Маленький большой человек

Глава 20. ДИКИЙ БИЛЛ

Весной семьдесят первого года я добрался до Канзас-Сити. С тех времен, как я знавал этот город под названием Вестпорт, располагавшийся, как вы помните, неподалеку от форта Ливенуорт, он сильно вырос. Едва попав туда, я тут же узнал, что в нем был расквартирован на зиму тот самый седьмой кавалерийский полк, которым командовал Кастер. Генерал часто появлялся на улицах города, посещая портного, рестораны и театры, отдавая последним явное предпочтение, что как нельзя лучше соответствовало его натуре. Его супруга всегда была рядом с ним, и красота ее заставляла всех прохожих обоего пола сворачивать свои шеи, подолгу глядя ей вслед. Впрочем, генерал тоже слыл душкой.

Человек, рассказавший мне обо всем этом, носил длинные белокурые локоны, спадавшие на плечи, пшеничные усы, был шести футов росту, с узкими бедрами и могучими плечами и одевался, как заправский щеголь.

Если вы подумали, что им оказался сам Кастер, то ошиблись. Его звали Джеймс Батлер Хикок, или попросту Дикий Билл 8. У него был большой крючковатый нос и срезанный подбородок, и он получил свое прозвище за показательную расправу с умником, окрестившим его Утенком.

Но вернемся к Кастеру, у которого Билл был следопытом в канзасскую кампанию, за год до битвы при Уошито. Кстати, узнав тогда друг друга получше, они прониклись взаимной симпатией, быстро переросшей в дружбу, так часто связывающую незаурядных людей. Более того, их дальнейшая судьба удивительно похожа: в 1876 году некий Джек Маккол всадил пулю в спину Хикоку, а всего лишь два месяца спустя Длинноволосого настигла индейская пуля…

Но этому суждено было произойти через целых пять лет, а пока что мы с ним находились в Канзас-Сити, и я рыскал по городу, желая поскорее найти Кастера и привести в исполнение свой приговор.

Здесь-то, на рыночной площади, я и познакомился с Диким Биллом, привлекавшим всеобщее внимание, поскольку к тому времени он уже заработал изрядную известность своими шерифскими подвигами в Хэйз-Сити, штат Канзас.

Весь день Хикок обычно просиживал на скамье у полицейского участка, где заправлял его приятель Том Спирз, шериф Канзас-Сити. Работы у последнего хватало, ведь почитай каждый час в окрестных салунах происходило нечто достойное его внимания: в город прибывали все новые и новые толпы приграничных поселенцев, непременно желавших словом и делом доказать свое превосходство надо всеми окружающими.

Да, сэр, простите, я совсем позабыл о своей мести Кастеру. Так вот, заглянув в любой исторический справочник, вы можете узнать, что погиб он 25 июня 1876 года, сражаясь с индейцами. Какой отсюда вывод? Единственно возможный — я так и не убил его тогда в Канзас-Сити. Все очень просто. Пока я искал генерала, седьмой кавалерийский полк снялся со своих зимних квартир и ускоренным маршем отправился назад на восток. Мне не хватило нескольких дней!

Вы можете полюбопытствовать, почему я не последовал за ним. Ведь, в конце концов, отправился он не в Китай. Скажу лишь, что река Миссури оказалась для меня столь же роковым рубежом, как река Платт для Старой Шкуры, перейдя которую он получил сначала Песчаный ручей, а затем Уошито. Я же остался в Канзас-Сити, где Миссури заворачивает и несет свои воды в Сент-Луис. На ее берегах вся моя решимость куда-то пропадала, и я злобно думал: «Ничего, Кастер, когда-нибудь ты вернешься из прерии, тут-то я тебя и настигну». Так или почти так потом и случилось, да и кто знает, быть может, именно я повлиял на его планы. Повлиял, разумеется, в астральном, мистическом смысле. Вообще достойно удивления, насколько часто пересекались наши с ним пути.

Нет, на восток я за ним не пошел. Мне были немного знакомы те земли, и я не любил их: слишком много скопилось там иностранцев, так и липших ко всяким знаменитостям, и мои шансы на удачную месть были ничтожно малы. А вот если Кастер вернется на запад… я постараюсь сдержать свою клятву, данную на берегах Уошито. Говоря по совести, подогревал я себя чисто механически, слабо веря в его скорый визит.

Центральные равнины были уже полностью очищены от врагов. Летом, после битвы при Уошито, войска под командованием генерала Карра наголову разбили отряды шайенов у Саммит-Спрингз. Это означало конец пребыванию Людей в Канзасе и Колорадо.

Так что же я делал? Познакомившись с Диким Биллом, главной достопримечательностью рыночной площади Канзас-Сити… Впрочем, нет, так не пойдет. О нашей первой встрече следует рассказать особо.

Один случайный приятель указал мне на него как на человека, от которого я смогу узнать о Кастере буквально все. Найти Билла оказалось проще простого. Когда я подошел, он, поигрывая двумя револьверами с рукоятками из слоновой кости, рассказывал своим знакомым, что их ему подарил один важный сенатор, которого пришлось вести через прерию.

История выходила крайне поучительная, но я, сделав вид, что никакого впечатления на меня она не произвела, довольно нагло спросил:

— Это ты тут Хикок?

— Ага, — ответил тот и буквально обжег меня взглядом своих небесно-голубых глаз, а затем резко повернулся и, стреляя с двух рук, всадил оба барабана в прибитую ярдах в ста от него на стене салуна мишень.

Этот случай вошел потом в историю, правда, без упоминания о моей скромной персоне. Более того, я не был особо поражен, ведь мне доводилось видеть фортели и похлеще. Единственное, что меня интересовало тогда, это сведения о Кастере. Поэтому, когда канонада смолкла, я нетерпеливо сказал:

— Ладно, Хикок, раз уж ты все равно тратишь время попусту, давай перекинемся парой слов.

Он сделал руками какой-то быстрый жест, и один револьвер из левой ладони перелетел в правую, а другой — из правой в левую. Этот трюк назывался «смена караула» и тоже был мне знаком. Пока Хикок перезаряжал свое оружие, ко мне подошел кто-то из зрителей и, отведя немного в сторону, заявил:

— Ты, должно быть, чертовски смелый парень, раз так настырно лезешь к Дикому Биллу. Давно ты его знаешь?

— Совсем не знаю, — ответил я, — но хотел бы узнать поближе. А что в нем такого особенного?

— Ты что, не слышал, как он лет десять назад разобрался с бандой Маккенлеса на почтовой станции Скалистый Ручей в округе Джефферсон? Их было шестеро, и они пришли за его головой, а он положил троих из револьвера, двоих прирезал, а последнему так врезал между глаз, что тот сразу копыта откинул.

Я тут же мысленно поделил указанное число врагов на два, так как и сам жил на границе с десятилетнего возраста и отлично знал, как оно бывает на самом деле. Если вам преподносят историю, в которой на одного нападают больше трех, а он выходит победителем, знайте — это чистое вранье. Позже я узнал, что оказался прав: Дикий Билл убил тогда только Маккенлеса и двоих его подручных.

— Да, парень, — продолжал липовый рассказчик, напомнивший мне чем-то денщика Кастера, — именно так он и сделал. А кроме того, будучи шерифом Хэйз-Сити, Билл посадил под замок Тома Кастера, брата генерала, за пьяный дебош. Потом тот вернулся с двумя солдатами, желая отомстить, но шериф одного пристрелил, а другого прирезал.

Это возбудило мое любопытство, и я осведомился, как именно покончил он с братом генерала — ножом или пулей.

— Да нет же! — последовал возмущенный ответ. — Он прибил солдат, а не Тома.

Так я и думал.

Тем временем Хикок и остальные вернулись от салуна, где разглядывали мишень. По их словам, все пули попали в «десятку», разворотив здоровенную дыру. Это сообщение было встречено возгласами: «Вот это да!» и «Черт возьми!». Я промолчал. Впрочем, не я один: помимо новичков в толпе оказались и такие видавшие виды ребята, как Джек Голлахер, Билли Диксон и Старик Килер. На любом зрелище всегда найдутся и профессионалы и зрители.

Я снова подошел к Дикому Биллу и сказал:

— Хватит тебе пудрить нам мозги, давай лучше поговорим.

Тот явно наслаждался удачным спектаклем, и моя настойчивость начала его раздражать.

— Убери его отсюда, — бросил он в ответ одному из своих обожателей.

С нехорошей ухмылкой на небритом лице парень двинулся на меня, но внезапно застыл как вкопанный — дуло моего «американа» 44-го калибра почти уперлось ему в пузо.

— Ладно, спрячь зубы, — сказал ему Хикок, — а то этот маленький негодяй узнает, чем ты сегодня завтракал… Убери пушку, — добавил он, обращаясь ко мне, — и пойдем выпьем. Плачу я.

Мы отправились в салун, и я лично смог удостовериться, что от «яблочка» мишени действительно почти ничего не осталось. Как ни крути, это говорило о многом. Внутри Билл выбрал стол в углу и сел так, чтобы видеть всех, кто входит и выходит, а револьверы передвинул поближе к животу, чтобы в случае надобности они сами прыгнули к нему в ладони. Мы потягивали виски и разговаривали, но собеседник мой был напряжен и, когда хозяин заведения случайно уронил стакан, мгновенно принял оборонительную стойку. Потом он немного успокоился, и наша беседа вернулась в прежнее русло.

— Почему тебя так интересует генерал? — спросил он наконец.

Разумеется, я не стал упоминать о своих истинных намерениях, а ответил, что хотел бы наняться к нему следопытом. Затем, решив перейти на менее скользкую тему, добавил:

— Я слышал, у тебя возникли проблемы с его братом Томом?

— Это было давно, — сказал он.

Здесь следует внести некоторую ясность. Дикий Билл никогда не лез в драку первым. Да ему и не требовалось быть забиякой, это всегда делали другие. Билл никогда ничем не хвастался, не любил говорить о своих подвигах, с радостью гасил любые скандалы и останавливал драки, которые еще можно было остановить. В том, что имя его обросло нелепыми легендами, повинен не он, а трепачи, кичащиеся своей «дружбой» со знаменитостями и доводящие каждый их шаг до полного абсурда. Даже тридцать лет спустя я встречал людей, божившихся, что они были в тот день на рыночной площади и собственными глазами видели, как их кумир с двухсот ярдов послал десять пуль, вошедших одна за другой в точку над буквой «i».

Бармен снова уронил стакан, Билл опять схватился за оружие, и я не удержался от вопроса:

— Чего ты так боишься?

— Быть убитым, — прямо ответил он и пригубил свое виски, а затем в его голубых глазах мелькнуло что-то похожее на догадку, и он спросил: — Ты пришел, случайно, не за этим?

Я от души расхохотался и ответил:

— Ты же сам пригласил меня выпить!

— Послушай, — сказал Билл, — скажи мне честно, тебя подослал Том Кастер? Что до меня, так я не держу на него зла. С этим давно покончено. Но, если он хочет снова начать вражду, ему не следовало присылать парня со «смит-вессоном» сорок четвертого калибра. Это я говорю для твоего же блага.

Я страшно гордился своим новым оружием и почувствовал себя оскорбленным. Кроме того, как он посмел подумать, что я вообще могу работать на кого-то, носящего фамилию Кастер!

— А теперь ты меня послушай, Хикок, — сказал я. — Я никому и никогда не служил наемником. Если я кого-нибудь и убью, то для себя, а не для другого. Коли желаешь драться — доставай свои чертовы пугачи, и посмотрим, чья возьмет!

— Остынь, — ответил он. — Я не хотел обидеть тебя. Давай еще выпьем.

Он хотел подозвать хозяина салуна, но тот куда-то вышел, и Билл попросил меня сходить за новой бутылкой.

— А тебя что, ноги не держат? — все еще в запале спросил я.

— Просто не хочу получить пулю в спину, — извиняющимся тоном сказал он и тут же поспешно добавил: — Нет, не от тебя. Тебе я верю, старина. Но вот остальные…

Я обвел взглядом полупустое помещение (было еще слишком рано) и увидел человек десять-двенадцать посетителей, показавшихся мне совершенно безобидными. Четверо играли за своим столом в карты, пятеро или шестеро мирно болтали у стойки, а еще один, вдребезги пьяный, спал, уткнувшись носом в выскобленную поверхность стоящего в центре залы стола.

Боязнь Билла пройти через практически пустой салун показалась мне странной. Он или трус, или что-то задумал. Первое отпадало сразу, значит… значит, он просто хочет, чтобы я подставил ему свою спину.

Вот вам отличный пример той подозрительности, в которой жил тогда весь Дикий Запад. Я познакомился с ней, едва оказался в компании Билла Хикока. Было такое ощущение, словно все тело превратилось в один туго натянутый нерв. В этот самый момент один из картежников сорвал банк и радостно заорал, и мы с Биллом мгновенно схватились за оружие. Взяв себя в руки, я сказал:

— Вот ты и заразил меня своими страхами.

— Я? Ничуть не бывало. Просто ты начинаешь понимать, что тут у нас за жизнь. Но ничего, держи пушку под рукой, и все обойдется. Кстати, не мешало бы тебе заказать себе новую кобуру, без этих лишних ремешков и прочих дурацких украшений. Запомни, от того, как быстро револьвер окажется в твоей руке, зависит, кто выстрелит первым. И вовсе необязательно носить его на поясе…

Он еще минут двадцать посвящал меня во всякие тонкости и ухищрения в обращении с оружием, что я воспринял как акт подлинного доверия с его стороны. Билл даже клялся, что один его знакомый прятал маленький пистолетик у себя под ширинкой, и тот его не раз выручал, однако закончилось все плачевно: как-то в драке ему двинули сапогом в промежность, и он отстрелил себе свое мужское достоинство.

Да, сэр, в тот день я многому научился. До этого я не испытывал особых трудностей со стрельбой, но теперь понял, что рядом с виртуозным Биллом я сущий младенец. Конечно, по части оружия он был самым настоящим фанатиком. И в этом нет ничего странного, ведь только оно и могло спасти его от верной смерти.

Однако я изрядно устал и, напомнив ему о намерении промочить горло, встал, но он меня остановил:

— Сядь, старина, я сам схожу.

Ему оставалось пройти до стойки несколько футов, когда пьяный, спавший за центральным столом, внезапно встал, и в руке его блеснула вороненая сталь. Грохнул выстрел. Все произошло в считанные доли секунды, и я с ужасом уставился на широкую спину Билла, ожидая увидеть на ней расползающееся красное пятно. Переведя же взгляд на «пьяницу», я вообще перестал что-либо понимать: тот снова сидел за столом, уронив голову, только на этот раз из дырки в его лбу текла кровь, смешиваясь с виски из опрокинутого стакана.

Он не успел спустить курок. Билл увидел его в висевшем над стойкой зеркале и среагировал мгновенно, даже не обернувшись. Затем как ни в чем не бывало он взял откупоренную бутылку и подошел взглянуть на труп. На звук выстрела в салун влетел шериф Том Спирз и тоже склонился над убитым.

— Ты знаешь его, Билл? — спросил он.

— Нет, — ответил Хикок, вставляя в барабан новый патрон, и вернулся за наш стол.

— Это брат Строуэна, — сказал кто-то из картежников.

Взбудораженный происшедшим, я в два глотка осушил свой стакан и поинтересовался:

— Строуэн… Твой старый знакомый?

Билл налил себе и, откинувшись на спинку стула, закрыл глаза, словно собираясь вздремнуть. Минуту спустя он ответил:

— Так звали одного бродягу в Хэйзе.

— С ним были проблемы?

— Я убил его… Так вот, о твоем «смит-вессоне», пушка, конечно, отличная, но ее боек имеет дурную привычку слишком сильно плющить капсюли гильз, и их клинит при выталкивании. Я бы на твоем месте раздобыл что-нибудь попроще, скажем, «кольт»…

Тем временем Спирз и двое парней вытащили труп из салуна, и шериф крикнул с порога:

— Слышь, Билл, загляни потом ко мне в участок.

Ему надо было составить отчет о происшествии. Хикок вяло помахал ему левой рукой. В правой, которую он держал под столом, по-прежнему был револьвер.

Как-то позже я спросил Билла, подозревал ли он того «пьяного».

— С самого начала, — ответил тот, — как и всякого, из кобуры которого не торчит рукоятка револьвера. Раз не торчит, а кобура есть, значит, он где-то спрятан. Спрашивается зачем?..

Наблюдательность его и внимание к мелочам были просто поразительными. В этом я могу сравнить его разве что с лучшими индейскими разведчиками. Однако выйди я на улицу и войди назад, он вполне мог меня и не узнать. Люди вообще интересовали его мало, и некоторое время спустя я понял, что и о Кастере-то он говорил с симпатией лишь потому, что видел во мне наемника и хотел понять, какую именно игру я затеял.

Но он мог и посочувствовать. Так, заметив, что инцидент в салуне меня сильно впечатлил, он сказал:

— Для мужчины всегда тяжелее быть свидетелем, нежели участником. Лучшее лекарство — это найти женщину. Пойдем, я покажу тебе лучшее заведение в городе.

Но прежде мы остановились в ресторанчике и съели по целому оковалку жареной говядины, потому что, как это ни смешно, и у него и у меня приключения будили просто зверский аппетит.

Заведение, куда он меня привел, скромно именовалось танцзалом. День едва пошел на убыль, и мы оказались первыми посетителями. Девицы, лениво позевывая, слонялись у дверей, а над входом красовалась надпись: «ПРОСИМ СДАТЬ ОРУЖИЕ». Мы решили не обратить на нее внимания, но прямо за дверью нас встретил здоровенный детина в полосатой рубахе и заявил:

— Простите, парни, но правило есть правило.

Дикий Билл посмотрел на него своими ясными голубыми глазами и спокойно спросил:

— Долли здесь?

— Сначала сдайте оружие, — последовал невозмутимый ответ. — Да вы не беспокойтесь, парни, с ним ничего не случится. Я к каждой пушке цепляю ярлычок с именем владельца, — громила полез в карман и извлек оттуда стопку бумажек и карандаш.

Зная принципы Билла, я уже решил, что пробил час нового жертвоприношения, но в эту самую минуту на пороге появилась могучая дама лет сорока с огромной грудью, затянутой в шикарно отделанный лиф красного атласного платья. Казалось, что она живет на одном вдохе, а стоит ей выдохнуть, и ее наряд треснет по всем швам. На голове ее красовалась целая копна черных волос, а над верхней губой — усы того же цвета.

— Билли! — проревела она густым басом и сгребла Хикока в объятия, награждая громкими чмокающими поцелуями. — На мистера Хикока наши правила не распространяются.

Эти слова были адресованы вышибале, который как-то сразу сник и промямлил:

— Хикок?!

Затем его лоснящаяся физиономия словно пошла трещинами, и он в прямом смысле слова растворился в воздухе. Да, сэр, великая вещь слава! Некоторое время спустя я имел удовольствие наблюдать, как этот верзила разделался с тремя пьяными охотниками на бизонов, имея в своем распоряжении лишь небольшую дубинку. Но сейчас, при одном упоминании легендарного имени, он скис и предпочел убраться от греха подальше.

— А что это с тобой за коротышка? — кокетливо промычала дама и перенесла на меня свое внимание вместе с весом тела.

Оказавшись погребенным под ее гигантским бюстом, я едва мог дышать, а то, что я вдыхал, было запахом пота и виски. Меня чуть не стошнило, да и кому приятно оказаться в любовных объятиях немытой, нетрезвой, престарелой потаскухи? Я ее отпихнул, причем довольно нелюбезно.

— О-о-о, — жалобно загудела она, и ее толстые губы сложились в обиженное сердечко, — наш маленький лисенок кусается?

Хикок расхохотался и сказал:

— Он немного нервничает, разве не видишь? Подбери-ка ему девицу посимпатичней!

Я прошел мимо строя девиц, среди которых попадались даже симпатичные, стараясь найти какую-нибудь почище и желательно без таинственных прыщей на лице. Одни отпускали сальные шуточки, другие просто призывно улыбались, третьи держались нарочито холодно… Как говорится, «на всё вкусы, господа, на все вкусы!». Наконец мой выбор пал на ту, что жалась в самом конце ряда с видом оскорбленной добродетели. Она была моего роста, худа, рыжеволоса и не особенно красива. Красное платье открывало ее плечи и ноги ниже колен. Каблуки туфель так сносились, что их хозяйка стояла немного покачиваясь.

Ну просто конфетка, не правда ли? Ха-ха… Но мне вовсе не была нужна женщина. Сама мысль отправиться в бордель пришла в голову Хикоку, меня никто не спрашивал, а отказать парню, только что без лишних церемоний пристрелившему человека, согласитесь, довольно рискованно.

Вот я и выбрал ту девицу, о которой мог заранее сказать, что при любых обстоятельствах она оставит меня совершенно равнодушным. Мы отправились танцевать под бренчание маленького фортепьяно; музицировал на нем лысый человечек, именовавшийся всеми не иначе как «маэстро». Из меня танцор — как из дерьма пуля, а когда на ногах тяжелые сапоги, да еще партнерша виснет на шее, и того хуже. Минут через пять я выдохся окончательно, был весь истыкан костями липнувшей ко мне девицы, но все еще пытался выделывать ногами некое подобие развеселой джиги, которую шпарил треклятый маэстро.

Наконец я отцепил от себя девицу, и она поняла это как сигнал к тому, что пора тащить меня в спальню. Мне, впрочем, было все равно. В ее крохотной комнатенке стояли кровать с железной спинкой и хромоногий стул, не внушавший ни малейшего доверия. Она зажгла керосиновую лампу и поставила ее на пол в углу. Я уселся на кровать, а девица, в мгновение ока скинув с себя платье и оставшись в чем мать родила, устроилась у меня на коленях.

Я и раньше видел, что она очень молода, но насколько, понял только сейчас. Ее крохотная грудь, узкие бедра и по-мальчишески угловатые плечи выдавали в ней еще не до конца сформировавшегося подростка.

— Сколько тебе лет? — удивленно спросил я.

— Двадцать.

— Будет врать-то!

— Ну ладно, восемнадцать, — ответила она и принялась расстегивать на мне рубашку.

Я спихнул ее с колен и встал. Интересно, неужели Хикок и ему подобные могут испытывать к этому ребенку что-нибудь, кроме жалости?

Решив, что я собрался уходить, она испугалась и принялась поспешно уверять меня, что, несмотря на свой возраст, все знает и умеет, никто, мол, по крайней мере до сих пор, на нее не жаловался.

— Все, что мне нужно сейчас, — это услышать правду о твоем возрасте. Я не собираюсь валяться с тобой в постели, так как вчера… э-э… слегка перекувыркался с другой женщиной. Но не беспокойся, свой доллар ты все равно получишь.

— Доллар?! — завопила она с таким искренним негодованием, что мое впечатление о ее детской наивности и неискушенности стало резко меняться. — Ах ты, дешевка, ублюдок, да в этом доме просто расстегнуть штаны стоит в пять раз дороже!

— Ты что, детка, рехнулась? — возмутился в свою очередь я. — За пять долларов я откажусь трахаться даже с русской царицей!

Свет лампы дрогнул и разгорелся ярче. И тут, посмотрев на ее рыжие волосы, я понял, что она мне кого-то напоминает.

— Мне уже скоро семнадцать, — отозвалась девочка. — А ты убирайся отсюда со своим вонючим долларом, или я попрошу Гарри вышвырнуть тебя отсюда вон.

В ее возмущении было даже что-то трогательное. Мне вообще нравилось, как смело и независимо она держалась с незнакомым мужчиной, то есть со мной.

— Ладно, — сказал я, — считай, что в цене мы сошлись. Но я скажу тебе, что мне нужно за эти деньги. Ты будешь просто спокойно сидеть здесь со мной столько, сколько потребуется, чтобы мой приятель не расстраивался из-за пустяков. А потом я тебе заплачу, считай ни за что.

Против этого она не возражала. И немудрено. Вряд ли в те времена кому-то еще удавалось заработать пять монет ничегонеделаньем.

Надобность играть какую-нибудь роль отпала, и девица бесцеремонно развалилась на кровати, даже и не подумав одеться. Свет керосиновой лампы бросал желтые отблески на ее колени.

— А сигары у тебя не найдется? — развязно осведомилась она.

— Ты еще и куришь? — ответил я. — Довольно дикая привычка для девочки.

Ситуация начала меня забавлять. Кроме того, мне все равно надо было как-то убить время, и я решил разговорить свою новую знакомую.

— А мне-то казалось, — заметил я, снова садясь на кровать, — что в Канзас-Сити девушки более воспитанны и ведут себя, как сущие леди.

Ее зеленые глаза вспыхнули гневом, но внезапно она закрыла их рукой и горько расплакалась. Я почувствовал себя полным идиотом, растерялся, обнял ее за плечи, и она хлюпала носом мне в плечо, вцепившись в лацканы моего сюртука, словно я был ее последней надеждой в этой поганой жизни.

— Ну довольно, довольно, — бормотал я, по-отечески целуя ее упрямые рыжие вихры, — облегчи свою душу, поведай дяде Джеку свои печали.

Она вытерла свой мокрый нос о мою шею и ударилась в воспоминания:

— Я родилась и выросла в Солт-Лейк-Сити, в одной из самых уважаемых в городе семей. Моя ма в пятнадцать лет вышла замуж за очень влиятельного мормонского вождя Имя его очень известно, но дело не в этом. О мормонах ходит много всяких слухов, некоторые из них верны, другие нет, скажу лишь, что ма стала его одиннадцатой женой. Там, как и здесь, у Долли, мы, девочки, часто цапались, но я ни разу не слышала ни от одной из своих матерей бранного слова. У меня было пятнадцать сестер и двадцать один брат, и мы все жили в доме, больше похожем на гостиницу Жизнь наша состояла в работе и молитвах с раннего утра до поздней ночи.

Когда мне стукнуло четырнадцать, не было на земле дурочки несчастнее меня, поскольку я действительно верила, что тело человека — это храм Господен, и я хранила чистоту как в помыслах, так и в деяниях своих. Однажды матушка послала меня к соседям занять немного сахара. В том доме жила другая мормонская семья, у главы которой, Вудбайна-старшего, было всего лишь шесть жен и десять детей. Случилось так, что, когда я пришла, все женщины и дети уже отправились работать в поле и меня встретил сам хозяин, пятидесятилетний старик с большой черной бородой.

«Тебя ведь зовут Амелия, не так ли? — сказал он, закрывая за мной дверь — Какой красавицей ты стала! Сахар мы держим на кухне. Пойдем со мной». Мы прошли на кухню, где он указал на банку с сахаром, стоящую на самой верхней полке. «Я подниму тебя, и ты ее достанешь», — сказал чернобородый. Он подхватил меня за талию, подождал, пока я возьму банку, и поставил на место. Вот, собственно, и все, если не считать, что лицо его почему-то пошло багровыми пятнами и он тяжело дышал, хотя весила я тогда не больше перышка.

А дня через два мой па позвал меня к себе и сообщил, что Вудбайн-старший хочет на мне жениться. Спорить с отцом было совершенно бесполезно, и той ночью я сбежала из дома.

Что ж, — продолжала она, несколько раз всхлипнув, — мне не раз пришлось раскаиваться в совершенной глупости. За эти два года я видела только худшее, а именно мужчин ничуть не моложе и не краше Вудбайна-старшего, да еще и с телами волосатыми, как медвежья шкура. Чем быть утехой для любого бродяги с большой дороги, уж лучше бы я стала женой мормона…

Такую или почти такую историю можно услышать от любой шлюхи. Все они — блудные дочери знатных родителей. Поэтому я не очень-то ей поверил, хотя, не скрою, упоминание Солт-Лейк-Сити и мормонов пробудило мой интерес, ведь мой па собирался в свое время именно туда.

Пока Амелия сидела и рассказывала, я заметил у нее на шее чуть ниже затылка маленькую родинку. Самое интересное заключалось в том, что у моей сестры Сью-Эн, которой стукнуло тринадцать лет за день до того, когда шайены напали на наш караван, была точно такая же родинка и на том же самом месте. Я уже сказал, сэр, что девочка мне кого-то напоминала, но, уверяю вас, не сестру, та выглядела совсем по-другому.

— Знаешь, — сказал я Амелии, — и у меня в Солт-Лейк-Сити, кажется, есть родственники. Правда, последний раз я их видел много лет назад, но направлялись они именно туда. Может, ты слышала о них?

Она подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза. Слезы и частое соприкосновение с моим сюртуком смыли с нее всю краску. Ее кожа и волосы до странности походили на мои.

— Как, ты сказал, их звали? — спросила она внезапно изменившимся голосом.

— Да я и не говорил, но раз уж тебе интересно — скажу. Кребб. Матушка, сестра Сью-Эн, затем другая сестра — Маргарет…

— Сью-Эн! — вскричала Амелия. — Но так звали мою мать! — Она засмеялась, потом замотала головой и снова расплакалась, обхватив меня за шею.

Только теперь я понял наконец, кого именно она мне напоминала. Меня самого.

— Так ты и в самом деле мой настоящий дядя… дядя Джек?! — сквозь слезы еле выговорила она.

— Знаешь что, племянница, — ответил я, — тебе бы лучше одеться.