Маленький дракон с актерского факультета

Глава шестая

Учебный день для Катерины тянулся сегодня мучительно долго. Она переходила из аудитории в аудиторию, слушала лекции, конспектировала, репетировала, но делала это как-то автоматически.

– Уж не влюбилась ли наша Железная Леди? – шутили однокурсницы.

– Не влюбилась, – отмахивалась она. – Не мешайте, я думаю.

– Тихо, девочки, Звягинцева репетирует сценку: великая актриса и толпа.

– Она представляет себя в роли Марии Стюарт!

– Королевы Елизаветы!

Что с них возьмёшь? Молодо-зелено…

Но апофеозом дня оказался приход в институт её квартирной хозяйки. Сперва Катя, чего греха таить, испугалась. Вдруг та пришла жаловаться на Звягинцеву декану? Но хозяйка подозвала её и, пряча глаза, отдала деньги.

– Возьми, ты же вперед заплатила. Я не какой-то там Гобсек, чтобы у бедной студентки деньги отнимать.

Из её монолога следовало, что женщина читала классику, но, видимо, давно.

– И не держи зла. Я сгоряча на тебя набросилась. Всё-таки муж, жалко его, хоть он и кобель блудливый.

Катя пообещала зла не держать. Теперь она могла и с новой хозяйкой расплатиться, и сама продукты покупать, а не у чужого человека на шее сидеть.

Как бы то ни было, в свой новый дом после занятий она торопилась, хотя подруги и предлагали посидеть в кафе.

Она могла сразу пройти в дом – никаких преград перед нею не было, но на всякий случай всё же стукнула молотком по диску. Хозяйка открыла дверь тут же, будто видела сквозь неё.

– Скорее, мы ждем тебя целую вечность!

– Мы? – Катя приостановилась – Кто это – мы?

– Не буду же я говорить тебе об этом на пороге? Заходи, не капризничай.

За столом в гостиной сидел величественного вида старик с седой шевелюрой и небольшой седой бородкой. Обеими руками он сжимал палку, увенчанную искусно вырезанной головой собаки.

– А вот и наша Катюша, – торжественно произнесла хозяйка.

– Катерина Звягинцева, – представляясь, Катя почему-то присела в реверансе. Оказывается, она так переволновалась, что стала сама не своя. Реверанс, надо же, старьё какое!

– Никодим Аристархович, – опираясь на палку тяжело поднялся старик. Вяземский. – Позвольте вашу ручку.

Он взял Катину руку своей, несмотря на артрит, сохранившей благородную форму, и поцеловал. Кате целовали руки не часто и, наверное, поэтому она смутилась. Сверстники не баловали её такими изысканными манерами. Она увидела и свежие цветы в вазе. Небось, он не думает, что цветы дарить нужно только к празднику 8 Марта или в день рождения. Правда, и имечко у него – Никодим!.. Пожалуй, не хуже, чем Венуста…

– Имя Никодим, – улыбка тронула губы Вяземского, – состоит из двух частей: победа и народ. То ли я народ победил, то ли он меня. Отец мой назвал. В революцию пятого года погиб…

– Пятого года? – не поверила Катя, – Сколько же тогда вам лет?

– Ровесники века мы с Венусей, потому и имена наши вам странными кажутся. Раньше им так не удивлялись.

– Ровесники века. Не может быть!.. То есть, я хотела сказать, что вы выглядите гораздо моложе.

– Не такими дряхлыми? – старики переглянулись и расхохотались.

Никодим Аристархович, впрочем, тут же подавил смех.

– Мы не имеем права дряхлеть, милая барышня. Равно, как и отойти в мир иной. Потому поддерживаем себя в форме, что не оставили пока своего дела в надежных руках. Может, здесь есть и моя вина: всё перебирал, привередничал…

– Не казнись, Дима, – остановила его Венуста Худионовна. – Что толку сожалеть о том, чего нельзя исправить?

– Я очень вам сочувствую, – понимающе кивнула Катерина, – только не пойму, почему эти разговоры вы ведёте со мной. Я собираюсь стать артисткой и никакого отношения к истории не имею…

– Мы все имеем отношение к истории, – мягко поправил её Вяземский, – это наши корни, наш фундамент. И вас, молодых, это должно интересовать в первую очередь. Мы всё, что могли, сделали.

– Да что может случиться с историей? – недоумевала Катя. – Что было то было. Ни изменить, ни вычеркнуть.

– Увы, Катенька, и изменяют, и вычеркивают.

– Кто?

– Чёрные историки.

– Те, что открыли Дыру?

Во взгляде Вяземского мелькнуло удивление. Он посмотрел на свою смутившуюся коллегу.

– Ты рассказала?

– Это всё Антип.

– А чего он вдруг разговорился? До сих пор помалкивал. Только и знал, что твоих жиличек из дому выживать.

– Выходит, Катюша ему понравилась.

– Антип не виноват, – вступилась за домового Катерина. – Он… нечаянно, потому что переживает. Даже с собой просил взять.

– Взять с собой?! – в один голос воскликнули старики.

– Правда, я и сама не знаю, куда.

– Но он не может отсюда уйти. Домовые должны жить в доме, – пояснила Венуста Худионовна.

Из-под серванта донесся тяжелый вздох.

– Видно, и вправду плохи наши дела, если Антип пытается о доме забыть.

– И всё равно я ничего не понимаю! – настойчиво сказала Катерина; старики ходили вокруг да около, что-то в отношении неё себе напланировали, не интересуясь мнением самой Кати.

Ответа на свой вопрос она не получила и рассердилась ещё больше.

– По-моему, вы со мной не церемонитесь. Только почему вы решили, что я безропотно всё снесу?

– Ого! – стукнул палкой об пол Никодим Аристархович.

– А то! – Венуста Худионовна вскинула руку, словно представляя актрису, произнесшую свой знаменитый монолог.

– Будете рассказывать или нет? – Катя привстала со стула, решив про себя, что если старики и дальше будут тянуть резину, она просто встанет и уйдёт в свою комнату, хотя это и неэтично.

– А куда мы денемся? – нарочито грустно сказал Вяземский, хотя глаза его искрились весельем. – Кто будет рассказывать?

– Давай ты, – насмешливо произнесла Венуста. – Доныне горазд перед юными красотками перья распускать. Да и красноречием тебя бог не обидел.

– Наверное, вы, дитя моё, – начал рассказ Никодим Аристархович, – слышали и читали о том, что многие, существовавшие в прошлые века труды ученых – историков, астрономов, врачей считаются в наше время безвозвратно утерянными. Казалось бы, утеряны и ладно. Но оказывается, что они всё-таки существуют, только люди не имеют к ним доступа. А если точнее, то имеет лишь узкий круг ученых, которые присвоили себе право пользоваться тем, что принадлежит всему человечеству.

– А как редкости попали к ним в руки?

– Как раз через эту Чёрную Дыру.

– А я уж было подумала, что Чёрная Дыра – выдумка Антипа.

– Если коротко, Чёрная Дыра – врата во времени, через которые в определенный день можно попасть в нужный тебе век, – пояснила Венуста Худионовна.

– Иными словами, составь график и ходи, куда вздумается?

– Правильнее было бы сказать, определи закономерность, – уточнил Никодим Аристархович. – А вот насчет – иди – всё не так просто. Мы пока не разобрались, почему одних Чёрная Дыра пропускает, а других отбрасывает? Чёрные историки продвинулись в этом вопросе несколько дальше – они удерживают проход для своих разведчиков с помощью магических заклинаний. У них есть очень высокие профессионалы. И, скорей всего, в их руках манускрипт великих колдунов прошлого. Зато я изобрёл прибор – прости, Венуся, не могу не похвастаться – который может без специальных заклинаний провести через Чёрную Дыру…

– Фантастика! – воскликнула Катя. – Получается, Чёрная Дыра – та же машина времени, которую придумали чёрные историки.

– Не придумали, Катюша, а открыли. Чёрная Дыра всегда существовала. Именно благодаря ей у нас случаются полтергейсты, привидения и прочая чертовщина.

– Что-то у меня всё в голове перепуталось, – пожаловалась Катя. – Мы говорим о колдунах или об учёных?

– О тех и других в одном лице, – терпеливо пояснил Вяземский, и по лицу его можно было прочесть: "Это же так просто!"

– Это для вас просто, – рассердилась Катя, – а для человека непосвящённого звучит прямо-таки неправдоподобно. Ученые во все века боролись с предрассудками, а тут вдруг какая-то магия. Если хотите, то я не верю. Мысли читать могут и экстрасенсы, а ваш домовой… просто какой-нибудь карлик!

Под сервантом рассерженно фыркнули.

– Это и понятно, – кивнул Вяземский. – Магов на свете не так уж много – зачем же зря волновать людей? Пусть думают, что их нет вовсе.

– Но словосочетание ученые-маги тоже звучит странно.

– Так получилось, что кроме учёных никто не интересовался старинными книгами и рукописями. Современному человеку некогда ради интереса копаться в каких-то там пергаментах, выискивая заклинание, превращающее в жабу злобную соседку. Иное дело, сами историки. Кое-кто создал даже свой орден.

– Чёрные историки?

– Они себя называют "Орденом честолюбивых историков". И в их руках находятся такие документы… Другие ученые за подобное богатство жизни бы не пожалели.

– Но что им это дает?

– Ощущение своей избранности. Власти. Ведь многое из того, чему мы не знаем объяснения и рецепта, было изобретено и объяснено ещё в седой древности. Не говоря уже о приемах чёрной и белой магии…

– Но так ли уж важна для человечества потеря каких-то там книг? Их нет, а мы продолжаем идти вперёд, развиваться…

– И опять повторять ошибки предков, только в худшем варианте. Судите сами, в тринадцатом веке в княжеской библиотеке Рязани оказался трактат Авиценны, открывающем секрет бессмертия.

– Он тоже утерян?

– Монголо-татары сожгли Рязань. В огне сгорела и библиотека.

– То есть, вы хотите сказать, что если кому-то удастся попасть в Рязань тринадцатого века до пожара, трактат удастся спасти?

– Именно это я и хочу сказать.

– И у вас есть на примете такой человек?

– Есть, – твердо сказал Вяземский. – По крайней мере, на него показал мой ген-искатель.

Катя всё ещё переживала в уме потрясение, вызванное рассказом историка, как вдруг поняла, что они все трое сидят и молчат. Причем, оба историка смотрят на неё явно выжидающе.

– Вы хотите сказать, что этот человек…я?! – изумилась она.

– Вы, Катюша, именно вы.

– Но я не хочу идти ни в какую вашу дыру! У меня есть цель: окончить театральный институт. Я буду артисткой. И, надеюсь, мне в этом никто не помешает!

Историки переглянулись.

– Может, нам отойти от высоких материй? – проговорила Венуста Худионовна. – Без подготовки такое трудно осознать. А если приземлить проблему – у нас есть отличные экономические рычаги. Подрабатывают же студентки на всяких малоквалифицированных работах, чтобы иметь карманные деньги. За нужную нам работу мы тоже можем заплатить…

– А мне ничего и не надо, у меня всё есть, – слишком поспешно ответила Катя.

– Всё есть! – хмыкнула историк. – Юбку модную себе купила, а потом сидела на хлебе и воде.

– Ну и что же, – заупрямилась девушка, – всё равно я не собираюсь отступать от задуманного!

– Тогда я не знаю, как с этой девушкой разговаривать, – беспомощно пожал плечами Вяземский. – Видимо, я стал слишком стар для бесед с юными. Что им проблема бессмертия! В восемнадцать лет, наверное, всем кажется, что они будут жить вечно.

Он поник седой головой, и Кате стало его жалко.

– Не расстраивайтесь, найдёте кого-нибудь другого вашим искателем.

– Увы, на это уже нет времени. Теперь чёрным историкам ничто не помешает присвоить себе бесценную рукопись.

– У вас к тому же соревнование, кто первым успеет?

– Можно сказать и так. Честолюбивых историков возглавляет человек необычайно талантливый. Некто Леон Турк. Официально он тоже профессор и даже преподает в университете…

Что-то похожее на воспоминание мелькнуло в мозгу Катерины, но тщетная попытка осветить темный уголок памяти ни к чему не привела, оставив у девушки чувство неудовлетворенности: что же такое она забыла?

– Тоже мне, талант – таскать, пусть и из другого времени то, что плохо лежит! – фыркнула Катя.

– Не спеши с выводами, – мягко посоветовала Венуста Худионовна. – Талант его – в знаниях и умении применять магию на практике. Не побоюсь сказать: Леон – величайший маг своего времени.

– Всё равно он мне не нравится!

– А разве ты его знаешь? – удивился Вяземский.

– Не знаю и знать не хочу! Если человек думает только о себе…

– Не только. О себе и о друзьях, соратниках…

– Выходит, ему и помешать нельзя?

Катя, сама не зная почему, вдруг разволновалась.

– Отчего же, мы препятствовали… по мере возможности.

Вяземский нервно потер руки.

– Слишком велико противостояние. Нас мало, а профессор Захаров запрещал привлекать к делу неоперившуюся молодежь…

– А теперь, значит, понял, что без молодежи – никуда? – ехидно осведомилась Катя.

– Профессор Захаров умер месяц назад в возрасте ста восьмидесяти лет.

– Ух, ты! – чуть не присвистнула Катя. – Я и не думала, что у нас встречаются такие долгожители. Читала, есть где-то в Тибете или в Африке…

– Может, их гораздо больше, но они предпочитают не привлекать к себе нездоровое внимание прессы. Тем более, что методы, которыми они продляют свою жизнь, пока доступны лишь единицам…

– Кхе, кхе, – покашляла Венуста Худионовна.

– Простите, опять увлёкся! – спохватился Вяземский. – Так вот, для проникновения в другое время нам нужен человек не просто молодой и физически развитый, но и легко обучающийся…

– Я польщена, – опять не выдержала девушка, – но почему бы вам не поискать такого исполнителя среди мужчин. Вы современные фильмы смотрите? Много ли среди воинов и разведчиков женщин? Я вот так сразу могу вспомнить только Мату Хари и Никиту.

– Мужчин мы посылали, – вздохнула Венуста Худионовна, – но им зачастую не хватает хитрости и рядового житейского актерства. Иной раз лучше выглядеть слабым и неопасным – легче обмануть бдительность противника…

– Да и прибора у нас тогда не было, – подхватил Никодим Аристархович. – Я потом, пост фактум проверял его на нащих провалившихся посланниках – по показаниям ген-искателя ни один из них для такого задания не подходил. Потому и черные историки их сразу засекали и выпроваживали прочь, нас вежливо о том осведомляя.

– Вежливо, но с издевкой, – проговорила старая профессорша. – Мол, не суйтесь с вашим свиным рылом в наш калашный ряд.

– Они вас презирают? – удивилась Катя.

– Скорее, недооценивают. Считают примитивными, что ли. Неспособными к тонкой игре, изящным манерам. Словом, недостойными их "бомонда".

– А ваших посланников они убивали?

– Как можно, мы – люди цивилизованные. Бывало, новичков даже спасали, но опять же выпроваживали через ту же Чёрную Дыру. А заодно и стирали из памяти всё увиденное. Получается, человек побывал в другом времени, а что там видел, рассказать не может…

– Ладно, бог с ними, – не очень вежливо проговорила Катя. – Но я учусь в институте, конкурс в который составлял пятьдесят два человека на место. Я боролась наравне со всеми, поступила, заметьте, безо всякой протекции, а теперь мне всё бросить и сражаться с какими-то там честолюбивыми историками?! Кстати, а почему вы их называете чёрными?

– Потому, что они называют нас белыми. Даже посмеиваются: белое братство! Мол, мы сектанты, главный лозунг которых: не верь глазам своим!

– А чему вы, по их мнению, не верите?

– Тому, что земные богатства во все века принадлежали и принадлежат лишь кучке избранных.

– А если они кое в чём правы? Ведь истинную цену той или иной вещи могут дать лишь профессионалы…

– Оценить – да, но показать всему человечеству то, что оставили потомки, историки обязаны, – жестко проговорил Никодим Аристархович. – Никто не вправе решать, что человечеству нужно, а без чего оно обойдётся.

– И всё-таки для меня сейчас нет ничего важнее учебы в институте, – упрямо сказала Катя.

– К тому времени, как ты вернёшься, у нас здесь пройдет не больше трех дней.

– Вы хотите сказать, ЕСЛИ вернусь?

– Катерина, ты же не трусиха, – попеняла ей Венуста Худионовна. – Мы сделаем всё, чтобы максимально обезопасить твое пребывание там. Ты постоянно будешь иметь на подмогу не только наши глаза и уши, но и руки… Девочка, у нас осталось мало времени, совсем скоро монголо-татары нападут на город, чтобы сжечь его дотла.

– Значит, и чёрные историки этой рукописью интересуются?

– Интересуются, – согласно кивнул Вяземский.

– Тогда я верю, что вам трудно найти себе резидента, – посочувствовала Катя. – И чтобы играть мог, как актер – то есть, натурально притворяться, и чтобы защитить себя смог…

Она говорила, а сама лихорадочно рассуждала: конечно, проще простого отказаться, но ведь белые историки не для себя стараются. Она уже и не думала, что старики её дурачат и магии нет на свете, а вдруг окончательно и бесповоротно поверив, что всё происходящее с нею – судьба и надо пойти ей навстречу… Решив так, она вдруг услышала, как старые историки между собой говорят о ней:

– Очень серьезная особа. А мы всё ругаем нашу молодежь…

– Но может легко потратить все деньги на понравившуюся вещь, не думая о будущем…

– Однако, заметь, что и все последствия такого поступка она расхлебывает сама, никого не привлекая на помощь. Даже родителям не сообщила, не пожаловалась…

Катерина не выдержала.

– Историки, ау, я ещё здесь!

– И особого почтения к старшим у неё не наблюдается, – вздохнул Вяземский. – Хорошо хоть чувство юмора ей не изменяет…

– Если я соглашусь, – осторожно поинтересовалась девушка, – мне тут же придётся отправляться в эту вашу Чёрную Дыру?

– Если согласишься, с завтрашнего дня приступишь к учебе: изучению старорусского, монгольского языков, езде верхом, стрельбе из лука, умению разбираться в драгоценных камнях, этикету, практической магии…

– Пожалуй, будущей артистке это всё может пригодиться…

– Можно принять ваши слова, Катюша, за согласие? – спросил Вяземский. – Не волнуйтесь, нашу учебу станете постигать в оставшееся от институтской время.

Катя отправилась в свою комнату, едва кукушка на стенных часах прокуковала девять раз. Не то, чтобы она так хотела спать, но ей нужно было остаться наедине с собой. Ей хотелось глубже осознать принятое решение.

Едва она устроилась на кровати, из-под комода донесся шорох и Катя, как ни странно, ему обрадовалась.

– Антип, ты все ещё сердишься на меня? Я больше не буду. Давай лучше поговорим. О будущем…