Малая свиноферма. Как правильно и надежно уложить кафель...("Сделай сам" №3∙2000)

Рука к перу, перо — к бумаге

А.Б.Иванов

Все-таки стоит иногда удивляться! Удивляться даже и тому, что, кажется, ничего диковинного в себе не заключает. И тогда приходит понимание, что в обыденном и привычном на самом деле кроется подчас великое чудо. Именно чудом из чудес можно считать каждому из нас знакомое и кажущееся само собой разумеющимся умение превращать живое, звучащее слово в ряды безмолвных значков, потом при нужде способных зазвучать вновь — порой на целый зал или обширную площадь. Или — притом бесшумно — пробудить в нашем сознании их смысл и значение. Да, да, конечно — все это об умении писать и вообще о письменности. Но у письменности есть одно свойство: никакая ее разновидность немыслима без двух составляющих — того, на чем пишут, и того, чем производится такое действие. И хотя в знаменитой пушкинской строчке, ставшей заглавием этого рассказа, первым помянуто перо, мы для начала обратимся к бумаге, которая для нас, современных людей, является единственным, по сути дела, материалом, предназначенным для писания на нем. Бумага, однако, далеко не сразу заняла свое ни с чем не сравнимое положение в жизни человечества — она как бы увенчала собой длинный ряд своих предшественников. О том, как шло человечество к ее обретению, мы и поговорим.

Мы не будем здесь касаться сложного, не до конца исследованного и во многом спорного вопроса о письменности как таковой: как она зародилась, как развивалась и через какие ступени прошла. Просто примем как данность, что с какого-то времени многие народы Земли обрели умение некими условными знаками запечатлевать свои слова и мысли. Есть много оснований думать, что одними из первых это научились делать жители Древнего Двуречья — страны, расположенной близ двух великих рек Тигра и Евфрата (ныне эта страна зовется Ираком). Высокого уровня достигли населявшие Двуречье народы — шумеры, вавилоняне, ассирийцы и ряд других. Принятая ими система письма зовется клинописью, ибо ее знаки имеют вид удлиненных клинышков.

В развалинах древних городов и селений Двуречья сохранилось много глиняных таблиц и табличек, сплошь покрытых клинообразными письменами. Именно глина и была здесь главным материалом для письма. Ее тщательно размешивали, погрузив в воду. Все посторонние примеси в ней — камушки, кусочки прибрежного тростника, трава и все прочее при этом удалялось. Затем из глины лепили плоские будущие «страницы» — прямоугольные, с закругленными краями. Большей частью они бывали размером в ладонь, хотя изредка встречаются таблицы размером в целый поднос, а иногда — и вовсе маленькие, со спичечную коробку.

Писец брал влажную еще табличку на ладонь левой руки, правой же наносил на глину знаки. Большие пластины клали на стол или какую-нибудь подставку. Знаки в глине выдавливались оструганной тремя гранями деревянной палочкой, позже — такой же металлической. Материал и инструмент обусловили само очертание знаков — они представляли собой переработку когда-то бывших в ходу рисуночных письмен, которые в глубочайшей древности придумали шумеры. Соответствие прослеживается с бесспорной ясностью.

Дальше все зависело от предназначения сделанной записи: если требовалась она ненадолго, табличку просто оставляли просохнуть. А если ей предстояло длительное хранение, то ее обжигали в печах наподобие гончарных горнов. Похожие на плоские тонкие кирпичики, таблички порой собирались в своеобразные книги. Их, разумеется, ничем не сшивали, а хранили в ящиках. Обожженная глина боится только сильных толчков и ударов — ни солнечный жар, ни влага ей не страшны. Так что археологам удалось найти немало памятников письменности древнего Двуречья. Старейшие из них насчитывают на своем веку более пяти тысячелетий.

Но не только в Двуречье была писчим материалам обожженная глина: ею пользовались также древние греки и жители тех стран, где после походов Александра Македонского распространилась греческая культура. Правда, глина здесь была не главным, а подсобным материалом и ее не готовили специально. Просто для записей сиюминутных и частично для школьных упражнений в письме использовали черепки — осколки разбитых кувшинов, амфор и других сосудов.

На черепках надписи процарапывали чем-либо острым. Черепок по-гречески о'стракон. От этого слова произошло понятие остракизм, которым иногда мы пользуемся и поныне, когда хотим сказать о ком-либо подвергшемся всеобщему осуждению. Происходит же это понятие от существовавшего в древних Афинах и некоторых других городах обычая раз в год на собрании всех граждан города изгонять из него на 10 лет того, кто замышлял что-либо недостойное. Имена таких людей участники собрания процарапывали на о'страконах. Тот, чье имя встречалось чаще других, изгонялся. Этот обычай сохранялся на протяжении нескольких столетий. Память же о нем дошла и до нашего времени, являясь в то же время очевидным свидетельством использования глины как материала для письма.

С глиной, кажется, мы разобрались до конца, и теперь настало время обратиться к траве. Трава? — удивитесь вы. Да разве можно на ней хоть что-нибудь написать? На обычной, привычной нам траве и впрямь ничего и никаким способом не напишешь. Но трава траве — рознь. Возможно, не все наши читатели знают, что ученые-ботаники с полным основанием считают разновидностью многолетних трав и такое растение, как бамбук. Различные виды бамбука входят в семейство злаковых, куда кроме них включаются и все наши хлебные растения — рожь, пшеница, ячмень, овес, и множество лесных и луговых трав. Но бамбук — исполин в ряду карликов. Иные его виды способны достигать высоты до 40 метров, а в толщину его стволы — эти своего рода одеревеневшие соломины — бывают и в 30 см.

Изобилием бамбука испокон веков славился Китай. И там в глубокой древности он стал не только излюбленным материалом для всякого рода построек и поделок, но и первым по времени писчим материалом.

Из массивного ствола бамбука нетрудно вырезать достаточно большие, чуть выпуклые планки. Именно ими и пользовались в древности китайцы для письма. Свои знаки-иероглифы они на поверхности бамбуковых планок либо процарапывали, либо — чаще — выжигали раскаленным шилом. Запись получалась и красивой, и долговечной — одна беда: слишком уж тяжелы эти самые планки. Историки описывают, например, что один из императоров Древнего Китая, знаменитый Цинь Ши-хуан-ди (221–210 гг. до н. э.), ежедневно просматривал документы общим весом не менее 50 килограммов в привычных нам единицах измерения. Неудобно и писать на бамбуке: процарапанные надписи нечетки, а выжигать их — и долго, и хлопотно. Поэтому постепенно у бамбука появился соперник — шелк, который китайцы научились делать уже в III тысячелетии до н. э. Шелк, однако, всегда был дорог, даже на его родине. И шелковые свитки с нанесенными на них с помощью кисти и туши иероглифами так и не смогли вытеснить дешевый бамбук. Сделать это под силу оказалось только бумаге, но о ней мы еще скажем в своем месте. Сейчас же мы завершим первую часть нашего повествования кратким упоминанием о таком не слишком податливом материале для письма, как камень или металл.

И у камня, и у металла поверхность может быть гладкой и достаточно обширной. Однако нанести на них надпись — дело весьма трудное и долгое. Так что если уж браться за него, то цель здесь должна быть стоящей того: только обращение к векам высекалось на камне или вырезалось на металле. На каменных плитах, столбах, обелисках, а то и на скалах высекались в древности повеления царей, посвящения богам, тексты законов. И на металлических плитах. Многие, наверное, помнят из учебников истории, что первый свод законов Древнего Рима, составленный в 450 г. до н. э. комиссией из 10 мудрых мужей-децемвиров (де'цем — десять по-латыни), был вырезан на 12 медных досках и выставлен на форуме. Этот свод так и назывался — «законы 12 таблиц». Наши мемориальные доски, плиты на надгробиях и все прочее в том же роде продолжают древнее обыкновение увековечивать что-либо важное в камне или металле.

Впрочем, иногда — но тоже с целью сохранить текст на долгие годы — люди писали на тонких металлических листах. Свернутые в трубку медные листы, испещренные надписями, археологи находили неоднократно, в частности, при раскопках на Святой Земле. Но, разумеется, никогда и нигде ни камень, ни металл не могли быть и не были повседневным материалом для письма. Так что сказать о них стоит лишь для полноты представления об истории письма. Более же легко применимые материалы люди уже в древности пытались найти и успешно находили не в минеральном, а в растительном царстве, к которому мы и устремим свой взор.

Есть в Индийском океане сказочно красивый и в изобилии одаренный всяческими природными богатствами остров Цейлон, в недавние времена вернувший себе исконное свое имя Шри-Ланка. Большую часть его населения составляет народ сингалы, или сингалезцы, исповедующие буддизм. Буддизму известно монашеское устроение жизни. Так что немало древних монастырей, хотя и не имеющих ничего общего о монастырями христианскими, разбросаны по всему огромному острову. Их монахи по праву гордятся сохраняемыми в книгохранилищах древними летописями, ведущимися непрерывно с 543 г. до н. э.

Летописи эти испокон веков ведутся на узких и длинных, с округлыми краями пластинках, именуемых о'ла. Светлые, чуть желтоватые пластинки — не что иное, как части огромных листьев пальмы талипо'т, высушенных и отполированных. Пластинки собраны в книги (отдельные страницы связываются с помощью шнурка, пропущенного в пробитые в них отверстия). Каллиграфически четкие строчки покрывают эти страницы, порой чередуясь с многоцветными живописными миниатюрами. Есть у таких книг и обложки, сплошь да рядом украшенные золотом, серебром и резной слоновой костью. Пишут на о'ла не пером или кисточкой, а острым резцом. Когда текст написан, его натирают особым составом из сажи и душистого масла. Потом состав смывают с поверхности о'ла, в углублениях же краска остается, и вскоре лист приобретает вид исписанного пером. Ола долговечны и сами по себе сравнительно недороги. Умение приготавливать их не забыто на Шри-Ланке и сейчас.

К сожалению, далеко не всюду можно встретить растения, подобные пальме талипо'т. Листья же других деревьев для письма не слишком пригодны. Правда, иногда они все же выдерживают орудия для письма. Так, например, лет пятьдесят-шестьдесят назад стало своего рода модой у курортников, отдыхавших в Сочи и других причерноморских уголках, посылать оттуда письма на листьях магнолии. Они кожистые и достаточно большие — подчас до 22 см в длину и 12 см в ширину. Так что написать на них можно немало. Но это, в сущности, не что иное, как экстравагантная выходка. Ни один народ Земли, кроме буддистов на Цейлоне и некоторых иных стран Юго-Восточной Азии, древесные листья для писания не использовал. Зато другие части дерева использовались широко и разнообразно. И в том числе у нас на Руси.

В истории любой науки бывают счастливые, воистину, как часто говорят, «звездные», миги, когда какое-то внезапное открытие буквально переворачивает все устоявшиеся представления и выводит исследователей на совершенно новые пути познания. Для нашей отечественной истории таким мигом оказался четверг 26 июля 1951 года, когда при раскопках в Новгороде Великом из земли удалось извлечь первую так называемую берестяную грамоту — свернувшийся в трубку кусок березовой коры, на котором оказался различимым довольно длинный текст: перечень сел, обитатели которых обязаны были уплачивать подати их владельцу, некоему человеку по имени Фома. Уже вскоре число найденных берестяных грамот стало исчисляться десятками. А дальше счет пошел уже на многие сотни. Берестяные грамоты донесли до нас живой голос повседневности Великого Новгорода, а заодно и опровергли клеветнические, по сути дела, измышления о едва ли не поголовной неграмотности и невежестве Древней Руси Отыскались берестяные грамоты и в других древних русских городах — Смоленске, Пскове, Старой Руссе, Витебске, а недавно и в Москве.

Что же такое — берестяная грамота? Это полоса, обычно довольно длинная и узкая, верхнего светлого слоя коры березового дерева. Как показали исследования, кору проваривали, чтобы придать ей мягкость и эластичность. А надписи на ее внутренней розоватой стороне делались с помощью писа'ла — костяной или железной заостренной палочки. Ею буквы — хорошо заметные даже много столетий спустя — как бы выдавливались одна за другой. При определенной сноровке это можно сделать достаточно быстро и легко. На бересте иногда писали и чернилами. Но таких грамот известно очень мало по вполне понятной причине: при попадании вглубь земли чернильные надписи безвозвратно исчезали под действием сырости. Вдавленные же сохранялись на века.

На бересте подчас писались книги. Так, в «Житии» величайшего русского святого преподобного Сергия Радонежского сказано, что сам он и монахи его обители, не имея возможности получить другой материал для писания, переписывали священные книги на бересте. Такие книги до нас не дошли, но еще в XVII в. они бережно сохранялись в книгохранилище Свято-Троицкой Сергиевой Лавры.

На березовой коре писали не только наши предки.: ее использовали и скандинавские народы, а также сибирские племена. И индейцы Северной Америки рисовали на полосах бересты свои полурисунки-полузаписи. Схожий материал — дубовый луб применялся в древнейшие времена и римлянами. Стоит сказать, что слово либер — в переводе означающее и луб, и лыко — означает еще и книгу, не как некое изделие, выпущенное в мастерской переписчиков или в типографии (которых, естественно, в Древнем Риме быть не могло), а как наименование некоторого более или менее объемистого сочинения. Так что немало интересного может порой дать обращение к науке этимологии — той ветви языкознания, которая занимается изучением происхождения и смысла слов. И словари порой содержат много интересных и подчас неожиданных сведений.

В словари современных западноевропейских языков мы сейчас и заглянем. Во многих из них понятие бумага звучит весьма сходно: по-французски «ле папъе», по-немецки «дас папир», а у англичан — «пейпер». И это звучание напоминает нам о том, что ни с чем не сравнимую роль в истории письменности сыграло еще одно растение, точнее же его стебли, а вернее — их сердцевина. Как вы, наверное, уже догадались, растение это — папирус, ближайший родственник нашей осоки, растущий в африканских странах, и прежде всего в Египте. Заросли его исстари подступали к берегам великого Нила, его проток и всяческих других водоемов.

Примерно в то самое время, когда жители Двуречья начали использовать для письма глину, египтяне научились превращать в писчий материал столь изобильно растущий в их стране папирус. В отличие от нашей осоки папирус — растение достаточно крупное: в высоту он достигает метров шести. Соответственную толщину имеют и его трехгранные стебли. Египтяне очищали их от тонкой наружной оболочки, а сердцевину нарезали на тонкие длинные полоски. Их укладывали вплотную одна к другой, а поверх — перпендикулярно — еще один слой таких же полос. Потом их смачивали нильской водой и прессовали тяжелым грузом. Из полосок сердцевины выделялся липкий сок и надежно склеивал их между собой. Склеенный и просушенный лист затем выглаживали и полировали — пемзой, гладкими раковинами и даже иногда пластинами из слоновой кости. Писали на папирусе с одной стороны — там, где полосы шли горизонтально. На вид такой лист, чуточку желтоватый, весьма походил на бумагу. Ее потому и назвали так европейские народы.

Папирусом египтяне пользовались с IV тысячелетия до Рождества Христова. А когда Средиземное море начали бороздить торговые корабли финикийцев, карфагенян, а потом греков и особенно после походов Александра Македонского, папирус широко распространился по всему миру. На нем писали греки и римляне. Его употребляли повсюду в Римской империи, в лучшие свои времена простиравшейся от Британских островов до Междуречья Тигра и Евфрата.

Папирус внешне сходен с бумагой, но отличается от нее большей хрупкостью и ломкостью. Его не соберешь в виде привычной нам книги или тетради. Зато листы можно склеить между собой и получить сколь угодно длинный свиток. Из сохранившихся наибольшей длины свиток имеет более 40 метров длины. Известно, что в древности делались и куда большие свитки. Так, гомеровская «Илиада» размещалась на 150-метровом свитке.

Свитки сворачивались вокруг деревянного стержня. При чтении их понемногу разворачивали. А хранили в круглых трубчатых футлярах. Ширина же свитков бывала различной — от примерно 17 см в более ранние времена до 40 см в дальнейшем. Знамен!тая библиотека в Александрии, возникшая в Египте в пору царствования там династии Птолемеев (IV–I вв. до н. э.) насчитывала, как считают, не менее 700 тысяч таких свитков-книг. До нашего времени она не дошла. Но папирусов все же сохранилось довольно много: еще одно отличие папируса от бумаги заключается в его долговечности. При благоприятных условиях он сохраняется неповрежденным на протяжении тысячелетий.

В пределах нынешней Турции, на ее северо-западе, есть небольшой городок Бергама. В древности на этом месте располагался большой и богатый город Пергам (Пе'ргамон по-гречески), столица одноименного царства, возникшего здесь после распада империи Александра Македонского. Цари Пергама в отличие от многих других современных им властителей не слишком любили воевать. Зато в их царстве высокого уровня развития достигли искусства, науки и вообще культура. Царь Эвмен II, правивший здесь во II в. до н. э., решил создать в своей столице библиотеку, не уступающую ни в чем прославленной Александрийской. Но царь Египта Птолемей V не желал потерять славу обладателя самой большой библиотеки тогдашнего мира. Он запретил вывоз папируса, который производился только в пределах его страны. И тогда в Пергаме изобрели новый материал для письма, который стал называться по имени города пергаменос (т. е. дословно попросту пергамский).

Наши читатели, вероятно, не раз встречали это слово на страницах книг по истории. В русском языке оно встречается в двух разновидностях написания — прежде чаще писали пергамент, теперь же обычно употребляется более близкая к греческому звучанию форма пергамен. В старину же на Руси пользовались названием хартия или — иногда — ха'ратья, восходящим к греческому ха'ртес, что означает приблизительно то же, что и слово грамота — не в значении умения читать и писать, а в несколько ином — некоего документа, написанного на отдельном листе. Слово хартия впоследствии обрело несколько иной смысл — так стали обозначать торжественное провозглашение тех или иных принципов, положений и т. п. А прилагательным харатейный историки часто пользуются и сейчас, говоря о старинных русских рукописях, написанных на пергамене.

Пергамен в собственном смысле слова — это тщательно обработанная кожа, телячья, козья, овечья, иногда свиная или даже собачья. Для получения писчего материала кожу плотно натягивали на раму, тщательно отскребали с нее остатки волос и мясные волокна, затем сушили, отбеливали и полировали. После этого ее нарезали листами. На пергамене можно писать и рисовать любыми красками или чернилами. В отличие от папируса он достаточно гибок и эластичен. Папирус, столь трудоемкий в изготовлении, никогда не был особенно дешев. Пергамен же еще дороже — уже хотя бы потому, что не так уж много писчего материала можно получить из одной кожи. А чтобы добыть нужное число страниц для целой книги, потребуется, пожалуй, небольшое стадо. Да и обработка кож — занятие хлопотное и долгое.

Все же пергамен широко распространился по всему миру, начиная примерно с III в. н. э. А когда в VII в. Египет захватили арабы, то в странах христианского мира он сделался единственным материалом для рукописей и книг: арабы сперва запретили вывоз папируса. А вскоре способы его выделки были, по существу, забыты. Притом сравнительно скоро на берегах Средиземного моря появилась бумага, вытеснившая все прочие писчие материалы.

Харатейными вплоть до XIV в. были все памятники древнерусской письменности (если не считать бересты, открытой, по сути дела, менее полувека назад).

Но потом и у нас пергамен постепенно ушел в небытие: все же бумага — наиболее удобное вместилище для запечатленного буквами слова, будь оно письменное или печатное.

Пергамену человечество обязано и появлением книги в ее нынешнем виде: его гибкие и неломкие листы удобно и складывать, и сшивать. А еще о пергамене напоминает такое всем известное слово, как тетрадь: тетрадь по-гречески означает попросту четверка. В позднеримские и ранневизантийские времена стали употребляться листы пергамена, сложенные вчетверо, разрезанные по сгибу и сшитые. Позже это имя перешло вообще к любому количеству сшитых страничек. Появление дешевой бумаги сделало слово тетрадь общеупотребительным и распространенным. Что же касается современной формы книги, то ее научное определение — кодекс. Точный перевод этого латинского слова — чурбак, чурбан (нередко в переносном, бранном смысле), полено и даже ствол дерева. Перешло же оно на книгу лишь с распространением пергамена. Его листы стали сгибать и сшивать друг с другом наподобие того, как скреплялись в виде створок покрытые воском дощечки, которыми охотно пользовались для сиюминутных записей греки, римляне, русичи. Запись на воск наносили особым заостренным стерженьком, именовавшимся сти'лос по-гречески или stilus по-латыни — отсюда и пошло слово стиль: буквально его можно понимать как почерк (у каждого, естественно, свой собственный). Восковые таблички скреплялись между собой створками — двумя (тогда получался диптих — буквально двойственный по-гречески). При трех створках получался триптих (тройственный). А если их было несколько — то полиптих (множественный). По образцу полиптихов стали делаться и книги из пергамена, чаще всего помещенные в переплеты из дерева. А от деревянного переплета чурбака и сами книги получили имя кодекс — точное же значение слова осталось как-то в стороне. Для не знающих латынь оно и вовсе было неизвестно. В книгах-кодексах прежде всего были собраны разного рода законодательные документы. Отсюда пошло и привычное для нас употребление такого названия (кодексы уголовный, гражданский и все прочие). Бумага же превратила форму кодекса в единственный, по сути дела, вид книги.

Снова и снова мы возвращаемся к бумаге. И теперь настало наконец время поговорить о ней самой.

Можно с уверенностью утверждать: любой из наших читателей знает, что такое валенки. Этот удивительный вид обуви — удобной, легкой, теплой — изготовляют с помощью валяния. Точно так же делается войлок, кошма и разного рода сукна. Но едва ли многие отдают себе отчет в том, что войлок и бумага — весьма близкие родственники, причем войлок может быть назван старшим братом бумаги. Есть много оснований полагать, что к изобретению бумаги люди подошли, наблюдая, как сбивают в прочную и плотную массу шерстяные волокна.

С незапамятных времен производством войлока славились кочевники необъятных степей, восточным своим краем прилегающих вплотную к Китаю. Так что для китайцев не было секрета в том, из чего и как войлок делается. Они и сами делали его подчас. И иногда, как считают ученые, особый тонкий войлок они приготовляли из обрезков шелковой ткани, растирая их между камнями и разбивая деревянными молотками, а потом смачивая и сильно сдавливая. После просушки на таком войлоке можно было писать почти так же хорошо, как и на обычном шелке. И начали делать «писчий» войлок еще во II в. до н. э.

А следующий шаг был сделан в 105 г. уже нашей эры (впрочем, иногда называются и другие, но в общем-то близкие даты). Именно в ту пору видный сановник Цай Лунь доложил правившему тогда императору Ань-ди, что ему удалось создать совершенно новый материал для письма под названием «чжи», куда более удобный, чем бамбуковые планки, и намного более дешевый, чем шелк и прочие ткани. Император оценил изобретение сановника и даровал ему титул, доселе небывалый: Цай хао чжи — в примерном переводе это означает «Цай — князь бумаги». Высокий титул, однако, не уберег вельможу: разгорелась столь обычная при любом дворе интрига, его очернили в глазах императора и, опасаясь жестокой казни, Цай Лунь принял яд.

Смерть изобретателя не помешала распространению его открытия: бумага (а чжи было именно бумагой) быстро завоевала популярность в Китае и стала в больших количествах вывозиться в сопредельные страны. Делалась бумага из очесов льна, пакли, луба бамбука и шелковичного дерева, из тряпья, рисовой соломы, травы водорослей. Все это сперва разбивалось на волокна и варилось в растворе гашеной извести несколько часов — от 4–5 при тонких волокнах и до 12, когда волокна были погрубей. Затем вываренную массу долго колотили деревянными молотками. Или же ее толкли в больших ступах. Получившуюся кашицу помещали в чаны с водой и начинали подогревать. Когда варево немного остывало, волокнистую массу черпали прямоугольными ситами из шелковых нитей или тонких бамбуковых веточек. Чем глубже зачерпывали, тем толще получался бумажный лист. Листы потом откидывали на гладкую доску, прижимали другой доской, прокатывали по ней бревно, а затем, подцепив лист медной иглой, просушивали их на стене пышащей жаром печи. Вот, собственно, и все. Бумага в первую очередь использовалась для письма. Но уже вскоре появились бумажные салфетки, носовые платки, зонтики из бумаги. Потом из бумаги стали изготовлять обои, начали ею обклеивать фонари, оконные рамы и прочее. И даже — в VIII в. н. э. — появились бумажные деньги: из лучших сортов бумаги, щедро расписанные золотой и серебряной краской, снабженные красной печатью с именем императора.

Свой секрет китайцы старательно охраняли, но уберечь не смогли. Постепенно бумагу начали производить сперва в близких к Китаю странах, потом в более дальних. Историки науки подсчитали, что распространялось бумажное производство весьма медленно — приблизительно в год по километру. В VI в. бумагу начали делать в Корее, откуда она распространилась в Японию. И на Запад начало проникать китайское изобретение: уже в 650 г. н. э. превосходной бумагой собственной выработки славился древний Самарканд. Далее секретом производства бумаги овладели персы и арабы. А в 1050 г. бумагу начали делать и в Европе — вначале в испанском городе Касатива, затем в других городах Испании. И в том же XI в. искусством выделки бумаги овладели итальянцы.

Исходным материалом для выработки бумаги за пределами Китая стали преимущественно тряпки — обрывки тканей из льна и особенно из хлопка. Интересно, что и само название хлопка перешло на бумагу: хлопок по-персидски «памба'к». Кружными путями попав в Италию вместе с самой бумагой, оно превратилось в «бомбаджио». На Руси вначале (примерно с XIV в.) стали пользоваться именно итальянской бумагой. Привилось и ее название бомбаджио. Как нетрудно догадаться, из него и произошло слово бумага. Любопытно, что наши братья-украинцы его не усвоили и бумагу зовут на западноевропейский лад папиром, да и в западных губерниях России в ходу слово папе'ра — в частности, в смоленском говоре.

Собственную бумагу у нас, как показали недавние открытия историков, вырабатывать начали примерно в 1550 г., в поместье некоего Феодора Савинова на реке Уче, в селе Колпино, верстах в 70 на север от Москвы. По настоящему же широко бумажное производство развилось в России только с начала XVIII в.

И в России, и в Западной Европе заведения, производившие бумагу, именовались бумажными мельницами и ставились всегда на берегу рек у запруд. Причина этому в том, что самая трудная часть работы — измельчение тряпичного сырья — производилась пестами, приводимыми в движение от водяных колес. Остальное делалось руками — и вычерпывание проваренной массы, и ее сжимание тяжелыми досками, и сушка, и все прочее. Бумагоделательные машины распространились лишь с середины XIX в., причем тогда же изменилось и сырье: основным его видом стала древесина, точнее же входящая в ее состав клетчатка-целлюлоза, измолотая в мельчайшие волокна. К ней иногда примешивают и тряпье. А самые лучшие сорта бумаги и поныне вырабатывают из тряпья и часто вручную. Ныне известно не менее 600 разновидностей бумаги — и писчая, и предназначенная для разных способов печатания книг, и газетная, и оберточная. А еще папиросная (сигаретная), промокательная, фильтровальная, покрытая красящим слоем на основе графита копировальная — всего не перечтешь. И даже сходную с настоящим пергаменом плотную полупрозрачную бумагу делают, «пергаментную»: ее обрабатывают серной кислотой, промывают, помещают в содовый раствор и снова промывают — в такую непроницаемую для газов и жидкостей бумагу упаковывают масло, чай, табак и прочие вещества, которые надо оберегать от внешних воздействий. И бумажную (бывает и тканая) кальку, почти вовсе прозрачную делают, пропитывая тонкую бумагу особыми составами. Интересно, что подобием современной кальки пользовались в старину русские иконописцы для перенесение на доску прориси — контура будущего изображения на ней. Слова калька они не знали и получить ее в готовом виде, разумеется, не могли. Они пропитывали растительным маслом обычную бумагу, а потом надежно высушивали, чтобы жир не перешел на деревянную поверхность.

Едва ли стоит продолжать рассказ о сегодняшнем дне бумаги — рубрика «Что старенького?» здесь окажется неуместной. Закончить же эту часть повествования следует, вероятно, как то подсказывает название нашего журнала, рекомендацией о том, как сделать бумагу — самую настоящую и неплохую — собственными руками. Конечно, она вряд ли сможет соперничать с фабричной. Да и захотят ли наши читатели заделаться бумажными фабрикантами? Но ведь сделанное своими руками всегда радует.

Вот этот способ. Надо где-нибудь на берегу пруда или иного водоема, заросшего тиной — зелеными нитчатыми водорослями, зачерпнуть эту самую тину — с берега или собрать со дна граблями. Когда она просохнет, ее следует изрезать ножницами на мелкие — не более полусантиметра — кусочки, после чего истолочь: можно в ступе, можно между какими-нибудь камнями. Далее в котелке, горшке или какой-либо еще посудине растолченную тину следует размочить, положив ее в мелкое сито. Вынув сито из воды, тину накрывают листом бумаги или тряпочкой, потом переворачивают и выкладывают ее на гладкую доску. Через ту же тряпочку или бумагу тину надо прогладить горячим утюгом до полного высыхания или же просушить на солнце. Бумага готова — зеленоватая или желтоватая, если тина пошла в ход не сразу, а некоторое время полежала на воздухе.

Можно получить и совершенно белую бумагу. Для этого толченую тину нагревают в 10-процентном растворе хлорной извести. Сразу же после закипания посудину с тиной необходимо снять с огня и добавить туда немного 2-процентного раствора серной кислоты. Затем, соблюдая осторожность, обработанную массу следует промыть водой и, добавив в нее несколько капель нашатырного спирта, выложить на доску. Далее все делается, как и в предыдущем случае. И также получится бумага, пригодная для письма чернилами, тушью или карандашом.

Возможно украсить самодельную бумагу и собственным так называемым водяным знаком: его будет видно и на просвет, и даже с поверхности. Вы сами определите — каков он должен быть. А выбрав, выложите его контуры тонкой проволочкой на дне сита или — еще лучше — вышейте их тонкой нелиняющей ниткой. Когда будут проделаны все уже описанные процедуры, в ваших руках окажется лист бумаги, какого нет и не может быть ни у кого другого на свете. Право же — ради этого можно и потрудиться!

* * *

Итак, мы с вами более или менее разобрались с бумагой и ее предшественниками. На очереди «перо» — орудие для письма, без которого не обойтись никому, кто хочет слово звучащее обратить в слово письменное. Но об этом мы поговорим в следующий раз.

(Окончание следует)