулять допоздна и с утра чувствовать себя свежо и бодро? Если бы не намеченные дела, я бы могла провалиться в сон прямо сейчас.

С трудом отодрав себя от кровати, я плетусь в душ, после съедаю бутерброд с сыром, запиваю его крепким чаем и спускаюсь на парковку. Часы на консоли показывают десять утра. До встречи с отцом остается еще ровно девять.

Тревога возвращается. Минувшие несколько дней я старалась не задаваться вопросами, с какой целью он возвращается и что ему понадобилось от меня, однако, сейчас, когда встреча близка, я попросту не могу об этом не думать.

По дороге в университет приходится даже остановиться у обочины, чтобы унять бешеную дрожь в руках. Отчего-то кажется, что после нашей встречи жизнь вновь изменится, а счастье, окружившее меня, исчезнет. Возможно, так проигрывается чувство вины из-за невозможности рассказать Северу о звонке отца. Прокрутив в голове разные варианты, я поняла, что не могу его подставить. Если не сдержу данное отцу слово — подтвержу то, во что он так свято верит. Никому нельзя доверять. Даже собственной дочери.

Но больше всего я боюсь того, что узнай Север о том, что заклятый враг вернулся в город, его желание отомстить возьмет вверх и положит конец нашим едва начавшимся отношениям.

Путь к бывшей родительской даче наполнен тревогой и горестной ностальгией. Когда-то мы каждую неделю ездили сюда. Я, отец и мама.

Страшно подумать, насколько все изменилось за минувшие десять лет. У мамы теперь другая семья, отец отсидел в тюрьме и скрывается от преследований в другой стране, а я прошла через огонь, воду и медные трубы и научилась жить без них. Когда-то это казалось невозможным.

Припарковавшись возле знакомого забора, я оглядываюсь. Наша дача так и не обрела нового хозяина, судя по покосившейся двери и облупившейся в нескольких местах краске.

Толкнув калитку трясущейся ледяной рукой, вхожу во двор. Кадры из прошлого непрошено вспыхивают перед глазами. Заснеженные дорожки, большой снеговик, замотанный в мой шарф, светящиеся олени, украшающие вход в дом, и большая пушистая елка. Кажется, прислушайся повнимательнее — можно услышать смех и хлопки фейерверков.

Зажмурившись, я отчаянно трясу головой. Всего этого здесь нет. Есть заброшенный дом с потемневшими окнами-глазницами и мертвый газон. Прошлому пора остаться в прошлом.

Я сверяюсь с часами. Без двадцати минут семь. Я приехала раньше, так что возможно отца еще нет на месте.

Бесшумно ступая по брусчатой дорожке, я приближаюсь к входной двери и надавливаю на ручку. Дверь с протяжным скрипом распахивается, впуская меня внутрь.

Я затаиваю дыхание. Воздух внутри такой спертый и затхлый, что подкатывает тошнота.

Потерев нос рукавом свитера, я собираюсь двинуться дальше, но замираю от едва различимого звука голосов. Пульс стремительно разгоняется до мелкого дребезжащего стука. Нет, мне не показалось. В доме есть человек, и он не один.

Машинально встав на цыпочки, я иду на шум. С каждым шагом ноги все больше наливаются тяжестью. Голоса становятся громче, и оба мне знакомы. Один принадлежит отцу, другой — Северу.