Конфликты всегда обходили меня стороной: в школе, в университете — просто потому что я старалась быть на другой стороне от них — там, где учебники и верные друзья. Нигде не приходилось встречаться ни с пассивной, ни с активной агрессией. Быть свидетелем — да, но участницей — никогда. Если бы за моими плечами был грузный опыт каких-никаких стычек, детские записки Дашули меня не страшили бы.
Дошло до смешного — я боялась встретиться с ней один на один даже в коридорах офиса. Кто бы знал, какие страхи настигнут мою трусливую душу в такой интеллигентной конторе?! И я бы могла считать, что я сама накручиваю себя, если бы не презрительные взгляды, её намёки, что наш разговор не просто не окончен, а он ещё даже не был начат. Напрасны были мои надежды на благоразумие влюблённой дамы с загребущими руками, острыми зубами и длинным языком!
Вечно это продолжаться не могло. Знаки скорого финала появились с самого утра четверга, спустя всего пару дней после нашей с Вальтером поездки к Вальдблуму.
Сам Фогель-старший собрал совещание. Ещё из коридора я увидела в зале, где мы вот-вот должны были проникнуться новыми проблемами, худощавую фигуру Карелина — молодого специалиста, с которым меня недавно познакомил Вальтер.
Только я ступила на порог совещательной комнаты, как кто-то больно толкнул меня в плечо:
— Корова!
Можно было не гадать, кто бросил оскорбление. И снова я никак не отреагировала на колкость. Стратегия оставалось прежней — игнорировать и пресекать любой конфликт.
Дашуля, высокая девица, громко топая на тяжёлой платформе (и это она назвала меня парнокопытной?), подошла к столу и долго выбирала место посадки. Наконец с самым многозначительным видом уселась рядом с начальником, небрежно раскрыла двумя пальчиками блокнот.
В зале я заняла кресло на самом конце стола чуть ли не у самой стены под кондиционером и так далеко от всех, где мы обычно разваливались с Максом, который считал все совещания пустой болтовней и толчением воды даже не в ступе, а в чашке Петри.
Остальные постепенно подтягивались и занимали места. Кто-то радостно здоровался с Карелиным и спешил подсесть к нему.
Хм, оказывается, этот товарищ совсем не чужд нашей компании, если посмотреть на это оживление.
Вальтера нигде не было да и не могло быть — он снова смотался в область. И снова с Тихоновым, поэтому председательствовал сегодня сам всея всех Фогель-старший.
Когда заседание началось, минут пять спустя, дверь с шумом открылась, в зал вошёл чуть запыхавшийся Матиас с глухим извинением по-немецки:
— Entschuldigung.
Отхватив недовольный взгляд отца, Фогель-младший повёл глазами по залу и к моему неудовольствию (а скорее, страху), поспешил в мою сторону, приветственно и тепло улыбнувшись.
Собрание продолжалось.
Моя ручка вытанцовывала на бумаге, оставляя диковинные закорючки и спирали. Разговор о французском отделе меня не особо занимал, и лучше бы я взяла с собой рабочие распечатки. Хуже всего, кондиционер словно жил своей жизнью и иногда включал режим Морозко на полную.
В одной тонкой кофточке мне становилось зябко. Так и слышалось сказочное: «Тепло ли тебе, девица? И теперь тебе тепло, красна девица?» Мысленно я отвечала взбесившемуся Морозко что-то не очень приличное и совсем не похожее на то, что в сказке, потирая ручки, пищала почти окочурившаяся Настенька.
Обычно на наших утренних летучках в зале всегда есть повелительница всех кондиционеров и прочего хозяйственного в компании — любопытная уборщица Нина, но сегодня её, как назло, не было.
Фогель, что ли, не пустил лишние глаза, а главное, уши?
Вспомнив об одной Нине, я перевела взгляд на другую. Сегодня Маркова выглядела печальной и отрешённой. С удивлением, я заметила, как пару раз она передала какие-то записки Карелину.
У них-то какие могут быть связи?
Чёрт! Холодно, холодно!
Я снова поёжилась и мечтательно представила в руке большую кружку чая с малиной. За окном город изнывал на горячем солнце, а я мёрзла здесь, как в холодильнике.
Как только этот партийный съезд закончится, сразу убегу в кафе! И пусть, как говорится, весь мир подождёт.
Но никто пока не спешил заканчивать, и желание отпоить себя горячими напитками так и оставалось в мучительным листе ожидания.
Не обращая внимания ни на кого (на Дашулю вообще был поставлен визуальный блок), я закрыла все записи, положила ручку на стол и обхватила себя руками, хмуро глядя на Фогеля-старшего, который важно расхаживал около магнитной доски и внимательно слушал всё того же Карелина.
— Рита, — я услышала еле уловимый шёпот слева.
Матиас чуть отогнув борт чёрного пиджака, кивнул мне, выразительно приподняв брось. Нахмурившись, я в непонимании помотала головой, но уже через секунду поняла его заманчивое предложение и расплылась в благодарной улыбке.
Кто знает, сколько здесь ещё торчать на искусственном морозе?!
Матиас огляделся по сторонам, бесшумно снял и передал мне пиджак, в который я с великой радостью укуталась. Ткань приятно пахла свежими цитрусовыми ароматами, но самое главное — дала тепло.
Чуть поёжившись от простого удовольствия и покоя, я снова подарила Матиасу ласковую улыбку и благодарный взгляд, показала большим пальцем «класс».
Моё спокойствие оборвалось в один миг, когда взгляд накололся на ненавидящие карие глаза Даши. Одним выразительным видом она дала понять — война теперь точно начата, ведь так нагло подкинут ещё один убедительный повод.
Да. Она началась сегодня и сегодня же будет закончена.